НС — прорастающее семя нацизма

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НС — прорастающее семя нацизма

Сразу же после ухода Квислинга с поста премьер-министра и создания административного совета доктор Брэйер был отозван в Берлин в распоряжение министерства иностранных дел. Фон Фалькенхорст считал, что германская администрация в Норвегии должна быть организована так же, как в Бельгии в 1914–1918 годах, то есть во главе с гражданским чиновником, но под наблюдением главнокомандующего. Боясь влияния каких-либо партий на военное сопротивление норвежцев, Фалькенхорст послал по телеграфу настоятельную просьбу в Берлин — не лишать его возможности мирного урегулирования конфликта путем введения гражданской администрации.

Единственным ответом была телеграмма от 21 апреля: «Рейхскомиссар Тербовен с сопровождающими лицами прибудет сегодня на аэродром Форнебу в 10.00. Полицейские отряды высадятся в норвежских портах сегодня на рассвете».

Эти последние слова телеграммы из штаб-квартиры Гитлера вызвали в штабе Фалькенхорста большое недовольство и возмущение. До сих пор из портовых городов Норвегии не поступало никаких сообщений. Вскоре выяснилось, как рассказывал Прук, случайно присутствовавший в штабе при получении неприятной телеграммы и поэтому с особым интересом следивший за развитием событий, что гестаповцы и штурмовики действительно высаживаются в небольших рыбачьих поселках, не ожидая подхода немецких войск. Фалькенхорсту не оставалось ничего иного, как примириться со свершившимся фактом.

После прибытия в Норвегию гестапо и СД перед абвером встала задача найти новые формы работы и сотрудничества между исполнительным аппаратом Тербовена и военным командованием. На долю Прука выпало установление связи с оберштурмбанфюрером Штальэкером. Они договорились строго разграничить сферы деятельности. Всеми военными вопросами должен был заниматься абвер, всеми гражданскими — гестапо.

Размещение в Норвегии органов нацистской партии привело, как и предвидели руководители абвера, к целому ряду осложнений. Вот что рассказывает в этой связи сам Прук:

«Однажды вечером вместе с несколькими офицерами из моего управления я сидел в ресторане отеля „Бристоль“. Я обратил внимание на столик, неподалеку от нашего, где сидела весьма сомнительная компания безусых юнцов и совсем молоденьких девиц. Они явно не гармонировали со строгой обстановкой „Бристоля“.

С удивлением я обнаружил, что эти наглые и шумливые юнцы говорят по-немецки.

— Вы, видимо, не знаете, что это за люди? — спросил меня один из офицеров, капитан контрразведки, заметив мой озадаченный взгляд.

— Нет, — ответил я.

— Это арьергард СД — провокаторы и потаскушки. Они повсюду следуют за СД и всегда готовы выполнить свое особое задание».

Через несколько дней после прибытия Тербовена в Осло он пожелал лично встретиться с Пруком. С согласия Фалькенхорста доктор Штальэкер представил Прука Тербовену в его кабинете в здании стортинга. К удивлению Прука, Тербовен попросил Штальэкера оставить их наедине, и у них состоялась почти полуторачасовая беседа.

Тербовен вначале попросил рассказать ему о предыстории оккупации Норвегии. Затем он заинтересовался настроениями, царящими среди норвежцев. Прук отвечал откровенно. Норвежцы чувствовали себя лучше при вермахте, чем при гражданской власти. Об этом свидетельствуют первые донесения о настроениях в народе. Норвежцы — свободолюбивый народ. Это доказано историей. Прук хотел бы предупредить против всякого вмешательства во внутренние политические дела Норвегии.

На совет не вмешиваться в норвежские дела Тербовен ответил, что другие офицеры, также хорошо знающие Норвегию, придерживаются иного мнения. Затем разговор перешел на Квислинга.

Говоря о сторонниках «иного мнения», рейхскомиссар, видимо, имел в виду военно-морского атташе Рихарда Шрейбера. Прук так прямо и спросил у него. Тербовен кивнул, соглашаясь, и в свою очередь спросил Прука, знает ли он имперского уполномоченного Шейдта, личного представителя Розенберга в Норвегии.

— Пока что удалось избежать встречи с ним, — ответил Прук.

После такого искреннего ответа Тербовен стал более откровенен и дал понять Пруку, что он не в восторге, как он выразился, от этой пары. Потом Тербовен попросил Прука высказаться о политической атмосфере в стране.

— Расскажите мне об этом подробнее. Ведь вы уже здесь давно.

— Мне кажется, — начал Прук, — что если немецкое командование придает значение установлению хороших отношений с норвежцами, то лучше всего было бы отказаться от Квислинга как от главы правительства. Это вызовет у большей части норвежцев самый решительный протест и даже может иметь роковые последствия для военной обстановки. Я располагаю многочисленными данными на этот счет. Их собрал мой сотрудник, некто майор Бенеке. Он много лет провел в стране и имеет широкие и надежные связи.

Тербовен спокойно слушал его, не перебивая. Изредка задаваемые вопросы свидетельствовали о том, что он готов поддержать ход мыслей разведчика. И когда Прук кончил, рейхскомиссар сказал:

— В противоположность капитану 3 ранга Шрейберу я согласен, что было бы наиболее целесообразно изолировать Квислинга и поставить во главе «Нашунал самлинг» другого лидера. Я буду этому содействовать. Но я не думаю, что фюрер нас поддержит. Имейте в виду, фюрер дал ему обещание. Да и отказаться от «Нашунал самлинг» мы не можем ни при каких обстоятельствах: ведь это прорастающее семя национал-социализма в Норвегии.

В последних словах Тербовена выразилось главное в политической линии немцев летом и осенью 1940 года. Нет сомнений, однако, что высказываниям Прука он придавал большое значение, тем более что они подчеркивали общее мнение сотрудников германской миссии о Квислинге.