21-го августа

21-го августа

Вчера в 5 часов дня М.В., Борисов, Пустовойтенко и я прибыли в Могилев, в Ставку Верховного. После сравнительно короткого разговора с Алексеевым великий князь призвал меня, и мы втроем, т. е. великие князья Николай Николаевич, Петр Николаевич и я, посидели до обеда и после обеда до 10 часов вечера, после чего уехали на вокзал.

О многом было переговорено. Надо было помочь Алексееву и так его обставить здесь, чтобы он мог с удобством работать. Если его величество будет во главе армий, и в том случае, если останется великий князь, масса есть мелочей, которые мешают ходу работ и которые безропотно будет переносить М.В., но которые будут ему мешать (обеды, завтраки, торжества и т. п.).

Говорили о событии{141}. Великий князь бодрится и говорит, что благодарит Бога, что с него снята эта громадная ответственность и что он рад. А я этому не верю, Вы даже не имеете права этому радоваться, и на самом деле не радуетесь, так как вы преданы и любите государя и Россию. Что будет впереди, мы не знаем, но время для этой перемены выбрано неудачно для всего дела, как и то, что теперь Алексеев оторван от фронта операции – это там не сознают.

Но я имею чувство, что это не совершится. Я совершенно спокойно смотрю на это, ибо уверен, что будет перемена и останется по-старому. (Основательно ошибся!)

На это у нас ряд доказательств из предыдущей жизни. Лично будучи в ближайшем прошлом очень далек от всего совершающегося вне фронта, к перемене этой относился с сомнением. К вечеру явились, как будто признаки, что приезд государя будет временный: дворцовая полиция не принимает регистрации, и приехавшие охранные чины заявляют, что они приехали только на несколько дней и что приезд государя продолжится тоже несколько дней.

Я напомнил великому князю о моем последнем докладе государю императору в 1908 году, согласно которому в случае принятия государем командования армиями, главнокомандующий принимает на себя обязанности начальника штаба. Великий князь говорил об этом с государем, но с вариантом, что в случае приезда государя прежний Верховный главнокомандующий должен остаться помощником, а не начальником штаба государя императора.

Говорили о тайных побуждениях и причинах такой перемены, но это не важно, важен факт. На мой взгляд – перемены не следовало бы делать, ибо нет побудительных причин, оно не своевременно может усложнить обстановку Ставки.

Есть и выгоды, но они теоретического свойства: все органы государства будут, надо думать, работать иначе, но повторяю, это теоретически. Зная людей и ход нашей жизни, я этого не предвижу.

Личное присутствие государя при армии, кроме добра и пользы ничего принести не может, но необходимо устранить все придаточное, а это не устранять. При наших расстояниях и положении дорог даже приезд министров – уже большое неудобство.

Я развернул перед великим князем всю неурядицу нашей тыловой жизни и указал на причины и на меры к устранению некоторых из них.

Меня его высочество хотел послать к Рухлову, но я просил этого не делать, а послать инженера Шуберского[51]. Он лучше меня это сделает, и это будет действительнее. Суть же дела в разгрузке Смоленска и Минска, а равно других станций восточнее, помощью большой министерской организации внутри России и с центром Москва. Разгружать надо зады на восток. Мне удобно было бы поехать в Петербург и захватить затем своих в деревню, но я опасаюсь, что, как чужой, министр путей сообщений к моим заявлениям отнесется не так, как к инженеру, приехавшему от имени великого князя.

Направление личных моих дел великий князь одобрил, но думает, что если во главе будет государь, меня не примут. Очень возможно. Но я подтвердил, что, если моя помощь Алексееву должна быть производительна, то мне необходимо стоять на законной почве, т. е. мне необходимо быть на какой-то должности. Я лично считаю, что должен быть его помощником и тогда я могу взять в свои руки все то, с чем Алексеев справиться не может.

Само собою разумеется, в полном объединении и подчинении у М.В. ни Алексеев, ни я не сомневаемся, что иначе быть не может. Если мои взгляды разойдутся в частностях со взглядами М.В., я надеюсь в главном расхождения быть не может. Никаких денежных прибавок мне не надо. Обойдусь с тем, что есть, а если это препятствие, пусть сократят. Вопрос не в этом. Теперь же буду ждать и надеюсь, если мое привлечение к работе должно состояться, то пусть это будет скорее.

Как складывается вопрос об освобождении наших узлов? Моя мысль: министр путей должен безотлагательно составить мощную распорядительную комиссию в Москве с отделами в Киеве и, может быть, Ревеле. Она должна подготовить внутренние линии и затем планомерно, но мощно очистить Смоленск и Минск, Молодечно, Гомель и Киев – последние узлы властью военных, но – по указанию Московского комитета. Одновременно должны быть организованы восточные разборочные пункты, для направления грузов по назначению, также по указанию этой организации. Узлы к западу, т. е. Лида Баранович-Лунинец и крупные станции должны направлять свои эшелоны на восток. Значит, обе железнодорожные организации могут исполнить эту работу. Само собой разумеется, что в составе министерский комиссии должны быть представители от армии и от министерства внутренних дел, по вопросу о направлении и распределении беженцев.

Насколько в первые дни требования министерства путей сообщения должны быть преобладающими в смысле подготовки железных дорог, настолько преобладающими должны быть требования армии после разгрузки. На всех путях надлежит оставить свободные пути для направления боевых припасов, санитарных поездов, а в армейском районе для войскового движения. Дело армии определить, что вывозить в тыл. Переговорю сегодня с Даниловым.

Я принял бы всякую организацию, лишь бы только очищение узлов было бы достигнуто.