12. «КАК МЫ ДОЛЖНЫ ПОСТУПАТЬ С ФАНАТИЗМОМ, ВООРУЖЕННЫМ ВЛАСТЬЮ?». Увидим ли мы просвет?

12. «КАК МЫ ДОЛЖНЫ ПОСТУПАТЬ С ФАНАТИЗМОМ, ВООРУЖЕННЫМ ВЛАСТЬЮ?». Увидим ли мы просвет?

Правда состоит в том, что США по-прежнему неспособны надлежащим образом координировать свои разведывательные службы в кризисные периоды, сколько бы информации те ни собирали. Они неспособны управлять своими ресурсами. Подобно средневековым баронам, крупные американские разведывательные агентства ведут междоусобную войну за власть и влияние на «Президентский двор».

Эти слова из первого издания «Просчетов военной разведки» написаны в 1999 году, за два года до страшных событий 9/11. Они задевают саму суть вопроса «Наступит ли когда-нибудь просвет?». Мрачный каталог упущенных возможностей, проигнорированной информации и невозможности поделиться с другими своими сведениями, предшествовавший смертоносному удару «Аль-Каиды», казалось бы, показывает, что за шесть десятилетий после Перл-Харбора почти ничего не изменилось в том, как политическая система QUA обращается с разведкой.

Тем не менее проблемы, стоящие перед миром разведки в XXI веке, изменились. Крупные учреждения и агентства, возможно, почти не сдвинулись с места, но поле, на котором они «играют», изменило форму. Три конкретных новых фактора меняют лицо разведки: техника, глобализация и «политизация разведки».

За одно только последнее десятилетие техника совершила такой большой прогресс, что сегодня уже не все помнят, что всего каких-нибудь двадцать лет назад факсы не имели универсального распространения. Сегодня на фоне Интернета и сканера факсы выглядят безнадежно устаревшими. В то время как очень легко до безумия увлечься техникой ради новизны, ускоряющаяся поступь изменений ведет к тому, что новые технологии революционизируют как задачи разведки, так и способ, каким она поставляет свой разведывательный продукт конечному пользователю. Например, бурное распространение Интернета и текстовых сообщений из компьютеров и мобильных телефонов — о которых каких-нибудь десять лет назад можно было только мечтать — означает, что разведывательные службы типа американского АНБ и британского GCHQ сегодня стоят перед крупными вызовами, если хотят хорошо делать свою работу — подслушивать частные разговоры миллионов других людей ради блага государства.

Однако в тех случаях, когда техника создает вызовы, техника же и предлагает решения. Совместная американо-британская организация перехвата компьютеризованных сигналов «Эшелон» использует современную компьютерную технологию, чтобы разрешать те самые трудности, которые создает эта технология. Система не пытается прослушивать передачи: она только записывает все, что слышит. После чего сложнейшие компьютерные программы сканируют материал, выискивая ключевые слова, представляющие интерес для разведки: «шпионы», «бомбы», «террорист», «Аль-Каида», «Калашников», «Хамас», «ядерный» и так далее. Проверяются лишь те сообщения, которые содержат эти ключевые слова, сначала посредством второго, а затем и третьего, еще более тщательного электронного сканирования, чтобы обнаружить другие ключевые слова — возможно, такие, как «промышленный шпионаж», «урановый концентрат», «красная ртуть» и «ядерная бомба». После этого, если сделано достаточное количество компьютерных «сличений», требуемый сигнал выбирается для проверки на экране компьютера сотрудником разведки. С течением времени технология будет задавать все больше и больше работы.

Технология не только решила проблемы массового сбора информации. На следующих этапах разведывательного цикла она предлагает решения перегруженному работой систематизатору информации и даже решает некоторые из самых сложных проблем распространения информации. Для систематизатора современная информационная технология означает, что такие количества материала, о которых его предшественники могли только мечтать, могут храниться — и, что более важно, извлекаться — в условиях совершенной секретности. Для аналитиков программы «электронного мозга» полезны тем, что они могут запоминать информацию, сравнивать старые и новые факты и высвечивать любые изменения; а работу «целевиков» компьютерные программы облегчают тем, что они могут распространять и воспроизводить в реальном времени информацию о живых целях в кабине бомбардировщика, когда он летит, чтобы сбросить свои боеприпасы, переводя «информацию» прямо в «цели».

«Глобализация» разведки, с другой стороны, является намного более сложным делом. Это связано с тем, что потребность наций в обмене информацией значительно выросла в сравнении с тем, что было в прошлом. Если раньше та или иная нация тщательно охраняла свои секреты, теперь ее союзники и международные партнеры ждут, чтобы с ними поделились имеющейся информацией. Партнеры по коалиции не станут сражаться и рисковать жизнями своих солдат без знания всего, что известно о враге. Обмен ценными сведениями и жизненно важной информацией в дальнейшем будет стремительно расти.

Проблема в том, что большинство разведывательных организаций принципиально не хотят делиться своими секретами. Монополия крупных агентств на власть или влияние, их бюджеты, весь их raison d’etre[30] основываются на хранении драгоценных секретов в надежных сейфах, откуда их достают лишь в редких случаях, чтобы тайком показать хорошо знакомым постоянным заказчикам за закрытыми дверями. Создается впечатление, что внезапно весь мир захотел иметь доступ к секретам, которые слишком секретны, чтобы показывать их даже тем, кто фактически за них заплатил, то есть налогоплательщикам, не говоря уже о каком-нибудь болтливом иностранце. Проблемы, связанные с защитой источника, доступом по принципу служебной необходимости и безопасностью операций, приобретают угрожающие размеры.

Даже если сотрудники разведки вздрагивают, словно нервные газели вокруг водопоя, при запахе реальной угрозы их монополии на секретную информацию, они не могут сбежать от растущего спроса на информацию. В глобализованном мире, где совместные международные предприятия с участием иностранных партнеров являются сегодня нормой как в военной, так и в торговой сферах, информацией придется делиться все больше, нравится это разведке или нет. Совместные операции с ООН, партнерами по коалиции, зарубежными правительствами и даже неправительственными организациями, такими как Красный Крест и Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев, требуют распространения жизненно важной информации. Но так было не всегда.

Во второй половине прошлого века даже в странах НАТО обмен разведдаными был одной из самых трудных и спорных областей. К счастью, сложные и тщательно управляемые процедуры и системы НАТО, выросшие из потребности в объединении разведданных из множества секретных и уязвимых национальных источников, сегодня могут применяться для поставки качественной информации из всех источников таким организациям, как ООН, для проведения операций.

С неправительственными организациями совсем другое дело. Еще не так давно крупные международные НПО не хотели иметь никаких дел со «шпионами». По традиции международные гуманитарные организации вешали связки чеснока себе на шею, скрещивали пальцы, чтобы уберечься от дурного глаза, и окружали свои штаб-квартиры неприступными стенами; словом, делали все, чтобы не подпустить к себе злого и опасного вампира. НПО делали все, что могли, чтобы не замараться «разведкой» из боязни скомпрометировать свою добродетельность, и горе было тому злополучному сотруднику разведки, которого задерживали при попытке узнать, чем занимаются в агентстве ООН, или, того хуже, при попытке войти в доверие и использовать НПО как крышу для своих темных делишек. Крики возмущения — часто искусственные — разносились эхом по дипломатическим коридорам, и очередного излишне ретивого сотрудника разведки увольняли с работы в качестве символической жертвы.

Сегодня все изменилось. Глобализация вовлекла нас всех в такие дела, которые прежде были ограничены географией. Сегодня всемирный риск распространения оружия массового поражения, международная торговля наркотиками, массовые перемещения беженцев, необходимость предотвращения конфликтов и международной кооперации привели к тому, что НПО стали важной частью общих усилий по решению этих широко распространенных проблем. Международные агентства и НПО сегодня признают, что для успешного осуществления своей деятельности, да и ради собственной безопасности они должны иметь по меньшей мере такую же информацию, которая имеется как в распоряжении страны, в которой они работают, так и в распоряжении любых национальных сил, которые с ними сотрудничают. Если бы НПО не давали доступ к самой качественной информации, им бы фактически пришлось работать с завязанными глазами. Сегодня НПО ждут, когда их пригласят участвовать в дискуссиях по вопросам разведки.

Весь этот обмен разведданными поднимает большие проблемы, связанные с безопасностью, а заодно и этикой тайных разведданных. Должны ли мы в условиях всемирной международной кооперации по-прежнему уделять так много внимания шпионажу? В связи с этой проблемой в наш информационный век неизбежно возникает вопрос: «Какая часть информации является по-настоящему секретной?»

Ибо правда в том, что несекретная информация из открытых источников сегодня является самым крупным источником информации разведывательных органов. Это не значит, что сегодня больше нет необходимости в секретах. Напротив, секреты будут всегда; но самый большой объем информации сегодня дают средства массовой информации. Для НПО и тех, на ком лежит обязанность обеспечивать их разведданными, этот поток материала из открытых источников является абсолютным благом. Фотографии, сделанные со спутников, которые еще не так давно были самым большим секретом Америки, в наши дни открыто продаются через Интернет частными компаниями, производящими спутники. В сметах некоторых хорошо организованных НПО сегодня даже предусмотрена графа для «аэроснимков». Большую часть потребностей НПО в информации (разведданных) сегодня можно удовлетворить, не прибегая к отговоркам, ссылкам на запрет начальства или сложным процедурам. В мире, который глобализовал торговлю и — благодаря Усаме бен Ладену и «Аль-Каиде» — глобализировал также и терроризм, техника и спрос постепенно глобализируют «разведку».

Третье крупное изменение разведки — ее «политизация». Внутренняя политика и «точка зрения правительства» начали постепенно портить, во всяком случае в Британии, традиционную репутацию разведки как беспристрастной и объективной. С момента образования Объединенного разведывательного комитета (JIQ в 1936 году британская национальная разведывательная оценка проводилась беспристрастным комитетом, состоявшим из глав агентств (SIS, МІ5, GCHQ, разведки Минобороны, а также представителей МИДа и казначейства), которые собирались на заседания под председательством нейтральной стороны, чтобы рассмотреть всю имеющуюся разведывательную информацию и довести ее до сведения министров и лиц, принимающих решения. Целью такого собрания являлось проведение максимально адекватной оценки информации из всех источников и распространения ее между клиентами, имеющими право на доступ по принципу служебной необходимости. Хотя система была исключительно британской — США, Франция и Россия имели другие системы,— многие считали ее образцом проведения оптимальной согласованной оценки в результате длительного обсуждения.

Система имела своих критиков и свои провалы. Многим американцам, привыкшим к вашингтонскому стилю — грубоватому, соревновательному, диалектическому процессу дискуссий соперничающих агентств,— продукт J/C часто кажется пресным, стерильным и, по выражению одного британского министра, «просто скучным». Сочетание британской склонности к недоговоренности и природной осторожности удачливого бюрократа часто приводит к тому, что разведывательные оценки JIC больше напоминают «наименьший общий знаменатель», чем «наибольший общий делитель». Критики также указывали на провалы JIC: например, на его слабую, да и просто неверную оценку ситуации вокруг Фолклендских островов в 1982 году или его неспособность предсказать крах коммунизма и Советского Союза. Одной из характерных черт JIC, которая особо бесила американских читателей его оценок, была трусливая привычка излагать свои оценки безликим, пресным языком, допускающим любую возможность толкования. Лица, принимающие политические решения в США, способны распознать «синдром прикрытия задницы», предпочитая, чтобы их оценки излагались простым, ясным языком без двусмысленностей и неопределенностей. Все это изменилось после того, как в результате выборов 1997 года к власти в Великобритании пришла Новая лейбористская партия. Администрация премьер-министра Блэра преуспела в оппозиции благодаря искусному манипулированию средствами массовой информации. Прозвучавший в 1960-е годы афоризм Маршалла Маклюэна «Средство коммуникации является сообщением» был принят близко к сердцу новой администрацией. Вскоре критики начали указывать на то, что преувеличенное внимание к различным аспектам публичного имиджа правительства в один прекрасный день может серьезно сказаться на объективности государственной службы. Они оказались правы.

Назначение активиста лейбористской партии, журналиста Алистера Кэмпбелла пресс-секретарем премьер-министра имело последствия для всего Уайтхолла. Приведенный в ярость тем, что слабые и нерешительные гражданские служащие говорили от лица правительства, Кэмпбелл потребовал и получил право руководства этими кадрами. В 2001 году каждый пресс-секретарь в каждом министерстве либо назначался, либо утверждался «прядильной машиной» Даунинг-стрит и принимал свои полномочия от Кэмпбелла и его команды. Управление новостями находилось под жестким централизованным контролем и могло делать достоянием гласности только те новости, в распространении которых было заинтересовано правительство, и никакие другие. Где-то по дороге в Уайтхолл правда стала очередной жертвой политики и «хорошего управления».

Положение с разведкой вскоре дошло до критической точки. Это можно было предвидеть, потому что процедура JIC была задумана как совершенно беспристрастная и объективная, имевшая своей задачей представлять своим клиентам нейтральные разведывательные оценки, оставляя за лицами, принимающими решения в Уайтхолле, право использовать материал в национальных интересах. Беда была в том, что для своих публичных высказываний «управление новостей Даунинг-стрит, № 10» меньше всего нуждалось в беспристрастности и объективности. Оно нуждалось в том, чтобы факты подавались и интерпретировались только таким образом, чтобы это шло на пользу политике правительства. Спин-докторы[31] были пропагандистами мнений правительства и невольными последователями доктора Геббельса.

Вплоть до периода, предшествовавшего второй войне в Ираке весной 2003 года, «разведке» удавалось избегать конфликтов с пропагандистами Новой лейбористской партии. Большинство разведывательных оценок имели высшую степень секретности и, как следствие, от них было мало проку при представлении правительственных сообщений широкой публике. Если не считать вялотекущих пререканий из-за бомбардировок танков бывшей Югославии в Косовской войне 1999 года при премьер-министре Блэре, разведывательный истеблишмент Уайтхолла разве что жаловался на «чушь в газетах», но этим все и ограничивалось. Ситуация резко изменилась летом 2002 года.

Одним из последствий бомбардировки WTC была решимость президента США Джорджа У. Буша объявить «войну террору». В середине 2002 года фундаменталистские фанатики талибы были выкурены из своего гнезда, то есть Афганистана, и вместе с Усамой бен Ладеном пустились наутек через скалы и ущелья Афганистана, спасаясь от мстительных американцев.

Президент Джордж У. Буш переключил внимание на одно дело, оставшееся незаконченным с 1991 года, когда хозяином Белого дома был его отец, — на диктаторский и тиранический режим Саддама Хусейна. В апреле и августе 2002 года были приняты решения о подготовке к вторжению в Ирак.

Премьер-министр Блэр быстро привязал Соединенное Королевство к решению США. Если он хотел поддерживать эксклюзивные разведывательные и ядерные связи, в которых, собственно, и заключались «специальные отношения» с США, то у британского премьера, как и у всех его предшественников, был маленький выбор.

Новость, что Соединенное Королевство собирается поддержать США в агрессивном вторжении на территорию другой суверенной нации, не встретила всеобщего энтузиазма в Великобритании. Многие англичане высказывали серьезные замечания как относительно законности какого бы то ни было нападения на Ирак, так и относительно стоявшей за ним причины. Прославленные отставные генералы, политики и политические комментаторы и, самое главное, ВВС — все ставили под сомнение смысл войны. Разве Саддам Хусейн представлял какую-либо опасность для Великобритании?

В то время как премьер-министр Блэр пытался (безуспешно) заручиться поддержкой союзников из скептически настроенного Европейского союза, дипломаты пытались получить поддержку для ведения войны в Организации Объединенных Наций. Тщетно британские и американские дипломаты ссылались на то, что Саддам Хусейн не подчиняется резолюциям Совета безопасности ООН и что инспектора ООН по контролю над вооружениями, пытающиеся найти в Ираке оружие массового поражения, на каждом шагу сталкиваются с препятствиями, которые им чинит коварный Саддам. Коллеги Британии и Америки по Совбезу упорно отвечали «Non!» на все попытки использовать резолюцию ООН в качестве законного фигового листка для нападения на Ирак. Это ничуть не смутило воинственно настроенную американскую администрацию, которая твердо решила вторгнуться в Ирак и изменить режим в стране, к чему бы это ни привело.

Однако для премьер-министра Блэра и его правительства отказ ООН закрыть глаза на запланированное вторжение в Ирак, не говоря уже о том, чтобы поддержать его, был катастрофой. Скептическая британская общественность не верила в очередную войну. Она не видела смысла в вовлечении британских войск в очередную бесполезную иностранную военную авантюру, когда не было явной угрозы британским интересам. Хуже того, собственная партия премьер-министра была крайне негативно настроена по отношению к любой агрессии против Ирака. Это шло вразрез со всеми традиционными инстинктами старой Лейбористской партии, основанной на идеях социализма, братства людей, пацифизма, и, самое главное, вразрез с ее антиамериканскими настроениями, особенно по отношению к республиканской администрации, которую лейбористы считали не вполне законной.

Британская общественность считала, что без благословения ООН у ее правительства нет полномочий на войну, а потому Тони Блэр обратился к своим спин-докторам и пресс-секретарям, чтобы они обеспечили такие полномочия.

В августе 2002 года JIC было дано поручение подготовить отчет об иракском оружии массового поражения. С момента применения ядовитых газов против курдов в 1988 году в документах публичного характера неизменно сообщалось, что у Саддама Хусейна есть химическое оружие и целый арсенал смертельных отравляющих веществ и что он также проявляет нескрываемый интерес к ядерным технологиям. Ни для кого не было секретом, что с момента разрушения израильтянами ядерной установки «Осирак» в 1981 году он вынашивал желание построить ядерную боеголовку. Кроме того, было известно, что он заинтересован в разработке бактериологического оружия. Эти программы и были тем самым оружием массового поражения, которое столь упорно пытались обнаружить инспектора Специальной комиссии ООН. Иракцы заявляли — и многие эксперты на Западе соглашались, — что причина, по которой инспектора не могли найти оружие массового поражения, заключается в том, что его больше нет.

JIC собрал все сообщения, подготовленные специальной разведывательной командой в министерстве обороны в августе 2002 года, и в начале сентября выпустил секретную разведывательную оценку. В ней рассматривались иракские запасы оружия массового поражения и подчеркивалось, что такие запасы не были, но потенциально могли стать угрозой в любой момент в будущем.

Отчаянно ища casus belli, правительство Блэра вцепилось в эту потенциальную угрозу и решило опубликовать исправленный вариант оценки в пропагандистских целях. JIC поднял свои коллективные брови, но сделал то, что ему велели политические хозяева, выпустив нейтральный, несекретный «проект досье» для премьер-министра. Теперь было необходимо использовать разведку, чтобы убедить скептичное общественное мнение в наличии реальной угрозы Великобритании со стороны Ирака.

Вплоть до этого момента «разведка» использовалась совершенно законно, пусть даже несколько нетрадиционно, своими контролерами — политиками, избранными путем голосования. То, что случилось далее, было не чем иным, как искажением правды и политизацией разведки.

В этой возбужденной и раздраженной атмосфере спиндоктора премьер-министра решили, что проект досье JIC недостаточно убедителен для их пропагандистских целей, и потребовали, чтобы он был изменен и мог использоваться в качестве рекламы политики правительства. JIC во главе со своим амбициозным председателем Джоном Скарлеттом был вынужден согласиться и даже позволил личному пропагандисту премьер-министра председательствовать на заседании JIC, посвященном обсуждению и исправлению национальной разведывательной оценки в сторону ее соответствия политике правительства. Партийные назначенцы «управления № 10» теперь предлагали свой собственный вариант национальной разведывательной оценки для ее распространения среди британской общественности, в средствах массовой информации и в парламенте, подчеркивая «неминуемую угрозу» от оружия массового поражения Саддама. На этот раз сработало.

В феврале 2003 года появилось второе «досье», утрировавшее предполагаемую угрозу и на этот раз в открытую составленное спиндокторами правительственных СМИ в «управлении новостей № 10». Несмотря на тот факт, что оно, как вскоре выяснилось, было не более чем сборной солянкой из старых фактов и выдержек из некой десятилетней давности диссертации, откопанной в Интернете, в марте 2003 года жребий был брошен, и Британия отправилась на войну и вторглась в Ирак вместе с США, «чтобы уничтожить оружие массового поражения Саддама».

Вторая иракская война никогда не была популярной в Соединенном Королевстве. Многих одолевали глубокие сомнения относительно ее моральности и целей, но предполагаемая угроза перевесила чашу весов — чуть-чуть. Предотвращение распространения ядерного оружия, как считали многие британцы, было вполне законной причиной для войны, хотя и не все с этим соглашались. Многие влиятельные комментаторы оставались глубоко скептичными, заявляя, что Британия была втянута в войну обманом, на основе ложных предпосылок. В частности, освещение этой войны в новостях ВВС отражало эти вполне обоснованные сомнения общественности, что приводило в ярость «управление № 10».

Поэтому, когда через три месяца после войны один репортер ВВС сообщил, что главный пресс-секретарь премьер-министра намеренно сгустил краски в так называемом «нечестном досье», чтобы оправдать войну в глазах сомневающейся публики, это почти никого не удивило. Удивила реакция. Между Даунинг-Стрит и ВВС разразился страшный скандал. Конфликт разгорался, словно лесной пожар, сопровождаясь нелицеприятными обвинениями в двуличии, недобросовестности, обмане и лжи с обеих сторон. Злополучный старший британский инспектор по оружию массового поражения Ирака был публично назван как источник истории ВВС. Он был срочно допрошен службами безопасности, запуган угрозами привлечения к уголовной ответственности и принужден сделать публичное признание перед собранием, подозрительно напоминавшим парламентский комитет, наконец, подвергся травле со стороны газетчиков. Отчаявшись, не в силах прийти в себя после потери карьеры и статуса, напуганный и одинокий, научный консультант министерства обороны доктор Дэвид Келли совершил самоубийство, перерезав себе вены на склоне уединенного холма.

Политические последствия для правительства были немедленными и драматичными. Победа в Ираке в одночасье превратилась в прах. Премьер-министр, с посеревшим лицом и явно шокированный, был на публике спрошен журналистом: «У вас на руках кровь?» Последующее расследование с целью изучения обстоятельств вокруг смерти доктора Дэвида Келли рассматривалось многими ни больше ни меньше как расследование утверждения, будто британский народ и парламент были вовлечены в войну с Ираком обманным путем, с помощью утрированной и искаженной разведывательной оценки. Более того, было заявлено, что большинство старших сотрудников британской разведки вели себя как политические марионетки и потворствовали оценкам, зная, что эти оценки преувеличены. Разведданные были фальсифицированы и использованы в политических целях. Это был далеко не звездный час британской разведки и JIC.

В то время как эта политизация разведки представляла опасную и тревожную тенденцию для Великобритании, она не является чем-то необычным в других странах. Американская разведка нередко попадала под влияние политических приоритетов. Примеры: обдуманная фраза Эдгара Гувера «Руки прочь от мафии»; двуличные оценки Киссинджера в отношении Камбоджи, Китая и Вьетнама; сознательное игнорирование наглой и агрессивной разведывательной атаки Китая с целью кражи секретов США. Все эти американские разведывательные оценки отражали политические предпочтения администрации, находившейся у власти в момент их составления.

Но даже в Соединенных Штатах разведка политизируется новыми способами. В 2003 году, перед второй войной в Персидском заливе, министерство обороны, подстрекаемое ястребами в лице главы президентской администрации, министра обороны и вице-президента, решившими пойти своим собственным путем, фактически создало свой собственный «личный» отдел сбора и оценки разведданных в Пентагоне. Этот секретный Отдел специальных проектов был специально предназначен для оспаривания разведывательных оценок ЦРУ и Госдепа в тех случаях, когда те оказывались слишком слабыми или политически не соответствовавшими реальным желаниям администрации. Это опасная игра, от которой лишь шаг до Сталина и его ставленника в разведке Голикова, признававших лишь те разведданные, с которыми они были согласны, в одержимом паранойей и некомпетентном Кремле весной 1941 года. Разведка никогда не является мнением старшего по званию из присутствующих; разведка есть правда — или должна быть таковой.

В связи с качественным скачком в технологиях, постоянным расширением коммуникаций и усиливающимся контролем над содержанием «разведки» с точки зрения ее политической приемлемости, сотрудник разведки XXI века должен будет столкнуться с многими жесткими вызовами. Ему придется справляться с быстро меняющейся обстановкой и с новыми злобными врагами. Проблемы законности (можно ли пытать захваченных в плен террористов «Аль-Каиды», чтобы спасти тысячи гражданских жизней? Что гласит последнее постановление международного суда?), вопросы технологии (вскоре будет возможно в киберпространстве обезвреживать противника без единого выстрела посредством хакерства и выводить из строя все его компьютерные системы) и вопросы отношений между разведывательными службами и правительством примут угрожающие размеры.

Но великие задачи разведки останутся. По-прежнему нужно будет собирать информацию. Если государству угрожает опасность — неважно, откуда она исходит,— тот или иной вид обороны является частью договора между управляемыми и их правительством. Информацию нужно будет по-прежнему сличать и анализировать на предмет ее значимости, и проанализированная информация будет по-прежнему распространяться как информация для пользователей с доступом по принципу служебной необходимости в своевременные сроки, чтобы лица, принимающие решения, могли принять меры.

Хотя доля секретного материала в общем «улове» разведданных, возможно, сократится, он будет по-прежнему востребован. Там, где будут иметься тайные намерения, создающие угрозу, их будет необходимо разоблачать. Возможно, что появление многонациональных групп и многосторонних действий приведет к расширению обмена информацией; но государству по-прежнему придется защищать секреты своих граждан. Даже если в национальный суверенитет начнет вторгаться международный закон, разведка все равно никуда не исчезнет.

Покуда существуют национальные государства, конкурирующие между собой, и покуда эти государства имеют секреты, разведка будет оставаться неотъемлемой частью иностранных дел, дипломатии и отношений между государствами. Нации всегда будут нуждаться в шпионаже друг за другом. В XXI веке разведка по-прежнему будет нужна, потому что человеческая природа и человеческие реакции не изменятся.

Например, страх проходит красной нитью через историю ошибок разведки, как это продемонстрировал Сталин перед «Барбароссой». Неумелость и некомпетентность, однако, являются более распространенным фактором и будут продолжать приносить больше неприятностей, чем простой страх перед потенциальным врагом; Перл-Харбор и Малайя были явными «триумфами» неумелой работы. Добавим к этому презрение к японцам, и оба события станут также памятниками той недальновидности, каковой является недооценка врага. Даже ужасные события 9/11 содержат элемент недооценки «АльКаиды»: «Они никак не могли этого сделать... как им это удалось?» Недооценка врага — самая распространенная ошибка, и она, без сомнения, останется проблемой для будущих сотрудников разведки и их политических хозяев.

Вероятно, это наиболее прискорбный просчет разведки из всех возможных.

Возможно, что упорная недооценка врага — это самый распространенный фактор, лежащий в самой основе всех просчетов разведки, потому что из недооценки врага происходит неправильное истолкование его намерений. Недостатка в примерах нет. На Фолклендах, в Персидском заливе, накануне войны Судного дня и накануне атак на WTC намерения врага были безнадежно неверно истолкованы, потому что создавалось впечатление, что враг не станет делать именно то дело, к которому он готовился в течение многих лет и ради которого он создал мощные и явные ресурсы.

Это сочетание неэффективности, внутренних раздоров и недооценки потенциальных врагов приводит к неизменному результату, постоянному, как барабанный бой: на крупные разведывательные организации можно полагаться только в одном отношении — они всегда тебя подведут. Это постоянство пугает. В 1991 году, после Войны в Заливе, Дэниел Мойнихэн набросился на американский разведывательный истеблишмент в газете «Нью-Йорк тайме»: «В течение четверти столетия ЦРУ неизменно ошибалось в каждом важном политическом и экономическом вопросе, доверенном его аналитикам». И он был прав.

ЦРУ в этом не одиноко. В предупреждениях британских разведслужб в 1978 году о том, что в Иране скоро свергнут шаха, и в 1979 году о том, что русские вторгнутся в Афганистан, не звучало никаких тревожных нот. Не было этих нот и в предупреждениях крупных агентств о том, что Саддам Хусейн собирается совершить какую-то глупость в Кувейте. Несмотря на хорошие, четкие указания — включая публичное предупреждение от самого Усамы бен Ладена, — американская разведывательная машина все же не сумела предупредить нацию об угрозе 9/11. Несмотря на льющиеся на них деньги, разведслужбы часто оказывались не в состоянии сделать ту работу, за которую им платили, до тех пор, пока уже не было слишком поздно.

С тех пор, похоже, ситуация не улучшилась. Правда состоит в том, что все крупные разведслужбы в принципе больше заинтересованы в своем собственном бюрократическом выживании, нежели в удовлетворении реальных потребностей национальной безопасности. Современное разведывательное сообщество склонно придавать большее значение умному сбору разведданных, чем попытке разобраться, что вся эта информация на самом деле означает. В конечном счете правильная интерпретация и распространение информации имеют намного большее значение, чем сбор. Но даже в этом случае крупные разведслужбы, как и полагается хитроумным бюрократам, зная, что они должны угождать своим казначеям, всегда стараются говорить своим политическим хозяевам то, что те хотят услышать. Это не объективная разведка, и это опасная тенденция.

Потому что, в конце концов, остается лишь один вопрос: для чего нужна разведка? Разумеется, для того, чтобы позволять ответственным лицам принимать информированные решения. Способ, с помощью которого разведка делает это сегодня, в современный информационный век, изменился. Старая трудность, заключавшаяся в сборе секретов, сегодня превратилась в трудность обнаружения секретов в массе информации, льющейся на нас как ливень. Трудность состоит в обнаружении ключевых фактов, которые нам нужны, и вылавливании их из льющегося на нас потока. Если воспользоваться жаргоном, сегодня эксперты разведки должны быть способны «выявлять и извлекать важную информацию быстро и в удобной форме для лиц, принимающих решения».

Ключевыми игроками разведки будущего будут не сборщики, но менеджеры и, самое главное, распространители точных сведений. Например, не будет ничего хорошего, если Национальное управление воздушнокосмической разведки получит в реальном времени точные спутниковые снимки террористической банды, перевозящей маленькую ядерную бомбу, и не передаст эту жизненно важную секретную информацию пользователю, чтобы тот мог что-нибудь предпринять.

Проблемой становится распространение, поскольку неиспользуемая информация, какой бы дорогой ценой и как бы умно она ни была собрана, это бесполезная информация. Сотрудники разведки Сталина, если бы они еще были живы, без сомнения, закивали бы головой и горячо согласились с этим. Так, вероятно, делали и аналитики Антитеррористического центра Америки, изучая кошмарные события 9/11.

Приводит ли сегодняшняя революция в области информации к каким-либо изменениям в разведке наверху? Ответом, скорее всего, по-прежнему будет «нет». Ибо, какие бы перлы информации ни предлагались лидерам любых наций или тем, кто делает политику, до тех пор, пока в системе задействованы люди, система остается беззащитной перед тщеславием и человеческими пороками: перед очередным Маунтбеттеном, слишком амбициозным и слишком занятым своей личной карьерой, чтобы беспокоиться о сборе нужных сведений; перед очередной командой покладистых государственных служащих, думающих, что с ними «такого не может случиться» (как с британцами в Малайе); или перед дипломатами, не сумевшими распознать добрую старую ложь и обман, чтобы отделить возможности от намерений, как это произошло с теми, кого обманул Саддам Хусейн в Персидском заливе. Человеческая природа не изменится, так же как не изменятся отношения между бюрократами и их хозяевами.

Проблема не решается тем фактом, что в демократических странах лидеры имеют обыкновение не указывать точно, какую именно информацию они ожидают получить. Избранные путем голосования политики вынуждены полагаться на своих разведывательных экспертов — неизбранных «советников» среди государственных служащих или среди военных, которые знают наверняка, что их никто не отзовет. Обращение с разведданными и их распределение — это, в конце концов, область экспертов. Проблема состоит в том, что с работой плохо справляются эксперты, а отдуваются за них политики.

Если уж на то пошло, проблема разведки будет усугубляться. В будущем просчеты разведки будут обходиться очень дорого. В XXI веке миру придется очень пристально следить за теми, у кого действительно имеется ядерное оружие или другие отвратительные инструменты массового уничтожения, спрятанные в их производственном оборудовании или даже в их гараже на заднем дворе; ибо мы вступаем в эпоху, где возможности для ведения войны возвращаются из рук вечно ренегатствующих правительств к индивидуумам и группам. Террористы, торговцы наркотиками и фанатики из экстремистских группировок всех видов вскоре будут иметь доступ к оружию невероятной убойной силы, как это доказала зариновая атака в токийской подземке.

Дело усложняется еще и тем, что современная техника почти не знает границ, и устройства электронной связи, которые некогда были монополией правительств, сегодня могут быть свободно приобретены любой террористической группой за деньги. Настоящий террор всегда был террором «фанатика с оружием в руках»; сегодня оружие в руках террориста, будь то одиночный убийца со своим недовольством, террористическая группа или лидер нации, расположенный к войне, вполне может оказаться чем-то таким, что способно запросто убить столько же людей, сколько погибало при бомбежке во время Второй мировой войны. Извращенным достижением науки стало изготовление оружия массового уничтожения, доступного фанатику и террористу. Это пугающая перспектива.

В таком мире правительствам придется очень пристально следить за этими событиями ради своего собственного выживания, не говоря уже о налогоплательщиках, которые платят правительствам, чтобы те обеспечивали их безопасность. Для этого правительствам по-прежнему будет требоваться разведка — надлежащим образом организованная, с надлежащими ресурсами и надлежащим образом управляемая. Им придется бесстрастно выслушивать свидетельства и факты, которые им будут представлять их дорогостоящие коллективы экспертов, и заботиться о том, чтобы их система имела как можно меньше дефектов. Кроме того, им придется заботиться о том, чтобы их система разведки могла проникать в самый центр мозга потенциального врага и выяснять, какие действия он намерен предпринять в дальнейшем. Потому что по большому счету цель разведки по-прежнему состоит в том, чтобы избегать неприятных сюрпризов — не больше и не меньше.

Вообще, несмотря на все изменения, технологию, революцию в области информации и «постмодернизм», реальная проблема разведки на самом деле изменилась не так уж и сильно. Современная потребность в разведке подходит к самой сути старой, исторической загадки разведки. Самые дорогостоящие устройства для сбора разведданных могут рассказать вам, чем располагает враг и где это находится; но для того чтобы узнать, что враг собирается делать, по-прежнему необходимо иметь доброго старого шпиона или устройство слежения. Наш старый друг — возможности против намерений — никогда не будет вытеснен дорогостоящим механическим обманом. Мы по-прежнему нуждаемся в старейшем из всех видов оружия: в надежном шпионе во вражеском лагере, который расскажет нам, какую гадость против нас затеял враг.

С такой исторической потребностью в разведке, пожалуй, лучше всего предоставить последнее слово Сунь Цзы, китайскому генералу, писавшему около 510 года до Рождества Христова, более чем за сто лет до Афин и Спарты.

В своей книге «Искусство войны» он тщательно рассмотрел проблемы разведки и шпионажа. Сунь Цзы был проницательным и восприимчивым наблюдателем не только военных, но также и их отношений с политиками и мандаринами, находившимися на гражданской службе того времени. Он писал: «Сотня унций серебра, потраченная на разведку, может сэкономить десять тысяч унций, потраченных на войну». Этот афоризм выдержал испытание временем. Но Сунь Цзы также высказал, пожалуй, самое глубокое суждение о разведке из когда-либо написанных, и оно, по идее, должно было бы висеть на стене у каждого президента, премьер-министра, государственного служащего и военного командира:

Если вы знаете врага и знаете себя, то можете быть спокойны, если вам предстоит сражаться даже в тысяче битв. Если вы знаете самого себя, но не знаете врага, за каждую добытую вами победу вы будете расплачиваться поражением. Но если вы не знаете ни себя, ни врага, тогда вы глупец и будете разбиты в каждой битве.

По-видимому, это лучший из когда-либо написанных советов, как избежать разведывательных просчетов.