ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ДОРОГА НА КРАБИЛУ БЫЛА ВСЕГО в шестнадцати километрах к северу от карна Винса, и когда я вышел с плато и начал спускаться в лежащую за ним пересеченную местность, то увидел идущую параллельно асфальтированной дороге линию опор, упоминавшуюся Райаном. Это подкрепило мою уверенность, что исчезновение Винса не могло произойти в двадцати километрах к северу от "капонира", как это утверждает Райан, потому что, по его воспоминаниям, когда они со Стэном спускались с "дикого, высокого плато", он молился Господу, чтобы Винс делал то же самое.

Я, как и они, проследовал до опор, а потом через дорогу к двухметровому забору из металлической сетки, ограждающему железнодорожные пути. Издалека забор выглядел непроницаемым, однако Райан писал, что, не будь они в столь ослабленном состоянии, то перелезли бы через него за минуту. Но в их случае пришлось прокладывать дорогу сквозь нее с помощью "Лезермана"[24]. У меня был с собой такой же, так что я предполагал поступить так же, но с другой стороны ждали мои "надзиратели", и я решил, что будет неразумно вот так взять и начать резать правительственную собственность. Но стоило подойти поближе, как я увидел, что в этом нет необходимости — забор был чисто номинальным, весь в разрывах и дырах, и я миновал его, даже не замедлив шага.

Я был четко уверен, что нахожусь на маршруте перехода, совершенного Райаном и Стэном ночью 25–26 января. Передо мной, по ту сторону железной дороги, был холм с круглой вершиной. Возможно, тот самый, на котором Райан видел позиции зенитных орудий. Несколькими километрами далее пустыня превращалась в лунный ландшафт, пересеченный гребнями бронзово-зеленого цвета и пронизанный подобными венам темно-зелеными вади, заполненными низкорослым кустарником. Именно в одном из этих вади они вдвоем укрылись примерно в 05.30 утром 26 января, обнявшись в попытке согреться.

* * *

КОГДА В СЕРЕДИНЕ УТРА СОЛНЦЕ ПРОБИЛОСЬ из-за облаков, Райан понял, что день собирается быть прекрасным, и вознес тихую благодарственную молитву. Солнечный свет спас их жизни. Он подумал, что еще один день в условиях, подобных тем, что они перенесли в "капонире", им, конечно, не пережить. Относительная теплота дня восстановила их, и для поднятия духа они взялись чистить свое оружие и разложили снаряжение для просушки. Примерно в полдень они услышали приближающихся коз и увидели к своему ужасу, что животных сопровождал молодой пастух, который присел, наблюдая за своим стадом. Райан уже приготовился "сделать" араба, если он двинется в их направлении, но Стэн возражал — он думал, что пастух мог бы помочь получить машину и пищу. Дискуссия оборвалась, когда человек внезапно приблизился к ним и, согласно Райану, Стэн подскочил и схватил его. Он казался совершенно безвредным — Райан предполагал, что от недостатка интеллекта — но Стэн начал показывать знаками и повторять "дом" и "автомобиль", на что араб закивал и что-то забормотал. Импульсивно Стэн решил пойти вместе с ним, надеясь завладеть машиной. Райан счел его предложение смешным и даже глупым, но Стэн был одержим своей идеей, и даже решил было оставить свое оружие, чтобы производить менее агрессивное впечатление. В конечном счете, Райан разрешил ему идти, дав понять, что будет ждать его здесь, в вади до заката — примерно до 18.30 — и, если Стэн не сможет вернуться, то двинется дальше в одиночку. Стэн уже пошел вместе с арабом, когда Райан отозвал его и настоял, чтобы он взял свое оружие. Он еще раз попытался убедить своего товарища застрелить иракца, но Стэн ответил, что доверяет ему. Взяв свою М16, но оставив снаряжение, он отправился со своим новым компаньоном на восток. Райан проводил обоих взглядом, пока они не исчезли, растворившись вдали. Он больше не видел Стэна до самого конца войны.

* * *

КНИГИ РАЙАНА И МАКНАБА содержат краткое описание последних часов, проведенных Стэном на свободе, основанное на личном общении и послевоенном официальном отчете. Собственный рассказ Стэна вошел в документальный телевизионный фильм, впервые показанный в феврале 2002 года. Райан писал, что Стэн прошел вместе с пастухом около четырех часов, пока в отдалении, они не увидели группу зданий и стоящих снаружи машин. Человек указал на них и повернул обратно, предоставив Стэну идти к ним самостоятельно. Когда он приблизился к зданиям, появился араб в белой дишдаше, которого Стэн попытался вовлечь в беседу. Человек нырнул в свою машину — Тойтоу Лэндкрузер — и, думая, что он полез за оружием, Стэн выстрелил в него. На звук выстрела из здания выскочило восемь ополченцев, вооруженных AK, и Стэн начал стрелять в них, сняв двоих, когда у него кончились боеприпасы. Он сделал попытку залезть в Лэндкрузер, но пока возился с ключами, лобовое стекло разлетелось, и в его лицо уперся ствол автомата. Бешено паля в воздух, иракцы скрутили его, кинули в другой автомобиль и отвезли в ближайший город, где его допросили и напоили чаем. Позже, однако, его лишили пищи, завязали глаза, и избили столь жестоко, что у него произошел линейный перелом черепа. В конечном счете, он встретился с Макнабом и Динджером в пересыльном центре в Багдаде.

Рассказ Стэна о его захвате иракцами, показанный в телевизионной реконструкции, в общих чертах совпадает. И хотя версия событий, по словам Макнаба, рассказанная ему Стэном при встрече, в основном та же самая, но отличается некоторыми деталями. Макнаб, например, сообщает, что пастух — старик по его версии — добровольно предложил отвести их к дому и машинам, и рисовал картинки на песке. В то время как из отчета Макнаба следует, что Стэн намеревался угнать машину, вернуться на ней и той же ночью сделать финальный бросок через сирийскую границу, рассказ Райана не столь однозначен. Несмотря на слова Стэна о возможности заполучить машину, Райан повторяет, что был убежден, что иракцы не будут помогать им. Он уподобил свое положение двум немецким парашютистам, окажись они заброшенными в Великобританию во время Второй Мировой войны — любой англичанин, предлагая им помощь, будет делать это только как уловку, "чтобы застать нас врасплох", как писал Райан. По ходу дела Райан четко сказал своему товарищу: "Для нас это будет означать разделение", — почти подсознательно понимая, что его друг не вернется. В тексте Макнаба место, куда пастух привел Стэна — хижина, а не группа зданий, а человек, которого он застрелил, не араб в белой дишдаше, а солдат. Затем выскакивает группа из еще шести или семи солдат, Стэн делает три выстрела, поразив двоих, после чего у него происходит задержка. Он бросается бежать к автомобилю, где его останавливают ударом приклада в ребра.

* * *

Я СПРОСИЛ АББАСА, НЕ ЗНАЕТ ЛИ ОН в пустыне поблизости какой-нибудь отдельно стоящий дом, хижину или группу зданий, и он снова превзошел все ожидания. Когда тем вечером я разбивал лагерь на склоне широкого вади, он появился и сказал, что знает тут только один такой дом — примерно в десяти километрах отсюда и в двенадцати от дороги, ведущей к Ани, ближайшему маленькому городку. Сейчас в доме никто не живет, но он принадлежал человеку из его собственного племени по имени аль-Хадж Абдалла, образованному человеку, живущему в Ани, но владеющему большим стадом овец. Абдалла, сказал он мне, знал о произошедшем здесь в 1991 году захвате британского солдата. Мало того, что этот Абдалла был дальним родственником Аббаса, но он еще и столкнулся с ним в Багдаде. Его вместе с ним, его отцом и Аднаном Бадави представили Саддаму Хусейну как еще одного гражданина, помогшего расстроить планы заброшенной на иракскую землю десантно-диверсионной группы.

Той ночью Аббас и я несколько часов просидели за разговорами у костра. Он рассказывал о годах своей службы в Силах Спецназначения во время Ирано-Иракской войны. Как боялся смерти, пока не увидел во сне деда, который сказал ему не бояться. Он описал бои, в которых был ранен, страшные подробности рукопашных схваток, и рассказал мне, как на нейтральной полосе столкнулся лицом к лицу с иранцем. "Он был здоровенным парнем", сказал он. "А у меня не было патронов, и у него тоже. Он полез за гранатой, а я прыгнул на него и изо всех сил ударил прикладом. Когда он упал, я схватил камень и, все продолжил колотить и колотить его, пока он не испустил долгий хрип. Да смилуется надо мной Всевышний, выбор был либо он, либо я. В другой раз я с другом полз по холму, а иранцы начали стрелять по нам из пулемета. Пуля попала мне в шлем и я потерял сознание, а мой друг дотащил меня до наших окопов. Он получил благодарность за это.

"Бог свидетель, я много раз бывал на волосок от смерти, и теперь больше не боюсь ее. Ее боишься, только если очень привязан к каким-то вещам в жизни. Я люблю своих детей, но знаю, что они не моя собственность, а всего лишь даны мне Богом на какое-то время. То же самое с деньгами или домашним скотом — мы всего лишь распорядители нашего богатства. Оно принадлежит не нам, но Богу, и мы ничего не сможем взять с собой, когда умрем. Моя единственная проблема — это лодыжка. Я больше не могу бегать или много ходить. Здешние доктора не боятся Бога. Они оперировали меня в Багдаде, но стало только хуже. Как думаете, в Англии смогли бы сделать операцию лучше?"

У Аббаса были качества, которые больше всего восхищали меня в бедуинах: храбрость, выносливость, гостеприимство, лояльность и великодушие. Он был простым человеком с несложными видами на будущее, втянутым в адскую войну, видевшим худшее, что мог продемонстрировать современный мир, но никогда не терявшим простоты и скромности. И я понял, что Аббас был ключом ко всей этой истории — не только моего собственного исследования, но и самой истории Браво Два Ноль. Судьба — странная хозяйка, думал я. Патруль Энди Макнаба был выброшен на порог к человеку с двенадцатилетним опытом службы в Силах Спецназначения, который обнаружил их и организовал преследование и нападение. Все произошедшее с ними явилось следствием его внимательности. Он же был основным действующим лицом моей истории: представил меня человеку, который нашел Винса, увязал историю Аднана и показал мне место захвата машины. Аббас, возможно, был "посажен" правительством, думал я, но когда вы проведете с кем-нибудь несколько недель в пустыне, то поймете его истинный характер, и я был склонен рассматривать Аббаса бин Фадиля как одного из самых честных людей, когда-либо встреченных в моей жизни.

"Лгать — это грех", часто говорил он мне. "Вы, может быть, и избежите неприятностей от людей, но не сможете скрыться от Бога. Ложь — это ужасный позор".

* * *

ДОМ, О КОТОРОМ ГОВОРИЛ АББАС, находился километрах в десяти, и представлял собой не группу зданий, и уж точно не хижину, а каменный коттедж с четырьмя комнатами, стоящий у древнего колодца на склоне вади. Крыша обрушилась, и в комнатах было полно щебня. Аббас сказал, что колодец уже много лет как высох. Я, конечно, не мог сказать, были ли поблизости какие-нибудь еще дома наподобие этого, но Аббас говорил, что их нет, и я их тоже не видел. Опять же, на карте ничего не было отмечено. С ведущим на Ани асфальтированным шоссе дом связывала грунтовка, и пока я ждал там, устроившись в тени, Аббас отправился за аль-Хадж Абдаллой.

Ждать пришлось долго. Когда они вернулись, уже миновал полдень. Аббас представил меня неприветливому человеку в очках, выглядевшему кем угодно, но только не бедуином. На нем был красный шемаг с черными шнурами и коричневый плащ с расшитым золотом обрезом. Абдалла вырос в Ани, где был чиновником местной партийной организации, но унаследовал большое стадо овец, которых держал здесь, на краю пустыни. Коттедж теперь был заброшен, но раньше он использовал его, отдавая в распоряжение пастуху, заботившемуся о его стаде. Десять лет назад, сказал он, его использовал молодой пастух, которого он описал как умственно отсталого, что прозвучало очень знакомо. Райан описывал человека, с которым ушел Стэн, как эдакого деревенского дурачка. Я жадно заинтересовался этим пастухом, но Абдалла сказал, что он больше у него не работает.

Мы присели в тени, и я попросил Абдаллу рассказать, что он видел здесь в 1991 году. "Это было 26 января", начал он. "Я ехал из Ани на своем пикапе, чтобы навестить моего пастуха, жившего тогда в этом доме, и посмотреть, не нужна ли ему пища или вода. Когда я прибыл, его здесь не было. Оглядевшись, я увидел человека в вади, примерно в двухстах метрах отсюда. Я поехал к нему, и понял, что это иностранный солдат. У него была винтовка. Я подъехал и заговорил с ним — я немного знаю английский — и спросил его, что он там делает. Я сказал ему, что поеду в Ани и привезу еду. Он, кажется, вполне согласился с этим, и не пытался остановить меня. Разумеется, в Ани я пошел прямо в полицию, и сказал им, что около моего дома был вражеский солдат. Они взяли человек пятнадцать и отправились сюда на Лэндкрузерах.