Прорыв у Бучача Спасение немецкой 1-й танковой армии весной 1944 года
Прорыв у Бучача
Спасение немецкой 1-й танковой армии весной 1944 года
В конце марта 1944 года в районе Каменец-Подольского попала в окружение немецкая 1-я танковая армия, в составе которой были танковые дивизии СС «Лейбштандарт» и «Райх». Для ее освобождения из «котла» были использованы II танковый корпус СС, в состав которого входили 9-я танковая дивизия СС «Гогенштауфен» и 10-я танковая дивизия СС «Фрундсберг». Как вспоминал маршал К. С. Москаленко, командовавший тогда 38-й армией,»1-я танковая армия противника была к 28 марта охвачена почти со всех сторон в районе к северо-востоку от Каменец-Подольского. Кольцо, окружность которого достигала 150 км, не было прочно замкнуто лишь на западе, между левым флангом 4-й танковой армии у Лянцкоруни и правым флангом 1-й гвардейской армии у населенного пункта Чемеровцы. Разрыв составлял до 15 км».
Уничтожить группировку, насчитывавшую до 200 тыс. человек в 23 дивизиях, в том числе в 10 танковых и 1 моторизованной, было делом весьма заманчивым. В случае успеха Гитлер лишился бы половины танковых сил, находившихся на Восточном фронте. Создание внешнего фронта окружения в операции осуществляла 1-я танковая армия, усиленная стрелковым корпусом и 351-й стрелковой дивизией. Плохо было то, что танковые армии 1-го Украинского фронта не могли осуществлять непосредственное взаимодействие между собой, так как находились на значительном удалении друг от друга. Несмотря на господство советской авиации в воздухе, не удалось создать надежную воздушную блокаду окруженных. Сказывалось и то, что советские танковые армии в ходе наступления понесли значительные потери и у них оставалось в строю очень мало танков.
К. С. Москаленко сетовал: «Фронт располагал тремя танковыми армиями, а для выполнения основной, решающей задачи не оказалось достаточного количества танков. К сожалению, дело обстояло именно так. Танковые армии были малочисленны, разбросаны и использовались разрозненно, как и правофланговые корпуса 1-й гвардейской армии, оторванные от нее.
Свежая и наиболее сильная 1-я танковая армия, хотя и успешно действовавшая далеко за Днестром, в районе Черновцы и Станислава, практически не могла оказать помощи в разгроме окруженной группировки противника.
Что же касается 3-й гвардейской танковой армии, то ее главные силы с 29 марта были выведены в резерв фронта на доукомплектование с целью подготовки к последующим действиям — овладению г. Львов и выходу на государственную границу на завершающем этапе операции. Это было сделано в соответствии с планом, изложенным в докладе Военного совета фронта Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину от 25 марта и подробно разрабатывавшимся тогда штабом фронта во главе с генерал-лейтенантом А. Н. Боголюбовым. Только ее 9-й механизированный корпус генерала К. А. Малыгина, переданный на усиление 1-й гвардейской армии, участвовал в разгроме окруженной группировки противника».
Немецкая 1-я танковая армия сосредоточила все свои силы севернее Каменец-Подольского и предприняла прорыв в северо-западном направлении, что было неожиданным для командования 1-го Украинского фронта. Жуков думал, что противник будет пытаться прорваться в юго-западном направлении, через Днестр, и сосредоточил на этом направлении свои наиболее боеспособные соединения. Прорыв на юго-запад, в предгорья Карпат, казался наиболее логичным, поскольку с учетом сложившейся в тот момент группировки немецкой 1-й танковой армии осуществлялся бы по кратчайшему пути к своим. И генерал Хубе первоначально собирался прорываться именно к переправам через Днестр, но командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Манштейн настоял на прорыве в северо-западном направлении, где для деблокирования 1-й танковой армии должна была перейти в наступление ударная группировка в составе 11 танкового корпуса СС, включавшего в себя тогда 2 танковые и 2 пехотные дивизии. Разведка 1-го Украинского фронта не сумела своевременно вскрыть создание деблокирующей группировки. Впоследствии она утверждала, что, кроме II танкового корпуса СС в составе 9-й и 10-й танковых дивизий СС и 349-й пехотной дивизии, прибывших из Франции, и 100-й легкопехотной дивизии из Югославии, к внешнему фронту окружения были переброшены 367-я пехотная дивизия из Югославии, 361-я пехотная дивизия изДании и 214-я пехотная дивизия из Германии. Хауссер, между прочим, в мемуарах не упоминает, что 367-я дивизия была в составе его корпуса. Запись в журнале боевых действий 1 — го Украинского фронта от 26 марта гласила: «Радиоразведкой была впервые отмечена работа радиосети тд неустановленной нумерации в районе Золочев». На следующий день было записано: «Противник на рубеже Золочев, Зборов, Конюхи сосредоточивал до двух танковых дивизий, которые подтягивал с запада… Радиоразведкой впервые были отмечены в работе узлы связи тд неустановленной нумерации в районах Ремизовце (южнее Золочев) и Конюхи». Запись от 28 марта: «На участке Зборов — зап. Подгайце противник перебрасывал пехоту и танки… В районе Золочев было отмечено до полка пехоты и от Золочев через Бережаны на Подгайцы выдвигалось до 100 автомашин». Однако командование фронта не придало должного значения этому сообщению.
Манштейн вспоминал о том, как непросто было убедить Гитлера в необходимости срочного отвода 1-й танковой армии на запад и создании деблокирующей группировки: «Вылетев из Львова ранним утром 25 марта, я прибыл в Бергхоф к дневному докладу обстановки.
Я охарактеризовал Гитлеру положение 1-й танковой армии, указав, что противник оказывает на восточный и северный участки ее фронта сильное давление, которое длительное время не в состоянии выдержать выбившиеся из сил дивизии, учитывая к тому же недостаточное снабжение, осуществляемое воздушным путем. Глубоко на западном фланге армии противник находится на ее коммуникациях, продвинулся передовыми частями одной танковой армии уже на южный берег Днестра, другой танковой армией — на юго-восток, на Каменец-Подольский, нацелившись в тыл 1-й танковой армии. Противник ведет наступление также и южнее Днестра, чтобы преградить армии путь через реку.
В такой обстановке, отмечал я, не остается ничего иного, как пробиваться танковыми соединениями армии на запад, восстановить свои тыловые коммуникации и связь с 4-й танковой армией. Тем самым, возможно, удалось бы немедленно отрезать тылы обеих вражеских армий, действовавших в тылу 1-й танковой армии. Свое движение на запад армия должна была бы прикрывать частью своих сил с востока и с северо-востока. Где должно быть организовано прикрытие — вопрос второстепенный. Как бы то ни было, армия ни в коем случае не может неподвижно сохранять позиции своих в данный момент чрезмерно растянутых Восточного и Северо-Восточного фронтов. Правда, своим южным флангом она по-прежнему должна примыкать к Днестру. Я докладывал, что ни в коем случае не могу согласиться с планом генерала Хубе отвести армию на южный берег Днестра, прежде всего, учитывая оперативную необходимость сосредоточить 1-ю и 4-ю танковые армии севернее Карпат, но также и потому, что отступление армии на южный берег Днестра привело бы ее там, по всей вероятности, к новому окружению и затем уничтожению.
В заключение я добавил, что условием успеха предлагаемого мною прорыва армии на запад является встречный удар со стороны 4-й танковой армии. Для этой цели 4-й армии должны быть немедленно выделены подкрепления.
На это Гитлер заявил, что он не располагает возможностью выделить для этого силы. Пока ему приходится считаться с вероятностью вторжения на западе, он не может снимать оттуда ни одного соединения. Пребывание наших дивизий в Венгрии он также назвал совершенно необходимым — по политическим соображениям».
После жарких споров с Гитлером Манштейн попросил личного адъютанта фюрера генерала Шмундта передать его просьбу об оставке, если его предложения насчет прорыва 1-й танковой армии на запад не будут приняты.
Далее, по словам Манштейна, события развивались так: «После обеда ко мне на квартиру позвонил мой начальник штаба генерал Буссе. Генерал-полковник Хубе настойчиво предлагал не пробиваться на запад, а отступить на юг за Днестр. Вечером из армии пришла радиограмма, в которой вновь указывалось, что прорыв на запад неосуществим, а прорыв на юг является необходимостью. Уже на первое предложение генерал Буссе ответил отрицательно, но просил моего окончательного решения. Мое решение оставалось прежним: армия должна прорываться на запад.
Когда я явился к вечернему докладу обстановки, настроение Гитлера изменилось коренным образом. Он начал примерно следующими словами: «Я обдумал все еще раз, я согласен с вашим планом относительно прорыва 1-й танковой армии на запад. Я также решился скрепя сердце включить в предлагаемую вами ударную группу 4-й танковой армии вновь сформированный на западе танковый корпус СС в составе 9-й и 10-й тд СС, а также 100-ю гсд из Венгрии и 367-ю пд».
Я доложил, что за это время я отклонил новое предложение генерала Хубе прорываться на юг и настоял на прорыве армии на запад. По моему мнению, продолжал я, прорыв на запад увенчается успехом, так как обе вражеские танковые армии, видимо, распылят свои силы в направлении переправ через Днепр. Затем сопровождавший меня начальник Оперативного отдела подполковник Шульц-Бюттгер зачитал мой приказ 1-й танковой армии на прорыв на запад».
Однако за этим 30 марта последовала отставка Манштейна и Клейста, главнокомандующего группы армий «А», со своих постов. Манштейна Сменил Вальтер Модель. Согласно дневниковой записи Манштейна, он заявил при прощании Гитлеру, что может «передать командование Моделю без существенного ущерба для дела, так как… уже приняты решающие меры по спасению 1-й танковой армии: во-первых, его (Гитлера) решение перебросить с запада танковый корпус СС, во-вторых, мой приказ армии пробиваться на запад севернее Днестра. Тем самым сделано то, что должно в основном делать в настоящее время командование группы армий. В дальнейшем важно будет только, чтобы командование организовало помощь и моральную поддержку войскам. Модель с этим также справится».
На 30 марта 4-я танковая армия имела в боевых порядках всего 67 танков и самоходно-артиллерийских установок, а приданный ей стрелковый корпус, состоявший всего из двух дивизий, испытывал острый недостаток в горючем и боеприпасах. Дивизии немецкой 1-й танковой армии смогли прорвать фронт 4-й танковой армии в районе Кадиевцы, Оринин и отойти в направлении Борщев, Бучач. 3-я гвардейская танковая армия имела в наличии 146 танков и самоходно-артиллерийских установок. Если бы она была переброшена в район бреши на западном участке внутреннего фронта окружения, то прорыв немцев, по всей вероятности, удалось бы предотвратить. Однако штаб 1-го Украинского фронта во главе с маршалом Жуковым и Ставка Верховного Главнокомандования продолжали пребывать в убеждении, что 1-я танковая армия генерала Ганса Валентина Хубе будет прорываться на юг, к Днестру, как первоначально и планировал Хубе. Советское командование стремилось как можно скорее сжать «котел» и ликвидировать окруженных. При этом оно явно недооценивало возможность прорыва противника в западном направлении. Поэтому наиболее сильная 3-я гвардейская танковая армия использовалась не для укрепления западного фронта окружения с возможным противодействием вражеской деблокирующей группировки, а вместе с 1-й гвардейской армией сжимала внутренний фронт окружения с севера.
Как вспоминал К. С. Москаленко, «командующий немецкой 1-й танковой армией генерал-полковник Хубе сначала действительно стремился отвести свои войска за Днестр и для этого прежде всего стягивал их в район Каменец-Подольского, оставив сильное прикрытие на севере, на рубеже Городок, Ярмолинцы. 28 марта передовые части отходившей группировки противника подошли вплотную к району Каменец-Подольского и завязали там бои.
Донесения нашей 4-й танковой армии становились все тревожнее. Враг ожесточенно контратаковал ее войска на довольно значительном участке от Лянцкоруни до Китай-города. Первый из этих населенных пунктов находится к северо-западу, а второй — к юго-востоку от Каменец-Подольского. Таким образом, казалось, что враг упорно стремился к Днестру. К этому нужно добавить, что у г. Хотин, куда рвались гитлеровцы, имелась понтонная переправа, что могло обеспечить им отход за реку. Далее радиоразведка засекла за Днестром вражеские радиостанции, принадлежавшие 1-й танковой армии, 3-му танковому корпусу и двум танковым дивизиям противника. Все это можно было расценить только как направление отхода противника на юг за Днестр.
Этот путь казался наиболее вероятным. Поэтому главные усилия наших войск были направлены на захват и удержание переправ через Днестр. Даже настойчивые атаки окруженных в западном направлении расценивались как стремление врага прорваться к переправам в населенном пункте Залещики.
Не были учтены два важных обстоятельства. Первое из них заключалось в том, что ближайшие пути отхода за Днестр были уже перехвачены войсками наших 38,1 и 4-й танковых армий. Второе обстоятельство, ускользнувшее от внимания фронтовой разведки, — создание противником к западу от нашего внешнего фронта ударной группировки в составе 4-й танковой армии для наступления навстречу своей 1-й танковой армии в направлении Подгайцы, Бучач.
Таким образом, немецкая 1-я танковая армия, имевшая в своем составе 23 дивизии, в том числе 10 танковых и моторизованную, вырвалась из окружения. Уничтожить ее советским войскам не удалось.
Ценой больших потерь фашистам удалось ко 2 апреля продвинуться в район Борщева (между Каменец-Подольском и Бучачем). Здесь неприятель неожиданно натолкнулся на наши 1672-й и 222-й истребительно-противотанковые артиллерийские полки, следовавшие в район Каменец-Подольска на помощь войскам 4-й танковой армии.
Артиллеристы быстро сориентировались, развернули орудия и встретили гитлеровцев шквальным огнем. В этом исключительно яростном, кровопролитном бою было уничтожено 22 вражеских танка, 17 самоходно-артиллерийских установок, до 300 автомашин и более 1000 гитлеровских солдат и офицеров. Правда, большие потери понесли и наши артиллеристы».
2 апреля 1-й танковой армии был предъявлен ультиматум, подписанный маршалом Жуковым:
«Командирам 3, 24 и 48 танковых корпусов, 96, 208, 254, 291, 371 пехотных дивизий, 101 горнострелковой дивизии, дивизионной группы Шааль, 20 мотодивизии, 1,6,11,16,19, 25 танковых дивизий, танковой дивизии СС «Райх» германской армии (дивизия «Лейбштандарт Адольф Гитлер» в ультиматуме почему-то не была упомянута. Возможно, фронтовая разведка так и не установила ее наличие в составе окруженной группировки. — Б. С.)
Ультиматум
Вы с остатками частей находитесь в полном окружении. Линия фронта далеко отодвинулась от вас на юг и запад…
Во избежание бессмысленного кровопролития предлагаю вам следующие условия капитуляции:
Окруженные немецкие войска во главе со своими командирами и штабами немедленно прекращают боевые действия.
Вы передаете нам весь личный состав, вооружение и боевую технику неповрежденной.
При принятии настоящих условий капитуляции и прекращении сопротивления гарантируется всем генералам, офицерам и солдатам жизнь и безопасность. Всему личному составу сдавшихся частей сохраняются: военная форма, знаки различия, ордена и личная собственность.
Всем раненым и больным будет оказана немедленно медицинская помощь. Всему личному составу будет обеспечено нормальное питание. Офицерам сохраняются холодное оружие и личные транспортные средства.
Ваш ответ ожидается к 10 часам 4.4.1944 г. по московскому времени в письменной форме, через ваших парламентеров…»
Однако 1-я танковая армия не думала сдаваться. В ульти матуме было перечислено всего 14 дивизий и 1 дивизионная группа, тогда как в действительности в «котле» находилось до 23 немецких дивизий.
4 апреля немецкая деблокирующая группировка перешла в наступление пятью дивизиями на фронте в 35 км и легко смяла две советские стрелковые дивизии. За два дня он продвинулся на глубину более 40 км. 1-я танковая армия нанесла встречный удар. 7 апреля окруженные соединились с деблокирующей группировкой в районе города Бучач.
Командир II танкового корпуса СС Хауссер вспоминал: «Танковый корпус СС получил задание освободить 1-ю танковую армию Хубе, окруженную в районе Каменец-Подольского, и заново организовать оборону с помощью подчиненных корпусу частей вермахта. Погода была неблагоприятной: слякоть ранней весны в непроходимой местности, с немногочисленными дорогами, вскоре полностью раскисшими. Первая попытка совершить маневр через Галич на Днестре не удалась из-за того, что все мосты были разрушены. Поэтому было приказано продвинуться дальше на север, а именно: 100-я егерская дивизия — через Поджгайцы на Бучач, а «Гогенштауфен», перешедший в подчинение XLVIII танкового корпуса генерала Германа Балька, должен был деблокировать Тернополь. Последнее, к сожалению, не удалось, в то время как у Бучача, несмотря на всю сложность рельефа, удалось пробиться к танковой армии Хубе, так что Модель, Хубе и Хауссер в Бучаче смогли пожать друг другу руки. Видеть остатки армии, выходящей из окружения после боев во время русской зимы, — крайне тяжелое зрелище для любого солдата. Чтобы обеспечить уход за ранеными и больными, от корпусных врачей и интендантов потребовалась большая подготовительная работа.
В результате нескольких боев, в которых участвовали и остатки 16-й и 19-й армейских дивизий, вызволенные из окружения, было остановлено дальнейшее продвижение Красной Армии, уничтожены ее части западнее Стрыпы и на этой реке организована новая линия обороны. После выполнения этого задания корпус вместе с обеими своими танковыми дивизиями СС и 8-й дивизией вермахта вошел в состав 4-й танковой армии генерала Эрхарда Рауса (позднее — генерала Йозефа Гарпе). Корпус был назначен в резерв группы армий «Северная Украина» и размещен у Злоцлова, восточнее Лемберга (Львова). Была проведена предварительная подготовка к нанесению контрудара.
События на Западе помешали осуществлению планов командования: 6 июня началась высадка англо-американских войск в Нормандии. Корпус в составе двух дивизий СС начал перебрасываться во Францию только с 12 июня. Бои на Восточном фронте стали хорошим боевым крещением для двух танковых дивизий СС, хорошей подготовкой к дальнейшим операциям».
Если бы две танковые дивизии остались на Восточном фронте к моменту начала операции «Багратион», их бы наверняка использовали для контрудара не на южном, а на центральном участке фронта. Корпусу СС в этом случае, скорее всего, удалось бы существенно затормозить наступление Белорусских фронтов, и, быть может, операция «Багратион» не имела бы тогда столь катастрофических последствий для группы армий «Центр».
Что характерно, в мемуарах как немецких, так и советских генералов упор всегда делается на неблагоприятные погодные условия, мешающие наступлению. Вот и командующий 2-м Украинским фронтом маршал И. С. Конев, проводивший наступление в то же самое время по соседству с Хауссером, писал в мемуарах: «Из всех операций, о которых рассказывается в этой книге, самой трудной была Уманско-Ботошанская. История войн не знает более широкой по своим размахам и сложности в оперативном отношении операции, которая была бы осуществлена в условиях полного бездорожья и весеннего разлива рек.
В моей памяти неизгладимы картины преодоления солдатами, офицерами и генералами непролазной липкой грязи. Я помню, с каким неимоверным трудом вытаскивали бойцы застрявшие по самые кузова автомобили, утонувшие по лафеты в грязи пушки, надсадно ревущие, облепленные черноземом танки. В то время главной силой была сила человеческая. Напротив, когда погода благоприятствовала собственному наступлению, это практически никогда не отмечается в мемуарах».
Например, в период проведения операции «Цитадель» погода была вполне благоприятна для наступления, но в мемуарах немецких участников операции этот факт практически не отразился. И немецкие, и советские генералы стремились неблагоприятными погодными условиями либо оправдать свои неудачи, либо подчеркнуть, что успех был достигнут, невзирая на сопротивление матушки-природы.
Как утверждает К. С. Москаленко, «25 марта в гитлеровской Ставке было принято решение осуществить ее (немецкой 1-й танковой армии. — Б. С.) прорыв в западном направлении, организовав одновременно встречный удар 4-й танковой армии, усиленной перебрасываемыми с запада резервами.
В соответствии с этим решением генерал-полковник Хубе создал три группы прорыва. Основная из них, действовавшая в центре, состояла из пяти танковых, моторизованной и пехотной дивизий, а две фланговые группы имели по одной танковой и одной пехотной дивизии каждая. Остальные дивизии предназначались для сдерживания натиска советских войск и отходили за группами прорыва.
Теперь прорыв осуществлялся в западном направлении, причем основная группа отходила из района Лянцкоруни на Борщов, т. е. как раз туда, где у нас имелся разрыв на внутреннем фронте окружения. Поскольку же штаб 1-го Украинского фронта продолжал считать, что противник пытается прорваться на юг, за Днестр, то по-прежнему усилия наших войск направлялись на то, чтобы отрезать гитлеровцев от переправ.
Таким образом, на своих действительных путях отхода враг встретил явно недостаточную преграду — ослабленные части нашей 4-й танковой армии и 30-го стрелкового корпуса».
5 апреля 1-я танковая армия противника отдельными частями, потеряв почти всю технику, соединилась с подгайцевской группировкой в районе Бучач на р. Стрыпе.
Командование 1-го Украинского фронта в попытке предотвратить прорыв врага бросило на пути его движения части двух находившихся на марше стрелковых корпусов. Однако и они не смогли создать надежного заслона, вступая в бой с ходу, нередко без артиллерии. Враг же рвался вперед, не считаясь с потерями. В голове его прорывавшейся на северо-запад группировки находился мощный бронированный кулак, состоявший из танковых дивизий. Немаловажную роль в успешном прорыве противника из окружения сыграла разразившаяся трехдневная снежная вьюга, исключившая массированное применение нашей авиации.
На следующий день, когда ожидался ответ на ультиматум, на всем фронте вокруг окруженной вражеской группировки шли ожесточенные бои. На западном секторе отдельным группам пехоты с танками удалось прорваться в район Толстое, Ягельница. Преодолев р. Серет, они перерезали железную дорогу и шоссе Чортков — Залещики, а вместе с ними и коммуникации 1-й танковой армии генерала Катукова, находившейся за Днестром.
Одновременно противник проявил активность и на внешнем фронте окружения — в районе Подгайцы. Здесь в этот день гитлеровцы силами до пехотного полка с 30 танками вели разведку боем. Успеха они не добились. Однако утром 5 апреля позиции 18-го гвардейского стрелкового корпуса на участке от Подгайцы до Мариамполя были атакованы превосходящими силами четырех дивизий — 100-й и 367-й пехотных, 9-й и 10-й эсэсовских танковых. Они потеснили наши части на глубину до 10 км.
С этого момента, после неожиданного для нашего командования удара стратегических резервов противника, развитие событий как на внутреннем, так и на внешнем фронте окружения показывало, что 1-й танковой армии противника удалось избежать полного уничтожения».
Д. Д. Лелюшенко, командовавший 4-й танковой армией, иначе, чем Москваленко, определяет состав деблокирующей группировки врага: «Одновременно из района Подгайцы, Бучач неприятель силами танкового корпуса СС (9-й и 10-й танковых дивизий СС), 100-й горнострелковой и 37-й пехотной дивизий, переброшенных с запада, нанес удар на восток навстречу остаткам своей 1-й танковой армии, пробивавшейся из района Каменец-Подольска.
5 апреля 1-я танковая армия противника отдельными частями, потеряв почти всю технику, соединилась с подгайцевской группировкой в районе Бучач на р. Стрыпе».
Историк немецкой 16-й танковой дивизии писал о прорыве под Бучачем: «Мы получили приказ повредить и оставить все моторизованные средства, за исключением боевых машин (танков и САУ. —Д. JI.) вплоть до личной автомашины командира дивизии». Тем не менее основную часть боевой техники, уцелевшей к концу марта, из окружения удалось вывести».
Стоит отметить, что Москаленко, как и другие советские мемуаристы и историки, утверждает, что прорыв в районе Подгайц был осуществлен деблокирующей в составе четырех дивизий — двух эсэсовских танковых и двух армейских пехотных — 100-й и 367-й. Замечу, что если насчет эсэсовских дивизий все они сходятся, то насчет пехотных дивизий сохраняется разнобой. Как мы помним, Лелюшенко называет иные дивизии вермахта, чем Москаленко, а именно: 100-ю горнострелковую (что ближе к истине, хотя на самом деле 100-я дивизия называлась егерской (легкопехотной) и 37-ю пехотную. Хауссер же в своих мемуарах перечисляет только две дивизии, участвовавшие в прорыве, — танковую дивизию «Фрундсберг» и 100-ю легкую (егерскую) дивизию. Возможно, в контрударе участвовала также 8-я легкая пехотная дивизия вермахта, о которой говорит Хауссер как о включенной в состав его корпуса, а не 367-я, которую упоминает Москаленко. Что же касается 9-й танковой дивизии СС «Гогенштауфен», то она не могла участвовать в прорыве на Бучач, так как в это время безуспешно пыталась деблокировать Тернополь, окруженный войсками 60-й армии еще 21 марта. Его гарнизон сдался только 14 апреля.
Жуков в мемуарах признает свою ошибку при проведении операции по разгрому 1-й танковой армии противника: «К концу марта группировка в количестве 23 дивизий, в том числе десяти танковых, одной моторизованной и одной артиллерийской, в основном была окружена.
На уничтожение окруженной группировки двигались с востока 18-я и 38-я армии; с севера удар наносили 3-я и 4-я танковые армии. Часть соединений 1-й гвардейской армии окружили немцев с запада и юго-запада, 4-я и 1-я танковые армии (за исключением 8-го мехкорпуса) вышли за Днестр, отрезав пути противнику на юг. Наши войска, действовавшие на внутреннем фронте, подошли к решительной схватке в крайне ослабленном состоянии, не имели необходимого количества артиллерии и боеприпасов, которые отстали от войск из-за полного бездорожья, 3-я гвардейская танковая армия, имевшая в своем строю небольшое количество танков, понесла большие потери и была выведена по указанию Верховного в резерв на пополнение. 4-я танковая армия к исходу марта находилась в районе Каменец-Подольска (Каменец-Подольский) также в значительно ослабленном состоянии.
Все это, вместе взятое, не обеспечивало энергичных действий войск по расчленению и уничтожению окруженной группы противника. Сейчас, анализируя всю эту операцию, считаю, что 1-ю танковую армию следовало бы повернуть из района Чортков — Толстое на восток для удара по окруженной группировке. Но мы имели тогда основательные данные, полученные из различных источников, о решении окруженного противника прорываться на юг через Днестр в районе Залещиков. Такое решение казалось вполне возможным и логичным.
В этом случае противник, переправившись через Днестр, мог занять южный берег реки и организовать там оборону. Этому способствовало то обстоятельство, что правофланговая 40-я армия 2-го Украинского фронта 30 марта все еще не подошла к Хотину.
Мы считали, что в этих условиях необходимо было охватить противника 1-й танковой армией глубже, перебросив ее главные силы через Днестр, и захватить район Залещики — Черновицы — Коломыя. Для образования внешнего фронта 8-й механизированный и 11-й стрелковый корпуса выбросить в район Мариамполь — Станислав — Надворная. Но когда немецкому командованию группы армий «Юг» стало известно о перехвате советскими войсками путей отхода в южном направлении, оно приказало окруженным войскам пробиваться не на юг, а на запад через Бучач и Подгайцы.
Как потом выяснилось из трофейных документов, командование группы армий «Юг» собрало здесь значительное количество войск, в том числе 9-ю и 10-ю танковые дивизии СС, и 4 апреля нанесло сильный удар по нашему внешнему фронту из района Подгайцы. Смяв оборону 18-го корпуса и 1-й гвардейской армии, танковая группа противника устремилась в район Бучача навстречу выходящим из окружения своим частям.
Сколько гитлеровцев прорвалось из окружения, ни я, ни штаб фронта точно установить так и не смогли. Назывались разные цифры. Как потом оказалось, вышли из окружения не десятки танков с десантом, как тогда доносили войска, а значительно больше.
В ходе тяжелых боев окруженные войска противника потеряли значительно больше половины своих войск, всю артиллерию, большую часть танков и штурмовых орудий. От некоторых соединений остались одни штабы».
Понятно, что подчиненные Жукова стремились всячески приуменьшить количество неприятельских солдат и боевой техники, вырвавшихся из кольца. Однако, судя по дальнейшему ходу событий — последовавшей за прорывом у Бучача стабилизации южного крыла советско-германского фронта, основные силы 1-й танковой армии смогли избежать уничтожения. В этом большую помощь ей оказал II танковый корпус СС.
Если бы прорыв не удался и 1-я танковая армия немцев была бы уничтожена, это бы коренным образом изменило стратегическую обстановку на советско-германском фронте. Уничтожение группировки, по числу дивизий превосходившую даже ту, что в свое время была ликвидирована в Сталинграде, могло еще более кардинально, чем разгром армии Паулюса, подорвать германскую способность к сопротивлению. Тем более что силы вермахта и его союзников на Восточном фронте весной 1944 года были гораздо слабее, чем в начале 1943 года. Представим, что бы произошло, если бы в начале апреля 1944 года немецкая 1-я танковая армия была уничтожена. А в таком развитии событий не было бы ничего невероятного. Достаточно было перебросить на Западный фронт окружения советскую 1-ю танковую армию, и одна, пусть даже свежая, танковая дивизия СС вряд ли смогла бы разорвать внешний фронт окружения. Более того, для уничтожения столь мощной группировки немцев, как 1-я танковая армия, Ставка при желании могла бы задействовать и армии соседнего 2-го Украинского фронта, притормозив его вторжение в Румынию. Игра стоила свеч. Однако, как кажется, и Жуков, и Сталин опять переоценили успехи Красной Армии и хотели достичь всех целей сразу. Да и Жуков, всегда ревниво относившийся к успехам Конева, вероятно, не очень-то спешил обратиться к нему за помощью. А ведь если бы 23 дивизии немецкой 1-й танковой армии действительно были бы уничтожены, то, вполне вероятно, Румыния бы уже тогда, в апреле 44-го, вышла бы из войны и повернула оружие против немцев. Гитлер бы уже тогда, по всей видимости, лишился бы как румынской нефти и армии, так и собственной группы армий «Южная Украина». Советские войска уже в апреле вторглись бы в Венгрию, заняли бы Львов, достигли Южной Польши. Гитлеру, скорее всего, пришлось бы отвести войска с «белорусского балкона», а заодно и из Прибалтики, чтобы высвободить силы с южного фланга. Пришлось бы не только не возвращать II танковый корпус СС на Запад, где ожидалось англо-американское вторжение, но и перебрасывать какие-то дополнительные силы из Франции на южное крыло Восточного фронта. Тогда, скорее всего, не понадобилось бы проводить операцию «Багратион», поскольку немцы сами бы отошли к границе Польши, куда Красная Армия не позднее мая уже вошла бы. Западные союзники легче и быстрее вырвались бы с нормандского плацдарма. У немцев не хватило бы сил ни на Арденнское контрнаступление, ни на масштабные контрудары в Венгрии. Война завершилась бы, вполне возможно, уже к концу 1944 года. Так что Хауссер со своими подчиненными внес заметный вклад в то, чтобы война продлилась еще несколько лишних месяцев. Повлиять же на ее исход эсэсовские дивизии уже не могли.