К.А. Мерецков: «ВЕРХОВНЫЙ ПОЧЕМУ-ТО НАЗЫВАЛ МЕНЯ ХИТРЫМ ЯРОСЛАВЦЕМ»
К.А. Мерецков:
«ВЕРХОВНЫЙ ПОЧЕМУ-ТО НАЗЫВАЛ МЕНЯ ХИТРЫМ ЯРОСЛАВЦЕМ»
Маршал И.С. Конев получил негласный титул гения внезапности, маршал Л.А. Говоров прослыл исключительным мастером артиллерийского наступления, генералу армии И.Е. Петрову не было равных в оборонительных сражениях, особенно при численном превосходстве врага. Кирилла Афанасьевича Мерецкова же уважительно звали маршалом северных направлений. Свирь и Волхов, Синявино и Новгород, Петрозаводск и Киркенес, — они навечно вошли в ратную историю Отечества благодаря победам Волховского и Карельского фронтов Мерецкова. Именно здесь, в тяжелейших условиях Севера, где «генерал Мороз» был сколь союзником в противоборстве с немцами и финнами, столь и противником, познал маршал минуты высшего торжества победителя. Но — так уж сложилось — орден «Победа» он, единственный из полководцев, получил за мастерство в управлении войсками не в годы Великой Отечественной войны, а на театре войны с Японией.
Кирилл Афанасьевич родился в 1897 г. в д. Назарьево Московской губернии. В 1911 г. окончил сельскую школу, а в 1914 г. еще и вечерние образовательные курсы. Солдатскую шинель, подобно многим своим ровесникам, надел еще до революции. И до конца жизни военную форму не снимал. Хотя в юности мечтал стать учителем. К знаниям тянулся жадно.
«Родился я… в семье маломощного крестьянина-середняка Афанасия Павловича Мерецкова. Семья наша была большая и всегда испытывала большую нужду, — читаем в его автобиографии. — В деревне школы не было, вначале, две зимы, учился у отставного фельдфебеля. К этому времени в нашей деревне была отстроена и открыта земская начальная школа, в которой я окончил 4 класса. Тринадцатилетним мальчиком, в 1910 году, отправился в Москву и поступил на завод слесарем-учеником. Работая на заводе, по вечерам учился и закончил вечерние и воскресные курсы»{175}.
Редкий факт: в годы Гражданской войны из-за потребностей фронта он дважды вынужден был прерывать учебу в Военной академии РККА, но всякий раз возвращался на академическую скамью. Так формировался кругозор, ковался характер, не позволявший пасовать перед трудностями и испытаниями, какими бы лютыми они ни выпадали потом.
Мерецков быстро рос по службе, реализуя все более явственно проявлявшиеся качества военачальника. Из помощника начальника штаба стрелковой бригады он к 1922 г. вырос до начальника штаба кавалерийской дивизии. А уже в начале 30-х гг. последовательно возглавлял штабы крупнейших военных округов — Московского, а затем Белорусского, пройдя здесь блестящую школу командарма 1-го ранга И.П. Уборевича — возможно, самого талантливого советского полководца тех лет. «Ни один военачальник не дал мне так много, как Иероним Петрович», — вспоминал Кирилл Афанасьевич.
Они хорошо сработались и вывели округ в число лучших в Красной Армии. Вклад начальника штаба в это достижение высоко оценивал командующий войсками. «В должности начштаба БВО в личной подготовке продолжал расти… — характеризовал Уборевич своего подчиненного в 1934 г. — Изучил театр военных действий, вопросы железнодорожных перевозок. Проделал огромную работу по вопросам управления, тактической подготовки войск и штабов. Хорошо справился с проведением опытных учений. Крепко дисциплинирован».
Еще до Великой Отечественной войны Кирилл Афанасьевич повоевал так, как редко кому довелось. Обширный боевой опыт приобрел в Испании, откуда вернулся с двумя орденами — Ленина и Красного Знамени, а главное — в ходе советско-финляндской войны 1939—1940 гг. К этому времени он, поработав после возвращения из Испании заместителем начальника Генерального штаба РККА, уже командовал (с сентября 1938 г.) войсками Приволжского, а затем Ленинградского военных округов.
В ходе войны с Финляндией командарм 2-го ранга Мерецков руководил действиями 7-й армии, поставленной на главное направление Северо-Западного фронта. Кирилл Афанасьевич вступил в командование в один из наиболее тяжелых для армии моментов: ее соединения безуспешно пытались взять штурмом линию Маннергейма — систему мощных долговременных укреплений финнов на Карельском перешейке. Тщательно проанализировав ситуацию, командующий пришел к выводу, что наскоком, без тщательной подготовки все усилия штурмующих обречены на провал. Под его руководством был разработан план операции, в котором особое значение придавалось использованию орудий большой мощности для поражения вражеских дотов прямой наводкой, а также действиям штурмовых групп саперов и ударам авиации. Соответственно этому войска и вели подготовку к штурму.
Казавшаяся неуязвимой линия Маннергейма была прорвана. Одновременно части Красной Армии форсировали по льду Выборгский залив и перерезали шоссе Выборг — Хельсинки. Взятие Выборга стало финальным аккордом войны.
Именно после этих событий за Мерецковым прочно утвердилась слава мастера по организации прорыва глубоко эшелонированных укрепленных районов, притом в сложных природно-климатических условиях Севера. Признанием его заслуг стало присвоение ему звания Героя Советского Союза и воинского звания генерал армии. Вскоре он стал заместителем наркома обороны, а в августе 1940 г. — начальником Генерального штаба.
Однако через полгода Кирилл Афанасьевич вынужден был уступить свой пост Г.К. Жукову Он стал заместителем народного комиссара обороны по боевой подготовке и, как утверждают даже некоторые современные справочные издания, пребывал в этой должности до октября 1941 г.{176} Если бы так. На самом деле его судьба совершила такой кульбит, от которого иной бы до конца дней не смог прийти в себя, не то что трудиться и воевать с успехом. Не успели пройти десять дней Великой Отечественной войны, как полководца арестовали по вздорному обвинению в участии в «военно-фашистском заговоре».
У генерала армии Д.Г. Павлова, снятого с поста командующего войсками Западного фронта, усиленно выбивали показания на бывшего начальника Генштаба. По собственному выражению Мерецкова, «дубасили» и его самого, да так, что «я почувствовал, что теряю рассудок…»{177}. То же показывал в 1953 г. на допросе бывший руководитель советских спецслужб Берия: «Для меня несомненно, что в отношении Мерецкова, Ванникова и других применялись беспощадные избиения, это была настоящая мясорубка, и таким путем вымогались клеветнические показания». По некоторым сведениям, генерала спасло заступничество недавнего наркома обороны маршала С.К. Тимошенко, заявившего вождю, что в условиях тяжелых поражений и острого недостатка руководящих кадров надо вернуть из заключения тех, кто заслуживает доверия. Кирилла Афанасьевича доставили в Кремль.
— Здравствуйте, товарищ Мерецков! Как вы себя чувствуете? — встретил его вождь.
— Здравствуйте, товарищ Сталин! — кратко ответил Мерецков. — Чувствую себя хорошо.
Повисла пауза, словно хозяин кабинета хотел что-то спросить и не решался. Такое с ним случалось исключительно редко.
— Тяжело там было? — наконец прозвучал вопрос.
— Не стоит об этом, — с достоинством сказал маршал. — Прошу разъяснить боевое задание…
Мерецков был назначен командующим 7-й отдельной армией, которая в сентябре 1941 г. остановила наступление противника на рубеже реки Свирь, а затем возглавил 4-ю армию, участвовавшую в разгроме врага под Тихвином. Но и тогда за ним неотступно следовал особист, чтобы генерал армии, не дай бог, не перебежал к противнику. И продолжалось это до тех пор, пока разозлившийся Мерецков не заявил: «Перестань ходить за мной. Мне жить не хочется. Ты знаешь, что делали со мной в НКВД?»
В глазах Сталина полководец еще со времен советско-финляндской войны прослыл признанным мастером по ведению наступления в лесисто-болотистой местности. Этим и определился выбор его кандидатуры, когда решался вопрос с назначением командующих объединениями, которые действовали на Севере.
С декабря 1941-го по февраль 1944 г. Мерецков командовал Волховским фронтом, а затем принял Карельский фронт. Чаще всего ему приходилось решать очень сложные задачи при ограниченных силах: Ставка направляла резервы в первую очередь на другие фронты, где в тот или иной момент определялся ход войны. Но полководец не подводил и при таком обороте дела.
Маршал Советского Союза A.M. Василевский летом 1942 г. имел возможность видеть работу Кирилла Афанасьевича непосредственно в войсках, на поле боя. Условия для Волховского фронта были исключительно сложными, но в этой боевой обстановке по-особому ярко раскрылись достоинства командующего. Принимаемые им решения отличались продуманностью, серьезностью и полным соответствием требованиям сложившейся фронтовой обстановки. Готовясь к той или иной операции или решая вопросы использования войск в бою, он, опираясь на свои обширные военные знания и огромный практический опыт, всегда внимательно прислушивался к разумному голосу своих подчиненных и охотно использовал опыт коллектива. Принимаемый им, как правило, смелый и оригинальный замысел операции всегда предусматривал скрупулезное изучение сил и возможностей врага, строгий расчет и осмотрительность, всестороннее изучение всех плюсов и минусов.
«Полководческий стиль К.А. Мерецкова, которого Сталин шутливо называл “мудрым ярославцем”, на мой взгляд, — писал Василевский, — отличали обстоятельность и предусмотрительность в хорошем понимании этих слов. Кирилл Афанасьевич предпочитал свои решения по фронту предварительно согласовывать с Генеральным штабом, обязательно выяснял мнение “Высшей инстанции” по той или иной разрабатываемой проблеме»{178}.
И что еще было характерно для стиля Мерецкова — он стремился любую задачу решить не только наверняка, но и обязательно малой кровью. Этому он учил и своих подчиненных. Так, будущему Маршалу Советского Союза, а тогда полковнику П.К. Кошевому, командиру 65-й стрелковой дивизии, только что прибывшей из тыла в состав Волховского фронта, командующий посоветовал еще до первого боя непременно побывать на передовой, чтобы самому узнать, что такое оказаться под вражеским огнем. Тогда и психология необстрелянного личного состава будет понятнее, и пути достижения успеха в бою увидятся яснее.
В январе 1943 г. руководимые Мерецковым войска совместно с соединениями Ленинградского фронта (командующий — Л.А. Говоров) участвовали в успешном прорыве блокады Ленинграда. Главный удар было решено нанести через синявинские торфяные болота: здесь войска двух фронтов разделяли всего 15 км. Да и достигалась внезапность наступления, поскольку враг снизил на этом направлении бдительность, учитывая исключительную сложность наступления в зимнее время по болотистой местности.
Готовя операцию, Мерецков не мог не вспомнить о личной записке И.В. Сталина, датированной еще 29 декабря 1941 г. и врученной ему перед началом Любанской операции. «Уважаемый Кирилл Афанасьевич! — обращался Верховный. — Дело, которое поручено вам, является историческим делом. Освобождение Ленинграда, сами понимаете, — великое дело. Я бы хотел, чтобы предстоящее наступление Волховского фронта не разменивалось на мелкие стычки, а вылилось бы в единый мощный удар по врагу. Я не сомневаюсь, что вы постараетесь превратить это наступление именно в единый и общий удар по врагу, опрокидывающий все расчеты немецких захватчиков. Жму руку и желаю вам успеха»{179}.
Тогда, в 41-м, существенно помочь Ленинграду не удалось. Теперь же Кирилл Афанасьевич сам себе не простил бы неудачу. «Весь декабрь, — вспоминал он, — войска напряженно готовились к предстоящей операции.
Состоялись сборы командного состава. Были проведены командно-штабные игры. Части и подразделения тренировались в учебных городках, сооруженных по примерному образцу тех узлов обороны, которые доведется затем преодолевать. Аэрофотосъемка дала богатый материал, и наши военные инженеры быстро возвели некое подобие вражеского ледяного вала, дотов на болоте и различных полевых укреплений. Командиры соединений досконально отрабатывали вопросы взаимодействия родов войск. Я несколько раз проверял их готовность к осуществлению задания»{180}.
Поскромничал командующий. Он буквально дневал и ночевал в войсках, лично проводя и контролируя занятия, тренировки, командно-штабные учения. Но и результат оказался впечатляющим: всего за 7 дней блокада Ленинграда была прорвана.
В январе — феврале 1944 г. опять-таки во взаимодействии с Ленинградским фронтом была осуществлена Новгородско-Лужская операция, в ходе которой удалось взломать глубоко эшелонированную оборону противника, расчленить группу фашистских армий «Север» и освободить Новгород и Лугу.
Когда встал вопрос об освобождении Карелии и Заполярья, Ставка, определяя, кому быть командующим Карельским фронтом, протянувшимся от Ладожского озера до полярных морей, вновь остановила выбор на Мерецкове. При нем войска фронта провели две наступательные операции: Свирско-Петрозаводскую (июнь — август 1944 г.), в ходе которой была освобождена Южная Карелия, и Петсамо-Киркенесскую (октябрь 1944 г.), завершившуюся изгнанием фашистов из Заполярья и северной части Норвегии. Обе эти операции относятся к выдающимся достижениям советского военного искусства, их автор генерал армии Мерецков был по праву удостоен звания Маршала Советского Союза.
Он в очередной раз подтвердил репутацию полководца северных направлений, умевшего особенности сурового ландшафта поставить себе на службу. По этому поводу — пример из истории Петсамо-Киркенесской операции. Разведка выяснила, что у немцев, противостоявших правому флангу 14-й армии, которая наносила главный удар, не было средств борьбы с тяжелыми танками. Противник просто не допускал, что такие танки могут действовать на резко пересеченной местности Заполярья. Перемещаться тяжелым боевым машинам было действительно затруднительно. Но можно! Да и элемент внезапности дорогого стоил. По приказу командующего фронтом на этот участок фронта доставили танки KB, и они пошли в бой, огнем мощных орудий круша оборонительные сооружения врага, расчищая путь пехоте. Опыт применения тяжелых танков в специфических условиях Заполярья оказался, без преувеличения, уникальным.
…С Парада Победы путь полководца и его штаба пролег в Маньчжурию. Накануне, раздумывая, кого назначить командующим 1-м Дальневосточным фронтом, Сталин назвал фамилию Мерецкова. При этом, как вспоминал генерал армии С.М. Штеменко, сказал:
— Хитрый ярославец найдет способ, как разбить японцев. Ему воевать в лесу и рвать укрепленные районы не впервой.
«При неофициальных встречах, — подтверждал в своих воспоминаниях Кирилл Афанасьевич, — он почему-то называл меня “ярославцем” или “хитрым ярославцем”. Так, например, он называл меня с улыбкой, когда ему нравилось внесенное мной предложение по важному вопросу, или, сердясь, когда я не соглашался с его мнением»{181}.
Трудно сказать, почему Мерецков в глазах Верховного ассоциировался с Ярославлем, где маршал бывал разве что проездом, но вот основания считать его мастером военной хитрости, надо признать, были. И в сражениях с немцами это проявлялось постоянно. Так, например, в начале Свирско-Петрозаводской операции по освобождению Южной Карелии главной ударной группировке фронта предстояло преодолеть Свирь — реку 350-метровой ширины. Чтобы выявить максимально возможное число огневых точек врага и тем самым снизить потери участников форсирования, Кирилл Афанасьевич приказал организовать ложную переправу. Заранее заготовили плоты и лодки с привязанными к ним чучелами солдат, которые были спущены на воду после мощного удара нашей артиллерии. Специально отобранные добровольцы, плывя за плотами и лодками, подталкивали их к противоположному берегу, а артиллерийские разведчики тем временем засекали не подавленные в ходе артподготовки огневые средства врага. По ним и ударила вновь советская артиллерия. А в это время наша пехота, посаженная на 200 машин-амфибий, форсировала реку в другом месте…
В Приморье, как и в Карелии, советским войскам пришлось прорывать укрепления, которые возводились японцами на протяжении многих лет с использованием преимуществ горной и горно-лесистой местности. Это было привычно для Мерецкова. Но вот ситуация с разведкой была совершенно иной, непривычной. С апреля 1941 г. продолжал действовать советско-японский пакт о нейтралитете, и до момента его денонсации и объявления войны ведение воздушной разведки, а также разведки боем исключалось. Отсутствие же надежных данных о противнике сводило к минимуму эффективность артиллерийской и авиационной подготовки.
Одновременно для соблюдения скрытности приготовлений к боевым действиям основные силы нужно было держать подальше от приграничной полосы, между тем как прорыв японских укрепленных районов требовал и мощной артподготовки, и наступления из положения непосредственного соприкосновения с противником. Тут было над чем задуматься.
Вначале командующий рассчитывал решить проблему, проведя в течение трех суток артиллерийскую и авиационную подготовку и дополнив ее массированными артналетами на оборону японцев непосредственно перед переходом госграницы. Но, поразмыслив и выслушав мнение штабистов, от этой задумки отказался. Удар по плохо разведанным целям, каким бы мощным его ни удалось организовать, не мог дать должной эффективности. Да и элемент внезапности исчезал напрочь.
Решение родилось при посещении К.А. Мерецковым и маршалом A.M. Василевским, главнокомандующим советскими войсками на Дальнем Востоке, 5-й армии. Чтобы обеспечить и внезапность при переходе границы, и мощность удара, ее командующий генерал Н.И. Крылов предложил начать наступление без артподготовки усиленными передовыми батальонами, сформированными из бывалых фронтовиков.
Мерецков сразу оценил плодотворность мысли подчиненного. Он лично возглавил подготовку батальонов. Начался недолгий, но чрезвычайно насыщенный период учебы, которой охватывались все командиры и штабы, личный состав передовых батальонов, артиллерийских групп и других привлекаемых частей и подразделений. На картах и макетах местности отрабатывался порядок скрытного выдвижения батальонов, способы преодоления заграждений и внезапного захвата оборонительных сооружений. Затем подразделения переходили на местность. Инженерные службы оборудовали учебные поля, воспроизводившие опорные пункты противника, на которых практически отрабатывались действия наступавших. Тактико-строевые занятия завершались комплексными учениями в дивизиях{182}.
Каждый этап контролировался лично командующим фронтом, которого видели не только в штабе, но и в блиндаже, на учебном поле, в курилке. «Солдаты и офицеры любили своего командующего, — свидетельствовал A.M. Василевский, — любили за человечность и постоянную заботу о них, за отвагу, за твердость при проведении в жизнь решений, за прямоту и простоту в общении».
По решению Мерецкова главный удар наносился вдоль межгорной долины двумя армиями (1-й Краснознаменной и 5-й) в направлении на Муданьцзян, а частью сил — на Харбин, навстречу войскам Забайкальского и 2-го Дальневосточного фронтов. Исходя из особенностей местности и характера обороны, было решено осуществить прорыв вражеских укреплений на широком фронте, но не сплошь, а лишь на нескольких участках.
9 августа, в день, когда должно было начаться наступление войск 1-го Дальневосточного фронта, в дело вмешалась погода: над Приморьем разразился тропический ливень. В этих условиях на авиацию рассчитывать не приходилось, да и для артиллерии условия были неблагоприятные. Но, с другой стороны, как думалось маршалу Мерецкову, японцы вряд ли ожидают наступления наших войск. И он вопреки всем канонам приказал начать операцию без артиллерийской подготовки.
«Заслуживает внимания прорыв войсками 1-го Дальневосточного фронта японских укрепленных районов ночью без артиллерийской и авиационной подготовки, — писал Маршал Советского Союза М.В. Захаров. — Неожиданное появление наших передовых отрядов в расположении опорных пунктов японских укрепленных районов застигло их гарнизоны врасплох, а стремительные действия исключили возможность оказания противником организованного сопротивления»{183}.
В образовавшиеся бреши вслед передовым отрядам устремились соединения первого эшелона. За 6 дней войска 1-го Дальневосточного фронта продвинулись на глубину до 150 км, овладев портами Юки и Расин и отрезав Квантунской армии пути отхода в Корею. А через некоторое время наши части вступили в города Харбин, Гирин и Чанчунь.
После окончания боевых действий маршал Мерецков почти десять лет командовал войсками военных округов — Приморского, Московского, Беломорского и Северного, около года служил начальником высших офицерских курсов «Выстрел», а затем довольно долго занимал пост помощника министра обороны СССР по высшим военно-учебным заведениям. В апреле 1964 г., учитывая возраст, Кирилл Афанасьевич был переведен в группу генеральных инспекторов.
…Когда ветераны-мерецковцы собираются, чтобы поднять скорбную чарку за упокой души оставшихся на войне однополчан, за разговорами кто-нибудь непременно заведет знаменитую «Волховскую застольную» поэта Павла Шубина:
Выпьем за тех, кто неделями долгими
В мерзлых лежал блиндажах,
Бился на Ладоге, дрался на Волхове,
Не отступал ни на шаг…
Подтягивают все. А перед мысленным взором встают те, «кто командовал рагами, кто умирал на снегу», и их славный комфронтом — маршал Кирилл Мерецков.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.