Тайны «Звезды» и бои «Викинга»: сражения под Черкассами, Ковелем и Вельском

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тайны «Звезды» и бои «Викинга»: сражения под Черкассами, Ковелем и Вельском

Перед неудавшейся попыткой окружить немецкую 1-ю танковую армию Красная Армия провела более успешную, хотя тоже не до конца удавшуюся операцию против Корсунь-Шевченковской (в немецких документах — Черкасской) группировки немцев. Наиболее боеспособными частями в этой группировке были танковая дивизия СС «Викинг» и приданная этой дивизии штурмовая бригада СС «Валлония».

Следует сказать, что до сих пор история Корсунь-Шевченковского «котла» (в немецкой литературе — Черкасского «котла») недостаточно документирована. Многие советские и особенно немецкие документы, в том числе на уровне дивизий, до сих пор не опубликованы и не введены в научный оборот. Вероятно, значительная часть немецких документов была утрачена в ходе боев в «котле». В данной главе мы используем материалы исследования Ильи Мощанского «Разгром под Черкассами. Корсунь-Шевченковская наступательная операция 24 января — 17 февраля 1944 года».

К началу сражения под Черкассами, в конце декабря 1943 года, 5-я танковая дивизия СС «Викинг» насчитывала около 14,8 тыс. человек и имела около 120 танков T-1V и «пантер» и штурмовых орудий. Командовал дивизией обергруппенфюрер Герберт Гилле. 5-я моторизованная бригада СС «Валлония» имела около 2 тыс. человек личного состава и располагала батареей из 18 штурмовых орудий. В оперативном отношении она была подчинена «Викингу». Командовал бригадой штурмбаннфюрер Люсьен Л иперт, валлон по национальности. В обоих соединениях СС преобладали добровольцы как немцы, так и голландцы, норвежцы, датчане, шведы, фламандцы, а в бригаде «Валлония» — валлоны. Кроме того, дивизии «Викинг» был придан добровольческий батальон «Нарва», состоявший преимущественно из эстонцев.

В составе 1 — го Украинского фронта к началу наступления на корсунь-шевченковский выступ 24 января 1944 года насчитывалось 335 танков и САУ, а в составе 2-го Украинского фронта — 335 единиц бронетехники. 27 января «Викинг» вместе с тремя пехотными дивизиями из района Пасторского нанес контрудар по группировке 2-го Украинского фронта, наступающей на Шполу. Завязались бои с частями 4-й гвардейской армии. В ходе трехдневных боев отдельным отрядам немецких танков с пехотой несколько раз удавалось выйти на коммуникации наступающих советских войск, но в-конце концов к 29 января они были отброшены. По утверждению Манштейна, в ходе этого контрудара «первый удар наносили 7 ак и 3 тк в восточной части этой бреши по 40-й армии противника. Затем также концентрическим ударом 3 тк и 26 тк, в котором приняли участие кроме танковых дивизий 1 пд, 4 гсд и 18 ад, в западной части бреши были окружены и разбиты крупные силы советской 1-й танковой армии. В результате последнего удара — данными относительно первого удара я сейчас не располагаю — противник потерял наряду с 8000 убитыми только 5500 пленными, 700 танков, свыше 200 орудий и около 500 противотанковых орудий».

Однако эти потери все равно не остановили наступление советских войск. 28 января в районе Звенигородки встретились 5-й механизированный корпус 1 — го Украинского фронта и 20-й танковый корпус 2-го Украинского фронта, сомкнув кольцо окружения. Окруженные войска располагали более чем 200 танками и штурмовыми орудиями в составе дивизии «Викинг» и трех дивизионов штурмовых орудий. Группировку возглавил командир 11-го армейского корпуса генерал Вильгельм Штеммерман. Поданным командования группы армий «Юг», численность войск, попавших в окружение, достигала 55 тыс. человек, состоявших на довольствии. Это значит, что выше этой цифры число окруженных быть не могло. 1-я танковая армия генерала Ганса Хубе начала создавать деблокирующую группировку. Хубе отправил в «котел» радиограмму, обещая выручить окруженных. То же обещал и командующий 3-м танковым корпусом генерал Брейт. Этот корпус составлял основу деблокирующей группировки. В него входила и дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Начиная с 4 февраля окруженные сами пытались вырваться из кольца, которое советские войска неуклонно сжимали. К 8 февраля вся территория, занимаемая группировкой Штеммермана, насквозь простреливалась советской артиллерией. В тот же день окруженным был предъявлен ультиматум о сдаче, который был отклонен. Ультиматум гласил:

«Командующему 42-м армейским корпусом. Командующему 11-м армейским корпусом. Командирам 112, 88, 72, 167, 168, 82, 57 и 332-й пехотных дивизий, 213-й охранной дивизии, танковой дивизии СС «Викинг», мотобригады «Валлония».

Всему офицерскому составу немецких войск, окруженных в районе Корсунь-Шевченковский.

42-й и 11-й армейские корпуса немецкой армии находятся в полном окружении.

Войска Красной Армии железным кольцом окружили эту группировку. Кольцо окружения все больше сжимается. Все ваши надежды на спасение напрасны…

Попытки помочь вам боеприпасами и горючим посредством транспортных самолетов провалились. Только за два дня, 3 и 4 февраля, наземными и воздушными силами Красной Армии сбито более 100 самолетов Ю-52.

Вы, как командиры и офицеры окруженных частей, отлично понимаете, что не имеется никаких реальных возможностей прорвать кольцо окружения.

Ваше положение безнадежно и дальнейшее сопротивление бессмысленно. Оно приведет только к огромным жертвам среди немецких солдат и офицеров.

Во избежание ненужного кровопролития мы предлагаем принять следующие условия капитуляции:

Все окруженные немецкие войска во главе с вами и с вашими штабами немедленно прекращают боевые действия.

Вы передаете нам весь личный состав, оружие, все боевое снаряжение, транспортные средства и всю технику неповрежденной.

Мы гарантируем всем офицерам и солдатам, прекратившим сопротивление, жизнь и безопасность, а после окончания войны — возвращение в Германию или в любую другую страну по личному желанию военнопленных.

Всему личному составу сдавшихся частей будут сохранены: военная форма, знаки различия и ордена, личная собственность и ценности, а старшему офицерскому составу, кроме того, будет сохранено и холодное оружие.

Всем раненым и больным будет оказана медицинская помощь.

Всем сдавшимся офицерам, унтер-офицерам и солдатам будет немедленно обеспечено питание.

Ваш ответ ожидается к 11 часам утра 9 февраля 1944 г. по московскому времени в письменной форме через Ваших личных представителей, которым надлежит ехать легковой машиной с белым флагом по дороге, идущей от Корсунь-Шевченковский через Стеблев на Хировка.

Ваш представитель будет встречен уполномоченным русским офицером в районе восточной окраины Хировка 9 февраля 1944 г. в 11 часов по московскому времени.

Если Вы отклоните наше предложение сложить оружие, то войска Красной Армии и воздушный флот начнут действия по уничтожению окруженных Ваших войск, и ответственность за их уничтожение понесете Вы.

Зам. Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. Жуков

Командующий войсками Первого Украинского фронта генерал армии Н. Ватутин

Командующий войсками Второго Украинского фронта генерал армии И. Конев».

Количество сбитых «юнкерсов» в тексте ультиматума, возможно, в пропагандистских целях и преувеличено. Однако несомненно, что потери тихоходных транспортников, очень слабо прикрываемых истребителями, в условиях господства в воздухе советской авиации были велики. Удивительным было уже то, что корсуньский «котел» все-таки удавалось худо-бедно снабжать с помощью воздушного моста до тех пор, пока в руках окруженных оставались посадочные площадки. Так, с 3 по 16 февраля германская транспортная авиация сделала в «котел» почти 900 вылетов, доставляя боеприпасы, горючее и продовольствие и эвакуируя раненых. 14 февраля, после захвата Корсунь-Шевченковского, в руки советских войск перешла последняя посадочная площадка, после чего грузы приходилось сбрасывать с самолетов. Эвакуация раненых прекратилась.

Попытки 8-й немецкой армии пробиться к окруженным дивизиям через боевые порядки 2-го Украинского фронта генерала И. С. Конева (20 февраля за ликвидацию корсунь-шевченковской группировки его произвели в маршалы) окончились безрезультатно. Более успешно действовала деблокирующая группировка 1-й танковой армии в составе лейбштандарта и трех танковых дивизий вермахта против 1 — го Украинского фронта генерала Н. Ф. Ватутина (29 февраля 1944 года он был смертельно ранен бойцами Украинской повстанческой армии). Она сумела вклиниться в позиции 47-го стрелкового корпуса. После этого Ватутин ввел в бой 2-ю танковую армию генерала С. И. Богданова, только что прибывшую из резерва Ставки и насчитывавшую 326 танков и САУ. Эта армия утром 6 февраля атаковала врага во взаимодействии с частями 40-й и 6-й танковой армиями. В результате встречного танкового сражения продвижение немецкого III танкового корпуса было остановлено, но вклинение он удержал. 8 февраля в район Лисянки на случай продолжения неприятельского наступления была выдвинута 8-я гвардейская танковая бригада 20-го танкового корпуса 5-й гвардейской танковой армии вместе с 1895-м самоходно-артил-лерийским полком и одним полком 31-й истребительно-противотанковой бригады. Другие бригады 20, 18 и 29-го танковых корпусов 5-й гвардейской танковой армии перекрыли дороги в районах Казацкое, Тарасовка, Топильно, Сердеговка.

11 февраля немецкие 8-я и 1-я танковая армии возобновили наступление на Лисянку с двух направлений. Одновременно окруженные силами двух пехотных дивизий и танковой дивизии «Викинг» и бригады «Валлония» пытались прорваться через Шендеровку на Лисянку. В случае успеха немецкого плана советские войска, действовавшие в треугольнике Рыжановка, Лисянка, Звенигородка, сами попали бы в окружение.

В полосе 2-го Украинского фронта на внешнем фронте окружения неприятелю удалось потеснить части 49-го стрелкового корпуса и занять станции Звенигородка, Ерки и Скалеватка. Остановить дальнейшее продвижение немцев смогли только бригады 20-го танкового корпуса. В полосе 1-го Украинского фронта немецкая ударная группировка, наступавшая из района Ризино, прорвала оборону 47-го стрелкового корпуса и захватила Лисянку. В ночь на 12 февраля окруженные начали прорыв из района Стеблево на узком фронте в 4,5 км. В авангарде шел мотопехотный батальон «Викинга», за ним — моторизованный (панцер-гренадерский) полк «Дойчланд». Им удалось потеснить части 27-й армии и выйти в район Шендеровки. Расстояние до лейбштандарта и других дивизий III танкового корпуса сократилось до 10–12 км.

Конев, узнав о прорыве немцев на участке Ватутина, позвонил Сталину и предложил передать ему, Коневу, руководство всеми войсками на внутреннем фронте окружения, передав во 2-й Украинский фронт 27-ю армию 1 — го Украинского фронта. Сталин согласился с этим предложением. Жукову же поручили координировать действия войск Ватутина и Конева на внешнем фронте окружения.

Конев так излагал в мемуарах эти события:

«…окруженной группировке противника удалось прорваться в район Шандеровка, Ново-Буда на участке 27-й армии 1-го Украинского фронта.

Ставка Верховного Главнокомандования в связи с прорывом войск противника проявила беспокойство. 12 февраля 1944 г. около 12 час. меня по ВЧ вызвал Верховный Главнокомандующий.

Сталин, рассерженный, сказал, что вот мы огласили на весь мир, что в районе Корсунь-Шевченковского окружили крупную группировку противника, а в Ставке есть данные, что окруженная группировка прорвала фронт 27-й армии и уходит к своим, и спросил: «Что вы знаете по обстановке на фронте у соседа?»

По интонации его голоса, резкости, с которой он разговаривал, я понял, что Верховный Главнокомандующий встревожен, и, как видно, причина этого — чей-то не совсем точный доклад.

Я доложил:

— Не беспокойтесь, товарищ Сталин. Окруженный противник не уйдет. Наш фронт принял меры. Для обеспечения стыка с 1-м Украинским фронтом и для того, чтобы загнать противника обратно в «котел», мною в район образовавшегося прорыва врага были выдвинуты войска 5-й гвардейской танковой армии и 5-й кавалерийский корпус. Задачу они выполняют успешно.

Сталин спросил:

— Это вы сделали по своей инициативе? Ведь это за разграничительной линией фронта.

Я ответил:

— Да, по своей, товарищ Сталин.

Сталин сказал:

— Это очень хорошо. Мы посоветуемся в Ставке, и я вам позвоню.

Действительно, через 10–15 мин. Сталин позвонил вновь:

— Нельзя ли все войска, действующие против окруженной группировки, в том числе и 1-го Украинского фронта (27-ю армию), подчинить вам и возложить на вас руководство уничтожением окруженной группировки?

Такого предложения я не ожидал, но ответил без паузы:

— Товарищ Сталин, сейчас очень трудно провести переподчинение 27-й армии 1-го Украинского фронта мне. 27-я армия действует с обратной стороны кольца окружения, т. е. с противоположной стороны по отношению наших войск, с другого операционного направления. Весь тыл армии и связи ее со штабом 1 — го Украинского фронта идут через Белую Церковь и Киев. Поэтому управлять армией мне будет очень трудно, сложно вести связь по окружности всего кольца через Кременчуг, Киев, Белую Церковь; пока в коридоре идет бой, напрямую установить связь с 27-й армией невозможно. Армия очень слабая, растянута на широком фронте. Она не сможет удержать окруженного противника, тогда как на ее правом фланге также создается угроза танкового удара противника с внешнего фронта окружения в направлении Лисянки.

На это Сталин сказал, что Ставка обяжет штаб 1 — го Украинского фронта передавать все мои приказы и распоряжения 27-й армии и оставит ее на снабжении в 1-м Украинском фронте. Я ответил, что в такой динамичной обстановке эта форма управления не обеспечит надежность и быстроту передачи распоряжений. А сейчас требуется личное общение и связь накоротке.

Все распоряжения будут идти с запозданием. Я попросил не передавать армию в состав нашего фронта.

— Хорошо, мы еще посоветуемся в Ставке и с Генеральным штабом и тогда решим, — закончил разговор Сталин.

Я настойчиво уклонялся от подчинения мне 27-й армии еще и потому, что, когда план взаимодействия между фронтами нарушен, переподчинение войск серьёзно осложняется. Я искренне беспокоился за исход сражения. Ведь передача армии мне не увеличивала ее силы.

В своих воспоминаниях маршал Г. К. Жуков не совсем точно осветил этот вопрос. Вспоминая свой телефонный разговор с Верховным Главнокомандующим, он пишет: «И. В. Сталин сказал: — Конев предлагает передать ему руководство войсками по ликвидации корсунь-шевченковской группы противника, а руководство войсками на внешнем фронте сосредоточить в руках Ватутина».

Каждый поймет, что в такой сложной обстановке напрашиваться самому на переподчинение войск, не зная досконально обстановки на участке соседа, вряд ли целесообразно. В действительности Сталин 12 февраля 1944 г. по ВЧ, возлагая на меня ответственность за ликвидацию окруженной группировки, сам настаивал на подчинении мне 27-й армии 1-го Украинского фронта. Я же, изложив свои мотивы, настойчиво отказывался от этого.

В самом деле прорыв немецко-фашистской группировки все же произошел на участке 1 — го Украинского фронта, на рубеже Шандеровка, Хилки, где оборонялась 27-я армия.

Здесь было бы уместным привести телеграмму И. В. Сталина Г. К. Жукову.

«Тов. Юрьеву (псевдоним Г. К. Жукова. — Б. С.).

Прорыв корсуньской группировки противника из района Стеблев в направлении Шандеровка произошел потому, что: слабая по своему составу 27-я армия не была своевременно усилена; не было принято решительных мер к выполнению моих указаний об уничтожении в первую очередь Стеблевского выступа противника, откуда вероятнее всего можно было ожидать попыток его прорыва…

Сил и средств на левом крыле 1-го Украинского фронта и на правом крыле 2-го Украинского фронта достаточно, чтобы ликвидировать прорыв противника и уничтожить корсуньскую его группировку.

12 февраля 1944 г.

16 часов 45 минут

И. Сталин

Антонов» (заместитель начальника Генштаба. — Б. С.).

12 февраля в 16 час. я получил по ВЧ важное решение Ставки, которой на меня возлагалась ответственность за разгром окруженной группировки. Потом эта директива была подтверждена письменно:

«Командующему 1-м Украинским фронтом. Командующему

2-м Украинским фронтом. Тов. Юрьеву.

Ввиду того, что для ликвидации корсуньской группировки противника необходимо объединить усилия всех войск, действующих с этой задачей, и поскольку большая часть этих войск принадлежит 2-му Украинскому фронту, Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

Возложить руководство всеми войсками, действующими против корсуньской группировки противника, на командующего 2-м Украинским фронтом с задачей в кратчайший срок уничтожить корсуньскую группировку немцев.

В соответствии с этим 27-ю армию в составе 180, 337, 202 сд, 54,159 УР и всех имеющихся частей усиления передать с 24 часов 12.2.44 в оперативное подчинение командующего 2-м Украинским фронтом. Снабжение 27 А всеми видами оставить за 1-м Украинским фронтом.

Командующему 2-м Украинским фронтом связь со штабом 27-й армии до установления прямой связи иметь через штаб 1-го Украинского фронта.

Тов. Юрьева освободить от наблюдения за ликвидацией корсуньской группировки немцев и возложить на него координацию действий войск 1-го и 2-го Украинских фронтов с задачей не допустить прорыва противника со стороны Лисянка и Звенигородка на соединение с корсуньской группировкой противника».

Этой же директивой Ставки на 1-й и 2-й Украинские фронты возлагалась задача не допустить прорыва противника со стороны Лисянки и Звенигородки на соединение с корсуньской группировкой противника.

Одновременно был решен вопрос о распределении усилий авиации. 5-я воздушная армия получила задачу всеми силами поддержать войска 2-го Украинского фронта при уничтожении окруженной группировки врага, а 2-я воздушная армия — вести борьбу с авиацией противника, пытавшейся оказать помощь окруженным…

Данные разведки свидетельствовали о том, что гитлеровцы сделают попытку вырваться из окружения. Загнанным в ограниченный район, прилегавший к населенному пункту Шандеровка, им оставалось одно из двух: или сдаваться, или пробиваться напролом. Потеряв всякую надежду на помощь извне, командование окруженной группировки решило предпринять в ночь на 17 февраля последнюю отчаянную попытку вырваться из «котла».

По разведывательным данным и показаниям пленных, в ночь на 16 февраля и в течение дня производились перегруппировка и сосредоточение сил в районе Шандеровки с тем, чтобы в ночь на 17 февраля прорваться из окружения в направлении на Лисянку.

Боевой порядок прорывающихся войск был построен в несколько эшелонов. В первый эшелон были назначены 72-я, 112-я пехотные дивизии и танковая дивизия СС «Викинг». Непосредственно за танковыми частями последней под прикрытием штурмовых орудий и автоматчиков следовало командование окруженной группировки — штабы соединений и офицерский состав до командиров полков включительно. Далее двигались обозы с ранеными и санитарные учреждения.

Второй эшелон составили все остальные части и подразделения окруженных войск. Для прикрытия с севера и востока была назначена 88-я пехотная дивизия. С юга прорывающаяся группа обеспечивалась частями 57-й пехотной дивизии.

Кольцо окружения намечалось прорвать на фронте шириной4,5 км. На правом фланге должна была наступать 112-я пехотная дивизия — в направлении на Хижинцы и далее — на соединение со своими войсками. В центре, в направлении на Шандеровку, севернее Комаровки, на высоту 239,0 и к Лисянке готовилась действовать танковая дивизия СС «Викинг», боевой порядок которой был построен также в несколько эшелонов.

Впереди должен был двигаться фузилерный батальон, усиленный танками и штурмовыми орудиями, за ним — мотополк «Вестланд», мотобригада СС «Валлония», батальон «Нарва» и мотополк «Германия». Слева через Комаровку на Лисянку должна была наступать 72-я пехотная дивизия.

Сосредоточив крупные силы на узком участке фронта, Штеммерман рассчитывал с помощью остатков дивизий внезапными ночными действиями прорвать фронт наших войск и вывести из окружения старший офицерский состав и штабы.

Гитлеровцы хотели, используя ночь, плохую видимость, снегопад и пургу, прорваться и незаметно выскользнуть из кольца, но удары нашей авиации и артиллерии смешали их планы.

После бомбежки и артиллерийского обстрела противнику потребовалось время для приведения себя в порядок, и таким образом его расчеты на внезапность провалились.

И даже в такой безвыходной для окруженных немецко-фашистских войск обстановке гитлеровские изверги продолжали творить вопиющие зверства. В Шандеровке они согнали жителей деревни в церковь и школу и подожгли их. Фашистские бандиты бегали по хатам и расстреливали беззащитных стариков, женщин и детей, жгли дома. Из горящей церкви, из школы, из хат неслись крики отчаяния и проклятия палачам.

Все наши войска, принимавшие участие в разгроме окруженной группировки, были предупреждены о намерениях гитлеровцев. Командование всех степеней, офицеры штабов, командиры частей и подразделений, орудийные и танковые расчеты — все были на своих местах и ждали врага.

В 3 часа ночи гитлеровцы густыми колоннами двинулись из района Шандеровки, Хилки на наши позиции.

Натиск врага приняли на себя части 27-й и 4-й гвардейской армий. Тотчас была дана команда 18-му и 29-му танковым корпусам и 5-му гвардейскому кавалерийскому корпусу наступать навстречу друг другу, пленить или уничтожить противника. Даже сами гитлеровцы уже понимали безрассудство действий своего командования.

О создавшейся обстановке один из пленных офицеров 57-й пехотной дивизии говорил:

«К вечеру 16 февраля с целью прорыва из окружения в районе Шандеровки были сосредоточены все соединения 11-го и 42-го армейских корпусов. В штабе 157-го артиллерийского полка читали приказ, где было сказано, что в ночь на 17 февраля производится прорыв кольца окружения и что мы обеспечиваем прорыв с юга…

Орудия моего дивизиона заняли огневые позиции среди обозов, запрудивших весь населенный пункт Шандеровка, по которой велся сильный артиллерийский огонь русских…

Основная дорога оказалась забитой остановившимся и разбитым транспортом, и двигаться по ней не было возможности. На небольшом участке дороги на Лисянку я видел огромное количество убитых немцев. Масса обозов запрудила не только дороги, но и поля и не могла двигаться дальше».

Вот свидетельство другого пленного офицера:

«…из окружения никто не вышел. Все дороги были забиты транспортом, кругом был неимоверный беспорядок. Все смешалось в один поток. Все бежали, и никто не знал, куда он бежит и зачем. На дорогах и вне дорог валялись разбитые машины, орудия, повозки и сотни трупов солдат и офицеров».

Это все соответствует истине.

Мы приняли все меры к тому, чтобы ни один из гитлеровцев не вышел из окружения.

Пробить четыре полосы обороны — две на внутреннем и две на внешнем фронте окружения и, кроме того, в центре коридора пройти мимо противотанковых районов, истребительной артиллерии было невозможно. Здесь снова сыграли большую роль противотанковые районы. Артиллеристы проявили себя настоящими мастерами своего дела. Примеров их героизма можно привести множество. Например, когда 17 февраля под покровом темноты, в пургу многочисленные группы врага вместе с танками пытались прорваться из окружения, они напоролись на орудие старшего сержанта А. Е. Харитонова — воина 438-го Черкасского истребительно-противотанкового полка. Подпустив врага вплотную, бойцы Харитонова открыли ураганный огонь. Стреляя из орудия и автоматов, харитоновцы уничтожили свыше 100 вражеских солдат и офицеров, отбили у немцев крупный обоз. За этот подвиг старший сержант А. Харитонов указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 г. был удостоен звания Героя Советского Союза.

Подобных примеров отваги и мужества артиллеристов противотанковых районов немало.

Но не только эти мощные артиллерийские барьеры стояли на пути выхода немцев из окружения. Гитлеровцам, выходящим из «котла», наносили удары не только войска обороны, но главным образом резервы, маневренные ударные группы, танковые корпуса армии Ротмистрова и кавалерийский корпус Селиванова. Они находились в устье коридора, на флангах предполагаемого прорыва и получили команду наступать между 2 и 3 час. утра, т. е. к моменту, когда гитлеровцы начали подходить к нашим передовым позициям обороны.

Танки действовали с зажженными фарами, огнем и маневром они теснили противника, не давали ему возможность выйти из «котла». Казаки с утра с шашками наголо носились по полю боя, брали бегущих гитлеровцев в плен. Бойцы бились врукопашную, штыками, автоматами, карабинами.

Когда наступил рассвет, немцы, увидев всю безнадежность своего положения, большими группами начали сдаваться в плен. В течение всей этой схватки я несколько раз разговаривал с командирами 69, 7 и 41-й дивизий, которые занимали позиции по берегу реки Горный Тикич на внешнем фронте окружения. Они докладывали, что ни один немецкий солдат не прошел через их позиции. Говорил и с командармами Смирновым, Трофименко, Ротмистровым, Галаниным, внимательно следил за их действиями, донесениями и докладами, и ни в одном докладе и донесении не было сказано, что немцы прошли через какой-либо пункт или рубеж наших войск, занимающих оборону как на внешнем, так и на внутреннем фронтах.

Пленные солдаты и офицеры из дивизии СС «Викинг» рассказывали:

«Наша дивизия, насчитывавшая около 7 тыс. солдат и офицеров, за две недели потеряла более 4 тыс. человек. Нам приходилось отступать под ураганным огнем русских. Дороги были запружены брошенными машинами и орудиями. Мы были в отчаянии. В ночь на 17 февраля солдатам выдали по усиленной порции водки и разрешили съесть неприкосновенный запас продуктов. В 2 часа был объявлен приказ, в котором говорилось, что на помощь извне больше нечего рассчитывать…

Пушки, автомашины, все военное имущество и даже личные вещи было приказано бросить. Едва мы прошли 300 м, как на нас напали русские танки. За танками появились казаки».

Да, кавалеристы «поработали» неплохо.

Генерал Гилле, видимо, вылетел на самолете до начала схватки либо пролез через линию фронта переодетый в гражданскую одежду. Я исключаю, чтобы он пробился на танке или транспортере через наши позиции и опорные пункты.

К утру 17 февраля с группировкой врага было покончено. За бессмысленное и преступное упрямство гитлеровского командования, отклонившего 8 февраля наш ультиматум о капитуляции, своей жизнью заплатили десятки тысяч немецких солдат. Трагически закончилась военная карьера и многих немецких генералов».

Сразу скажу, что в мемуарах Конева немало чисто пропагандистской фантастики. Не вызывает доверия, например, рассказ о бойцах «Викинга», при прорыве из окружения сжигающих хаты и расстреливающих мирных жителей. Стали бы они тратить на это столь дефицитные при прорыве время, горючее tf патроны! Тут одно из двух: то ли все это — чистая придумка политотдельцев, то ли речь в действительности о бое с партизанами, которые действительно оперировали в том районе и с которыми немцам приходилось сталкиваться и при прорыве из окружения. Утверждения же пленных о том, что из окружения будто бы никто не вышел, призваны были прежде всего удовлетворить явно выраженные пожелания тех, кто их допрашивал. К тому же тем солдатам и офицерам, которые оказались в плену, субъективно могло казаться, что никому вообще не удалось прорваться из «котла». Но на самом деле, как мы хорошо знаем, десяткам тысяч окруженных у Корсунь-Шевченковского удалось прорвать кольцо и соединиться со своими. И «Викинг», насчитывавший к моменту окружения 7 тыс. человек, никак не мог потерять в окружении и при прорыве более 4 тыс. человек, поскольку из «котла» вырвалось 4,5 тыс. солдат и офицеров дивизии. Откуда в «котле» могла найтись «усиленная порция водки» на всех, знал, наверное, только сам Конев, который, правда, спиртное почти не употреблял по причине желудочного заболевания. Если при окружении в «котле» и оказалось какое-то количество шнапса, то его давно уже истребили «для сугрева» за время двухнедельного окружения. Вряд ли «викинги» и другие окруженные рыскали в поисках самогона по окрестным деревням. Да и сомнительно, что крестьянам тогда было из чего гнать самогон. Самолетами шнапс в «котел» точно не доставляли. К тому же за несколько дней до прорыва полеты прекратились. Однако в советской пропаганде существовала установка, что немцы, а особенно эсэсовцы, обыкновенно идут в атаку пьяные. Тем более что красноармейцам перед наступлением выдавали порцию водки или спирта. Вот и подгоняли факты под пропагандистскую схему.

Ватутин до мемуаров не дожил, а Жуков, в свое время покровительствовавший Николаю Федоровичу и никогда не питавший большой любви к Ивану Степановичу, в мемуарах приводит несколько иную версию переподчинения 27-й армии 2-му Украинскому фронту:

«В ночь на 12 февраля окруженная группа войск, собравшись на узком участке, попыталась также прорваться через Стеблев в Лисянку на соединение с танковыми дивизиями. Ей даже удалось выйти в район Шендеровки, но дальнейшее продвижение противника было приостановлено. Расстояние между окруженной группой и деблокирующей группой немецких войск сократилось до 12 километров, но чувствовалось, что для соединения у противника сил не хватит.

В ночь на 12 февраля 1944 года я послал донесение в Ставку:

«У Кравченко:

— противник силой до 160 танков с мотопехотой с фронта Ризино — Чемериское — Тарасовка ведет наступление в общем направлении на Лисянку и, прорвав первую линию 47-го стрелкового корпуса, вклинился в оборону до 10 км.

Дальнейшее продвижение противника было остановлено на реке Гнилой Ткич частями 340-й стрелковой дивизии и 5-го механизированного корпуса, составляющими вторую линию обороны, и резервными полками СУ-85.

За отсутствием связи с командиром 47-го стрелкового корпуса положение на левом фланге армии в направлении Жабинка — Ризино — Дубровка уточняется.

Сил и средств у Кравченко было достаточно для отражения атак противника, но Кравченко при прорыве первой линии нашей обороны потерял управление частями армии.

Приказал Николаеву (псевдоним Н. Ф. Ватутина. — Б. С.) срочно развернуть в Джурженцы управление 27-й армией и подчинить в оперативном отношении Кравченко Трофименко.

Армию Богданова к утру 12 февраля главными силами сосредоточить в районе Лисянка — Дашуковка — Чесновка. 202-ю стрелковую дивизию развернуть на рубеже Хижинцы — Джурженцы, туда же подтянуть полностью укомплектованную бригаду Катукова.

Степину (псевдоним И. С. Конева. — Б. С.) приказал в Лисянке к утру иметь от Ротмистрова две бригады и по реке Гнилой Ткич на участке Лисянка — Мурзинцы занять оборону, и в первую очередь противотанковую.

У Степина:

— армия Ротмистрова сегодня отразила атаки до 60 танков противника от Ерков в направлении Звенигородки. Разведкой установлено движение до 40 танков из Капустина на Ерки. Возможно, противник подтягивает на Звенигородское направление танки с Лебединского направления.

Степин к утру 12 февраля 18-й танковый корпус передвигает в Михайловку (восточнее Звенигородки) и 29-й танковый корпус в район Княжье — Лозоватка.

Армия Смирнова вела бой за Мирополье, Кошак, Глушки.

Для удобства управления с 12.00 12 февраля 180-я стрелковая дивизия Трофименко передается в состав 2-го Украинского фронта.

Приказал Степину 12.2.44 главными силами армий Коротеева и Смирнова удар нанести с востока на Стеблев и в тыл главной группировки окруженного противника, готовящейся для выхода навстречу наступающей танковой группе.

Вся ночная авиация фронтов действует в районе Стеблева.

Жуков».

Утром 12 февраля я заболел гриппом, и с высокой температурой меня уложили в постель. Согревшись, крепко заснул. Не знаю, сколько проспал, чувствую, изо всех сил мой генерал-адъютант Леонид Федорович Минкж старается меня растолкать. Спрашиваю:

— В чем дело?

— Звонит товарищ Сталин.

Вскочив с постели, взял трубку.

— Мне сейчас звонил Конев, — сказал Верховный, — и доложил, что у Ватутина ночью прорвался противник из района Шендеровки в Хилки и Новую Буду. Вы знаете об этом?

— Нет, не знаю. Думаю, это не соответствует действительности.

— Проверьте и доложите.

Я тут же позвонил Н. Ф. Ватутину и выяснил, что противник действительно пытался, пользуясь пургой, вырваться из окружения и уже успел продвинуться километра на два-три и занял Хилки, но был остановлен. Сведения о попытках прорыва как-то раньше попали к И. С. Коневу. Вместо того чтобы срочно доложить мне и известить Н. Ф. Ватутина, он позвонил И. В. Сталину, дав понять, что операция по ликвидации противника может провалиться, если не будет поручено ему ее завершение.

Переговорив с Н. Ф. Ватутиным о принятии дополнительных мер, я позвонил Верховному и доложил ему то, что мне стало известно из сообщения командующего 1-м Украинским фронтом.

И. В.Сталин крепко выругал меня и Н. Ф.Ватутина, а затем сказал:

— Конев предлагает передать ему руководство войсками внутреннего фронта по ликвидации корсунь-шевченков-ской группы противника, а руководство войсками на внешнем фронте сосредоточить в руках Ватутина.

— Окончательное уничтожение группы противника, находящейся в «котле», дело трех-четырех дней. Главную роль в Корсунь-Шевченковской операции сыграл 1-й Украинский фронт. Ватутину и возглавляемым им войскам будет обидно, если они не будут отмечены за их ратные труды. Передача управления войсками 27-й армии 2-му Украинскому фронту может затянуть ход операции.

И. В.Сталин в раздраженном тоне сказал:

— Хорошо. Пусть Ватутин лично займется операцией 13-й и 60-й армий в районе Ровно — Луцк — Дубно, а вы возьмите на себя ответственность не допустить прорыва противника из района Лисянки. Все.

Однако через пару часов была получена директива следующего содержания:… (далее идет текст директивы, процитированный выше в мемуарах Конева. — Б. С.).

Н. Ф. Ватутин был очень впечатлительный человек. Получив директиву, он тотчас же позвонил мне и, полагая, что все это дело моих рук, с обидой сказал:

— Товарищ маршал, кому-кому, а вам-то известно, что я, не смыкая глаз несколько суток подряд, напрягал все силы для осуществления Корсунь-Шевченковской операции/Почему же сейчас меня отстраняют и не дают довести эту операцию до конца? Я тоже патриот войск своего фронта и хочу, чтобы столица нашей Родины Москва отсалютовала бойцам 1-го Украинского фронта.

Я не мог сказать Н. Ф. Ватутину, чье было это предложение, чтобы не сталкивать его с И. С. Коневым. Однако я считал, что в данном случае Н. Ф. Ватутин прав как командующий, заботясь о боевой, вполне заслуженной славе вверенных ему войск.

— Николай Федорович, это приказ Верховного, мы с вами солдаты, давайте безоговорочно выполнять приказ.

Н. Ф. Ватутин ответил:

— Слушаюсь, приказ будет выполнен.

Однако у меня от всего этого на душе остался нехороший осадок. Я был недоволен тем, что И. В. Сталин не счел нужным в данном случае вникнуть в психологию войск и военачальников. И. В. Сталин был умный человек и должен был спокойно разобраться со сложившейся обстановкой и, предвидя, чем она в конце концов кончится, решить вопрос без излишней нервозности, которая так без оснований ранила душу замечательного полководца Н. Ф. Ватутина».

Жуков, как и Конев, довольно подробно описывает заключительную попытку прорыва Корсунь-Шевченковской группировки из окружения:

«После 12 февраля противник, как ни пытался пробиться из района Шандеровки в Лисянку, успеха не имел.

14 февраля войска 52-й армии 2-го Украинского фронта заняли город Корсунь-Шевченковский. Кольцо вокруг окруженных продолжало сжиматься. Солдатам, офицерам и генералам немецких войск стало ясно, что обещанная им помощь не придет, рассчитывать приходилось только на себя. По рассказам пленных, войска охватило полное отчаяние, особенно когда им стало известно о бегстве на самолетах некоторых генералов — командиров дивизий и штабных офицеров.

Ночью 16 февраля разыгралась снежная пурга. Видимость сократилась до 10–20 метров. У немцев вновь мелькнула надежда проскочить в Лисянку на соединение с группой Хубе. Их попытка прорыва была отбита 27-й армией С. Г. Трофименко и 4-й гвардейской армией 2-го Украинского фронта.

Особенно героически дрались курсанты учебного батальона 41-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора К. Н. Цветкова. Все утро 17 февраля шло ожесточенное сражение по уничтожению прорвавшихся колонн немецких войск, которые в основном были уничтожены и пленены. Лишь нескольким танкам и бронетранспортерам с генералами, офицерами и эсэсовцами удалось вырваться из окружения и проскочить из района села Почапинцы в район Лисянки.

Как мы и предполагали, 17 февраля с окруженной группировкой все было покончено. Поданным 2-го Украинского фронта, в плен было взято 18 тысяч человек и боевая техника этой группировки.

Столица нашей Родины 18 февраля салютовала войскам 2-го Украинского фронта. А о войсках 1-го Украинского фронта не было сказано ни одного слова.

Как бывший заместитель Верховного Главнокомандующего, которому одинаково были близки и дороги войска 1 — го и 2-го Украинских фронтов, должен сказать, что И. В. Сталин был глубоко не прав, не отметив в своем приказе войска 1-го Украинского фронта, которые, как и воины 2-го Украинского фронта, не щадя жизни, героически бились с вражескими войсками там, куда направляло их командование фронта и Ставка. Независимо от того, кто и что докладывал И. В. Сталину, он должен был быть объективным в оценке действий обоих фронтов. Почему И. В. Сталин допустил такую несправедливость, мне и по сей день неясно. Эта замечательная операция была организована и проведена войсками двух фронтов. Я думаю, что это была непростительная ошибка Верховного.

Как известно, успех окружения и уничтожения вражеской группировки зависит от действий как внутреннего, так и внешнего фронтов. Оба фронта, возглавляемые Н. Ф. Ватутиным и И. С. Коневым, сражались одинаково превосходно».

Давно известно, что Жуков и Конев друг друга сильно не любили и ревновали к военным успехам. В данном случае более правдоподобным выглядит изложение событий бывшим заместителем Верховного Главнокомандующего. Ведь Жуков приводит текст своего донесения Сталину в ночь на 12 февраля, из которого явствует, что именно Жуков приказал Коневу («Степину») выдвинуть-части армии Ротмистрова для возможного перехвата прорывающейся окруженной группировки. Конев же эту инициативу приписал всецело себе, утверждая, будто она как раз и побудила Сталина передать в его руки дело ликвидации окруженной группировки, тогда как он сам Сталину подобных предложений ни в коем случае не делал. Дескать, и управлять 27-й армией было трудно, и перед Ватутиным неудобно. Думаю, что на самом деле Жуков был прав насчет того, что именно по предложению Конева Сталин передал ему командование всеми войсками на внутреннем фронте окружения.

Жуков более объективно, чем Конев, описывает и прорыв группы Штеммермана, признавая, что хотя бы некоторым танкам и бронетранспортерам удалось вырваться из окружения. К тому же его текст в данном случае практически лишен пропагандистских агиток.

Как же на самом деле происходил прорыв? К 16 февраля окруженные немецкие войска занимали лишь небольшую территорию между тремя деревнями — Хилки, Шендеровка и Комаровка. Штеммерман решил в ночь на 17 февраля предпринять последнюю попытку прорыва из Шендеровки. К тому времени наступление обеих деблокирующих группировок было уже остановлено.

На прорыв Штеммерман повел свои войска тремя колоннами. В центральной колонне в первом эшелоне прорывались «Викинг» и «Валлония». В середине колонн следовали штабы Штеммермана и командира XLII корпуса генерала Либа. Штеммерман шел в колонне «Викинга» и «Валлонии». Немцам помогла разыгравшаяся в ночь с 16 на 17 февраля метель, исключившая действия советской авиации. Да и артиллерии было затруднительно стрелять в условиях, когда видимость была почти нулевая.

Той же ночью Коневу доложили о скоплении окруженных войск в Шендеровке. Он распорядился отправить на бомбежку Шендеровки 18 самолетов Г10–2 382-го полка 312-й ночной бомбардировочной дивизии. Их экипажи состояли только из добровольцев. Самолеты смогли сбросить зажигательные бомбы, после чего немцев обстреляла артиллерия, однако без особого успеха. В 4 часа утра колонны прорыва достигли советских окопов. Удар приняли на себя дивизии 27-й, 4-й гвардейской и 5-й гвардейской танковых армий. Ценой больших потерь немцы прорвались к окраинам сел Джурженцы и Почапинцы. Врага атаковали части 18-го и 29-го танковых и 5-го гвардейского кавалерийского корпусов. Однако значительной части окруженных удалось прорваться в Лисянку и соединиться с деблокирующей группировкой. Прорвались также штабы корпусов и дивизий. Генерал Штеммерман, шедший, как и другие генералы, пешком вместе со своими солдатами, умер на поле боя. По свидетельству попавшего в советский плен обер-ефрейтора Герхарда Мюллера, прорывавшегося с той же группой, на теле генерала не было найдено никаких видимых повреждений. Скорее всего, он умер от разрыва сердца. Во всяком случае, никаких бронетранспортеров, в которых будто бы, по уверению Конева, прорывались штабные офицеры и генералы, не было. Командир XLII корпуса генерал Л иб и 7 офицеров его штаба вышли из окружения в конном строю. Тот же командир бригады «Валлония» Леон Дегрель, принявший командование после гибели Липпмана, вел своих людей в атаку, будучи тяжело раненным и с высокой температурой. Уцелевшие танки «Викинга» помогли остаткам «Валлонии» вырваться из смертельного кольца. Дегрель вспоминал: «Машины и телеги опрокидывались, и раненые с воплями падали на мерзлую землю. Волна советских танков накатила на наши передовые машины и возы. В одно мгновение оказалась уничтоженной половина нашей колонны. Волна танков неудержимо, хотя и медленно, приближалась к нам, прокладывая себе путь прямо через конно-гужевую колонну, круша машины и телеги, как спичечные коробки, давя гусеницами раненых и издыхающих лошадей, впряженных в повозки… Наша казавшаяся неминуемой гибель была, однако, на короткое время отсрочена из-за образовавшейся «пробки» — танки красных буквально увязли в колонне, не в силах разметать останки сотен машин и телег, сокрушенных их мощными траками».

К исходу 17 февраля сражение завершилось. 18 февраля были ликвидированы последние разрозненные группы окруженных.

Взятый в плен врач дивизии «Викинг» показал на допросе: «Наш лазарет и перевязочный пункт в Корсуне. За период с 1 по 14 февраля к нам поступило 440 легкораненых солдат и офицеров. Тяжелораненые в лазарет не поступали. Мне известно, что офицеры, выполняя приказ Гитлера, пристреливали всех тяжелораненых немецких солдат».

Можно не сомневаться, что врач «Викинга» ничего подобного не говорил, даже если допрос и имел место в действительности. Это была придумка или «смершевца», или переводчика-спецпропагандиста, которые допрашивали пленного. Она идеально годилась для листовок, которые щедро разбрасывали над окруженными советские самолеты, и для агитации из радиорепродукторов, которую вели офицеры-спецпропагандисты, призывая окруженных сдаваться в плен. Германских солдат пугали тем, что если их тяжело ранят, то по приказу Гитлера непременно должны будут пристрелить. Автор этой «утки» даже не обратил внимания, что в тексте протокола допроса есть явная несуразица. Раз офицеры пристреливали тяжелораненых солдат, значит, тяжелораненых офицеров все-таки не пристреливали. Но врач будто бы заявил, что за 14 дней боев в лазарет не поступил вообще ни один тяжелораненый. Неужели же за 14 дней ожесточенных боев ни один офицер «Викинга» не был тяжело ранен? На самом деле тяжелораненых эвакуировали самолетами, а легкораненых, которые еще могли передвигаться самостоятельно, оставляли в «котле». После того как самолеты уже не могли садиться, а остатки окруженной группировки пошли на прорыв, то лазареты с тяжелоранеными, вместе с медицинским персоналом, оставили на милость победителей. Подозреваю, что мало кто из них выжил в советском плену, да и не все до него дожили. Вот заранее и придумывалась легенда, будто немцы по приказу Гитлера тяжелораненых пристреливают. И для разложения армии противника вполне подходит, и для оправдания, почему не выжили тяжелораненые, оказавшиеся в советском плену, сойдет. Не было, мол, тяжелораненых немецких солдат. Офицеры их просто пристреливали.

Историк Вольфганг Акунов, основываясь на данных немецких мемуаристов, пишет: «Под Шендеровкой пытавшиеся прорваться из «котла» германские части оказались в поистине отчаянном положении. Пробив узкую брешь в неприятельских линиях, они никак не могли ее расширить. На ходу не осталось почти никакой техники, не на чем было вывозить раненых. Шендеровка превратилась в огромный лазарет для 4000 раненых. Успешной контратакой небольшой танковой группы дивизии «Викинг» удалось хотя бы ненадолго отбросить противника и получить короткую передышку. Но наступление частей Красной Армии развивалось неудержимо и безостановочно. И часа не прошло, как тщетно пытавшиеся остановить красную волну танки «викингов» были уничтожены вместе со своими экипажами (не уцелел ни один человек), а немцы — выбиты из Шендеровки.