3. Под советской властью: январь 1940 — июнь 1941
3. Под советской властью: январь 1940 — июнь 1941
Город Свинцян, в котором я родился, находится в 85 километрах северо-восточнее Вильно. Население его составляет девять тысяч душ, треть из которых — евреи. Остальные — литовцы, поляки, белорусы, русские и татары. В этническом плане через город пролегала граница. Западнее находились литовские села, восточнее — белорусские. Но город являлся областным центром многих десятков сел и городков округи.
Профессии евреев, дающие им средства на существования, возникли из потребностей сельского населения. Евреи были ремесленниками, торговцами, изготовителями мелких промышленных изделий, вспомогательных инструментов для ведения сельского хозяйства. В период польской власти культурная жизнь евреев городка была весьма оживленной и разнообразной. Большинство еврейской молодежи получало образование в ивритской школе "Тарбут" или в идишской школе "Фольксшул" (Народной школе), а продолжать учебу уезжала в Вильно. Центрами культурной жизни там были "Культурная лига", "Общество еврейского образования", библиотека, небольшой театр, оркестр, спортивные клубы "Макаби" и "Апоэль". Политическая жизнь была сосредоточена в различных политических партиях, в Движении "Молодой первопроходец (халуц)", в Киббуце по подготовке к репатриации в страну Израиля. В городке так же были активны кружки "Бунд" и подпольная коммунистическая группа.
Избранный комитет общины, представляющий все ее слои, руководил жизнью еврейского общества.
Религиозная жизнь протекала в двух больших синагогах и в небольших молитвенных домах. Евреи имели своих представителей в совете мэрии, и, так как представляли самую большую национальную группу в городке, заместителем мэра был еврей.
Городок располагался по обе стороны главной улицы Вильно и на боковых, примыкающих к ней улицах. Центром городка был рынок, являющийся также торговым центром. Сотни крестьян приезжали сюда на телегах в рыночные дни, продавали свою продукцию, и покупали необходимые им вещи. Здесь происходила главная встреча евреев городка и крестьян округи. Шум рынка и грохот катящихся тележных колес по булыжникам мостовой долетал до любого уголка городка. К вечеру рынок пустел, и безмолвие опускалось на городок. Легковой автомобиль или грузовик были здесь явлением редким. Евреи жили в центре городка, вокруг рынка и в районе синагог, называемом "Шулхойф" (на идиш — Синагогальный двор). В большинстве своем дома городка были деревянными и одноэтажными. Над плоским пространством городка возвышались две церкви — католическая и православная, и звон колоколов разносился несколько раз в день по всему городку. Это был мой городок, каким я его запомнил в годы раннего детства.
Теперь городок, каким я его нашел, абсолютно изменился. Улицы и дома стояли на тех же местах, но пульс жизни был иным. Советская власть и новый режим создали и новую действительность. Рынок, бывший центр жизни городка, дышал мерзостью запустения. Крестьяне перестали привозить свою продукцию, ибо за вырученные деньги ничего не могли купить. Частная торговля приказала долго жить, а в государственных магазинах можно было приобрести лишь соль и спички. Крестьяне предпочитали обменивать сельскохозяйственную продукцию на товары, которые бывшие торговцы припрятали, боясь конфискации. Вся торговля велась тайком от властей.
Советская власть одним махом уничтожила жизнь евреев и их предприятий, которые строились тяжким трудом поколений в борьбе за существование. Еврейская община была разогнана, партии, спортивные клубы, организации взаимопомощи, культовые и культурные учреждения упразднены, ивритская школа "Тарбут" закрыта, школа на идиш "Фолксшул" превратилась в государственную школу на языке идиш. План обучения был в корне изменен: отменены были все предметы по изучению иудаизма — ТАНАХ, еврейская история и литература, и вместо этого введены такие предметы, как история СССР, марксизм и тому подобное. Еврейская библиотека была переведена в общую городскую библиотеку, изъяты все книги на иврите, а на идише те книги, содержание которых было национальным. Часть синагог была конфискована и превращена в воинские склады или зернохранилища, куда обязали крестьян свозить урожай в закрома государства. Особенно пострадали традиционные еврейские профессии, дающие им средства на существование. Частная торговля была запрещена, мелкие промышленные предприятия национализированы, ремесленники организованы в кооперативы. Часть евреев, потерявших заработки, устроились в государственные учреждения по экономике. А в образовательную систему принимались лишь местные коммунисты или работники, приехавшие из СССР. Их местные жители называли "восточниками". Среди местных коммунистов и приезжих из СССР процент евреев был высок.
Свинцян был пограничным городом, и новая граница между СССР и Литвой пролегала в 3 километрах западнее города. С Вильно городок был ранее связан культурно и экономически. Теперь связь была абсолютно прекращена. По советско-литовскому соглашению от 10 октября 1939, город Вильно, находившийся под советской властью три недели, переходил к Литве. Литовцы считали город Вильно своей исторической столицей и боролись с поляками за его владение. Советы пошли навстречу литовцам, но за это СССР было разрешено содержать воинский гарнизон на литовской земле. Свинцян не был включен в область, переданную литовцам, а вошел в Белорусскую советскую республику. Возникшая политическая реальность привела к полному отделению и прекращению культурной и экономической связи городка с Вильно и с большей частью сельской округи.
Из-за близости городка к границе, "буржуа" и "ненадежные элементы" были удалены из пограничных районов. Среди них были десятки евреев. Беженцев, прибывших в городок, тоже приказано было удалить, и мы с сестрой опасались, что и нам придется оставить городок, несмотря на то, что мы уроженцы этого места.
В конце 1939 — начале 1940 евреи пытались пересечь лежащую близко к городку границу в сторону Литвы. В большинстве своем это были члены молодежных сионистских движений, которым помогали местные ячейки "Молодых первооткрывателей (халуцев)" и проводники покинуть территории, управляемые советской властью. Они надеялись через Литву добраться до страны Израиля. К весне 1940 усилилась охрана границы советскими пограничниками, и переходы прекратились.
Первые недели нашего проживания в Свинцяне прошли в ожидании наших родителей, но недели оборачивались месяцами, а от них не было никакой весточки. Нам стало известно, что переход границы между советской и германской территориями труден и невероятно опасен. Обе стороны в значительной степени усилили охрану границы. Немало людей, пытавшихся ее пересечь, погибло, было ранено или арестовано. Спустя несколько месяцев пришло письмо от наших родителей, в котором они писали, что, несомненно, нам известны трудности перехода через границу, и они все еще надеются добраться до нас законным путем, с помощью комиссии по обмену населением. В одном из следующих писем родители писали, что по Варшаве распространяются слухи о том, что, быть может, евреям будет дана возможность уехать в страну Израиля, и родители даже предлагали нам вернуться в Варшаву. Меня буквально "очаровала" мысль о возвращении к родителям и отъезде в страну Израиля, но родственники советовали не возвращаться, тем более, что не было никакой законной возможности вернуться. В последующих письмах больше не упоминалась возможность отъезда в страну Израиля, и вопрос о нашем возвращении в Варшаву сошел с повестки дня. Мы посылали родителям продуктовые посылки по почте. Связи по почте с родителями продолжались до начала войны между Германией и СССР, грянувшей в конце июня 1941.
Так как я учился в ивритской школе "Тарбут", мои знания языка идиш не давали мне возможности поступить в еврейскую государственную школу. Я записался в русскую школу, где уровень знания русского языка учеников был низким. В этой школе мы получали марксистское образование в самой интенсивной форме. Учебники и хрестоматии, беседы с воспитателями, песни и фильмы — все это было во имя внедрения в учеников коммунистической идеологии. Большинство учеников ранее занималось в ивритской школе "Тарбут". Несмотря на столь интенсивное приобщение к марксизму, мы оставались верным сионистской идее. В беседах между нами мы этого и не скрывали.
В эти дни я завязал дружеские связи с группой ребят моего возраста, с которыми в будущем прошел длительный путь в гетто и партизанском движении. Среди них были мои одноклассники Гришка Бак, Рувка Миацжильский, мой двоюродный брат Иоська Рудницкий, все трое бывшие ученики ивритской школы "Тарбут", Мишка Шотан и Мотка Зайдель из бывшей идишской школы "Фолксшул". В нашей компании были и девушки — Беба Шнайдер, красивая блондинка, обладательница длинных кос, моя первая любовь, и Шейнка Коварска. В долгие зимние вечера, когда снег доходил до половины высоты дома, и мороз снаружи достигал 30 градусов, мы собирались в одном из домов, вели беседы, играли. Летом мы выходили в поля или уходили купаться на озера в Березовке или Кохановке, находящихся в нескольких километрах от городка. С помощью дяди Хаима Натана Хермеца, старше меня на пять лет, который в прошлом был активным членом движения "Молодой халуц", я присоединился к группе из двадцати бывших членов этого движения, и мы продолжали сионистскую деятельность в подполье. Душой группы был Юдке Шапиро, а я был самым юным в компании. У нас была подпольная библиотека, в которой хранились книги из школы "Тарбут, спасенные до того, как советы конфисковали школьное здание. Книги эти переходили из рук в руки. В те дни я, тайком от моих родственников, прочитал книги "Ханита" (Копье), "Рамат Аковеш", "Агордим ба цафон" (Каменщики на севере), "Сефер Ашомер" (Книга стражей). В один из дней мы решили увеличить запас книг. Мы знали, что в подвале школы "Тарбут" есть еще книги на иврите. Ночью мы пробрались в здание, в котором располагалось государственное учреждение, и извлекли из подвала десятки книг. В результате этой "операции" я получил возможность с жадностью прочитать "Любовь к Сиону" и "Обвинения самаритянина" Авраама Мапу.
Мы собирались в домах товарищей из группы, в полях или около озера в Березовке на "невинные" товарищеские встречи, а по сути, наши беседы были посвящены стране Израиля, надеждам на репатриацию в эту страну, необходимости хранить верность сионистской идее. В те дни многие евреи, как говорится, сменили кожу, превратились в пламенных коммунистов. В субботние ночи мы пытались ловить радиопередачи из страны Израиля, и иногда нам удавалось слышать "Голос Иерусалима". В эти минуты мы сидели, оцепенев, вслушиваясь с большим волнением в голоса на иврите, доходящие до нас из приемника. Когда позволяли условия, мы пели ивритские песни. Мы тщательно хранили в тайне нашу небольшую подпольную ячейку, ибо сотрудники НКВД следили за любой антисоветской деятельностью, и были евреи, готовые по идеологическим причинам доносить властям о любой сионистской деятельности.
Жизнь была ко мне добра. Теплая атмосфера большой родни окружала меня. Помощь Рахили, евреи городка, которых я любил, окружающая природа, к которой я был привязан с детства, друзья и связь с подпольем, юношеская любовь к Бебе, мой природный оптимизм — все это превратило этот период в один из счастливейших периодов в моей жизни. И это несмотря на тревогу за судьбу родителей. В это время я повзрослел быстрее, чем товарищи в моем возрасте, стал самостоятельным, обрел уверенность в себе. Все это было отличной прививкой, позволившей выстоять перед будущими событиями моей жизни. Это был последний период моего детства и юности, и было мне пятнадцать лет.
Летом 1940 произошли политические события в нашей округе, отразившиеся на судьбе городка Свинцян. По московскому радио было передано сообщение об исчезновении советских солдат из гарнизона в Литве. Советы обвинили литовское правительство в помощи захватчикам красноармейцев, чтобы добыть у них сведения о советских войсках, расположенных в Литве. От правительства Литвы впредь требовалось принять меры против таких захватов. Не помогли никакие отрицания и попытки литовцев снять с себя ответственность.
14 июня 1940 года советский министр иностранных дел Молотов передал ультиматум правительству Литвы с требованием отдать под суд министра внутренних дел и главу службы безопасности Литвы, ответственных за антисоветские провокации. От литовцев требовали создать новое правительство, дружественное СССР, и разрешить вступление дополнительных советских войск в Литву. Время ультиматума истекало на следующий день, 15 июня, в десять часов утра.
Уже в начале июня мы видели в Свинцяне необычное движение советских войск. Танковые подразделения, пехота и артиллерия занимали позиции в рощах, недалеко от городка. Ближе к вечеру, 14 июня, и в ночь воинские части прошли через городок в сторону литовской границы. 5 июня, в три часа перед рассветом, 7 часов до истечения ультиматума, советская армия пересекал границу Литвы, и помощью военных гарнизонов, находящихся на литовской территории, овладела литовским государством. Правительство и президент Литвы бежали в Германию. В Литве возникла просоветская власть, и более 99 процентов населения страны проголосовало за «Рабочий фронт», находящийся под руководством коммунистов. 3 июля Литва стала советской социалистической республикой, одной из республик Советского Союза.
Свинцян был присоединен к Литовской советской республике. Обновленная связь с большим еврейским населением Вильно, городом, являющимся культурным центром для евреев Свинцяна, пробудил надежды на пробуждение еврейской жизни в городке. Но спустя некоторое время были рассеяны и отменены еврейские учреждения и в Вильно (Вильнюсе), как это было сделано раньше в городке. Нам удалось установить связь с членами вильнюсского «Халуца», тоже ушедшего в подполье, и в один из дней прибыл к нам их посланец. Эта связь была нам очень важна. Чувство, что мы не одиноки, поддерживало нас. Нам стало известно, что советская власть дает визы на выезд евреям, у которых есть сертификаты на въезд в страну Израиля или в другие страны, и что сотни евреев уезжают. Пробудилась надежда, что, может быть, и нам удастся уехать. Путь евреев, покидающих СССР, пролегал через Турцию, Иран, Китай и Японию — в страну Израиля или в США. Большинство евреев, покидающих Литву, было беженцами из Польши, лидерами еврейских партий, раввинами и учениками религиозных школ — ешиботниками. Выезд продолжался до мая 1941: несколько тысяч евреев получили разрешение на выезд. В мае власти неожиданно прекратили выезд. Надежда, что и нам, быть может, удастся уехать, была потеряна.
14 июня 1941 года городок был шокирован. Части НКВД и милиции изгнали из домов сотни людей, арестовав их и членов их семей. Большинство арестованных было бывшими служащими польских властей, землевладельцами и богачами в прошлом, польскими офицерами, активистами разных партий (исключая коммунистов). Эта ночная акция была проведена по всей Литве, примерно, около 30 тысяч человек были арестованы и депортированы в Сибирь и Казахстан. Среди них было 5–6 тысяч евреев — лидеры и активисты еврейских и сионистских партий, богачи и беженцы из Польши. Из Свинцяна увезено было несколько десятков семей. Мы знали многих из депортированных, и это были, главным образом, люди элиты местного еврейства.
Депортация посеяла страх во всех слоях населения. Распространялись слухи, что грянут новые волны выселений. Советский режим который и так не был принят большинством населения Литвы, вызвал ненависть к себе этой депортацией. Несмотря на то, что среди высланных были тысячи евреев, депортация усилила антисемитизм и ненависть к евреям, участие которых в партийном аппарате, помогающем выселению, был относительно велико. В этой атмосфере страха перед новыми выселениями и усиления ненависти к советскому режиму и евреям, войска нацисткой Германии пересекли границы СССР 22 июня 1941.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.