6. БЕСТОЛКОВАЯ ОПЕРАЦИЯ. Дьепп (1942)

6. БЕСТОЛКОВАЯ ОПЕРАЦИЯ. Дьепп (1942)

19 августа 1942 года силы 2-й канадской дивизии, базировавшейся в Суссексе, Англия, десантировались в Дьеппе, небольшом портовом городе на северном побережье Франции. Высадка была произведена сразу после восхода солнца с участием 30 новых тяжелых танков поддержки пехоты «Черчилль». Пять часов спустя разгромленные участники рейда отступили, понеся тяжелейшие потери: из 5000 человек, входивших в состав десанта, 2700 были убиты, ранены или взяты в плен. Поскольку на берег высадились только 4000 бойцов, это означало потери в 60%, что превышает самый печальный на тот момент «рекорд», достигнутый в первый день битвы на Сомме в 1916 году. Немцы были изумлены глупостью и безрассудством своих противников. Один немецкий комментатор писал: «Эта авантюра противоречила всем правилам военной стратегии и логики». Дьеппская операция обросла многочисленными мифами и тайнами.

Для ряда канадских националистов Дьепп стал одним из ключевых мифов, согласно которому бравые канадские солдаты были посланы на верную смерть жестокосердыми и некомпетентными британскими генералами. В глазах британской общественности это был жертвенный политический жест с целью убедить Сталина в том, что Британская империя действительно пытается снять часть нагрузки с СССР путем открытия второго фронта; сторонники теории заговоров расценивают Дьепп ни больше ни меньше как коварный британский заговор, целью которого было доказать американским стратегам в Вашингтоне, в 1942 году еще ничего не смыслившим в европейских войнах и требовавшим решительных действий против нацистов, что любое преждевременное наступление через Ла-Манш неизбежно закончится кровавым поражением.

Каждое из этих толкований содержит долю правды — но ни одно не является исчерпывающим. Ибо в одном очень важном отношении Дьепп уникален: это была единственная крупная наступательная операция, предпринятая имперскими вооруженными силами без официальной санкции Объединенного комитета начальников штабов. Это было единственным крупным оперативным решением союзников за всю Вторую мировую войну, не оформленным документально. Именно в этом кроется тайна, породившая все мифы о Дьеппе.

Тщательный анализ свидетельств дает все основания предполагать, что Дьеппская операция носила неофициальный характер и была проведена без согласования с соответствующими инстанциями. Штурм Дьеппа был предпринят без привлечения надлежащих ресурсов, при отсутствии разведывательных данных о многих ключевых аспектах немецкой обороны, и, наконец, он не имел полной поддержки командования британских войск, которое часто держали в неведении или просто игнорировали. Хуже того, разработчики операции принципиально не стали предупреждать официальные разведывательные органы о готовящемся десанте и не затребовали у них необходимую разведывательную информацию. В результате разведка оказалась самым слабым местом операции.

Может показаться странным, что некий военачальник рискнул без официального приказа штурмовать оккупированную вермахтом «крепость Европу», но странными были и личность, и амбиции, и послужной список человека, ответственного за Дьеппскую операцию, — лорда Маунтбеттена. В конце 1941 года капитан лорд Маунт-беттен был переведен с должности командира корабля Королевского флота и назначен руководителем объединенных операций, подчиненным фельдмаршалу сэру Алану Бруку, начальнику Генерального штаба. К марту 1942 года Маунтбеттен был повышен разом на три звания, став самым молодым вице-адмиралом в истории британского военного флота.

У Маунтбеттена было три главных предмета для гордости. Он показал себя отважным капитаном эсминцев — его последние три корабля были выведены из строя при обстоятельствах, которые, по мнению его многочисленных критиков, свидетельствовали лишь о его безрассудстве и неопытности. Во-вторых, он был специалистом по части саморекламы, подавая себя как молодого и дерзкого героя, способного дать отпор немцам и скрасить британцам горечь поражений. Наконец, у Маунтбеттена были огромные связи. Кузен короля, доверенное лицо премьер-министра, личный друг Ноэла Кауарда[8], способный легко заручиться поддержкой как друзей из Голливуда, так и представителей британского истеблишмента, Маунтбеттен был светлым пятном в мрачной военной панораме британской жизни начала 1942 года. Среди политиков-консерваторов даже велись разговоры (почти наверняка инициированные самим Маунтбеттеном), что его следовало бы наделить полномочиями, которые бы возвысили его над другими офицерами Генерального штаба.

За тщательно культивируемой легендой о Маунтбет-тене скрывались беспринципность и честолюбие, часто сопровождающие великих людей и их успех. Он не брезговал обманом во время флотских учений, чтобы выделиться среди других офицеров, и сознательно утаивал или фальсифицировал военные документы после войны, когда чувствовал, что его тщательно культивируемый исторический образ находится в опасности. Даже его официальный биограф счел нужным упомянуть, что Ма-унтбеттен был склонен «переписывать историю с высокомерным безразличием к фактам».

Тщеславие Маунтбеттена не знало границ. В разгар военных действий его можно было видеть позирующим перед камерой на съемочной площадке фильма «Там, где мы служим» — агиографической агитке, снятой на основе его личного опыта, где удалого капитана эсминца играл его близкий друг Ноэл Кауард. Вот что в этой связи писал Маунтбеттен Кауарду после Дьеппского рейда: «Твое письмо застало меня в мой самый занятый день... но поскольку дело... не терпит отлагательств, я сперва решу его, а потом уже займусь своими служебными обязанностями». Нормальный командир на его месте посетил бы раненых и умирающих и выслушал доклады оставшихся в живых.

Сам Бивербрук, зная, что Маунтбеттен не терпит никаких нападок на свою репутацию, тщательно создаваемую им самим, предупреждал во время войны: «Не доверяйте Маунтбеттену никаких ответственных должностей». Несмотря на предостережение Бивербрука, молодой, беспринципный, тщеславный и честолюбивый аристократ получил место в высшем военном совете страны, а также ресурсы и власть для нападения на оккупированное немцами побережье Европы. Характер Маунтбеттена в сочетании с новоприобретенной властью и амбициями привел к трагическим последствиям.

У Дьеппского рейда 1942 года был исторический предшественник: рейд на Зебрюгге в День святого Георгия в 1918 году. Под началом адмирала Роджера Киза из Дуврского патруля диверсионная группа, состоявшая из боевых кораблей, морских пехотинцев и солдат, штурмовала ангары с немецкими подводными лодками на бельгийском побережье в отчаянной попытке предотвратить выход в море лодок кайзеровского флота. Рейд был отчасти успешным и, несмотря на тяжелые потери, поднял боевой дух британцев, пошатнувшийся в результате последнего наземного наступления немцев в Первой мировой войне. Рейд на Зебрюгге преподносили как пример блестящей войсковой операции, нанесшей серьезный ущерб противнику ценой малой крови, — именно такая разновидность непрямого нападения в течение многих лет была излюбленным приемом британских стратегов.

В 1940 году Киз вновь объявился на арене военных действий, на этот раз в качестве начальника Штаба объединенных операций, имея задачу атаковать победоносных немцев на берегах Европы и повторить свой успех 1918 года. Трудно сказать, что именно подтолкнуло британцев к нападению на защищенные позиции на европейском побережье, — немцы никогда не испытывали потребности предпринять подобную военную авантюру на побережье Британии. Как бы то ни было, в 1940 году новый премьер-министр Черчилль решил, что, несмотря на вытеснение британских войск с континента, необходимо продолжать наступательную стратегию — не только с целью нанесения урона немцам, но и для ободрения страдающего населения оккупированной Европы, у которого в 1941 году не было другой надежды на освобождение. Кроме авиационных бомбардировок, наступление было единственным шансом.

Штаб объединенных операций был необычной структурой. Это был экспериментальный штаб по координации и планированию боевых операций, созданный с целью объединения ресурсов трех видов вооруженных сил. Когда в 1941 году Маунтбеттен по прямому распоряжению Уинстона Черчилля сменил Киза, его задача, по словам самого Маунтбеттена, состояла в том, чтобы «продолжать проведение рейдов, столь блистательно начатых Низом, для поддержания наступательного духа... Во-вторых, готовиться к вторжению в Европу, без чего мы никогда не победим в этой войне». Кроме того, по словам Маунтбеттена, Черчилль сказал: «Я хочу, чтобы вы превратили южное побережье Англии из оборонительного бастиона в трамплин для нападения».

Это был головокружительный взлет для недавнего 41-летнего капитана коробля, вершиной мечтаний которого было командование одним из новых авианосцев Королевского флота. Но Черчилль в своем выборе и назначении на высокую должность безрассудного Маунтбеттена руководствовался прежде всего политическими соображениями: премьер-министр хотел продемонстрировать американцам, только что вступившим в войну и скептически относившимся к боевому потенциалу своего союзника, наступательный дух британских войск. После поражений в Норвегии, во Франции, под Дюнкерком, в Греции, на Крите, в Малайе и Сингапуре, после побед Роммеля в Северной Африке с кульминацией в виде сдачи Тобрука в июне 1942 года американцы имели все основания невысоко расценивать боеспособность британской армии. Даже Черчилль не мог понять, почему капитуляция следует за капитуляцией, часто с горечью повторяя: «Почему наши солдаты не хотят сражаться?»

Черчилль сделал удачный выбор. Отдавая себе отчет в обаянии Маунтбеттена, его привлекательной внешности, помня впечатление отчаянного рубаки, произведенное им на Рузвельтов, особенно на миссис Элеонору Рузвельт, хитроумный премьер понимал, что если кто и может убедить высокопоставленных американских политиков в крепости боевого духа британцев, то это Маунтбеттен. Во время визитов в Вашингтон новый командующий объединенными операциями завоевал сердца всех американцев, с которыми он встречался, включая живое олицетворение республиканской военной доблести и самого великого солдата Америки генерала Джорджа У. Маршалла, ставшего его личным другом. Молодой герой проделал огромную работу в области дипломатического «пиара», на этот раз используя свои блестящие способности не только ради своей пользы, но и в интересах соотечественников. Черчилль справедливо гордился своим протеже. Сам Маунтбеттен, похоже, прекрасно знал об истинных намерениях Черчилля, похваляясь перед одним из друзей: «Уинстон сказал мне, чего он хочет, и теперь я должен воплотить его планы в жизнь». С такой мощной поддержкой даже самому скромному человеку было бы трудно не приобрести манию величия, а Маунтбеттен никогда не страдал излишней скромностью. По словам канадского историка, специалиста по Дьеппу профессора Брайана Лоринга Виллы, «если у Маунтбеттена вскружилась голова, то виноват в этом был больше всех Черчилль». При желании можно даже рассматривать Маунтбеттена как жертву неразборчивого в средствах Черчилля, игравшего на слабостях молодого адмирала в собственных целях.

После ухода Киза Маунтбеттен, не теряя времени, стал наводить свои порядки в Штабе объединенных операций и заодно пожинать плоды успехов своего предшественника. Штаб купался в лучах славы благодаря успешным рейдам на норвежские острова Вогсёй и первому боевому отличию Парашютного полка — дерзкому похищению радарной установки немцев из города Брюневаль на севере Франции. Даже рейд на Сен-Назер 27 марта 1942 года, несмотря на потери, считался успешным (пять награжденных Крестом Виктории), так как в его ходе был уничтожен огромный сухой док (единственный, способный обслуживать немецкие военные корабли в Атлантике), что решило одну из больших стратегических проблем британцев. Все эти операции были разработаны штабом еще в ту пору, когда им руководил Киз.

Новые планы Штаба объединенных операций под началом Маунтбеттена на 1942 год включали в себя обширный перечень нападений — от временного захвата Олдерни, одного из Нормандских островов в проливе Ла-Манш, до безрассудного налета на штаб-квартиру гестапо в Париже. Коронным номером должен был стать рейд на Дьепп в июне под кодовым названием «Лоция» (Rutter). Цели Дьеппской операции, несмотря на позднейшие утверждения, будто это была неудачная попытка масштабного вторжения в Европу или какой-то обманный маневр с целью дезориентации немцев и поддержки бойцов французского Сопротивления, на самом деле были следующими: проверить, возможно ли захватить и удерживать крупный порт в течение ограниченного периода времени; получить разведданные от пленных, а также захватить документы и оборудование; оценить реакцию немцев на крупную «ложную» атаку на французское побережье.

В дополнение к этим чисто военным целям было поставлено три других, менее четко очерченных. Первая: штаб ВВС хотел вовлечь люфтваффе на Западе в масштабную битву в воздухе и нанести серьезный урон немецким военно-воздушным силам, базировавшимся во Франции; вторая, чисто политическая цель: продемонстрировать СССР, что Британия полна решимости взять немцев за горло; третья, самая туманная из всех: желание канадского правительства принять более активное участие в войне.

Первая из них впоследствии сыграла на руку Маунт-бетгену. Хотя Королевский военно-морской флот и армия остерегались предоставлять слишком много сил для операции «Лоция», начальник штаба ВВС маршал Портал был крайне заинтересован в демонстрации мощи стремительно выросшего в 1942 году парка истребителей и вовлечении немецких ВВС в боевые действия в надежде нанести немцам сокрушительное поражение. Действия по уничтожению наземных целей в порту, расположенном на близком расстоянии от аэродромов южной Англии, должны были «вызвать ответную реакцию люфтваффе». В результате британские ВВС стали убежденными приверженцами плана, тогда как два других вида вооруженных сил отнеслись к нему довольно прохладно.

Политические затруднения Черчилля весной и летом 1942 года во многом были связаны с его поддержкой операции «Лоция» в частности и деятельности Штаба объединенных операций в целом. Любая победа Британии на Западе была бы важным козырем в сложной политической игре между союзниками. Необходимость в решительных действиях стала еще более очевидной после речи Сталина в феврале 1942 года, в которой тот обронил косвенный намек на возможность заключения сепаратного мира с Гитлером. С точки зрения не на шутку встревоженного британского МИДа, эта речь могла являться либо первым шагом к заключению перемирия, либо попыткой переложить значительную часть бремени войны на плечи британцев, чтобы облегчить бремя русских. В любом случае необходимо было убедить СССР, что Великобритания полна решимости сражаться. Масштабные наступательные действия на Западе подтвердили бы эту решимость независимо от их результата.

Лето началось под знаком досадных поражений в пустыне и недовольства британцев действиями своего премьера. Черчилль все больше погружался в депрессию и отчаянно нуждался в успехе — любом успехе. С падением Тобрука 21 июня 1942 года политический вулкан в Вестминстере и Уайтхолле выбросил на поверхность лаву недовольства руководством Черчилля в военное время: премьер-министр и его правительство были подвергнуты яростной критике в политических кругах и прессе. В палате общин прошло голосование по вотуму недоверия, и хотя его итог (явно срежиссированный) был в пользу Черчилля (475 голосов против 25), премьер пережил сильнейшее потрясение. Позже он признался, что «единственное, чего он всегда боялся, — это палата общин в разгар дебатов».

Чтобы выжить как политик, Черчилль нуждался в военном успехе. И он это знал. Теперь ему приходилось вести политическую борьбу не только с немцами и своими стратегическими союзниками Рузвельтом и Сталиным, но и со скептически настроенными парламентом и Уайтхоллом. Осторожные и прагматичные начальники штабов считали большинство его военных авантюр преждевременными, довольствуясь постепенным наращиванием военной мощи Великобритании. Черчилль-политик, прекрасно понимавший, что в условиях демократии следует ублажать толпу, нуждался в каком-нибудь сиюминутном успехе. Только бомбардировочная авиация под началом задиристого Харриса и Штаб объединенных операций во главе с отчаянным лордом Луисом Маунтбеттеном разделяли его ценности и были готовы помериться силой с врагом летом 1942 года.

Третья цель операции «Лоция» была наименее практичной из всех. Она состояла в стремлении канадских экспедиционных сил после двух с половиной лет бездействия принять участие в боях. С самого начала войны премьер-министр Канады Макензи Кинг публично выступал с решительной поддержкой вступления Канады в войну, но не спешил отправлять ее войска на фронт. С учетом агрессивности и традиционно высокого боевого духа канадцев такая политика неизбежно была обречена на провал. Несмотря на то что тысячи канадцев записались добровольцами, Макензи Кинг понимал, что призыв в армию для службы за океаном приведет к политическим проблемам, особенно во франкоязычной части Канады, и сделал все, чтобы участие Канады в боевых действиях на передовой было сведено к минимуму.

Среди политиков в Оттаве усиливались разногласия. Создав большую, отлично обученную и оснащенную армию и отправив ее в английское графство Суссекс для подготовки к боям, канадские политики обнаружили, что их военная машина начала работать сама по себе. Командующие канадскими экспедиционными силами в Англии Макнотон, Крирар и Робертс, устав от двухлетнего бездействия, искали случая принять более активное участие в войне, хотя бы лишь затем, чтобы дать своим заскучавшим солдатам какое-нибудь занятие. Как обычно, скука проявлялась в падении дисциплины. Канадцы воровали, напивались, дрались и вступали в беспорядочные половые связи, что вполне естественно для любой большой группы здоровых молодых людей, оказавшихся вдали от дома и не знающих, чем заняться, зато окруженных множеством доступных одиноких женщин.

Канадская пропагандистская машина тщетно старалась уверить общественность, что уровень преступности в канадской армии не выше, чем в других. До августа 1942 года 3238 канадских солдат в Суссексе попали под трибунал, и сытые по горло их выходками местные жители надеялись, что боевые действия вскоре переключат внимание их излишне бойких гостей на другие вещи. Лорд Гав-Гав[9] насмешливо вещал из Берлина: «Если вы хотите занять Берлин, дайте каждому канадскому солдату по мотоциклу и бутылке виски. Потом объявите Берлин закрытым для посещения. Канадские солдаты будут там через 48 часов, и война закончится». В 1942 году канадская армия в Великобритании была самой обученной, но меньше всех воевавшей. Канадцы и их командующие рвались в бой. Когда генерал-лейтенант Гарри Крирар, командующий 1-м канадским корпусом, был вызван в штаб-квартиру Монтгомери, начальника юго-восточного командования, 27 апреля 1942 года, его спросили, готовы ли канадские солдаты принять участие в большом рейде на французское побережье. Ответ был кратким: «Еще бы!»

13 мая 1942 года начальники штабов утвердили план операции «Лоция». Планом предусматривалось фронтальное наступление на всем протяжении побережья Дьеппа, поддержанное фланговыми ударами коммандос с целью уничтожения береговых батарей, прикрывавших подходы к порту. Была запланирована тысяча самолето-вылетов для взятия под контроль воздушного пространства и обеспечения полного превосходства в воздухе. Военный флот должен был обстреливать город из прибрежной зоны. План «Лоция» нельзя было назвать удачным. На последних стадиях планирования пришлось существенно сократить атакующие силы, так как флот отказался предоставлять линкоры и другие крупные суда для огневой поддержки, а ВВС, во избежание потерь среди французских мирных граждан, свело планы интенсивной бомбардировки береговой линии Дьеппа к ряду налетов истребительно-бомбардировочной авиации и атак с бреющего полета. 2-я канадская дивизия должна была возглавить наступление и временно захватить радарную станцию и аэродром в городе Арк в пяти километрах от берега.

5 и 6 июля канадские войска погрузились на десантные суда, но погода начала портиться, и они получили приказ оставаться на якоре. В то время как солдаты маялись морской болезнью в тесных десантных баржах, в небе над островом Уайт появились два немецких бомбардировщика, которые подвергли флотилию бомбардировке — без существенных результатов. Сильный ветер над Ла-Маншем не утихал, и 7 июля операция была отменена, а солдаты высажены на берег, наводнив пабы и улицы городов южной Англии, где они рассказывали о несостоявшемся рейде и ужасах, пережитых ими в тесных десантных баржах во время шторма. Все считали, что дьеппская операция провалилась и теперь уже никогда не состоится.

Это было похоже на правду. Ни командующий армией Монтгомери, ни командующий флотом в Портсмуте сэр Уильям Джеймс не верили в осуществимость плана. Чем дальше продвигалась разработка операции «Лоция», тем больше становились их опасения. Монтгомери, как командующему армией, не нравилась сама идея фронтального наступления силами пехоты без надлежащей бомбардировки самолетами ВВС с целью ослабления противника, а глава бомбардировочной авиации не был готов к проведению такой операции. Бернард Лоу Монтгомери участвовал в Первой мировой войне и отлично понимал, что слабо подготовленное фронтальное наступление без надлежащей огневой поддержки обречено на провал.

В свою очередь, командующий Королевским флотом в Портсмуте и адмирал, стоявший во главе морских десантных сил, хорошо помнили об участи кораблей ВМС Великобритании «Принц Уэльский» и «Рипало, потопленных полгода назад в Малайе. Они не собирались рисковать своими линкорами, позволяя им приблизиться больше чем на пять миль к оккупированному противником побережью, где они могли бы легко подвергнуться бомбардировке немецкими ВВС. Первый морской лорд адмирал сэр Дадли Паунд был полностью с ними согласен. Профессиональные военные понимали, что рейд на Дьепп плохо продуман, не обеспечен надлежащей огневой поддержкой и не скоординирован. Теперь, когда операция провалилась, они все вздохнули с облегчением.

То, что последовало за отменой операции «Лоция», положило начало тайне Дьеппа. Отмена давно лелеемого плана привлекла к его разработчикам внимание общественности. Приняв на себя огонь критики и за чрезмерно раздутую структуру Штаба объединенных операций, и за «халтурное» планирование операции «Лоция», Маунтбеттен решил действовать самостоятельно: 8 и 11 июля провел совещания главных штабов, участвовавших в планировании первоначальной операции, и обратился к ним за поддержкой в организации нового рейда. Однако получил отказ.

Во время второго совещания, 11 июля, Маунтбеттен тихо попросил нескольких своих сторонников остаться после того, как главные критики его плана (такие как контр-адмирал Бейли-Громанн, назначенный командующим силами флота в операции «Лоция») покинут помещение. Никто не знает точно, что происходило на последовавшем закрытом заседании, но после него Маунтбеттен и старший офицер его штаба, капитан ВМС Джон Хьюз-Хэллетт немедленно приступили к разработке новой операции, призванной заменить «Лоцию». Ее назовут «Юбилей», а ее целью вновь станет Дьепп.

Любая крупная операция, предполагавшая нападение на европейский континент, требовала санкции Объединенного комитета начальников штабов. В июле произошел один из самых курьезных эпизодов за всю историю Второй мировой войны: начальник Штаба объединенных операций, протеже премьер-министра и любимец средств массовой информации лорд Луис Маунтбеттен вознамерился обвести вокруг пальца Объединенный комитет начальников штабов, аппарат, координировавший действия разведывательных служб, командующих видами вооруженных сил и большинство офицеров собственного штаба. Маунтбеттен решил предпринять новую атаку на Дьепп под другим названием и без официального утверждения начальством. На склоне лет в малоизвестном интервью телевидению ВВС 1972 года он отметил: «Я принял необычное и, полагаю, весьма смелое решение — еще раз попытаться штурмовать Дьепп».

Даже капитан Хьюз-Хэллетт, наиболее приближенный к Маунтбеттену офицер и верный сторонник его плана нового нападения на Дьепп, был обеспокоен отсутствием одобрения сверху. Он подчеркивал, что ему, как старшему офицеру Штаба объединенных операций, будет необходимо ссылаться на указания какой-нибудь официальной инстанции во всех штабных документах и письменных запросах. В этой связи 17 июля начальник Штаба объединенных операций направил официальный запрос в Объединенный комитет начальников штабов на предмет принятия следующей резолюции: «Начальнику Штаба объединенных операций поручается организовать новую срочную операцию взамен „Лоции”... с использованием тех же самых войск». Начальники штабов засомневались, и резолюция не попала в протокол заседания.

Маунтбеттен испытывал все большее нетерпение. 25 и 26 июля он отправил новые запросы в комитет начальников штабов, на этот раз с просьбой о предоставлении неограниченных полномочий на проведение крупномасштабных рейдов без необходимости каждый раз указывать цели наступлений. Завидовавшие стремительному возвышению и привилегированному доступу Маунт-беттена к верхам, крайне подозрительно относившиеся к его амбициям и мотивам начальники штабов не пошли ему навстречу. 27 июля они приняли резолюцию, слегка расширявшую его полномочия при планировании, но при этом особо подчеркивавшую необходимость получения официального разрешения на организацию любой новой операции.

Маунтбеттен на большее и не рассчитывал. Он был рад появившейся у него возможности сделать хоть что-нибудь и отдал приказ капитану Хьюзу-Хэллетту и нескольким доверенным офицерам своего штаба немедленно приступить к делу. Неизвестно, что он сказал Хьюзу-Хэллетту, но почти нет сомнений, что он его обманул. Возможно, он представил дело так, что резолюция от 27 июля, расширявшая его полномочия при планировании, фактически подразумевала согласие комитета начальников штабов на разработку нового плана под названием «Юбилей». Хьюз-Хэллетт был его верным союзником и искренне верил всему, что говорил его харизматический шеф, тесно общавшийся с премьер-министрами, кинозвездами и начальниками штабов. Для старшего офицера штаба такое отношение к своему начальнику было вполне естественным.

28 июля для сведения ограниченного круга офицеров Штаба объединенных операций был издан приказ о возобновлении операции «Лоция» под руководством Объединенного комитета начальников штабов и под кодовым названием «Юбилей». 31 июля штаб диверсионных сил получил новые оперативные приказы, и все задействованные стороны в срочном порядке приступили к планированию повторной операции. 12 августа комитет начальников штабов дал свое согласие на планирование нового рейда вместо отмененной «Лоции». Дьепп как цель операции не упоминался и не обсуждался.

До конца своих дней Маунтбеттен ссылался на эти сформулированные в самых общих выражениях решения для создания впечатления, будто его второй рейд на Дьепп был официально утвержден. Однако ни в свидетельствах его коллег в комитете начальников штабов, ни в документах кабинета министров не говорится ни слова в пользу этой версии. Даже Черчилль не мог вспомнить решений, касавшихся рейда на Дьепп, когда работал над своим собственным трудом по истории войны — книгой «Петля судьбы» — в 1950 году. В конце концов, не видя другого выхода, он принял трактовку Маунтбеттена и взял ответственность на себя, однако мы знаем из его переписки, что Черчилль поступил так единственно потому, что ни он, ни кто-либо другой не смогли отыскать каких-либо правительственных документов, которые бы свидетельствовали о противоположном.

Правда в том, что специального утверждения новой атаки на Дьепп попросту не существовало, и Маунтбеттен прекрасно об этом знал. Он решил проблему с войсками, посоветовав канадским военачальникам держать подробности новой операции в тайне «в интересах безопасности». Ограниченное количество штабных офицеров приступило к планированию операции «Юбилей» в атмосфере строжайшей секретности. Но проинформированы были не все. Под предлогом «безопасности» (этой бесценной мантры военных, пытающихся скрыть неприятную правду) несколько ключевых ведомств намеренно держались в неведении. Несговорчивый адмирал флота Бейли-Громанн не был включен в число посвященных, и по просьбе Маунтбеттена его обязанности взял на себя капитан Хьюз-Хэллетт. В обход штаба Монтгомери Ма-унтбеттен тайно поддерживал связь непосредственно с высшими командирами канадской армии. Что опаснее всего, о новом плане рейда на Дьепп не были проинформированы ни начальник штаба самого Маунтбеттена, ни высокопоставленный офицер по связи с разведкой, ни его официальный заместитель генерал-майор Хейдон. В сфере коммерции это было бы равносильно тому, как если бы председатель правления британского филиала компании Ford решил производить новую модель автомобиля в Великобритании и не поставил бы об этом в известность ни штаб-квартиру компании в США, ни директора компании по продажам и маркетингу, ни ее финансового директора. Остается только гадать, каким образом Маунтбеттен собирался выкрутиться из этой ситуации. Скорее всего, он делал ставку на успех рейда, зная, что «победителей не судят».

Настоящая опасность для возобновленной операции крылась в области разведки. Хотя меры по материально-техническому обеспечению любой готовящейся военной операции невозможно долго держать в тайне, по ним далеко не всегда можно определить место проведения операции. Когда же речь идет об информационном обеспечении, тайна неизбежно всплывает наружу: Маунтбет-тену были нужны карты, планы, фотографии и другая информация о Дьеппе. Секретным замыслам Маунтбеттена угрожали две опасности: он должен был держать свой переработанный оперативный план в тайне не только от немцев, но и, по возможности, от комитета начальников штабов. Задача казалась почти неосуществимой, но Маунтбеттену были очень нужны разведданные — много разведданных — для организации успешного наступления на охраняемый порт в оккупированной Европе.

Британцы в течение многих лет демонстрировали мастерство в руководстве и координации разведывательных операций на высшем уровне. Учась на своих ошибках и опыте, к концу 1941 года они довели до совершенства основополагающий принцип: обо всех операциях уведомлять Межведомственный совет по безопасности (Inter-Services Security Board — ISSB). Цель такой бюрократической меры была простой, но крайне важной: ISSB был координационным центром мероприятий по введению противника в заблуждение и, в частности, координировал деятельность LCS — секретной британской службы, о деятельности которой рассказано в главе 2. Кроме того, ISSB обеспечивал безопасность операций: только в нем знали, какие из секретов, сливавшихся немцам в ходе различных контрразведывательных и отвлекающих операций, были подлинными, а какие фальшивыми, только в нем могли оценить общую степень риска, угрожавшего безопасности той или иной операции.

Маунтбеттен предпочел не информировать Межведомственный совет по безопасности об операции «Юбилей». В официальном труде «Британская разведка в годы Второй мировой войны» на этот счет не сказано ни слова. Более того, Маунтбеттен не обратился за помощью ни к одной из ведущих разведывательных организаций типа Секретной разведывательной службы (SJS), положившись на разведданные, собранные для операции «Лоция». Он обновил эту базовую информацию с помощью серии разведывательных заданий низкого уровня, возложенных на отряды тактической воздушной фоторазведки и специальные небольшие подразделения связи, к которым можно было обращаться напрямую, без необходимости отвечать на неудобные вопросы.

Такое пренебрежение разведкой таило в себе серьезные опасности. Во-первых, Маунтбеттен рисковал остаться без самых свежих разведданных после высадки своих войск на берег. Во-вторых, он был лишен возможности узнать, насколько немцы осведомлены о его планах. Дьепп к тому времени был серьезно дискредитирован как цель. Шесть тысяч солдат рассказывали об отмененном 7 июля рейде «Лоция» по всей южной Англии с того самого дня, как высадились с десантных судов. Кто мог им это запретить? Для них это была уже история. Все, что было связано с рейдом на Дьепп, давно перестало быть секретом. И в довершение всех неприятностей LCS (о котором Маунтбеттен почти ничего не знал) был занят передачей тщательно отобранных крупиц информации о старом рейде на Дьепп своим «коллегам» из немецких разведывательных служб. С отменой «Лоции» можно было без опасений снабжать противника более или менее ценными сведениями об этой операции с целью повышения его доверия к агентам МІ5, внедренным в абвер.

Операция по дезинформации немецкой разведки, проведенная британским комитетом «Дабл кросс» с использованием перевербованных агентов МІ5, летом 1942 года принесла свои плоды. Немецкая разведывательная служба получила по меньшей мере четыре предупреждения о рейде на Дьепп от своих мнимых агентов в Великобритании. Таким образом, немцы были превосходно информированы. До такой степени, что некоторые комментаторы на полном серьезе считали, что вторая Дьеппская операция была обманным маневром, предпринятым ценой большой крови с единственной целью укрепления репутации агентов МІ5 в абвере. Эта версия явно притянута за уши. Наиболее вероятное объяснение — Межведомственный совет по безопасности дал разрешение на передачу незначительных секретов абверу после отмены «Лоции». Единственная проблема заключалась в том, что секреты не были незначительными: Дьепп действительно собирались атаковать, но Маунт-беттен решил не информировать Межведомственный совет по безопасности о возобновлении операции. Войска Маунтбетгена подвергались огромному риску.

Как это часто бывает на войне, все решил случай — немецкая разведывательная служба в Париже не довела свои предупреждения до войск, оборонявших Дьепп. Хотя 17 и 18 августа 1942 года на французском побережье была объявлена учебная тревога, а Гитлер и командующий немецкими войсками на Западе фон Рундштедт предупредили о возможных рейдах на французское побережье, нет никаких свидетельств в пользу того, что все это имело отношение к конкретному нападению в районе Дьеппа. Нет никаких свидетельств, что немцы получили подкрепления и подготовили засаду канадцам. Но ни разведка Маунтбетгена, ни разведка канадцев не могли этого знать. Маунтбеттену повезло.

Разведывательные задачи при подготовке операции «Юбилей» были относительно простыми. Для нападения на обороняемое побережье оперативные штабы должны располагать четырьмя видами информации: топографией поля боя (крутизна береговой полосы, направление течений и т.д.); данными о численности и дислокации войск противника; данными об орудиях, их расположении и потенциале; и наконец, сведениями о планах ответных действий противника — сражаться, ждать подкреплений или отступать.

В теории все это кажется нетрудным, но для получения такой информации требуется доступ ко всему «пантеону» разведывательных источников и ведомств. Например, сведения о береговой полосе можно найти в изданных до войны книгах, но, поскольку время и приливы неизбежно вносят свои коррективы, важно, чтобы как можно ближе к началу рейда водолазы-разведчики тщательно перепроверили топографию побережья. Информацию о численности, диспозиции и боевом духе противника можно собрать по частям с помощью воздушной фоторазведки, донесений агентов, радиотехнической разведки и из общедоступных источников. Труднее собрать сведения об орудиях и складах боеприпасов противника: после выявления их месторасположения средствами воздушной фоторазведки для конкретизации полученных снимков требуется информация от местных агентов или военнопленных или данные радиотехнической разведки. Наконец, о планах и намерениях противника можно узнать только из сообщений агентов, захваченных документов и данных радиотехнической разведки.

Дело в том, что для проведения успешной операции такого масштаба, как Дьеппский рейд, был нужен весь огромный арсенал средств сбора информации, имевшийся в распоряжении британской разведки. Он был доступен и мог дать ответы на любые вопросы, но, если бы Маунтбеттен обратился за полным информационным обеспечением рейда к Объединенному разведывательному комитету (Joint Intelligence Committee — JIC) Великобритании, тот обязательно предупредил бы секретариат кабинета министров и Объединенный комитет начальников штабов о его намерении возобновить рейд, и они бы остановили его. Поэтому, решив пойти в обход комитета начальников штабов, Маунтбеттен был вынужден пойти в обход разведывательных ведомств.

Игнорируя разведывательное сообщество, Маунтбеттен рисковал оставить свои войска в неведении относительно жизненно важной информации. То, что он не воспользовался всеми доступными источниками разведывательных сведений, привело к бессмысленным потерям. Приведем два простых, но убедительных примера: берег в Дьеппе оказался слишком крутым и каменистым для танков с облегченными гусеницами; во-вторых, в прибрежных гротах были укрыты артиллерийские орудия. В день операции незнание этих двух фактов погубило бы многих канадцев. Обе проблемы легко могли быть решены Объединенным разведывательным комитетом с помощью имеющихся в его распоряжении разведданных, но Маунтбеттен не рискнул обратиться за помощью к постороннему вышестоящему ведомству. Он хотел сохранить в тайне свою жажду личной славы.

Некоторые другие ошибки разведки в Дьеппе граничили с фарсом. Согласно данным, полученным разведотделом Штаба объединенных операций — и военной разведкой, — район Дьеппа обороняла 110-я дивизия вермахта. Безусловно, солдаты 110-й дивизии были бы рады там оказаться, но это было невозможно: в те дни они устало брели по России почти в четырех тысячах километров от места событий, преследуя в бескрайней степи отступающих на восток советских солдат.

На самом деле воинское подразделение, наслаждавшееся вкусным вином и французскими девушками в Дьеппе, было 571-м пехотным полком 302-й дивизии — дивизии второй категории, состоявшей в основном из поляков и этнических немцев среднего возраста и оснащенной пестрой смесью из лошадей, мотоциклов, трофейного чешского и французского оружия и прочей амуниции, которую интендантская служба при штабе западной группы немецких войск в Париже смогла выклянчить у Берлина. Испытывая недостаток в вооружении, боеприпасах и подготовленной живой силе, командир 302-й дивизии благоразумно решил сосредоточить свои ресурсы на прикрытии наиболее вероятного места наступления противника: каменистого побережья в Дьеппе. Столь же благоразумным было и его распоряжение не размещать орудия на заранее подготовленных огневых позициях, где их могли заметить и атаковать с воздуха. Прочесывая побережье в ходе тактических разведывательных полетов по заданию Штаба объединенных операций, пилоты при всем желании не смогли бы заглянуть внутрь гротов в прибрежных скалах Дьеппа. Мудрость простого, но эффективного оборонительного плана генерал-майора Конрада Хаазе стала очевидной для обороняющихся в ту минуту, когда фланговый огонь из спрятанных в гротах разномастных орудий и трофейного французского танка, встроенного в дамбу, начал косить канадцев, взбиравшихся по крутому каменистому склону.

Поскольку Маунтбеттен пренебрег услугами SIS и сети агентов Управления специальных операций (Special Operations Executive — SOE) во Франции, его штаб решил воспользоваться услугами радиотехнической разведки — если не на стратегическом (в этом случае пришлось бы иметь дело с Объединенным разведывательным комитетом), то, по крайней мере, на тактическом уровне. В пользу этой меры свидетельствовал опыт, полученный во время весеннего рейда на Сен-Назер. Если бы в оперативной группе штаба могли слышать, как реагирует и какие приказы получает противник непосредственно в ходе сражения, войсковые командиры Штаба объединенных операций могли бы действовать «с открытыми глазами». Эта разумная тактика сработала во время рейда на Сен-Назер значительно лучше, чем мог предполагать кто-либо в Чидле (штаб-квартире службы радиоперехвата). По иронии судьбы, во время Дьеппской операции эфир был переполнен информацией, и служба радиоперехвата Штаба объединенных операций попросту не справилась со своевременной передачей данных командующему авиацией в ходе сражения. Однако сама идея была разумной.

По мере приближения дня нападения росло беспокойство за успех операции «Юбилей» и ее секретность. Секретность была главным предметом беспокойства; после отмены первого нападения это могло показаться бессмысленным, но несколько случаев утечки информации и потери документов усилили необходимость держать подготовку к операции в тайне — по крайней мере, от Объединенного разведывательного комитета. Сомневались даже полные энтузиазма канадцы. У командира пехотной дивизии генерал-майора Робертса весь план вызывал тревогу, но бодрые заверения Маунтбеттена и сотрудников Штаба объединенных операций отчасти успокоили его. В конце концов, рассудил он, это опытные штабные офицеры, не мне чета. Его беспокойство, тем не менее, разделяли многие канадцы.

Капитан Остин Стэнтон, адъютант Калгарийско-го танкового полка, признавался: «По моему мнению, операция не имела никаких шансов». Он был настроен настолько пессимистично, что в день операции оделся во все новое на тот случай, если его возьмут в плен, чем сильно разозлил своего командира. Как бы то ни было, в ночь на 18 августа Калгарийский танковый полк погрузился на новый 60-метровый танкодесантный корабль (ТДК) в Ньюхейвене на виду у безмолвной толпы гражданских лиц. «Когда мы стояли в очереди перед входом в доки,— вспоминал Стэнтон,— царило зловещее молчание». Вместе с 4963 другими участниками операции «Юбилей», погрузившимися на 237 кораблей, встревоженный адъютант канадского танкового полка отплыл навстречу сражению.

Нападение не задалось с самого начала. Немецкий флот осуществлял регулярное патрулирование, в ходе которого обеспечивался надзор за морским коммерческим судоходством вдоль береговой линии Франции. Этот факт, включая расписание патрульных конвоев, был хорошо известен в Дувре и Портсмуте, где были расположены береговые радары обнаружения надводных целей. Однако более точные сведения о конвоях хранились в секрете по требованию высшего руководства, поскольку они поступали из конфиденциальных стратегических источников, таких как группа дешифрации сообщений «Энигмы». Никто из разведывательного штаба Маунтбетгена не запрашивал подробности о перемещениях немцев в Ла-Манше 18 и 19 августа. Сделать такой запрос означало бы поставить в известность об операции Объединенный разведывательный комитет и вместе с ним Объединенный комитет начальников штабов.

Результат был предсказуемым. Рано утром 19 августа, когда суда с личным составом 3-го батальона коммандос приблизились к утесам у Бельвиля и Берневаля к востоку от Дьеппа, их эскорт наткнулся в темноте на прибрежный немецкий конвой. Несмотря на два четких сигнала, поданных в 01.27 и 02.44 радарами Королевского флота из Англии командующему войсками на борт эсминца «Калп» с точным указанием координат немецкого конвоя, предупреждение не дошло до эскорта на восточном фланге. План Штаба объединенных операций начал давать сбои с первых шагов.

Участники операции «Юбилей» узнали о немецком конвое лишь тогда, когда у них над головами вспыхнул осветительный снаряд и в его холодном неверном свете немецкий эскорт открыл огонь, выведший из строя канонерскую лодку № 5, обеспечивавшую непосредственное прикрытие десантных судов на восточном фланге. С подходом других судов эскорта Королевского флота началась ожесточенная перестрелка трассирующими снарядами, летевшими во всех направлениях, «словно фейерверк». В результате немцы были вынуждены отступить с тяжелыми потерями. Операция «Юбилей» утратила элемент внезапности. На рассвете корабли восточного фланга с не успевшими оправиться от неожиданности десантниками на борту приблизились к берегу в тревожной тишине. По словам одного из сержантов 3-го батальона коммандос, «через бинокли можно было видеть проклятых немцев, наблюдавших через свои бинокли, как мы высаживаемся на берег».

С первыми лучами солнца началось сразу несколько атак. На востоке, на левом фланге, 3-й батальон коммандос под началом грозного Питера Янга (наблюдавшего за ночной перестрелкой из самого ее эпицентра) преодолел заграждения из колючей проволоки, «которой Гансы старательно опутали весь утес — вероятно, для того, чтобы нам было легче подниматься», и провел успешную атаку, заставившую замолчать артиллерийскую батарею «Геббельс». К полудню Янг вернулся в Нью-Хейвен в разорванной в клочья полевой форме и с разодранными в кровь руками. На крайнем западном фланге в Варенж-виле дисциплинированный 4-й батальон коммандос под началом лорда Ловата уничтожил орудия батареи «Гесс» посредством образцово проведенного маневра двойного охвата.