Глава 3 «Воевать с невидимым противником…»
Глава 3
«Воевать с невидимым противником…»
«Получили новую задачу…»
Сергей Юдин, командир полка, гвардии полковник:
– Взятие Грозного имело огромное военное и политическое значение, но ощущения, что с взятием Грозного война заканчивается, у меня не было. Воевать с невидимым противником очень сложно.
После боев за Грозный нам была поручена зачистка района Черноречья. После этого, не успев остыть от одного боя, мы вернулись в группировку «Запад», к своему родному командующему, генералу Шаманову. Получили от него новую задачу: идти в предгорье, в район Урус-Мартана, где еще оставались банды. Мы практически поджимали предгорье, чтобы не дать бандитам спуститься на равнину, чтобы авиация могла их долбить в горах.
Документы
Боевой приказ № 018 командира 245-й мсп на марш. КП – школа. 18.00 10.02.2000 г.
1. Обстановка в Чеченской Республике остается сложной. В горной части ЧР бандформирования будут стремиться удержать Дуба-Юртовскую горловину и Аргунское ущелье, в целом содержать мощный базовый оборонительный район в Шатое с целью проведения активных рейдовых и диверсионно-разведывательных действий на Акидижинском и Итумкалинском направлениях с задачей не допустить организованного занятия частями группировки западных районов и рубежей. На направлении действий подразделений 245-го мсп следует ожидать создания активного диверсионного фронта и проведения минирования участков местности.
2. 245-му мсп совершить марш по маршруту южная окраина Центори-Юрт – Пригородное – восточная окраина Гикаловский и к исходу 12 февраля сосредоточиться в районе опушки леса, отметка… В дальнейшем совместно с 255-м мсп занять господствующие высоты по хребту и сменить части 100-й ДОН с задачей блокировать выход противника из горной в равнинную часть Чечни.
«Поплутали…»
Александр Цыбаев, зам. командира 3-й мотострелковой роты по воспитательной работе, гвардии лейтенант:
– Со стороны железнодорожного депо или станции в сторону Комсомольского выдвигались колоннами, и из нашей роты две БМП отстали. Пришли к селу Комсомольскому, встали в нужном районе на окраине, ротный меня позвал: «Езжай, ищи отставшие бээмпэшки». Взял одну БМП, несколько бойцов, а вот карту – не сообразил, решил ехать по памяти. И заблудился в сумерках. Заехали в какое-то село, там чеченцы, смотрят в шоке на нас, мы – на них. Отставшие БМП все же нашел. Одна заглохла у Комсомольского с другой стороны, другая где-то дальше. Завели, пошла своим ходом, вторую притащили. Вернулись – уже темно. Поплутали по этому селу. Ротный Грошев мне тогда так удивленно пожал руку, что мы приехали.
Подошел к первому дому в селе Комсомольском на окраине – везде окопы, в них соломка постелена: готовились нас встретить. Один солдат нашел пачку долларов – на окраине села валялась. Оказалось – бумага, фальшивки. Неужели, думаю, этой бумагой командование бандитов с ними расплачивается?
А потом гвардии старший лейтенант Грошев нас собрал и сказал: «Меня переводят в батальон на повышение, командиром роты будет капитан Гай». Помню, как тогда солдаты не хотели, чтобы командир роты уходил.
«Смотрят на нас со злостью…»
Сергей Гирин, заместитель командира 2-й мотострелковой роты по воспитательной работе, лейтенант:
– Двенадцатого февраля полк выдвинулся к селу Комсомольское. Пока ехали по Чечне, местные жители – кто приветствовал искренне, а кто исподлобья смотрел, «волком». Наши солдаты нашли где-то флаг СССР, прикрепили к антенне на БМП. Едем, полотнище красное развевается… Даже душевный подъем какой-то появился.
Въехали в Комсомольское. Проезжаем через местный «сельсовет», а там чеченцев – человек тридцать, стоят и сидят на корточках, смотрят на нас со злостью. У всех наших рука непроизвольно на предохранитель автомата скользнула.
Поставили нас на окраине села, где мы провели несколько дней. Слышна была перестрелка в горах поблизости. У нас тоже ночью иногда постреливали, но в основном было спокойно.
Шестнадцатого февраля пришел приказ сняться и маршем через Урус-Мартан зайти в предгорье около селения Рошни-Чу. Опорными пунктами мы находились уже в предгорьях, с начинавшейся «зеленкой».
В соседних ротах были отмечены случаи подрыва людей на растяжках. У нас тоже, в марте, подорвалась во втором взводе БМП. Ранены были командир взвода лейтенант Посунько и двое солдат.
«Не боялся, да и что делать?»
Александр Белов, водитель взвода подвоза боеприпасов роты материального обеспечения полка, рядовой:
– Привез под Комсомольское ОМОН на зачистку и опять колесо проколол. Тихонько доехал. Пошел по домам один – не боялся, да и что делать? Надо было посмотреть, где бы камеру найти. Три нашел на улице. Ротный нас привез сюда двоих на одной машине и уехал. Сидим час, два, три. Понял, что про нас забыли. Сумерки, ночь. Надо ехать в полк. Мой товарищ: «А ты помнишь дорогу?» – «Или прямо, или налево…» – «Нет, прямо и направо». Поехали прямо. Стоят БМП, но не наши. Встали. «Пацаны, – кричу, – вы откуда?» – «Из Тамани». – «А машины со знаком дубль W видели?» – «Они по соседству». – «А справа кто?» – «А там еще «чехи», не зачищено!» Хорошо, что мы поехали прямо, а не направо. Ротный нас увидел: «Пацаны, вы вернулись? Простите, я замотался…»
Из дневника Алексея Горшкова:
05.02.2000 г.
Сегодня моей маленькой дочке Юленьке исполнился ровно 1 годик. Очень по ней скучаю. Рад, что позавчера остался жив. Сегодня окончательно взяли Грозный, перешел под наш контроль микрорайон Алды и пригород Черноречье.
06.02.2000 г.
Нас вывели на окраину Грозного. Город, а вернее то, что от него осталось (а от него не осталось ничего ровным счетом, все разбито до фундаментов), передали под опеку ВВ.
09.02.2000 г.
Ранение берет верх, боль становится невыносимой, кружится голова, тошнит. Такое ощущение, что в голове взорвали тротиловую шашку. Терпеть боль больше не могу – сдаюсь в медроту.
15.02.2000 г.
Лежу в госпитале в Моздоке. Меня эвакуировали с контузией. Теперь ставят капельницы, колют «В1», еще какую-то фигню, заталкивают таблетки ведрами, сделали рентгеноскопию головного мозга, исследование сердца, окулист тоже чего-то там колдовал.
Алексей Горшков, командир 3-го взвода 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:
– Шестого февраля нас вывели в Ханкалу на отдых – дали нам помыться в бане, первый раз за полгода. А на следующий день срочников на вертолетах отправили на дембель. На смену им пришли контрактники и новые срочники. Учили их стрелять, а то они в армии всего по два патрона стреляли. Все эти дни у меня были адские головные боли от полученной контузии – на стенку готов был лезть. Не хотелось уходить из роты, но терпеть боль больше не мог и сдался в санчасть.
Дней через восемь в госпитале в Моздоке увидел по телевизору сюжет, что в Аргунском ущелье у Волчьих ворот было нападение на колонну нашего полка. Пришел к начмеду госпиталя с рапортом, чтобы он меня выписал обратно в полк. «Гвардеец?» – «Так точно!» – стою перед ним в пижаме и широких штанах, в тапочках. – «Ты в натуре контуженый: все в тыл после ранения, а ты в окопы». – «Тогда я убегу… прямо в пижаме. До полка доберусь, а уж там найду, во что переодеться». – «Тогда страховку за ранение не получишь…» – «Да и хрен с ней…» Начмед написал резолюцию на рапорте: «Не возражаю при согласии лечащего врача» – и отдал мне его на память.
18 февраля я вернулся в полк. Командиром нашей роты был уже новый офицер, капитан Володя Гай, из Тамбова.
«Друг за друга хоть в огонь…»
Сарсембай Ильяшев, механик-водитель БМП 5-й мотострелковой роты, гвардии рядовой:
– После боев в Грозном мы несколько дней жили в пассажирских вагонах. Ночи для меня были мучительные: в кинотеатре я отморозил все пальцы на ногах, ломало так, что уснуть не мог. Нашел одеколон, натирал им ноги. Чтобы уснуть, давил ногу об ногу, так с трудом и засыпал. Через неделю стало легче.
Когда в полк приезжала с концертом Алена Апина, мы возле ущелья стояли, внизу, два отделения по восемь человек. Рядом деревня. Ротный Богданов позвал к себе командиров отделений. Он выше на горе с отделением стоял, еще танк себе подогнал. Командиры отделений нам сказали: «Сегодня дежурить будем по четыре человека, по половине ночи. Потому что есть сведения, что к нам направляются боевики численностью полторы тысячи». Не до концерта было, хотя некоторые и поехали послушать Алену Апину. Командир роты Богданов приказал, чтобы ночью почаще простреливали ущелье.
Воду привозили, бывало, что и соленую – пить невозможно. Был случай, что набирали воду из лужи. Прокипятим и пьем. На такой воде варили и сечку с тушенкой. Иногда ездил «ГАЗ-66», собирал людей в баню, в тылу.
Прислали гуманитарку из какой-то школы. В коробке были тетради, ручки, конверты и одна пара носков, которая досталось мне. Я в шутку сказал, что носки носить будем по очереди, чем развеселил ребят.
Такого братства, как на войне, я никогда не видел. Готовы были друг за друга хоть в огонь. На гражданке такого нет.
Шестой роте нашего батальона досталось больше всех. На построении смотришь – в шестой роте самые уставшие лица солдат во всем батальоне.
В нашем полку служили достойные офицеры и солдаты. Низкий поклон их матерям, которые вырастили таких мужественных ребят! Только сейчас понимаю, что любой день для нас мог быть последним.
«Стояли по уши в грязи…»
Александр Швидков, старший офицер самоходной артиллерийской батареи (СОБ), старший лейтенант:
– После небольшой стоянки в самом Грозном мы двинулись на Урус-Мартан. Стояли прямо на пашне, по уши в грязи. Постоянно приходилось чинить связь с орудиями и дивизионом, потому что любая гусянка, проехавшая по телефонному кабелю, наматывала его на траки и увозила с собой. Особенно было неприятно, когда связь пропадала при стрельбе. Тогда крики, мат, связисты в мыле. Командир дивизиона Костюченко пообещал лично побрить меня налысо после того, как я задержал залп на пять минут. Но я решил лишить его этого удовольствия, побрился сам. Вообще командир дивизиона был строг с подчиненными и не допускал неповиновения. Но авторитетом среди солдат и офицеров пользовался огромным. Однажды при обходе орудий приказал все матрасы, на которых спали, вытащить из самоходок и нашел там много интересного – муку, сковородку и т. д. По требованиям пожаробезопасности это грубейшее нарушение, за которое я получил этой же сковородкой по голове. Я хоть потом и обижался на него, но знал, что за дело наказан. После всего этого и я раздал тумаков сержантам и солдатам, приказал вырыть окопы для САУ и погребки для боеприпасов.
«Пастушок с тротиловыми шашками…»
Андрей Актаев, командир отделения 3-го взвода 1-й мотострелковой роты, контрактник:
– Отдых закончился. Все отоспались, помылись, постирались. В начале февраля построили весь батальон поротно. Выступил какой-то генерал-майор. Говорил много. Главное, что сказал: «Готовьтесь дальше, вы нужны!» Спрашиваем: «Куда? Чего?» Генерал сделал загадочное лицо: «Военная тайна!»
При штурме Грозного произошла ротация личного состава. Срочников, отслуживших свое, уволили. Прислали новых контрактников. Из срочников прибыл только один, Белов, мы его Белым звали. После штурма наша рота расположилась в Грозненском депо, там отдыхали в разбитых поездах.
В середине февраля тронулись. Ехали весь день. Прибыли под село Комсомольское. Пока шли по равнинной Чечне, отношение местного населения было терпимое, а в горах – ненависть в глазах. Даже женщины показывают ребром поперек горла, типа – всех порежем. Но нас, тех, кто прошел ад Грозного, вряд ли можно было запугать.
Наш взвод расположился на берегу то ли речки, то ли большого ручья. БМП стоит прямо в речке. Сама речка метра три в ширину, мелкая, но поток воды ощутимый. На берегу какая-то мазанка. В ней и расположились второе и третье отделения. Первое – чуть дальше, метрах в пятидесяти. Командир моего отделения отправился в медроту (у него какая-то проблема с кожей была), командир второго отделения стал «замком». Так что взводный велел мне: «Рули!» За нами на взгорке метров в ста пятидесяти расположился первый взвод.
Наступила ночь. Я с одним пареньком заступили на дежурство. Просидели у костра до 12 ночи. Разбудили смену, начали укладываться спать. Вдруг наши часовые начинают стрелять. Выхожу, рычу на них: «Что? Не настрелялись?» Ребята были из нового пополнения контрактников. Мне в ответ: «На другой стороне речки кто-то есть!» Постоял, послушал. Тишина! Ушел, опять спать укладываюсь. Снова стрельба. Забегает один из часовых и говорит: «Там точно кто-то есть, голоса слышали!» Выхожу, прислушиваюсь, и правда, на другой стороне слышны голоса, и не русский или горский говор, а что-то вроде английского. Забегаю в мазанку: «Всем подъем! Духи!» Кто-то сразу встал, кто-то ворчал: «Глюки у вас, это вода камни в реке перекатывает». Выбежали из мазанки. Начали простреливать противоположный берег. Туман опустился – в пяти шагах человека уже не видно. Стреляем, под наши выстрелы слышим ответные. Я кричу: «Ребята, прикройте! Я до взводного!» Только побежал, с той стороны как начнут фигачить! Я залег и назад ползком под защиту стен. Минут через пятнадцать слышим со стороны первого отделения, что к нам кто-то идет. Оказалось, их часовые. Чувствую – не стреляют. Я к ним, и сразу бегом до командира взвода. Обрисовал ему ситуацию. Тот связался со штабом, но облом: ответили, что в такой туман к нам никто не поедет. Ну и ладно… Взяли «Мух», гранаты для подствольников, и назад. «Замок» четко распределил, кому куда стрелять. Часов в пять утра сработала самая дальняя сигнальная мина, я их еще с вечера поставил. Настрелялись от души.
В шесть утра я завалился спать. До последнего никто не верил, что на той стороне кто-то был. Будят меня часа в два дня. Паренек передает приказ: организовать засаду, где духа нашли. Я спросонья понять не могу: какого духа? Какая засада? Оказалось, что ночью не просто так повоевали. С утра самые любознательные поперлись смотреть, с какими призраками они всю ночь бодались, и были в шоке: нашли «АКМС», «СВД», магазины, вещмешок, а в нем тротиловые шашки и видеокамера с двумя кассетами. Прошли дальше, туда, где сигналка сработала: лежит душок молодой, парнишка лет 19, ноги прострелянные, перетянуты жгутами. Увидел ребят – начал верещать: «Я пастушонок, отец три дня назад в горы стадо повел, я к нему шел». Вокруг него – ампулы от наркоты. Ребята ему трофеи показывают, а он кричит: «Это не мое!» От того места, где он лежал, кровавая дорожка в горы уходит – видно, кого-то еще хорошо зацепили. Парни ему промедол вкололи и поволокли к месту стоянки. Там уже прибыл ротный, замкомбата (им наш бывший ротный стал), еще кто-то. Выслушали всю эту эпопею. Взяли душка, трофеи и уехали.
Спустились ребята из первого взвода, ругались сильно: «Вы всю ночь спать не давали. И если уж стреляете, то стреляйте в другую сторону, а то у нас палатка вся в решето». Мы рассказали им об утренних находках, те извинились. Вот такое смешное получилось боестолкновение. Туман сыграл с боевиками злую шутку. Мы хотя бы помнили, куда стрелять, а они брали чуть выше, вот у нас и обошлось без потерь.
Когда стояли на высотах под Мартан-Чу, приезжал какой-то особист, рассказал, чем закончилась эта история. Посмотрели в полку захваченные видеозаписи, на одной из них этот «пастушок» в зеленой повязке пускает ПТУРы. Саперы его связали, обмотали найденными у него тротиловыми шашками, которыми он нас хотел убивать, и в воронке подорвали…
В документах штаба полка этот случай был отражен, но с несколько иным финалом…
Из Журнала боевых действий
14 февраля 2000 года
В 3.00 разведгруппа 1-го батальона заметила подозрительное передвижение вдоль ручья в направлении н.п. Комсомольское. Сработали сигнальные мины. По данному месту личным составом 3-го взвода 1-й роты был открыт огонь. В 8.00 при проверке места обстрела был обнаружен убитый боевик, экипированный со всем снаряжением, при нем было обнаружено: «АК-74», «СВД-1» единица, боеприпасы, тротиловая шашка на 400 граммов, 2 гранаты. Все обнаруженное командиром 1-го батальона к 10.00 было доставлено на КП полка.
В 6.30 на подножии высоты… сработали мины. Разведгруппа разведотряда, занимавшая данную высоту, немедленно открыла огонь по месту срабатывания мины. Вскоре после осмотра места обстрела был обнаружен убитый боевик и автомат «АКСУ». В 16.00 командир разведгруппы обнаруженное доставил на КП полка.
В 9.00 заместитель командира полка с 3-м взводом 4-й роты выдвинулся в район будущей задачи 2-го мсб. Маршрут проходил через Танги-Чу – Рошни-Чу – Гехи-Чу.
В 10.10 заместитель командира полка с 3-м взводом 3-й роты прибыл на место, организовал взаимодействие с подразделениями, разместил личный состав и к 14.30 прибыл на КП полка.
В 20.30 с западной окраины н.п. Танги-Чу противник открыл огонь из стрелкового оружия, в результате чего получил огнестрельное ранение сержант контрактной службы Денисенко И.А., командир отделения 1-го гранатометного взвода. По месту, из которого велся обстрел, был открыт ответный огонь.
«Что у него на уме – не знаешь…»
Александр Белов, водитель взвода подвоза боеприпасов РМО полка, рядовой:
– Начальник штаба нас инструктировал: «Вы едете через мирный город Урус-Мартан, старайтесь соблюдать Правила дорожного движения. Но если какая-то гнида попадет под машину – хер с ней». Едешь через Урус-Мартан – чеченцы-мужчины сидят вдоль дороги на корточках у каждого дома. Неприятное ощущение, когда на тебя смотрят волчьими глазами. Что у него на уме – не знаешь. Может быть, сейчас достанет ствол.
Иногда меняли маршрут, когда нам сообщали, что могут накрыть колонну. Но обходилось без подрывов. Только два танка на катках подорвались. В таких случаях надеялись, что газу дашь, и можно объехать место подрыва.
Сергей Печугин, зам. командира 1-го мотострелкового батальона по тылу, гвардии майор:
– После Грозного наш полк перекинули в Урус-Мартан. В этот раз очень правильно сделали: вперед боевых подразделений за сутки отправили рекогносцировочные группы, включив в них и тыловиков. Так что когда управление батальона прибыло на новое место, основная «инфраструктура» и харчи уже были готовы.
В предгорьях Главного Кавказского хребта в феврале мы встретили весну. А тут и замена ко мне прибыла. К 23 февраля я уже был дома и готовился к поступлению в академию. Спасибо всем моим сослуживцам, отдельное – женщинам-медикам, поварам, учетчицам службы артвооружения. Дай бог всем здоровья, и простите, если когда чем-то обидел.
«Боевики обещали прийти нас поздравить…»
Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты, гвардии капитан, Герой России:
– Шестнадцатого февраля я вернулся в Чечню. Наш батальон стоял под селом Комсомольское. Я заехал на КНП батальона, доложил комбату, что прибыл. Он сориентировал меня, что с утра у нас будет новое перемещение.
Наутро я со своей ротой совершил марш в составе батальона в районы населенных пунктов Танги-Чу, Рошни-Чу, Шалажи. КНП роты находился над населенным пунктом Шалажи. Это уже было предгорье. Когда я менял роту внутренних войск, то мне командир роты показал заброшенный лагерь боевиков, который находился недалеко от моего расположения роты, за речкой Валерик. В свое время здесь проходил свою службу Лермонтов. В лагере боевиков меня поразило их спальное помещение – оборудованная землянка на четверых человек. В землянке стояла железная сварная печь, на которой можно было готовить пищу. Стены землянки были обшиты плетеными прутьями, чтобы не осыпался грунт. Все грамотно и продуманно сделано. Нашли там гранатометные выстрелы, форму горной расцветки. Через два дня я показал это место полковому начальнику инженерной службы, который полностью там все заминировал. Больше я в этом лагере не появлялся.
Когда ночью срабатывали мины и раздавались взрывы, то я давал команду на открытие огня из всех сил и средств по тому месту, чтобы поражение противника было на сто процентов.
Из прессы
245-й гвардейский
В середине сентября прошлого года эшелоны с людьми и боевой техникой мотострелкового полка начали приходить в Моздок из Нижнего Новгорода.
28 сентября гвардейцы первыми в группировке «Запад», руководимой генералом Владимиром Шамановым, пересекли административную границу с Чечней. В этот же день полк принял бой у села Дальнее, и в шестой мотострелковой роте появился первый раненый, а в первый день октября – первый погибший. На следующий день второй батальон полка вел долгий и ожесточенный бой за село Рубежное. С этого дня полк с боями продвигался в глубь Чечни, приближаясь к Грозному.
В боях за Терский хребет 1 декабря 1999 года погиб заместитель командира полка подполковник Васильев. Но это была лишь предтеча ужасных и кровопролитных боев собственно за столицу Чечни, которые развернулись в январе.
Именно 245-й полк был на острие главного удара федеральных сил. А его второй батальон освобождал сердце Грозного – площадь Минутку, которая не просто была отменно укреплена боевиками, но и защищалась ими с наибольшим упорством. Самые кровопролитные бои пришлись на конец января.
Именно тогда командир шестой роты старший лейтенант Сергей Новичков лично поднял российский триколор на крыше девятиэтажки на площади Минутка. Эта победа стала коренным переломом в боях за Грозный: боевики начали сдаваться или же массово уходить из города.
Скромность
– О себе рассказывать ничего не буду, – как отрезал командующий Западной группировкой войск генерал Владимир Шаманов. – Поезжайте-ка вы лучше в 245-й полк. Геройские ребята. Это они брали Грозный и Минутку.
И мы поехали, тем более что полк, выйдя из столицы Чечни, обустраивался в южных предгорьях республики.
Командир гвардейцев полковник Юдин, недолго думая, сказал: «У меня все солдаты и офицеры – отличные. Выделить никого не могу. Все воевали храбро. Но сейчас на постановку задачи приедет командир второго батальона. Именно он брал Минутку. Поговорите лучше с ним. Вот кто вам многое может рассказать! Кстати, мы его к Герою представили».
Сергей Булавинцев, комбат, познакомившись с нами, предложил следующее: «Мне в принципе рассказывать нечего. Воевал как все. Я вас лучше в шестую роту отвезу. Ведь именно они поднимали флаг на Минутке».
Слово офицер сдержал. Уже в сумерках мы подъехали к недостроенному дому на окраине Мартан-Чу, в котором расположился со своим взводом ротный старший лейтенант Новичков.
Узнав, что мы из газеты, молодой ротный откровенно расстроился: «Вам необходимо ехать в мой первый взвод. Замечательные ребята. Но приказ такой – после шести вечера даже на боевых машинах мы не ездим по проселочным дорогам».
Была уже ночь, с гор клубами наплывал на равнину густой туман. Пришлось ротному с заместителем комбата майором Горбатюком устраивать нас на ночлег у себя в огромном и сыром подвале.
Все последующие часы офицеры рассказывали нам о полковнике Юдине, воюющем в Чечне уже по второму кругу; комбате Булавинцеве, сражавшемся вместе с ними на Минутке, и бойцах, которые дрались храбро и отчаянно, несмотря на такой шквальный огонь противника, что головы от земли оторвать было нельзя. О своих боевых заслугах Горбатюк с Новичковым не сказали ровным счетом ничего.
Лишь потом мы узнали от солдат, что майора в Грозном ранило и контузило, но из госпиталя он сбежал обратно в полк. Там же контузило и Новичкова, но в госпиталь он вообще не пошел.
«А вообще офицеры у нас отличные, – говорили солдаты. – И Юдин молодец. Ни одного пропавшего без вести нет. Мы не только раненых, но и всех убитых вытаскивали. Юдин всегда говорил, что в нашем полку пропавших без вести быть не может».
О себе солдаты говорили кратко: были, воевали, теперь вот командиры утверждают, что домой возвращаться будем.
Зиндан
Расположившись на окраине Мартан-Чу, ротный Новичков выбрал недостроенный дом, где отменно был оборудован лишь подвал. Через небольшой проем солдаты вывели трубу буржуйки. Сколоченные из досок нары достались ротному в наследство от прежних хозяев – ваххабитов, которые ушли в горы.
Но самой большой достопримечательностью подвала была металлическая перекладина, прилаженная к высокому потолку с помощью двух колец так, что в образованное пространство проходили лишь пальцы.
Офицеры, сидя под перекладиной, предположили, что предназначалась она для пленников, которых можно было подвешивать к потолку.
«И нары они сколотили для рабов, – сказал майор Горбатюк. – Дом-то недостроенный. Не подвал, а настоящая тюрьма, зиндан. Кто в нем искать людей станет? Гиблое место».
Почему Сергей Новичков решил обустроиться именно в этом сыром подвале, где дым упорно не хотел рваться наружу, а не в каком-либо теплом доме без хозяев, мне объяснил впоследствии начальник штаба полка. «Психология командира такая: после ожесточенных боев в городе, когда тебя со всех сторон обстреливают из гранатометов, снайперских винтовок, командир старается увести людей в подвал. Так безопаснее. У Сергея синдром города, да и не у него одного. Ничего, со временем это обязательно пройдет!»
Нежность
Вдали от дома, на войне солдаты и офицеры с особой остротой вспоминают свои семьи. Майор Горбатюк и старший лейтенант Новичков, абсолютно упустив из виду свое геройство в Грозном, дольше всего рассказывали нам о своих семьях. Горбатюк – о жене и детях, Новичков – о жене и маме. И по всему выходило, что нет людей на свете лучше, чем их близкие, потому что точно знают офицеры – дома их очень ждут. А поэтому они непременно вернутся.
Затем, почему-то покраснев, Сергей Новичков достал из нагрудного кармана куртки удостоверение личности офицера, откуда вытащил фотографию своей семьи с друзьями, отдельно карточку жены и небольшой листочек бумаги, на котором в слабом колебании язычка свечи можно было разглядеть какие-то черно-белые полосы.
– Жена беременна, – страшно смущаясь, сказал ротный. – А это ее УЗИ. У меня-то детей еще нет, а вот товарищ майор сказал, что обязательно сын будет.
– И когда?
– Где-то через месяц, – ответил Сергей. – Утверждают, что к этому времени нас непременно выведут.
Дочь Лена
Говорят, что когда поступил приказ нижегородцам отправляться в Чечню, у многих офицеров жены были беременны. В том числе и жена комбата Сергея Булавинцева. Опять же говорят, что когда полк уже воевал в Чечне, от переживаний за мужа она родила раньше времени. Но, слава богу, здорового малыша.
Мы с комбатом сидим на командном пункте полка, который представляет собой огромную палатку, где находятся две буржуйки, столы с картами, стулья. Офицеры штаба постоянно заняты: кто-то работает с картами, кто-то разговаривает с подразделениями по телефону или радиостанции.
Булавинцев только-только поговорил с командиром полка, который ставил перед ним очередную боевую задачу. Офицеры о чем-то очень долго и тихо разговаривали, склонившись над картой. С осунувшегося лица комбата не сходит выражение озабоченности. По всему видно, что Булавинцев на пределе сил.
Разговариваем с комбатом. Тот подробно объясняет, как его батальон в течение трех дней ожесточенно пробивался к Минутке. Сергей чертит схему: дома, повороты, улицы. Подробно рассказывает, как брали многоэтажки и на каких этажах шли наиболее ожесточенные бои. Такое впечатление, что трое суток ада в центре города комбат помнит поминутно. За эти дни батальон потерял шестерых убитыми и тридцать шесть человек были ранены.
– Всех жалко, – как бы оправдываясь, говорит Булавинцев. – Но пойми, для таких боев – это еще очень маленькие потери. Оборона у них была мощная, и сражались отчаянно. Им терять было нечего, а мне своих бойцов очень жалко!
– У тебя дочь родилась, – стараюсь перевести разговор на другую тему.
– Да, – говорит комбат.
– А когда?
И тут по лицу Булавинцева расплывается виноватая улыбка.
– Ты знаешь, – говорит Сергей через некоторое время, удивленно крутя головой, – не помню. Честное слово, не помню. Как же я мог забыть?
– Но имя хоть помнишь?
– Да, Лена.
Через некоторое время, пробежав записи в своем командирском блокноте, куда занесены потери, нужды батальона в оружии и боеприпасах, Булавинцев облегченно вздыхает и говорит: «Девятого октября. Ну как же я мог это забыть?»
Привязанность
Любое подразделение, которое проводит несколько месяцев в Чечне, постепенно обрастает живностью. К солдатам прибиваются бездомные собаки и кошки. По большей части все-таки собаки, причем всех мастей и возрастов. Военные не только их не гонят, а наоборот – привечают: подкармливают, перевозят с места на место, а в свободное время обязательно играют.
Разговариваем с одним из солдат.
– Знаете, – говорит тот, – поначалу вообще не мог стрелять. Рука как-то не поднималась. А мне командир кричит, что если не ты убиваешь, то тебя убьют. Начал стрелять. А потом вообще как-то все равно стало. Видишь, что человека убиваешь, и в душе вообще ничего не шевельнется. Ни жалости нет, ни страха за то, что сделал. А чего их, чеченов, жалеть-то? Они же нас не жалеют!
Солдат сплевывает и подзывает щенка, который бегает по грязи. Тот стремглав мчится к нам. Солдат достает чернющей от въевшегося масла и грязи рукой кусочек печенья и начинает кормить щенка.
– Хороший он, – говорит изменившимся голосом солдат. – С нами с самого Грозного. Мы его не бросим. А как бросить, когда у него никого нет?
Интриги
Разговариваем с офицером штаба о наградных за Грозный.
– Представили всех, – говорит тот. – Да и как не сделать этого, когда так воевали? Другое дело, что, наверное, лишь малая часть получит награды. У нас представления странным образом теряются вверху – и оттуда никакого ответа. Да что об орденах для солдат говорить, если Юдину уже не раз на Героя посылали, да без толку. Теперь вот снова наградной ушел.
– Получит?
– Вряд ли, – сомневается офицер. – У нас же как: помнят о человеке, лишь когда он нужен. Вот выведемся – и о нас все забудут. До следующей войны…
Олег Блоцкий, журнал «Самиздат» (Февраль 2000 года, Урус-Мартан – Танги – Мартан-Чу – Владикавказ – Москва)
За мужество и героизм, проявленные в этих боях, командующий группировкой войск в Чечне генерал-лейтенант Владимир Булгаков представил командира полка полковника Сергея Юдина и командира батальона майора Сергея Булавинцева к званию Героя России. Шло время, но ответа на эти представления не было. Документы, по всей видимости, где-то затерялись…
Сергей Булавинцев отправил письмо на имя Верховного главнокомандующего. Вместо детального и объективного разбирательства сотрудники администрации Президента России «отфутболили» письмо офицера в Минобороны – туда, где, собственно, и утеряли представления. Правда, в декабре 2001 года его пригласил на беседу первый заместитель начальника Главного управления кадров Министерства обороны генерал-лейтенант Резник. Внимательно выслушал, обещал разобраться и помочь. Но, видимо, пока еще не разобрался…
Ходатайство командира полка о награждении подчиненных могут, конечно, не утвердить вышестоящие должностные лица. Но представления на них были подписаны всеми, кому положено, включая командующего группировкой. И только Президент России должен принять окончательное решение: достоин офицер звания Героя или нет.
Тот, кто знает армейскую систему, согласится, что не мог быть утерян документ, у которого был исходящий номер и который ушел в вышестоящий штаб. Там его обязательно бы зарегистрировали. Но на каком этапе и в каком штабе исчезли документы – неизвестно. Остается надеяться, что их все же рано или поздно найдут.
«Есть у него характер…»
Юрий Чердаков, старший сержант, контрактник:
– Одного солдата-срочника никак не увольняли из полка из-за волокиты строевой части. У него жуткое было ранение, в живот, он весь был белый-белый, когда я его увидел. То, что он жив – это чудо. Мы объяснили ситуацию комбату Булавинцеву, что вот, наш товарищ не может уволиться из полка и получить боевые деньги. Мать за ним приехала, живет две недели, и никак не могут оформить документы. Майор Булавинцев пошел в строевую часть, а там подполковник по телефону с кем-то говорит. «Ну-ка, майор, ты подожди в коридоре!» – «Меня так это задело, – рассказал Булавинцев, – я в коридор не вышел, а разбил ему о голову телефонный аппарат».
Ходили слухи, что потом этот подполковник написал на Булавинцева заявление в милицию. Было какое-то разбирательство. В результате Булавинцева отправили на реабилитацию. Теперь понятно, почему он не получил Героя России? Есть у него характер… А мы-то думали, что он станет генералом…
Помню, как в полку, когда он нас увидел: «Вы – мои солдаты, чудо-богатыри!», и выгнал на плац полковой оркестр. «Будете для них играть, пока они находятся на территории полка». Кто-то из музыкантов хотел сбежать, так еще получил от Булавинцева. Мы просто ходили, своими делами занимались, а оркестр для нас играл…
«Солдат наградами обидели…»
Александр Шмелев:
– Мы с одним капитаном брали высоту, он еще старлей был, так у него наград – во! А солдат наградами обидели. Нас из двенадцати человек с наградами вернулись всего четверо. Хотя Минутку брали практически все. Обидели из наших Магомедова, он дагестанец, но шуйский, в нашем взводе воевал. Ему – никакой награды. Мы 9 мая идем с наградами, а он нет, хотя был снайпером. Другому снайпер полспины распорол, медсестра из питерского ОМОНа дала справку, что он ранен, а он в госпиталь не поехал и тоже остался без награды.
Александр Лихачев, начальник штаба полка, подполковник:
– После взятия Грозного уволили часть бойцов-срочников и офицеров, кто отслужил полгода. Тогда в полк приехал из запаса политработник, майор, рыжий такой, он был назначен психологом первого батальона. Через несколько дней он сломал ногу и давай плакать: «У меня пятеро детей…» Ногу ему загипсовали и назначили старшим печатать наградные представления. Я его через год в Мулино увидел – у него на груди был иконостас наград, в том числе медаль «За отвагу», орден Мужества…
Из Журнала боевых действий
16 февраля
С 6.00 2-й батальон начал выполнять поставленную задачу. За 2-м батальоном в 8.00 приступил к выполнению задачи 1-й батальон. Роты батальона выдвигались по указанным маршрутам на свои огневые позиции и занимали ротные опорные пункты. К 11.30 1-я рота заняла указанный опорный пункт, к 12.30 2-я рота заняла указанный район обороны, к 13.00 3-я рота заняла свой опорный пункт. К 16.00 1-й батальон выполнил поставленную задачу и занял указанный район обороны.
17 февраля
Полк продолжал выполнять поставленную боевую задачу. Обстановка не изменилась. Подразделения 1-го и 2-го батальонов закреплялись на занятых высотах, проводили работы по инженерному оборудованию огневых позиций. Разведрота проводила разведывательные мероприятия согласно указаний КП и НШ. Дежурные силы и средства вели наблюдение на огневых позициях. Артдивизион вел огонь по плановым целям командира полка. Командир полка с 9 до 14 часов работал во 2-м батальоне, с 10.00 до 13.00 в полку работал командир 3-й мотострелковой дивизии.
18 февраля
Потери в имуществе составили: ботинки-берцы – 7 пар, сапоги резиновые – 5 пар, спальный мешок – 1, костюм горный – 2.
19 февраля
В 18.00 при оборудовании позиции сторожевого охранения в 1-м взводе 5-й роты произошел подрыв двоих военнослужащих на минах, сержант Анисимов М.А. и младший сержант Новиков А.А. Оба получили смертельные ранения и скончались на месте.
20 февраля
В 12.00 снайпер 3-й роты сержант Корябкин В.С. подорвался на растяжке, от полученных ран скончался на месте. В 15.00 рядовой 1-й роты подорвался на ОПН, в результате чего получил ранения.
В 18.00 КНП 1-й роты подверглась 10-минутному минометному обстрелу. Личный состав быстро занял укрытия и перекрытия щелей. Потерь при обстреле нет.
Какими они были:
Виталий Корябкин, сержант
Дмитрий Иванов, помощник гранатометчика 2-го мотострелкового батальона, гвардии рядовой:
– В медбате я узнал, что погиб мой товарищ, сержант Виталий Корябкин. Он подорвался на растяжке. Я с ним познакомился еще на призывном пункте. Попали в одну учебку, там в одну роту, вместе по распределению – в 245-й полк, в Мулино тоже попали в одну роту. Ему, по-моему, единственному из тех, кто с нами из учебки пришел, дали звание сержанта. Когда нас набирали в Чечню, его сначала не хотели брать, но он сам напросился, и получилось, что зря. Только в Чечне мы попали в разные подразделения, я во второй гранатометный взвод, а он в третью роту первого батальона. Больше нам свидеться, увы, не пришлось. В Чечне нигде не пересекались.
Александр Цыбаев, зам. командира 3-й мотострелковой роты по воспитательной работе, гвардии лейтенант:
– Из нашей роты от подрыва на мине погиб тогда снайпер, срочник, Виталий Корябкин. Хороший был парень. Как рассказывали мне бойцы нашей роты, отличился в боях за Грозный. Он был настоящий герой.
Мы тогда стояли с капитаном Гаем у палатки, он мне что-то на карте объяснял. И вдруг – резкий взрыв в нескольких метрах, и осколки по веткам просвистели. Гай сразу послал туда двоих бойцов. Они вернулись и говорят: «Виталик – все…» Тогда капитан Гай резко сказал: «Я же объяснял вам всем, что ходить только по проверенным тропам и смотреть под ноги». Но было уже поздно…
Мы там ничего не минировали, но до нас здесь стояли внутренние войска, и они до такой степени все вокруг заминировали, что столько народу подорвалось…
Потом контрактник подорвался на мине, слава богу – живой, раненым увезли. Однажды ночью сработали мины-сигналки, мы давай туда стрелять полчаса из всех стволов. Утром пошли посмотреть. Сработала еще одна мина, и двое контрактников каким-то чудом остались живы, даже не ранены были. Наверное, родились в рубашках.
Из Журнала боевых действий
21 февраля
Разведгруппа полка под руководством начальника разведки вела разведку в направлении высоты… В ходе разведки было обнаружено расположение лагеря боевиков. В лагере обнаружено 18 трупов боевиков.
23 февраля
Полк продолжал выполнять поставленную боевую задачу. Обстановка не изменилась. Дежурные силы и средства вели наблюдение на огневых позициях. В 8.00 разведгруппа выдвинулась из базового центра 1-го батальона для проведения засады. С 10.00 до 14.00 в полку работал руководитель ОШ Западной зоны генерал-лейтенант Шаманов. На командном пункте полка дал интервью телекомпании ОРТ. В полку дала концерт артистка Алена Апина. В 11.00 на командном пункте состоялось торжественное построение по случаю празднования Дня защитника Отечества. Состоялось вручение ценных подарков и государственных наград ряду военнослужащих. Были зачитаны праздничные приказы министра обороны и командира полка.
Из дневника Алексея Горшкова:
18.02.2000 г.
Наконец-то вернулся после госпиталя назад в полк. Взвод уже пополнили свежими солдатами и дали нового ротного.
20.02.2000 г.
Снова бой. Стоим в Аргунском ущелье. Позади нас Танги-Чу, Комсомольское, Мартан-Чу. «Чехи» пытались прорваться из гор на равнину через нашу роту. Отбили. Есть раненые с нашей стороны.
23.02.2000 г.
Сегодня праздник. Может, поздравление из дома пришлют? Нет, уже давно никто не пишет. Может, уже похоронили? Да нет, как бы не так, я еще повоюю… Да черт с ними, не хотят писать – не надо, не умру. Сегодня подводили итоги боев за Грозный – из нашей роты осталось 28 человек (из 110, входивших в Старые промыслы).
«День не был похож на праздник…»
Виталий Заврайский, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона, гвардии капитан, Герой России:
– Встретили двадцать третье февраля… Этот день не был похож на праздник из-за того, что накануне боевики вышли на полковую частоту и обещали командиру полка прийти нас поздравлять. Всю ночь на двадцать третье февраля моя рота находилась в готовности номер один, на своих позициях.
Там была очень красивая природа, особенно рано утром, когда лучи солнца начинали падать на заснеженные высоты гор! А какой там был свежий воздух! По ночам было прохладно, а днем все прогревалось – было даже жарко.
В самой деревне Шалажи стоял отряд милиции, который для расположения занял местный клуб. С первых дней организовал с ними взаимодействие. Они дали мне свою рацию, по которой я раз в два часа связывался с ними и выяснял, какая у них обстановка.
В конце месяца ко мне прибыл комбат, который поставил задачу на сдачу дел и должности, так как меня назначили исполнять должность начальника штаба батальона. Вечером я был на КНП батальона. Старого начальника штаба отправили на повышение. Вот так я стал начальником штаба батальона.
Каждое утро у меня начиналось с объезда всех рот. Маршрут движения был очень большой, так как подразделения батальона занимали господствующие высоты на расстоянии четырнадцати километров. В свободное время меня научили наводить и стрелять из минометов. Интересно было поучиться у наших минометчиков. Когда командир батальона находился на выезде, я постоянно оставался за него, находился на связи с КП полка.
«Держать высоты…»
Алексей Горшков, командир взвода 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:
– Когда я вернулся в роту, офицеров, командиров взводов, не было. Первым и вторым взводами командовали сержанты-контрактники. Роту доукомлектовали до штата, в основном срочниками. Из старых контрактников было мало. С самого начала был, например, Саша Слюсарев, звали его Вождь: копия Ленин, такие же усики, бородка. Кепку дай – Ленин, не отличишь.
Полк в эти дни стоял взводными опорными пунктами на сопках в районе Танги-Чу. Расстояние между ними было приличное – до километра. Нас раскидали по сопкам, держать эти высоты, чтобы из ближних селений боевики в горы не уходили. Было их еще много. Они как тараканы, мочишь их, они разбегаются, а потом собираются в другом месте.
Каждый взвод стоял в круговой обороне, а общая задача полка была, как нам объяснили, прикрывать тылы группировки, главные силы которой продвигались в горы. В Веденское ущелье пошел 752-й полк, наш полк и прикрывал его с тыла. Хорошей в это время была поддержка авиации – штурмовики, вертолеты.
В моем взводе было 16 человек, половина контрактники, многие не имели боевого опыта. Техника осталась на базе полка. Поставили палатку, вокруг позиций – растяжки. В скале была нора, здесь раньше сидели боевики, мы обосновались в ней, а палатку оставили для дозора. Ночевали на земле, в спальниках. Дров не было, хотя недалеко от сопки и росли буки и грабы. Эти деревья такие сочные, что ножовка застревает в стволе, и рубить их бесполезно. Срезали буки очередями из пулемета, одной ленты в пятьсот патронов хватало на дерево. Потом возились с ним, как муравьи, – обрубали ветки. Такое дерево в костре не горит, поэтому сначала клали его в солярочку на полчасика, помокнет, пока она горит – дерево высыхает.
Днем нормально – солнышко. Снега уже не было, градусов десять, грязь, слякоть, а ночью – ноль – минус два, прихватывало. Позиции взвода были на высоте метров 600 над уровнем моря. Периодически простреливали окрестности перед собой. Все тропы минировали. Наши саперы нам говорили, где минные поля, но были еще и поля, установленные «фэйсами» (сотрудниками ФСБ. – Авт.), о них мы не знали, да и «чехи» тоже за собой заминировали, когда уходили в горы. У нас была одна своя тропа, Эдик Данилкин и Серега Трачача – грамотные пацаны, периодически ходили и проверяли эту тропу, как саперы.
Было у меня и минное поле из пяти противотанковых мин, с пультом управления. Нажал – и взрыв, можно было все пять мин сразу взорвать. Была и система минных заграждений между сопками.
Сергей Серебренников, наводчик-оператор БМП 3-й мотострелковой роты, гвардии рядовой:
– Новый командир нашей роты оказался не пехотинцем, а летчиком. Будто бы он дал по морде своему начальнику и ему сказали: «Или увольняешься из армии, или на два года в пехоту». Он выбрал пехоту. Когда его к нам в палатку взвода привели – мы как раз сидели наколки делали, и тот, кто его вел, нагнулся, чтобы провода не задеть, а ротный – нет, и задел шапкой. Я его стукнул, чтобы нагибался, потом смотрю – на нем погоны капитана. Не сразу новый ротный въехал в ситуацию… Приедет в расположение взвода, с брони что-нибудь скажет, и все.
А командиром нашего взвода после гибели Ивана Цыкина одно время был лейтенант, прикомандированный из Таманской дивизии. Ничем не запомнился – что был, что нет.
Замкомвзвода из контрактников был такой, что мне за него приходилось взводом командовать. Когда вышли в поле под Урус-Мартан, нам приказали копать ходы сообщения, чтобы с вертолета была видна красота позиций. Мы еще обсуждали: «Зачем это надо?» Посреди поля была яма четыре на три метра, ее пленные еще в Первую войну копали. В этой яме солдаты и спали. Утром я стал будить замкомвзвода в этой яме, а он никакой, вот ему и накостыляли.
Когда стояли под Урус-Мартаном, нам во взвод прислали полковника на стажировку. Странный какой-то, он только на второй день спросил: «Это вы второй взвод, что ли, который своему замкомвзвода ребра переломал?» Оказалось, что он приехал изучать наши взаимоотношения для своей диссертации. Мы его не стеснялись, он все видел, как мы жили, чай с нами пил и ничего у нас не спрашивал. Сними с него погоны – через два-три дня был бы такой же солдат, как и мы.
В эти дни в полку начал складываться своеобразный быт войны…
«На курок нажать или яйцо почесать…»
Александр Агапов, наводчик-оператор БМП, контрактник:
– Зимой 2000 года оказался я без работы и решил ехать в Чечню по контракту. Было мне 28 лет, чувствовал себя хорошо подготовленным: срочную служил в Германии, в 1990–1992 годы, в разведдесантной роте, уволился старшиной.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.