Рассказывает бывший резидент КГБ в Кабуле А. Морозов

Рассказывает бывший резидент КГБ в Кабуле А. Морозов

После того как Тараки был арестован и было сказано, что он к тому же болен, была встреча с Амином. На одной из бесед утром с дипломатами посол сказал, что Амин в ходе вчерашней встречи заявил, что с товарищем Тараки все в порядке, только он неважно себя чувствует, но если вы хотите с ним встретиться, вы можете это сделать в любую минуту. И посол от такой встречи отказался. Хотя Тараки к тому времени, может быть, уже и не было в живых. Но Амин как психолог рассчитал, что посол на такую встречу не пойдет. А если и пойдет, то будет согласовывать с Москвой, а Москва, может быть, не даст такого согласия. Потом я думал над этим, мне казалось, что, если бы посол пошел, согласился — да, я хочу с ним встретиться, он многое бы узнал.

Узнал бы, наверное, то, что вам рассказывали те, кто убивал Тараки, как это происходило. И как они с ним обращались, что же на самом деле произошло.

Но посол, уважаемый Александр Михайлович, совершил очередное предательство по отношению к тем, кто к нам хорошо относился. Почему не пойти на такую встречу? Почему не навестить в то время, когда об этом говорилось? Тараки был еще Генсеком и Председателем Ревсовета.

И если бы он побывал там, не исключено, что Амин не пошел бы на убийство Тараки.

Незадолго до этого Тараки возвращался из Москвы в Кабул, вернее, через Москву из Гаваны, и ходили слухи, что у Тараки был план убрать Амина уже к своему возвращению. Амин тоже соответственно готовился… и, когда Тараки, спускаясь по трапу, увидел Амина, очень удивился, что он еще жив. «Четверка угловистов» не смогла совершить задуманный акт, да и Тараки, которого они готовы были защищать с оружием в руках, отказался от этого.

С другой стороны, Амин заранее готовился, весь Кабул исполнял национальный танец в честь возвращения Тараки, разыгрывался спектакль под руководством Амина, а как только Тараки в сопровождении почетного эскорта въехал на территорию дворца, ворота закрылись, и практически судьба Тараки была уже решена.

Возможно, это было действительно так. Факты и практическая деятельность Амина говорят о его стремлении к самой высокой ступеньке власти. Амбициозность его отмечалась всеми людьми из его близкого окружения. То, что он рвался к власти, было нескрываемо. Может быть, даже созданный Амином культ Тараки способствовал всему этому.

Этот культ, на мой взгляд, явился, по крайней мере, одной из серьезных причин того, что Тараки потерял всякое чувство реальности в отношении происходящего в стране и вокруг нее. Он превратился как бы в царька, почивающего на лаврах, сидящего на троне и искренне верящего в то, что он самый великий и могучий не только в Афганистане, но и во всем регионе. Что он как бы знает о будущих революциях и в Иране, и в Пакистане, а может быть, и в Индии. Помнится, даже известный лозунг был переделан на афганский лад — «Мы говорим Тараки, подразумеваем Партия…». Ну и дни рождения, которые устраивал Амин и поздравляли Тараки, проводились таким образом, чтобы показать величие Тараки, что он — мудрейший из мудрейших. Даже в программе халькистов был пункт о том, что партии нужен культ вождя. После прихода к власти эта идея претворилась в реальность.

Кто-то из журналистов спросил у Тараки, как он относится к тому, что повсюду его портреты и плакаты, митинги проходят… Он на это ответил: что я могу с этим поделать, если, мол, народ так любит меня.

Все это способствовало обострению борьбы между парчамистами и халькистами. Тем более после прибытия все большего количества военных и партийных советников из СССР эта тенденция усилилась, так как последние в зависимости от того, кто был подсоветный, невольно занимали сторону тех или других, даже не зная, что такое НДПА… Представители же каждой из сторон били себя в грудь и говорили, что они марксисты, коммунисты.

Людей же, разбиравшихся в обстановке в Афганистане, понимавших пагубность деятельности Амина и мотивы этой деятельности, по просьбе Амина срочно отправляли в Союз, то есть от них избавлялись. Амин хотел, чтобы эти люди отсутствовали, чтобы их не было в Афганистане. Чтобы от них в Москву, в высшую инстанцию не поступала информация о действительном положении дел в Кабуле.

Подобная ситуация возникла даже у Б. Н. Пономарева, которого о реальном положении дел проинформировал резидент Осадчий. Борис Николаевич же с учетом выводов, сделанных еще в Москве, и информации Осадчего начал разговор о проводимых репрессиях, необоснованных арестах и т. д., чем страшно удивил Тараки, который, закинув ногу на ногу, отвернулся от Пономарева, буквально сделав вид, что не хочет его дальше слушать. Тараки — человек, который из ничего вдруг превратился в руководителя государства, в Генсека, а какой-то секретарь, кандидат в Политбюро из Москвы приехал и делает ему замечание.

Вот тут Амин начал действовать, он понял, что есть какие-то источники, поставщики информации, которые дают истинную картину в Москву, а Москва поэтому негативно относится к деятельности афганского руководства.

Информацией же мы располагали по линии резидентуры внешней разведки, представительства КГБ (из представителей 9-го управления, 2-го управления контрразведки, 4-го и 5-го управлений…), представителей ГРУ, войсковой разведки. Информация эта получалась из источников, которые у них были в разных слоях афганского общества, в том числе и в оппозиции, и в дипкорпусе.