«ВСЕГО ЕЙ ДАЛИ БОЛЬШЕ 200 РЕМНЕЙ»

«ВСЕГО ЕЙ ДАЛИ БОЛЬШЕ 200 РЕМНЕЙ»

Впервые о Зое Космодемьянской написал П.А. Лидов. Его очерк о казни фашистами в подмосковной деревне Петрищево девушки-партизанки под названием «Таня» (тогда еще не было известно подлинное имя Космодемьянской) был напечатан в «Правде» 27 января 1942 года. 18 февраля все тот же Лидов продолжил начатую тему очерком «Кто была Таня». Именно тогда вся страна узнала настоящее имя убитой немцами девушки. Ее по фотографии узнали одноклассники по школе № 201 Октябрьского района Москвы. И чуть позже в редакцию «Правды» принесли фотографии, найденные в кармане убитого немца. На пяти снимках были запечатлены моменты казни Зои Космодемьянской…

Когда Зою задержали, то сначала ее повели в дом Седовых: «Ее привели к нам три патруля, вели ее рядовые. Откуда ее привели, я не знаю. Одета она была в меховом пиджаке коричневого цвета, сапоги у нее были холодные, подшлемник серый. На плечах у нее была сумка, на руках — овчинные варежки зеленого цвета, обшитые брезентом. Я сидела на печке, мама — в кухне. Они открыли дверь и ввели ее. Один держал ее руки сзади… Все трое — немцы. По-русски говорить не умеют. Они ее прижали к печке (один из них взял за грудную клетку и прижал), а двое стали обыскивать. Во время обыска были и другие солдаты, которые жили в хате (15–20 человек). Они были в другой комнате и смеялись… Сняли сумку зеленого цвета (рюкзак) и поставили возле печки. Потом сняли сумку с отделениями для бутылок, которая висела через плечо. В этой сумке нашли 3 бутылки, которые открыли, нюхали, затем положили обратно в чехол. Затем нашли у нее под пиджаком на ремне наган, который рассматривали.

Я слезла с печки и ничего больше не видела. Как говорит моя сестра Нина (8 лет), которая осталась сидеть на печке, ее раздели, раздевали ее трое… Осталась она в защитных теплых брюках, в носках и белого цвета кофточке с воротничком. Обыскивали и раздевали, ей вопросов не задавали, а переговаривались между собой и ржали. Потом старший из них (погоны и 2 кубика) скомандовал: «Русь, марш», и она повернулась и пошла со связанными руками… Больше я ничего не знаю, куда их повели. При допросе переводчика не было. С ней не разговаривали, вопросов ей не задавали. При обыске она стояла с опущенной головой, не улыбалась, не плакала, ничего не говорила», — свидетельствовала девочка Валя Седова, 11 лет.

Ее мать к рассказу дочери лишь добавила: «Привели ее вечером, часов в 7 или 7.30. Немцы, которые жили дома у нас, закричали: «Партизан, партизан»… Держали ее у нас минут 20. Слышно было, как ее били по щекам — раз пять. Она при этом молчала. Куда увели ее, не знаю. Волосы у нее короткие, черные, завитые, красивые, чернобровая, лицо продолговатое, красивая девушка, губы толстенькие, маленькие».

Затем Зою Космодемьянскую перевели в дом Ворониных. В нем размещался немецкий штаб. А.П. Воронина, женщина 67 лет, расскажет: «…Привели ее после Седовых. Я топила печь. Смотрю — ведут. Они мне кричат:

— Матка, это русь, это она фу — сожгла дома.

Она при этом молчала. Ее посадили возле печки. Привели ее 5 человек, и еще у меня были немцы — 5 человек. Когда ее обыскивали, то меня позвали и сказали:

— Вот, мать, чем дома подожжены.

Показали ее бутылки, и опять повесили ей на плечи… Мне они приказали лезть на печку, а дочь посадили на кровать.

Начальник стал спрашивать по-русски:

— Ты откуда? Она ответила:

— Я из Саратова.

— Куда ты шла?

— На Калугу.

— Где ты фронт перешла? — Весь ответ я не расслышала.

— Прошла я фронт за 3 дня.

— С кем ты была?

— Нас двое было. Вторая попалась в Кубинке.

— Сколько ты домов сожгла?

— Три.

— Где ты что еще делала?

Она сказала, что больше ничего не делала. Ее стали после этого пороть. Пороли ее 4 немца, 4 раза пороли ремнями… Ее спрашивали и пороли, она молчит, ее опять пороли. [В] последнюю порку она вздохнула:

— Ох, бросьте пороть, я больше ничего не знаю и больше ничего вам говорить не буду.

Когда пороли, то начальник несколько раз выходил из комнаты и брался за голову (переживал). А те, кто порол, ржали во время порки. Всего ей дали больше 200 ремней. Пороли ее голой, а вывели в нижней рубашке. Крови не было…

Держала она себя мужественно, отвечала резко. Привели ее к нам часов в 7 вечера. Была она у нас часа три… При допросе переводчик не присутствовал. Он появился тогда, когда ее вывели. Был он минут 10 и ушел. Когда я у него спросила, что с ней будет, он ответил, что завтра часов в 10 будет виселица. Немцы прибегали (человек 150), смотрели и смеялись. Куда ее увели, я не знаю. Увели ее от нас часов в 10 вечера…»

Уже избитую Зою перевели в следующую избу. Молодая женщина П.Я. Кулик, 33 лет, вспомнит: «Откуда ее вели, я не знаю. В эту ночь у меня на квартире было 20–25 немцев, часов в 10 я вышла на улицу. Ее вели патрули — со связанными руками, в нижней рубашке, босиком и сверху нижней рубашки мужская нижняя рубашка. Мне они сказали: «Матка, поймали партизана».

Ее привели и посадили на скамейку, и она охнула. Губы у нее были черные-черные, испекшиеся и вздутое лицо на лбу. Она попросила пить у моего мужа. Мы спросили: «Можно?» Они сказали: «Нет», и один из них вместо воды поднял к подбородку горящую керосиновую лампу без стекла. Но затем разрешили ее попоить, и она выпила 4 стакана. Посидев полчаса, они ее потащили на улицу. Минут 20 таскали по улице босиком, потом опять привели. Так, босиком, ее выводили с 10 часов ночи до 2 часов ночи — по улице, по снегу босиком. Все это делал один немец, ему 19 лет. Потом этот 19-летний улегся спать, и к ней приставили другого. Он был более сознательным, взял у меня подушку и одеяло и уложил ее спать. Немного полежав, она попросила у него по-немецки развязать руки, и он ей руки развязал. Больше ей руки не связывали. Так она уснула. Спала она с 3 часов до 7 часов утра.

Утром я подошла к ней и стала с ней разговаривать.

Я спросила:

— Откуда ты? Ответ — московская.

— Как тебя зовут? — промолчала.

— Где родители? — промолчала.

— Для чего тебя прислали?

— Мне было задание сжечь деревню.

— А кто был с тобой?

— Со мной никого не было, я одна.

— Кто сжег эти дома в эту ночь (а в эту ночь она сожгла три жилых дома, где жили немцы, но они выбежали)?

Она ответила:

— Сожгла я. Она спросила:

— А сколько я сожгла? Я ответила:

— Три дома, и в этих дворах сожгла 20 лошадей.

Она спросила, были ли жертвы? Я ответила, что нет. Она сказала, что вам нужно [было] давно уехать из деревни от немцев. При беседе были немцы, но они не знают русский язык.

Утром она у меня просила дать во что-нибудь обуться. Немец спросил у нее: «Где Сталин?» Она ответила: «Сталин на посту». И после этого отвернулась и сказала: «Я больше с вам разговаривать не буду». Переводчика еще [не] было. Жгла она дома. Дома сожгла граждан: Кареловои, через три дома — Солнцева и через два дома — Смирнова. Я с ней говорила минут 15–20. Затем мне сказали: «Уходи». Я пошла топить печку. Ее перевели на нары. Она легла, и опять приходили сотни немцев (это было утром, в 8 часов). Они смеялись. Она молчала, смотрела на них.

Часов в 9 утра пришли 3 офицера, переводчик и стали ее допрашивать, а меня, мужа выгнали на улицу. В доме, кроме немцев, никого не было. Я вышла в соседнюю избу. О допросе ничего не знаю. Допрашивали ее часа полтора.

Когда пришли офицеры, то она сказала: «Вот ваши немцы оставили меня раздетой, оставили меня в рубашке и трусах». Ноги и таз у нее были избитыми, синими-синими.

Когда я с ней говорила, она мне сказала: «Победа все равно за нами. Пусть они меня расстреляют, пусть эти изверги надо мной издеваются, но все равно нас всех не расстреляют. Нас еще 170 миллионов, русский народ всегда побеждал, и сейчас победа будет за нами».

В 10 часов 30 минут ее вывели из дома на улицу. Вышла вместе с офицерами, ее держали 2 немца под руки, так как она шаталась. Одета она была в ватные темно-синие брюки, в темной рубашке, носках серых, на голове ничего, и повели к виселице. Расстояние от нашего дома до виселицы — 4 дома. Вели до виселицы под руки. Я ушла, не дождалась даже, пока доведут ее до виселицы, так как не могла смотреть на эту картину».

О том, что было дальше, рассказал ее муж В.А. Кулик, 39 лет: «…Вывели ее из дому, при этом было человек 100 немцев только при нашем доме, а всего их было очень много: и пешие, и конные. Между виселицей и домом, в этом расстоянии, ей повесили табличку (на которой было написано по-русски и по-немецки «Поджигатель»). До самой виселицы вели ее под руки. Шла ровно, с поднятой головой, молча, гордо. Довели до виселицы. Вокруг виселицы было много немцев и гражданских. Подвели к виселице, скомандовали расширить круг вокруг виселицы и стали ее фотографировать… При ней была сумка с бутылками. Она крикнула: «Граждане! Вы не стойте, не смотрите, а надо помогать воевать! Эта моя смерть — это мое достижение». После этого один офицер замахнулся, а другие закричали на нее. Затем она сказала: «Товарищи, победа будет за нами. Немецкие солдаты, пока не поздно, сдавайтесь в плен». Офицер злобно заорал: «Русь!»

«Советский Союз непобедим и не будет побежден», — все это она говорила в момент, когда ее фотографировали…

Потом подставили ящик. Она без всякой команды стала сама на ящик. Подошел немец и стал надевать петлю. Она в это время крикнула: «Сколько нас ни вешайте, всех не перевешаете, нас 170 миллионов. Но за меня вам наши товарищи отомстят». Это она сказала уже с петлей на шее. Она хотела еще что-то сказать, но в этот момент ящик убрали из-под ног, и она повисла. Она взялась за веревку рукой, но немец ударил ее по рукам. После этого все разошлись. Возле виселицы в течение 3 дней стояли часовые — 2 человека… Повесили ее в центре села, на перекрестке дорог, на виселице, которая была в 50 м от домов, посреди слободы».

Окоченевшее тело Зои висело в Петрищеве целый месяц. Немецкие солдаты, проходившие мимо, нередко развлекались с ним: тыкали палками под общий и гнусный смех.

Под Новый год, перепившись шнапса, они в очередной раз окружили виселицу, стащили одежду и стали колоть тело ножами. А потом отрезали грудь. Только вечером 1 января переводчик приказал спилить виселицу, и юное тело зарыли под березой в мерзлой яме на отшибе деревни.

Уже потом, на следствии, выяснится, что Зою Космодемьянскую истязали не только немцы. Одна из жительниц Петрищева избивала ее руками, а другая злобно кричала: «Бей! Бей ее!», оскорбляя последними словами. Потом, когда уже Зою привели на виселицу, одна из них на глазах всех ударила девушку по ногам деревянной палкой, продолжая оскорблять измученную и приговоренную к смерти.

Кстати сказать, женщины, участвовавшие в избиении Космодемьянской, будут приговорены к высшей мере наказания. Сам же факт избиения будет засекречен на долгие десятилетия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.