Мирослав Морозов ПАРАДОКСЫ «КРАСНОГВАРДЕЙЦА»
Мирослав Морозов
ПАРАДОКСЫ «КРАСНОГВАРДЕЙЦА»
Хотя с момента окончания Великой Отечественной войны скоро минует 70 лет, редкая историческая тема на настоящий момент может приковать к себе внимание столь обширной аудитории. Ежегодно выходят десятки различных исследований, сотни или даже тысячи газетных и журнальных публикаций, а конца этому потоку все нет. Не в последнюю очередь такое положение дел обусловлено наличием полярных оценок в вопросе о том, почему и как именно была выиграна эта война. Дело в том, что целый ряд факторов и огромное количество сохранившихся документов свидетельствуют, что методы ведения нами боевых действий зачастую были далеко не безупречными. Это выражалось в первую очередь в соотношении потерь, которые несли мы и которые нес от наших ударов противник. Активно подливали и подливают масло в огонь зарубежные исследователи, благодаря которым мы впервые и узнали об истинных, а не декларируемых потерях вражеской армии и флота. Комментируя отечественные послевоенные издания, они без особого труда находили примеры того, как какое-то наше знаменитое событие или достижение «становилось с ног на голову», если на него наложить фактуру, полученную из документов противостоявшей стороны. Одним из ярких и наиболее употребимых по отношению к нашему подводному флоту примеров являлась констатация того, что первая из четырех гвардейских краснознаменных подводных лодок советского ВМФ — «Д-3» — не имела на своем счету ни одного пораженного корабля противника. Подобранные определенным образом такие примеры могли убедить кого угодно в том, что ВМФ СССР воевал крайне неэффективно, а почти все его победы являются плодом воображения органов пропаганды. В ответ с нашей стороны начиналась «критика буржуазных фальсификаторов», которая почему-то никогда не затрагивала фактической, документальной стороны дела. Мало что изменилось в этих подходах и сейчас. Дискуссия между историками и ветеранами флота ведется по поводу того, чьи цифры успехов признавать — наши или немецкие? При этом очень мало внимания уделяется анализу самих атак, техники и тактики нашего подводного флота, сравнению их с аналогичными вопросами в иностранных флотах того времени. При таком положении дел военно-историческая наука буксует на месте — она не может дать ни материала, ни выводов ни для патриотического воспитания, ни для военной науки. Поэтому нашей целью является проведение вышеуказанного анализа, основываясь на том самом антипримере, а именно исследовании боевого пути подводной лодки «Д-3».
Как известно, «Д-3», официально именовавшаяся до августа 1934 года «Красногвардейцем», входила в число шести первых подводных кораблей, построенных при советской власти «от киля до клотика». Лодка вступила в строй в октябре 1931-го, а спустя полтора года в компании двух однотипных субмарин перешла Беломорско-Балтийским каналом на Север. В течение пяти лет экипаж «Красногвардейца» упорно осваивал этот суровый театр, учился управлять и эксплуатировать свой корабль в условиях, близких к экстремальным. Кульминацией стал поход для оказания помощи дрейфующей полярной станции «Северный полюс». Между 9 и 18 февраля 1938 года лодка под командованием старшего лейтенанта Виктора Николаевича Котельникова (обеспечивающий — командир БПЛ СФ капитан 1-го ранга К.Н. Грибоедов) обеспечивала связь между ледокольными судами и главной базой флота, находясь совсем недалеко от папанинской льдины. Многочисленные плавания хорошо сплотили экипаж, придали ему необходимые навыки и закалку. Весьма высокого уровня профессионализма, по многочисленным свидетельствам, достиг старшинский состав, особенно если сравнивать его с уровнем подготовленности экипажей лодок, вступивших в строй в 1940–1941 годах. В дальнейшем это сослужило добрую службу. В октябре 38-го настало время капитального ремонта. Корабль перешел на родной Балтийский завод, где находился до апреля 1940 года. Ремонт включал в себя и модернизационные работы — были изменены обводы легкого корпуса, конструкция ограждения рубки, заменено орудие главного калибра, установлены новые средства связи. В то же время качество ремонта некоторых механизмов вызывает серьезные подозрения — уж очень быстро они начали «сыпаться» в условиях интенсивной эксплуатации в первые месяцы войны. Незамедлительно после окончания ремонта лодка перешла по ББК на Север. За последний предвоенный год корабль не имел серьезного технического обслуживания, поскольку основное время тратилось на отработку задач из «Курса подготовки подводных лодок» (КПЛ). Все более-менее значительные работы откладывались до гарантийного ремонта, который по срокам планировался на середину года. С 1 января 1941 года и до момента начала войны корабль провел в плавании 33 дня, что с учетом погодных условий, а также назначения нового командира являлось неплохим показателем. 6 мая капитан 3-го ранга В.Н. Котельников передал командование кораблем своему бывшему помощнику капитан-лейтенанту Филиппу Васильевичу Константинову. Родившийся в 1911 году Константинов был призван в ВМФ в 1933 году сразу после учебы в Одесском мореходном училище. В 1935 году он окончил штурманский класс СККС и получил назначение штурманом подводного минного заградителя «Л-2». Дальнейший рост по служебной линии привел его сначала на должность дивштурмана 16-го дивизиона «щук», который в 1937 году перешел на Север, а затем флагманского штурмана БПЛ СФ. В этом качестве Константинов и обеспечивал поход «Д-3» на помощь папанинцам. Весной 1938 года молодой офицер оказался свидетелем опустошительного разгрома, который произвели органы НКВД в штабе бригады ПЛ СФ. С небольшим временным интервалом были арестованы комбриг Грибоедов, начальник штаба бригады капитан 3-го ранга Б.Н. Мещеряков, командир «Щ-404» старший лейтенант Н.А. Лунин, помощник командира «Д-1» А.И. Мадиссон, дивизионный механик 2-го дивизиона ПЛ военинженер 2-го ранга Д.А. Печенкин. По всей видимости, произошедшее сыграло определенную роль в формировании характера будущего командира «Красногвардейца». По свидетельству знавших его людей, Филипп Васильевич отличался сдержанностью и крайней осторожностью. В августе того же года он ушел с беспокойной должности в штабе и стал помощником на «Д-3». Поскольку спустя два месяца корабль встал на ремонт, молодого старпома отозвали назад в штаб, где он на протяжении года исполнял обязанности помначштаба. Наконец, в ноябре 1939 года Константинов сумел добиться направления в СККС в классы подготовки командиров лодок. Вернувшись через год на Север, Филиппу Васильевичу пришлось вновь приступить к исполнению должности помощника на «Д-3». С учетом такого послужного списка выдвижение Константинова в командиры «Красногвардейца» могло считаться вполне закономерным. Конечно же, это вовсе не означало, что он изначально на 100 % был готов к выполнению новых весьма ответственных обязанностей, и это прекрасно понимало командование. Когда вечером второго дня войны «Красногвардеец» вышел в свой первый боевой поход на его борту находился командир 1-го дивизиона БПЛ капитан 2-го ранга М.А. Гаджиев.
Начиная описание подробностей боевой деятельности «Д-3» следует сразу оговориться по поводу того, что первичный боевой документ корабля, вахтенный журнал, этой подлодки не сохранился. По всей вероятности весь комплект этих журналов погиб вместе с лодкой в июне 1942 года. Кстати, уже то обстоятельство, что штаб БПЛ в течение года ни разу не удосужился собрать с подчиненных субмарин отработанные документы, сам по себе говорит о многом. Сохранились лишь отчеты о боевых походах (кроме первого), донесения о походах БЧ-5 и описания боевых столкновений из «Исторического журнала БПЛ СФ», а также отдельные сведения из месячных отчетов бригады. При этом зачастую данные по одному и тому же вопросу из различных документов незначительно различаются, а иногда даже сильно противоречат друг другу. Этого, конечно же, мало для исчерпывающей реконструкции боевой деятельности лодки. К счастью, первые походы «Красногвардейца» освещены в мемуарах Ф.В. Константинова и командира дивизиона, а впоследствии командира БПЛ И.А. Колышкина, который ходил обеспечивающим во 2-м, 4-м и 5-м походах. В основу данных противника по боевым столкновениям с участием «Д-3» легли журнал боевых действий Адмирала полярного побережья (далее КТВ АРК; командная инстанция, отвечавшая за охрану водного района и организацию конвойной службы между Нарвиком и Киркенесом) и журнал боевых действий 11-й флотилии охотников за подводными лодками, находившейся в подчинении Адмирала полярного побережья с февраля 1942 года до конца рассматриваемого периода.
Первый боевой поход «Красногвардейца» (23.6–4.7.1941) не был ознаменован никакими заслуживающими внимания событиями. Лодка дважды обнаруживала субмарины противника, которых в то время на самом деле на Северном театре еще не было. Около десятка раз пришлось уклоняться погружением от вражеских самолетов. Время, проведенное под перископом непосредственно у берега, было небольшим. Об этом говорит донесение БЧ-5, в котором указано, что за время похода корабль прошел 1570,4 мили в надводном положении и лишь 134 — в подводном. Поделив это время на средний подводный ход в 3 узла, мы получим примерно 45 часов, или примерно 6 часов за каждые сутки нахождения на позиции. Отчасти такое положение дел объяснялось незнанием маршрутов коммуникаций противника. До войны существовало мнение, что суда будут ходить на удалении 5—10 миль от берега, примерно так, как они ходили в мирное время. Очень быстро наблюдениями с самих подводных лодок и разведывательных самолетов удалось установить, что на самом деле вражеские корабли идут на расстоянии не дальше чем три мили от берега. В результате сигнальщики «Д-3» лишь единожды наблюдали на горизонте мачты, сблизиться с которыми в подводном положении не представлялось возможным. Конец походу, к которому экипаж и командование оказались неподготовлены ни с точки зрения разведки, ни с точки зрения тактики, положил приказ командующего флотом (его штаб руководил действиями подводных лодок в море вплоть до конца 1942 г.). В 17:13 4 июля «Красногвардеец» ошвартовался в Полярном, не израсходовав свою автономность по запасам примерно на 12 суток.
В связи с тем, что 1-й дивизион подлодок в ближайшее время должен был пополниться новыми «катюшами», «Д-3» временно (с 28 октября — постоянно) перевели в состав 3-го дивизиона, куда на тот момент входили четыре «щуки». Командовал дивизионом небезызвестный подводник, в то время капитан 3-го ранга Иван Александрович Колышкин. Именно он являлся обеспечивающим Константинова во втором боевом походе, совершенном в район Лоппского моря. Оба командира неплохо знали друг друга еще со времен совместной службы на «Л-2» в 1935 году, где Колышкин являлся помощником, а Константинов — штурманом корабля. Создается впечатление, что благодаря давнишнему знакомству изначально их взаимоотношения складывались вполне благоприятно, чего, правда, нельзя сказать о самом походе. Неудачная конструкция выхлопа дизелей привела к тому, что образовавшийся нагар не давал клинкетам (особенно клинкету левого дизеля) плотно перекрывать магистраль. По свидетельству Колышкина, за час движения в подводном положении трюм дизельного отсека наполнялся водой доверху. Периодически воду вместе с неизбежно попадавшим в нее машинным маслом приходилось откачивать за борт, где она образовывала хорошо заметные с воздуха масляные пятна. Документы противника показывают, что на тот момент организация его ближней воздушной разведки коммуникаций находилась на зачаточном уровне. Можно предположить, что самолеты люфтваффе неоднократно обнаруживали и масляные пятна, и сам медленно погружающийся «Красногвардеец», но поскольку большинство этих самолетов относились к частям фронтовой авиации 5-го воздушного флота, эти данные никуда не передавались. Во всяком случае никаких следов обнаружения «Д-3» в весьма подробном КТВ АРК обнаружить не удалось, но на командира «Д-3» и его обеспечивающего сознание нарушения скрытности оказывало большое сдерживающее влияние. Только подремонтировали клинкеты, как над морем повис густой туман. Действовать на коммуникациях при таких погодных условиях небезопасно для самой лодки — в перископ ничего не видно, а при плавании в надводном положении постоянно рискуешь нарваться на выскочивший из пелены вражеский корабль. К прочим напастям следует добавить двухкратный выход из строя лага и пропускание верхней головки командирского перископа. В результате за 4,5 суток нахождения на позиции подойти к берегу ближе чем на 9 миль так и не удалось. Субмарина прошла 151 ч в надводном положении, 103 ч в подводном (в подводном положении осуществлялся ремонт клинкетов) и произвела 5 зарядок батарей. И на этот раз поход был прерван штабом флота. В 4 часа 25 июля поступил приказ срочно возвратиться в базу. Причиной распоряжения послужил готовящийся рейд британского авианосного соединения на Петсамо и Киркенес, который в реальности имел место пятью днями позже. Второй поход закончился неудачей, но по его окончании обеспечивающий дал командиру «путевку в жизнь», считая, что Константинову можно доверить самостоятельное управление кораблем. В то же время в выводах, сделанных командиром бригады капитаном 1-го ранга Н.И. Виноградовым, значилось: «Командир ПЛ капитан-лейтенант Константинов поставленную боевую задачу понял правильно, но выполнял ее чересчур осторожно, без ярко отраженного стремления вперед к району расположения и движения противника.
Данный поход (второй боевой поход ПЛ «Д-3») тов. Константинов провел при обеспечении его командиром 3-ДПЛ — капитаном 3-го ранга Колышкиным, все советы и указания которого тов. Константинов выполнял» (ОЦВМА, ф. 112, д. 33052, л. 38).
Что же касается отсутствия успехов, то их не было и у других субмарин СФ, если не считать таковыми атаки «Щ-402» и «Щ-401», одержавших неподтвердившиеся впоследствии победы 14 и 15 июля соответственно. Причины такого состояния дел справедливо признавались в «Отчете БПЛ СФ за июнь-июль 1941 г.», где указывалось: «Недостаточная эффективность боевой деятельности БПЛ СФ за период с начала войны до 1.8.41 определялась прежде всего:
а) Наличием в это время на Северном театре полярного дня с незаходящим солнцем.
б) Уровнем боевой подготовки, достигнутым в момент войны.
в) Техническим состоянием ПЛ» (ЦВМА, ф. 795, оп. 5, д. 3, л. 9).
К сожалению, в дальнейшем командованию бригады редко удавалось столь самокритично относится к оценке своей деятельности…
Перерыв между боевыми походами был заполнен навигационным ремонтом и всякими не слишком значительными событиями. К их числу можно отнести и ежедневные воздушные тревоги в Полярном. Дело в том, что несмотря на отсутствие численного превосходства, авиация противника постоянно небольшими силами «проверяла на прочность» противовоздушную оборону главной базы СФ. В тех случаях, когда немцам удавалось добиться внезапности, мы несли серьезные потери. Так, 19 июля в губе Оленья получили легкие повреждения «Щ-421», «М-171» и «К-1». На следующий день нескольким «юнкерсам» внезапным ударом удалось отправить на дно эсминец «Стремительный». Налеты звеньев или даже одиночных машин в условиях полярного дня зачастую происходили по несколько раз в сутки. Как выяснилось, не все сделали надлежащие выводы из наших потерь. Из приказа командира 1-го ДПЛ следует, что 30 июля при объявлении воздушной тревоги командир «Д-3» Константинов и военком лодки старший политрук Е.В. Гусаров прибыли на корабль лишь после вызова комдива, за что им был объявлен выговор. Одного из офицеров лодки не удалось разыскать даже после вызова, и ему объявлялся домашний арест. Это заметно контрастировало с поведением рядового и старшинского состава. При очередной воздушной тревоге 12 августа, опять же, в отсутствие командного состава (внутри лодки находился лишь командир БЧ-5 капитан-лейтенант Б.А. Челюбеев), расчет 45-мм орудия, возглавляемый старшиной 2-й статьи А.П. Береговым, самостоятельно открыл зенитный огонь и, по многочисленным свидетельствам, сбил четырехмоторный самолет противника. Именно по свидетельствам, поскольку информация о сбитии «Д-3» самолета противника в этот день не нашла отражения ни в журнале боевых действий БПЛ, ни в Оперсводках штаба флота. Впрочем, это могло произойти и в другой день, а качество ведения документации штабами, очевидно, оставляло желать много лучшего. Мог ли экипаж «Красногвардейца» одержать победу исходя из данных противной стороны? Теоретически мог. 12 августа 5-й воздушный флот не досчитался одного Bf-11 °C из штабной эскадрильи эскадры ZG 76, который пропал без вести со всем экипажем «в районе Киркенеса» (такая формулировка может означать и то, что самолет вылетел на боевое задание из Киркенеса). К этому следует добавить, что ни наши летчики, ни зенитчики в этот день никаких других донесений о сбитии самолетов противника не делали.
11 августа, за сутки до своей «воздушной победы», «Красногвардеец» подвергся внезапной проверке штаба БПЛ. Проверяющие отметили хорошие знания личным составом приборов и механизмов корабля, своих действий в различных условиях боевой обстановки, правильность и своевременность ведения документации. В заключении акта проверки указывалось: «Отрадное впечатление производит то, что при проверке лодки не было ни одного спящего и болтающегося без дела. Весь личный состав был занят, часть занималась по магистралям лодки, часть была занята на чистке механизмов и часть несла вахту у пушек и пулеметов. Механизмы на ПЛ чистые и сама ПЛ так же чисто прибрана» (ОЦВМА, ф. 113, д. 24782, л. 4). Слов нет, служба на «Д-3» была налажена хорошо, но что же тогда происходило на других лодках бригады, если отсутствие спящих и болтающихся без дела производило столь отрадное впечатление?
16 августа «Красногвардеец» вышел в третий боевой поход, на этот раз в район северо-западнее Вардё. По сравнению с обеими предыдущими позициями условия для выхода на коммуникацию противника здесь были намного благоприятнее, поскольку лодке не требовалось в течение длительного времени подходить к берегу в подводном положении через шхерный район. Командир активно искал противника, что подтверждается соотношением времени, проведенного в подводном положении у вражеских берегов, — 350 ч (в три раза больше, чем в предыдущем походе), с временем, проведенным в надводном положении, — всего 217 ч. Это сразу же отразилось на количестве контактов. Утром 17-го «Красногвардеец» обнаружил одиночно идущее, по-видимому, норвежское судно, атаковать которое не смог из-за невыгодного курсового угла — на момент обнаружения лодка находилась уже практически за кормой цели. Вечером 19-го в подводном положении удалось сблизиться с небольшим конвоем (по наблюдениям Константинова он состоял из двух транспортов и трех сторожевых катеров). Дальнейший ход атаки в изложении Филиппа Васильевича выглядел следующим образом:
«Через несколько минут уже все на лодке знали, что их "старушка" пошла в свою первую боевую атаку по тяжело груженному транспорту. Все корабли эскорта шли мористее транспорта, и поэтому его правый борт, обращенный к берегу, не был защищен.
— А что, если нам прорваться к берегу, товарищ командир, и оттуда нанести удар, — предложил старший лейтенант Соколов.
— Пожалуй, так и сделаем. Курсовой угол невелик, и мы сумеем пересечь курс конвоя. А дистанция до него еще приличная, — ответил командир лодки.
"Красногвардеец» скрытно зашел между конвоем и берегом. Торпедисты уже приготовили к залпу три торпеды, когда поступил первый тревожный доклад мичмана Нещерета, стоявшего на горизонтальных рулях.
— Товарищ командир, лодка очень тяжела, и я ее с трудом удерживаю на заданной глубине.
"Опять клинкеты газоотводов дизелей", — промелькнуло в голове командира лодки. Они были бичом в боевых походах. Пропуская забортную воду внутрь корпуса лодки, клинкеты причиняли много хлопот, иногда даже вынуждали всплывать на поверхность, буквально под самым носом у немецких сигнально-наблюдательных постов. На этот раз клинкеты пропустили столько воды, что лодку не мог удержать под перископом даже такой прекрасный горизонтальщик, как мичман Семен Нещерет.
Уже помощник командира старший лейтенант Соколов произвел последние вычисления и "Д-3» несколько минут лежала па боевом курсе, сближаясь с целью — транспортом водоизмещением 4–5 тысяч тонн, когда Нещерет попросил:
— Товарищ командир! Прошу прибавить скорость, на малом ходу лодка тонет.
Хотя увеличение скорости нарушало расчеты, командиру пришлось пойти на такую меру. Но и это не помогло. "Красногвардеец» шел вслепую (имеется в виду, что из-за увеличения глубины погружения — на момент залпа она составляла 17 м вместо 10 — не было возможности поднять перископ над поверхностью. — М.М.). А до выпуска торпед оставались считанные секунды.
"Каждая торпеда стоит сто тысяч рублей, — подумал командир. — Три торпеды — значит триста тысяч за борт. А где сейчас транспорт? Что делается наверху? Неизвестно".
— Боцман! Подвсплыви под перископ хотя бы на секунду, — приказал командир.
— Не могу, — уныло ответил Нещерет, — лодка еще больше теряет глубину даже на полной скорости.
Начатая откачка воды из уравнительной цистерны тоже не помогла, и, когда вышло время выпускать торпеды по рассчитанному времени, командир лодки скомандовал:
— Отставить три торпеды! Одной торпедой пли! (торпедный выстрел из аппарата № 1 произведен в 22.50. — М.М.).
Корпус «Д-3» вздрогнул. Облегченный нос лодки рванулся вначале вверх (до конца своей боевой карьеры "Д-3" так и не получила системы беспузырной торпедной стрельбы — БТС. — М.М.), но Нещерет удержал лодку на ровном киле и затем увел ее на заданную глубину.
Напрасно подводники прислушивались в отсеках. Прошла первая томительная минута, за ней вторая, третья… а взрыва так и не последовало. Казалось, еще тише стало в отсеках. Получилось точно по пословице "первый блин комом"…
— Не горюй, — дружески сказал командиру военком, — мы еще повоюем, и я уверен, что не без пользы для нашей Родины»[86].
Не приходится сомневаться в том, что удайся атака «Д-3», она сослужила бы нашей Родине неплохую службу. Хотя сигнальщики вражеского конвоя не заметили атаки — в 1941 году на Северном флоте установка глубины хода торпед делалась на 5 м, так что след на поверхности, да еще и в сумерках, был незаметен — благодаря данным КТВ АРК можно не сомневаться в том, что атаке подвергся крупный конвой, шедший в Киркенес из Хаммерфеста. В его состав входили транспорта «Сивас» (3832 брт), «Донау» (2931 брт), «Ротенфельс» (7854 брт), «Бармбек» (2446 брт) и «Стамсунд» (864 брт). На борту судов находились подразделения и имущество 6-й горнострелковой дивизии, срочно перебрасывавшейся на заполярный фронт для возобновления наступления на Мурманск. Охранение образовывали учебный корабль «Бремзе», эскадренные миноносцы «Карл Гальстер» и «Германн Шёман», а также сторожевой корабль «Готе». Разница между истинным и наблюдаемым с субмарины составом каравана, по-видимому, объяснялась тем, что в начале атаки Константинов наблюдал противника с острых курсовых углов, а во второй фазе не имел возможностей к нормальному наблюдению из-за потери плавучести. Тактическое решение Константинова на атаку можно признать оптимальным, но оно было полностью сорвано неудовлетворительным техническим состоянием лодки. Следует подчеркнуть, что, продолжая атаку на полной скорости, командир фактически преступал грань разумного риска — лишь по счастливой случайности акустики противника не засекли гремевшую на все море «старушку», а сигнальщики не заметили мощный бурун от поднимаемого перископа.
По техническим же причинам провалилась и вторая возможная атака днем 25 августа. На этот раз на пределе видимости был замечен транспорт в сопровождении миноносца, которые двигались в восточном направлении. Константинов попытался лечь на курс сближения, но не тут-то было. Лодка перестала реагировать на перекладку вертикального руля. Как выяснилось после всплытия, разъединился находившийся в надстройке шарнир гука. В результате торпеды можно было выпускать лишь вдогонку быстро удалявшемуся конвою. Дистанция до него, судя по сопоставлению того, что наблюдал Константинов, с реальностью, оказалась достаточно большой. Дело в том, что по КТВ АРК в эти сутки через позицию «Красногвардейца» на восток проследовал лишь один караван, включавший транспорта «Скрамстадт» (реквизированный норвежский, 4300 брт), «Бохум» (6121 брт), «Мендоза» (5193 брт), «Стамсунд» (864 брт) в охранении эсминцев «Фридрих Экольдт», «Карл Галстер», сторожевика «Нордвинд», охотников «Uj1707» и «Uj1708». Сила охранения подчеркивала важность перевозимого груза, который по-прежнему состоял из подразделений 6-й гсд. Всего же между серединой августа и началом сентября немцы провели в восточном направлении не менее десятка войсковых конвоев. Контакты с ними кроме «Д-3» имели действовавшая на позиции у Тана-фьорда «К-2» (16 и 19 августа; обе атаки сорвались еще до выпуска торпед) и патрулировавшая Порсангер-фьорд «Щ-402» (осуществила безуспешную атаку 27 августа). Немецкие перевозки прошли бы совсем безнаказанно, если бы не вмешательство союзного британского флота. 7 сентября в результате нападения британских крейсеров на один из караванов на дно почти со всем экипажем пошел учебный корабль «Бремзе», а восемью днями раньше вышедшая из Полярного подводная лодка «Трайдент» одним торпедным залпом потопила транспорты «Донау» (2931 брт) и «Байя Лаура» (8561 брт), с которыми утонуло 442 горных стрелка (для сравнения — безвозвратные потери 6-й гсд на фронте в течение 1941 г. составили 318 убитых и 40 пропавших без вести).
Командование Северного флота и бригады ПЛ в то время отдавали себе отчет в тщетности своих попыток сколько-нибудь значимо нарушить коммуникации противника, и предпринимало максимально возможные меры по повышению эффективности действий лодок. Именно в этот период начал активно изучаться британский опыт, из которого сразу же переняли метод залповой стрельбы с временным интервалом. Отучить командиров действовать по-старинке можно было бы на примере критического разбора какого-либо из произошедших походов, и в качестве такого антигероя был выбран… вернувшийся 7 сентября из боевого похода «Красногвардеец».
Вот как вспоминал состоявшийся «разбор полетов» в своих мемуарах Н.И. Виноградов: «По-особому острый разговор обо всех этих проблемах произошел на разборе двадцатидвухдневного похода "Д-3" под командованием Ф.В. Константинова, состоявшегося в сентябре. Подводная лодка встретилась с транспортом противника в чрезвычайно благоприятных условиях. Скрытности атаки способствовали сумерки, а также то обстоятельство, что лодка находилась между берегом и целью. Времени для атаки у Филиппа Васильевича было достаточно. Но в момент выстрела подводники не сумели удержать лодку на заданной глубине и курсе. Торпеду выпустили наугад. Тем не менее Константинов мог бы еще поразить противника, если бы выпустил сразу же, через 5—10 секунд, еще одну торпеду… Увы, этого сделано не было. И самое печальное — не потому, что командир не оценил как следует обстановку, не потому, что он не видел своего дополнительного шанса на успех. Нет, как сам Константинов признался на разборе, он понимал, что надо бы выпустить еще одну торпеду, да не решился: побоялся, что будет еще один промах.
Вот она — губительная психология "экономии"! Как преодолеть ее? И самое главное, что противопоставить ей? Эти вопросы я, ведя разбор, и счел необходимым поставить перед штабом бригады и командирами лодок»[87]. Но это мемуары. В «выводах» Виноградов записал несколько иначе: «ПЛ "Д-3", несмотря на возможность уничтожить весь конвой двумя трехторпедными залпами, не смогла правильно атаковать и задачу не выполнила» (ОЦВМА, ф. 112, д. 33052, л. 101).
Что к этому следовало бы добавить? Во-первых, то, что в течение всего периода предвоенной подготовки и боевых действий первых месяцев войны это же командование бригады настойчиво вкладывало в головы командиров эту самую экономию торпед, о которой столь нелестно отзывалось теперь. В подтверждение данного положения можно привести цитату из политдонесения начальника политотдела БПЛ полкового комиссара А.П. Байкова в адрес начальника Политуправления СФ дивизионного комиссара Н.А. Торика: «…На атаках командира Константинова особенно ярко выступила порочность нашей системы воспитания в наших учебных заведениях. Рассматриваю первую атаку, как особенно показательна (так в документе. — М.М.). Командир принял решение атаковать двумя торпедами, а затем отказался от этого решения и выпустил одну торпеду, которую тоже жалел. Мне кажется, что в этом случае академизм особенно дал себя знать. Ведь на любых курсах и факультетах командиру, да и комиссару, говорили, что одной торпеды достаточно для транспорта, а поэтому расходовать их нельзя ибо это дорогостоящая вещь» (ОЦВМА,ф. 112, д. 19326, л. 179).
Во-вторых, поводом к изучению британских залповых методов стрельбы явилось ознакомление с материалами первого похода субмарины «Тайгрис» из базы в Полярном. Эта лодка вернулась из похода 24 августа, т. е. спустя восемь суток после того, как «Красногвардеец» вышел в свой третий поход. А раз так, то даже гипотетически невозможно предположить, чтобы на предпоходовом инструктаже Константинов получил какие-либо указания относительно стрельбы не одной, а несколькими торпедами.
В-третьих, ни из «выводов», ни из мемуаров Виноградова совершенно не вытекает, что командование бригады принимало во внимание техническое состояние «Д-3», о котором в каждом боевом донесении писал командир. Ведь речь шла не об объективных тяготах военной службы, которые каждый военнослужащий обязан стойко переносить, а о факторах, напрямую снижавших или даже вовсе лишавших подводный корабль его боевой ценности. При возрастании глубины погружения свыше 10 метров стрелять из наших торпедных аппаратов без специального увеличения давления воздуха в боевых клапанах было нельзя — в лучшем случае торпеда могла получить повреждения рулей, в худшем — попросту застрять в аппарате. О каком выпуске нескольких торпед вообще стоило вести речь? И все же командование осталось при своем мнении, а «Красногвардеец» так и не отправился в заслуженный гарантийный ремонт. Вместо этого ему снова предстояло выйти в море с целым пучком старых болезней. Кроме ставших притчей во языцех клинкетов, к числу важнейших недостатков стоит отнести старую шумопеленгаторную станцию германской фирмы «Атлас-Верке» десятилетней давности, в гидрофоны которой из-за негерметичности укупорки постоянно попадала вода. Станция глохла, а для того, чтобы привести ее в рабочее состояние, требовались доковые работы. Но, прекрасно зная об этом, командование вновь выгнало подлодку в море.
В-четвертых, то, что сам Константинов «подыграл» командованию и признал даже те ошибки, которых не совершал, сослужило ему плохую службу. В то время по линии информаторов в политический отдел поступил целый ряд сигналов о том, что Константинов и военком лодки Гусаров не пользуются авторитетом у подчиненных и, по словам одного из матросов, даже «боятся противника и хотят тихой сапой ордена заработать». Некоторые краснофлотцы прямо высказывали пожелания поменять местами командира подлодки и его помощника Соколова. В результате в глазах командования за Константиновым окончательно закрепилась репутация пассивного и неуверенного в себе офицера — в противном случае вряд ли в свой четвертый и, как выяснилось, последний боевой поход он бы пошел в «мощном обеспечении», представленном комдивом И.А. Колышкиным и начпо А.П. Байковым.
Справедливости ради следует отметить, что Колышкин имел еще и вторую задачу — проверить в действии английский метод торпедной стрельбы с временным интервалом, для чего в поход взяли комплект специальных таблиц. Отличие нового метода по сравнению с обычной прицельной стрельбой по рассчитанному торпедному треугольнику заключалось в попытке «перекрыть» погрешности в определении дистанции, истинного курса и скорости цели выпуском серии торпед, идущих «в загривок» друг другу. Вероятность попадания хотя бы одной торпеды такого залпа существенно возрастала, но лишь при одном очень важном условии — курс вражеского судна оставался неизменным. В противном случае, увернувшись хотя бы от одной торпеды, транспорт избегал всего залпа. «Перекрыть» весь сектор, в котором с учетом возможного маневра находилось судно, можно было, если одновременно выпущенные торпеды расходились бы веером. Для этого перед выстрелом в гироскопы торпед следовало внести соответствующую установку. Понятно, что делать это нужно за считанные минуты до залпа, не извлекая торпеды из аппаратов. Все это в теории было известно еще за несколько лет до начала войны, но никаких мер не предпринималось. Одной из причин являлась традиционная экономия, а также нежелание выводить лодки в ремонт для переделки или замены торпедных аппаратов. В результате метод, считавшийся британскими подводниками запасным на случай выхода из строя счетно-решающего прибора «торпедодиректор», до конца войны стал для нас основным.
«Красногвардеец» вышел в море 22 сентября. Утром 26-го, на третьи сутки нахождения на позиции, состоялся первый боевой контакт с противником. При очередном подъеме перископа, который на лишенной гидроакустики лодке производился с интервалом в 15 минут, вахтенный офицер (по воспоминаниям Ф.В. Константинова это сделал командир БЧ-5 Челюбеев) обнаружил одиночный транспорт водоизмещением (во всех случаях наши командиры определяли водоизмещение, а не вместимость судов) 1500–2000 т. Дальнейший ход атаки хорошо виден из прилагаемой схемы. К ней стоит добавить лишь то, что единственный взрыв, а он мог принадлежать только одной из двух выпущенных торпед, прозвучал спустя две минуты после залпа. За такое время установленная на режим дальности 4000 м торпеда 53–38 успевала пройти 14,8 кабельтова, в то время как перед выстрелом командир определил в перископ дистанцию до цели в 5 кабельтовых. В конечном счете при написании боевого донесения Константинов написал компромиссную цифру «10».
Схема атаки 26 сентября 1941 года
Любопытен и другой факт: в донесении указано, что «через 7 минут при осмотре горизонта транспорта не обнаружено», что далеко не то же самое по сравнению со строчкой из мемуаров Константинова — «Все сожалели, что налетевшие снежные заряды не позволили увидеть в перископ результат ратного труда». Но был ли этот результат? Специальный циркуляр Минно-торпедного управления ВМФ № 023, в котором разрешалось производить установку торпед на глубину менее 2 метров, вышел лишь 29 сентября 1941 года, а до этого времени все подводные лодки имели значительно большую установку глубины хода торпед. Такими торпедами нельзя было поразить судно вместимостью не более 200 брт, а именно такой пароходик, по-видимому, и атаковала «Д-3». Отсутствие успеха подтверждается и посредством КТВ АРК. Правда, если быть точным, то там нет не только данных о потоплении какого-либо судна, но и вообще зафиксированной атаки советской подводной лодки! Нет данных и о переходе каких-либо одиночных немецких судов через позицию «Красногвардейца». Из всего этого можно сделать лишь один вывод — безуспешному нападению подверглось норвежское каботажное судно, а взрыв торпеды произошел при ударе о прибрежные скалы либо каменистое дно.
Утро следующего дня принесло первые трудности. Клинкеты, кое-как подтянутые во время навигационного ремонта, снова дали течь. Вспоминает И.А. Колышкин: «Константинов нервничает.
— Придется возвращаться из-за этих клинкетов, товарищ комдив, — говорит он.
— Ну нет, — не соглашаюсь я.
— Да ведь это же не ерунда какая-нибудь, — горячился Филипп Васильевич. — Демаскируем мы себя, со следом идем.
В этом он прав: вода, побывав в трюме, выходит за борт с примесью масла и оставляет на поверхности предательские радужные пятна. Да и шум во время откачки воды нам не на пользу. И все-таки Константинов неправ в главном: нельзя так легко пасовать перед первыми же трудностями.
— Посоветуйся, командир, еще раз с механиком, со старшинами, — предлагаю я ему. — Они народ смекалистый, чего-нибудь да изобретут»[88].
Честно говоря, удивительно читать все эти слова. Весь прошлый поход клинкеты текли, обеспечивающего на борту не было, но Константинов в базу не просился, а тут вдруг решил проявить нервозность и неуверенность перед лицом начальства. В воспоминаниях Филиппа Васильевича эта сцена начисто отсутствует, но оба ветерана сходились в одном — спустя несколько дней старшина группы Н.И. Туголуков предложил оригинальный способ удаления воды минуя ее попадание в трюм. Трюмные подвели гибкие шланги под клинкеты, из которых вода попадала в магистраль парового отопления, а оттуда — в уравнительную цистерну. Цистерну приходилось время от времени продувать, но оттуда выбрасывалась чистая вода, без демаскирующих примесей масла.
Второе боевое столкновение прошло куца менее удачно. Тем же утром в районе Гамвика был обнаружен «миноносец» противника. Небрежное написание текста донесения не дает возможности определить, двигался ли этот миноносец одиночным порядком или шел в составе конвоя. Согласно КТВ АРК, в эти часы через позицию «Красногвардейца» должен был проходить караван в составе госпитального судна «Берлин» (15 286 брт; тот самый, что стал после войны «Адмиралом Нахимовым» и погиб в катастрофе в Новороссийской бухте в 1986 г.), эсминцев «Фридрих Экольдт», «Карл Гальстер» и тральщиков «М 30», «М 22», «М 18». Лодка начала маневрировать для выстрела кормовыми аппаратами, но почти сразу выяснилось, что открыть их передние крышки невозможно. Разъединились клапан и шток, соединяющий дифферентную цистерну и трубы торпедных аппаратов. Кольцевой зазор водой не заполнялся, разность давления внутри аппарата и забортного давления мешала открыть крышки. Впрочем, даже если бы технике удалось открыть крышки, атака все равно бы сорвалась — заполнение аппаратов забортной водой неизбежно привело бы к появлению дифферента на корму и резкому «нырку» на глубину. «Миноносец» спокойно прошел мимо.
Схема атаки 27 сентября 1941 года
Роль утешительного приза сыграл одиночный «танкер», обнаруженный спустя несколько часов. Атака, элементы которой приведены на схеме, во многом напоминала атаку прошлых суток, за исключением того, что происходило после выстрела. Взрыва выпущенной из кормового аппарата № 7 торпеды (клапан и шток успели соединить) никто не слышал, зато когда спустя три минуты — в 12:08 — был поднят перископ все начали поздравлять друг друга со второй победой. «На этот раз мы наблюдали всю картину потопления, — вспоминал Колышкин — Сначала ушла под воду корма танкера, а нос задрался высоко вверх, потом судно стремительно погрузилось (на самом деле, согласно боевому донесению, само погружение никто не наблюдал — при первом подъеме перископа наблюдался только нос судна, а при втором, в 12.13, цель уже отсутствовала. — М.М.). Все это продолжалось не более пяти минут»[89]. Константинов добавляет: «Эту картину успело посмотреть несколько подводников, находившихся по боевому расписанию в центральном посту»[90]. А что же противник? Снова никаких записей в КТВ АРК, никаких потерь в списках немецкого или норвежского флотов. Как такое могло произойти? Да все так же! «Танкер», по-видимому, являлся обычным норвежским каботажником с кормовым расположением надстройки. Взрывов не было, а не услышать их на таком расстоянии (по различным данным, дистанция в момент выстрела составляла от 5 до 12 кабельтовых) было бы невозможно даже при скисании акустики. Наблюдавшаяся картина «гибели» запросто объясняется погодными условиями — волнение моря 5–6 баллов, сильный северо-восточный ветер, временами дождь, видимость не более 12–15 кабельтовых. За 5-минутный интервал между подъемами перископа двигавшийся контркурсом «танкер» постепенно скрылся в дождевом шквале.
Третья торпедная атака может восприниматься как развитие предыдущих. На этот раз были обнаружены два небольших одиночных транспорта, расходившихся контркурсами. Над ними кружил самолет. В качестве цели избрали судно водоизмещением 2000–3000 т, шедшее в направлении Киркенеса. Далее все разыгрывалось как по нотам: сближение, выход на носовые курсовые углы ив 13:57 трехторпедный залп по расчетам из английских таблиц с временным интервалом в 10 секунд. Сведения о том, слышали ли подводники взрыв, в различных документах противоречивы. В боевом донесении информация по этому поводу попросту отсутствует, а в мемуарах Константинов уточняет: «После залпа, когда все замерли, ожидая взрыва торпед, в центральном посту прорвало магистраль воздуха высокого давления. Вырываясь под большим давлением, он издавал пронзительный свистящий шум, от которого больно резало в ушах. Из-за этого шума взрыва торпед никто не слышал».[91] В 14.02 подняли перископ, в который обнаружили лишь корму транспорта, идущего в западном направлении. Но где гарантия, что им не было только что атакованное судно, которое, обнаружив перископ, воздушный пузырь или торпедный след, легло на обратный курс? То, что наблюдался только один транспорт, тоже ни о чем не говорит. Сразу после залпа лодка повернула на восток, в то время как изначально шедшее на запад судно могло попросту выйти за пределы весьма переменчивой видимости. По крайней мере именно такая трактовка событий напрашивается из КТВ АРК, где нет информации ни о движении одиночных немецких судов, ни о потоплениях, ни о замеченных торпедных атаках. Вполне возможно, что одна из трех торпед могла поразить цель, если бы не 5-метровая установка глубины, но в реальности ей пришлось пройти под корпусом судна.
Схема атаки 30 сентября 1941 года
Догадка о том, что во всех трех атаках целями являлись именно норвежские каботажные суда, подтверждается опытом подлодки «Щ-422» капитан-лейтенанта А.К. Малышева, действовавшей на этой же позиции до «Красногвардейца». Из шести ее торпедных атак по немецким документам можно идентифицировать лишь две, произведенные 12 сентября. В результате первой был потоплен норвежский транспорт «Оттар Ярл» (1459 брт), опознанный как транспорт водоизмещением 6000 т. Кстати, именно этот пароход реально открыл длинный список побед североморских подводников. Днем «щука» выпустила торпеды по стоявшему в бухте небольшому товаропассажирскому судну. Отсутствие взрывов и наблюдение в перископ показали, что атака закончилась безрезультатно. На самом деле норвежский каботажник «Танахорн» (336 брт) получил попадание, но торпеда не взорвалась. И в дальнейшем нашим субмаринам удавалось перехватывать и уничтожать одиночные «транспорта» и «танкеры», которые во всех случаях на поверку оказывались норвежскими судами. Подавляющее большинство их не находилось в немецком фрахте, а занималось перевозками почты и пассажиров между портовыми городами либо рыбной ловлей. До февраля 1942 года, когда вследствие возросшей активности советских подлодок немцы начали наводить порядок на своих полярных коммуникациях, мы уже имели на своем счету восемь норвежских судов и мотоботов, не занимавшихся перевозками в немецких интересах.
О чем в КТВ АРК есть информация, так это о движении очередного конвоя, который вышел из Хаммерфеста в 15:30 (по берлинскому времени) 29 сентября и прибыл в Киркенес в 16:30 1 октября. В его состав входил норвежский транспорт «Браво I» (1585 брт), немецкий «Стелла» (479 брт) и танкер «Ойрланд» (869 брт). Сопровождали суда охотники «Uj1205», «Uj 1701», сторожевики «Целле» и «Готе». В 15:11 30 сентября караван (по наблюдениям — два транспорта в сопровождении 6 кораблей охранения) был замечен вахтенным офицером «Красногвардейца». Дистанция позволяла пересечь курс кораблей противника и выйти в атаку со стороны берега. Достигнув нужного места, стали разворачиваться на боевой курс. В этот момент раздался скрежет — следовавшая на перископной глубине «Д-3» села на мель в точке, где глубина моря по карте составляла 26 метров. Ситуация осложнялась тем, что корабль в момент посадки находился носом к берегу. По свидетельству Байкова, в этот момент растерялся не только командир, но и обеспечивающий Колышкин. По предложению неожиданно просвещенного во флотских вопросах начпо лодка продула среднюю группу, всплыла в позиционное положение, развернулась и снова погрузилась. Только аховое несение службы сигнальщиками немецких кораблей позволило произвести такой маневр безнаказанно. Пока выполняли все эти маневры, корабли противника, конечно же, успели выйти за пределы видимости в перископ.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.