В кампании и на ремонте
В кампании и на ремонте
За пять лет службы на Дальнем Востоке “Рюрик” стал ветераном эскадры, наплавал без малого 100000 миль и сжег в топках до 50000 т угля. Многое на корабле износилось, требовали ремонта его корпус и механизмы, а гребные валы – замены. Внушительным был перечень предложений по усовершенствованиям, накопленных сменявшими один другого командирами крейсера. Корабль нуждался в модернизации.
Известие о предстоящем ремонте крейсера во Владивостоке было встречено на корабле без энтузиазма. Немало было сказано о “недомыслии наших петербургских сановников”, обрекавших корабль на затяжную и небезвредную для его корпуса более чем полугодовую зимнюю стоянку на блоках и клетках в доке, а офицеров-на долговременное и разорительное в условиях владивостокской дороговизны береговое содержание [3].
Распадалась и сдружившаяся за время плавания кают-компания этого лучшего, как с гордостью писал мичман П.А. Вырубов, корабля эскадры: часть офицеров в силу извечного некомплекта расписывали на другие корабли. Действительно, не в пример крейсеру “Память Азова”, с ремонтом которого в Нагасаки в 1898 г. справились за два месяца, “Рюрик”, окончив кампанию в декабре 1900 г., пробыл в ремонте более полугода. К неудобствам затяжных работ присоединились и такие чисто бытовые, как отсутствие отопления и освещения. В доке не было водопровода пресной воды, и пополнять ее запасы для питья команды приходилось с помощью ушатов, которыми каждый день вооружались специально выделяемые для этого наряды матросов. В довершение всего сам док нуждался в ремонте из-за критического состояния его бетонной облицовки, которую начали заменять гранитной.
Тем не менее хотя и не очень быстро, но ремонтные работы на корабле развернулись повсеместно: меняли гребные валы, чинили руль, по всей длине корпуса исправляли основательно пострадавшую медную обшивку, под тараном в носовой части растаскивали по днищу дока и очищали якорные цепи и якоря. На палубе обновляли рангоут, который, наконец-то вследствие большого износа и сомнительной эффективности решили, так же как на крейсере “Память Азова”, освободить от всех парусов и соответственно облегчить. Правда, МТК, признавая “современное стремление на наших боевых судах уменьшать рангоут и парусность”, полностью отказаться от парусов все же не решился. Предложено было, сохранив прежние стальные мачты, уменьшить площадь парусов до 700 м2 , приняв схему вооружения с деревянными стеньгами и реем только на фок-мачте (по примеру крейсеров “Россия” и “Память Азова”).
О предполагавшейся в 1897 г. замене огнетрубных котлов водотрубными (и об усилении защиты артиллерии за счет экономии веса, которую дала бы такая замена) уже не было и речи. Чтобы увеличить надежность подачи боеприпасов в случае повреждения элеваторов, по предложению командира крейсера оборудовали вблизи них герметичные горловины с проводкой подъемных талей для ручной подачи. После более чем годичной переписки начальника эскадры с МТК получили разрешение и начали устанавливать броневые колосники для защиты во время боя машинных люков. Для подъема крышек такого рода (весом по 500 кг) приспособили тали, а для сообщения машинных отделений с жилой палубой во время боя предусмотрели запасные выходы. На грот-мачте перестроили площадку, на которой устанавливаются прожектора, чтобы они могли действовать в ночном бою. Заменили и старые прожектора. В системе вентиляции погребов боеприпасов были заменены 16 маломощных и износившихся электрических вентиляторов. Вместо медных шкентелей, неоднократно рвавшихся, установили заказанные в Кронштадте медные цепи.
Долгих предварительных выяснений и оживленной переписки стоила и установка на “Рюрике” электрического привода к золотнику паровой рулевой машины и электрических указателей положения пера руля (такой привод, установленный при постройке, оказался непрактичным). Техническими требованиями к таким устройствам не располагали и в МТК. По счастью, па броненосце “Наварим” благодаря настойчивости энтузиаста электротехники лейтенанта А.А. Реммерта была уже доработана и надежно действовала система электрического управления рулем с помощью электродвигателей (французской фирмы “Сотер и Харле”). Эту систему и предложили установить на “Рюрике” и “России” при содействии А.А. Реммерта, ставшего теперь флагманским минным офицером эскадры. 6 июля 1899 г. МТК (журнал № 103) согласился с этим решением и разрешил сделать заказ на электродвигатель фирме “Сотер и Харле”. Необходимый в качестве резервного валиковый привод рекомендовалось для сохранения его работоспособности контролировать“возможно чаще”, а впоследствии заменить его гидравлической системой инженера Балтийского завода Пайдаси, испытанной на “Храбром”.
Разрешалось заказать и прибор лейтенанта Колокольцова для указания положения пера руля. Однако сменивший Ф.В. Дубасова новый начальник эскадры Я. А. Гильтебрандт, опасаясь за качество прибора, изготовленного в полукустарных мастерских Владивостока, в октябре 1899 г. просил МТК заказать для “Рюрика” систему Гейслера, уже проверенную на “России” и броненосцах “Петропавловск” и “Полтава”.
Ко времени прихода эскадры из Порт-Артура во Владивосток “Рюрик” 27 июня начал кампанию, находясь еще в доке. Новые валы были уже установлены, дело оставалось за соединительными муфтами, при посадке которых образовался зазор около 37 мм. МТК потребовал строгого соблюдения технических требований, и муфты пришлось с неимоверными усилиями срубать на валах. Новые муфты установили в горячем состоянии, но после остывания от чрезмерных внутренних напряжений одна из них раскололась. Муфту с Балтийского завода могли доставить не ранее чем через три месяца, поэтому 6 июля “Рюрик” освободил док для ожидавшего своей очереди “Адмирала Нахимова”. Констатируя, что работа оказалась не по плечу “слабым техническим силам порта”. новый (с сентября 1900 г.) начальник эскадры вице-адмирал Н.И. Скрыдлов просил для установки муфт командировать специалистов, а с каждой заказанной муфтой присылать несколько запасных болванок из прессовой стали, чтобы мастерские Владивостокского порта в случае новой неудачи могли выполнить их расточку на месте.
Офицеры “Рюрика” в Нагасаки
Плавание под одним из двух имевшихся винтов оказалось вполне сносным, и, выйдя 12 июля под флагом начальника эскадры в Амурский залив. “Рюрик” по 1 августа успешно выполнил весь комплекс боевой подготовки, включая и стрельбы из учебных стволов. Тревоги и учения, проведенные Н.И. Скрыдловым, убедили его, что время, отведенное крейсеру на учебу, было проведено “с видимой пользой”. Благодаря таким результатам было решено оставить корабль в кампании и поручить ему тренировки комендоров кораблей, остававшихся в резерве. До ухода эскадры “Рюрик”, приняв очередную партию комендоров-практикантов, регулярно уходил на неделю-две к месту своей постоянной в это лето стоянки – в Амурский залив, где вновь и вновь отрабатывал учебные стрельбы. Опыт такого плавания был очень кстати для корабля, проведшего в бездействии целый год и потерявшего за это время значительную часть обученного экипажа из-за увольнения в запас отслуживших срок матросов. Прием около 1000 человек молодых матросов Сибирского экипажа последнего призыва не устранил (несмотря на задержку увольнения матросов-специалистов) некомплект по эскадре, составлявший до 200 человек.
17 июля 1901 г., завершив плавание, вошел на Владивостокский рейд “Громобой”. По итогам инспекторского смотра корабля, проведенного на следующий день начальником эскадры, крейсер оказался “вообще в порядке”, но, по мнению адмирала, недостаточно интенсивно (как и ранее прибывшие броненосцы “Полтава” и “Севастополь”) использовал время плавания “в учебном отношении”. Упоминалась тут и единственная за время похода стрельба, выполненная лишь по выходе из Нагасаки, да и то по приказанию адмирала. Суровым был и отзыв адмирала о состоянии машин, крейсера, которые “не осматривались и не перебирались с ухода из Кронштадта”.
Действительно, их пришлось подвергнуть во Владивостоке основательной двухмесячной переборке. Из других неисправностей важнейшими оказались неполная (около 50 % проектной) производительность испарителей, вследствие чего, по отзыву адмирала, крейсер постоянно испытывал “чрезвычайные затруднения” в снабжении питательной водой котлов и вынужден был приобретать ее “в огромном количестве”. Комиссия порта считала, однако, что виноваты не испарители, а личный состав крейсера во главе со старшим механиком, допускавшие большую утечку воды через неисправные фланцы труб. Впрочем, в холодильниках число неисправных трубок (300!) признали незначительным: неприятности с холодильниками на всем флоте были постоянными. Отмечались трещины в четырех (из десяти) донках Бельвиля и перегревание электрического шпиля. По донесению адмирала, выхаживание якоря вручную происходило быстрее, чем при работе шпиля, который мог действовать только на малой скорости и его часто приходилось останавливать.
К недостаткам крейсера была отнесена и чрезмерная облегченность его корпуса, вследствие чего при большой его длине на высоких скоростях возникала “чрезвычайно сильная вибрация оконечностей”, угрожавшая его прочности и представлявшая, по-видимому, “немалую помеху” при стрельбе из носовых и кормовых орудий. Трехнедельиая стоянка в доке (с 6 октября) в общем подтвердила практичность новой (но образцу крейсеров “Палггада”, “Диана”, “Аврора”) упрощенной однослойной деревянной обшивки с креплением ее к корпусу сквозными бронзовыми болтами. Несмотря на полугодовое плавание в сложных условиях, потребовали замены лишь несколько брусьев фальшкиля, досок обшивки и медных листов.
“Рюрик” в доке. Владивосток 1900 г.
Последним из пришедших летом во Владивосток кораблей стал в док крейсер “Россия”. На нем предстояло выполнить ремонт подводной части корпуса, забортной арматуры и гребных валов, которые, как и на “Рюрике”, могли иметь значительный коррозионный износ. Но опыт зимнего ремонта “Рюрика” заставил, как это когда-то предсказывал мичман Н.А. Вырубов, отказаться от малопродуктивной зимней стоянки в необорудованном доке и отложить работы по замене валов до весны. В связи с этим начальник эскадры в строевом рапорте докладывал, что аттестация владивостокских мастерских "на степень первоклассного адмиралтейства” еще “далеко впереди”. Чтобы увеличить производительность работ, приходится около каждой специализированной мастерской экстренно сооружать такую же мастерскую увеличенных размеров, но до готовности их оставался еще не один год, и работы подчас приходилось вести в расположенных рядом шалашах, пригодных лишь для летнего времени. Замечательно, что при явном превосходстве технического оснащения Владивостокского порта над Порт-Артурским адмирал отдавал предпочтение, очевидно не успевшим обюрократиться, мастерским Порт-Артура, в которых “живое дело меньше затрудняется бумагами и перепиской”, как это “вошло в порядок” отечественных казенных адмиралтейств, включая и Владивостокское.
28 июля 1901 г. “Громобой”, подняв флаг начальника эскадры, вышел в море для стрельбы из орудий малых калибров и минами на ходу, выявившей полезный эффект патронов фосфористого кальция, которыми были снабжены мины новейшего образца. Поиск всплывшей мины значительно облегчался благодаря облаку дыма, который образовывался при взаимодействии кальция с водой.
До конца июля крейсер оставался в Амурском заливе, занимаясь учениями и стволиковыми стрельбами. 9 августа крейсеру сделал смотр командующий морскими силами в Тихом океане адмирал Е.И. Алексеев, прибывший во Владивосток на крейсере “Адмирал Корнилов”.
“Рюрик” в доке. Владивосток 1900 г.
20 августа “Россия” под флагом начальника эскадры провела в море первую “примерно-боевую” стрельбу. 27 сентября “Россия” (флаг начальника эскадры) и “Рюрик” вместе с другими кораблями вышли в море для эволюции и приняли участие в четырехдневных маневрах сухопутных войск, проводившихся 1-м Сибирским корпусом под командованием генерал- лейтенанта Н.П. Линевича. Десант численностью до 1200 человек высаживали с броненосцев, крейсера выполняли разведку и высадку отвлекающего корабельного десанта. В пути встретили направлявшиеся с визитом во Владивосток японские крейсера “Ивате”, “Касаги” и австрийский “Мария Терезия”. На приемах и на балу данном на крейсере “Громобой”, японский адмирал Ито, европейски образованный, долгое время служивший в Париже, не скупился на любезности и уверения в дружбе со своим северным соседом. Японских гостей вскоре сменили итальянские: “Витторо Пизани” (под флагом контр-адмирала графа Кондиани) и “Фиерамоцци”’, которые посетили залив Посьета.
Пользуясь благоприятной погодой, корабли эскадры продолжали боевую подготовку, отрядами или порознь выходя в море для маневрирования и стрельб. 2 сентября “Громобой” и “Рюрик” в присутствии адмирала провели первую для них контргалсовую стрельбу – одно из самых интересных и поучительных упражнений, требовавших особого внимания и быстрой реакции при расхождении кораблей на близком расстоянии.
6 октября эскадра в составе броненосцев “Петропавловск” (флаг начальника эскадры), “Полтава” и “Наварин” вышла в Порт-Артур, совершив обход корейских портов. Повсюду наблюдалось активное проникновение японцев в Корею: новые здания правлений и новые пристани японской пароходной компании, налаженный местный каботаж ее пароходов с рейсами до Владивостока, японские телеграф, школа, казармы японских солдат, размещаемых небольшими группами по окрестностям. Из русских представителей в Гензане (Вонсан), например, оказался лишь агент пароходства Общества Восточно-Китайской железной дороги (ОВКЖД).
На подходе к Порт-Артуру эскадра провела большие маневры, имитируя блокаду Порт-Артура неприятельским флотом.
Под флагом младшего флагмана контр-адмирала Г.П. Чухнина 13 ноября пришел в Порт-Артур крейсер “Громобой”. Вместе с эскадрой он участвовал в трех (3-5 дней каждое) особенно тяжелых учебных походах, когда почти все время плавание и маневры кораблей осложняли то скрывавшая мателоты метель, то заволакивающий горизонт непроницаемый туман. Особенно тяжело приходилось миноносцам, до самых дымовых труб непрерывно обдаваемым ледяными брызгами.
Опыт этих совместных плаваний позволил начальнику эскадры говорить о неудовлетворительных эволюционных качествах “Громобоя”, выразившихся в очень большом радиусе циркуляции. Как считал адмирал, это не позволяло ставить “Громобой” (в отличие от “России”) в общую линию эскадры и заставляло держать его в походе вне строя в качестве разведчика (недостаток, который в войне как-то не проявился…).
На палубе “Рюрика”: перед раздачей вина
12 декабря гарнизон и флот провожали в Россию отряд кораблей, вынесших на себе основную тяжесть освоения нового театра. Артур покидали ветераны, первыми пришедшие на его рейд: броненосцы “Сисой Великий”, “Наварин” и крейсера “Дмитрий Донской”. “Владимир Мономах”, “Адмирал Корнилов”. Отряд возглавлял контр-адмирал Г.П. Чухнин.
С первого декабря и до дня ухода прощальные обеды следовали один за другим. “Насколько была холодна и неприветлива артурская погода, настолько же были теплы и сердечны устроенные Артуром проводы нашей эскадры”,- писал отслуживший свою службу на “Рюрике” мичман П.А. Вырубов [3. С. 75]. И вот настал день, когда остававшиеся корабли вышли в море, и пройдя 10 миль, повернули навстречу уходившему из Порт-Артура отряду. Вскоре на контркурсах на расстоянии 180-300 м две колонны кораблей сошлись. Краткий, волнующий миг прощания, приветственные возгласы, торжественный гром салютов флагманских броненосцев – и корабли расходятся в сумрачной зимней мгле. Многие-навсегда и каждый-навстречу своей судьбе.
Наступившая суровая зима с необычно обильными снегопадами сделала стоянку на внешнем Порт-Артурском рейде, как писал начальник эскадры, бесполезной. Из-за волнения на открытом внешнем рейде прекратилось даже сообщение с берегом. Для продолжения программы плавания “Петропавловск” и “Полтава” 20 декабря отправились в Японию, а оставшиеся крейсера “Громобой” (флаг младшего флагмана контр-адмирала К.П. Кузьмича), “Рюрик”, “Адмирал Нахимов” и броненосец “Севастополь” вошли во внутренний бассейн.
Первым кораблем, построенным по новой судостроительной программе 1898 г., стал крейсер “Варяг”, прибывший 13 февраля 1902 г. в Нагасаки. На нем поднял флаг контр-адмирал К.П. Кузьмич, а доставивший его из Порт-Артура в Нагасаки “Громобой” отправился во Владивосток. Здесь ему пришлось вступить в вооруженный резерв: тем самым высвобождались средства, необходимые для плавания “Варяга”. Такими “маневрами”, обеспечивающими каждому кораблю возможность практических плаваний, начальнику эскадры приходилось заниматься постоянно.В марте и апреле к эскадре, возобновившей интенсивные учения, стрельбы и маневры в море, присоединились заградители “Амур” и “Енисей”, броненосец “Пересвет”, а в мае – пришедший из Владивостока (через Нагасаки) крейсер “Россия”.
“Громобой” задержали во Владивостоке непредвиденные обстоятельства: 23 апреля при вводе его в док в момент посадки на киль-блоки начали деформироваться днищевой набор и котельные фундаменты, дала трещину переборка на 36-м шпангоуте. Пришлось немедленно откачать воду и вывести крейсер из дока. Комиссия под председательством командира “России” капитана 1 ранга П.И. Серебренникова обнаружила ряд повреждений в наборе крейсера и разрывы болтов котельных фундаментов, из чего был сделан вывод, что корпус крейсера и раньше испытывал в доках недопустимые напряжения. Свою роль могли сыграть неправильная установка кильблоков из-за неисправности днища дока, а также то, что крейсер входил в док чуть ли не с полными запасами.
По мнению комиссии, МТК следовало составить перечень грузов, с которыми допустим ввод крейсера в док, ибо в данном аварийном случае нагрузка была такой, что “грозила полным разрушением корпуса”. Со своей стороны, начальник эскадры считал главной причиной аварии “недостаток технических знаний у корабельных инженеров Владивостокского порта”, хотя, конечно, был согласен с тем, что давно пора выработать подобную инструкцию по вводу новейших кораблей в док, подобно тому, как это было сделано в свое время для деревянных кораблей.
Боевая учеба, прерванная походом в Чифу, имевшим целью продемонстрировать в иностранном порту внушительный состав эскадры. Продолжалась до конца мая. В поход во Владивосток для докования отряд крейсеров (“Рюрик”, “Россия”, “Адмирал Нахимов”) под командованием контр-адмирала К.П. Кузьмича вышел 30 мая, а 4 июня во Владивосток (и тоже с заходом в Японию) ушли четыре броненосца. “Варяг” (артурский док имел достаточные для него размеры) оставляли в Желтом море
