ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ОБНАРУЖЕНИЕ МЕСТА СМЕРТИ ВИНСА давало мне огромное преимущество, поскольку, подобно обнаруженному ранее месту дневки, оно являлось четким ориентиром, относительно которого я в своей работе мог двигаться как вперед, так и назад. Это было важно, поскольку, хотя я нашел место, и, вероятно, причину, смерти Винса, я все еще не установил обстоятельства. Тем вечером нас пригласили отобедать на бедуинскую ферму, чьи хозяева, принадлежащие к племени Дулейм, зарезали для нас овцу. Как всегда, из пустыни появилось огромное количество гостей, и после того, как мы объелись и развалились, попивая чай, раздались веселые шутки. Аббаса непрерывно высмеивали как "того, кто в первую очередь создает проблемы". В какой-то момент вспыхнула перепалка между бедуинами и Абу Омаром, военным наблюдателем с кислым лицом, заявившим, что патруль SAS был "трусами, сбежавшими от двух мальчишек и старика". У меня на душе потеплело, когда я увидел, как люди племени Дулейм, бросая на пол свои головные платки, сердито отвечали, что представитель властей не знает, о чем говорит. Эти люди всю свою жизнь испытывали судьбу в тех же условиях, с которыми столкнулась здесь Браво Два Ноль, и инстинктивно понимали, что истинный героизм патруля заключался вовсе не в бесчисленных количествах убитых врагов, а в выживании зимой в этой неумолимой пустыне.

В один из моментов того вечера произошла небольшая трогательная церемония, когда Мохаммед передал мне бинокль Винса Филипса. Я внимательно осмотрел его — бинокль был серьезно поврежден, и хоть и был оливково-зеленого цвета, точно не был стандартного британского армейского образца. Тем не менее, я помнил, что Райан в своей книге упоминал, что перед операцией, будучи в Абу-Даби, члены группы купили несколько небольших биноклей, названные им "отличным вложением денег". Разумеется, подумал я, это могло поддержать заявление Мохаммеда, что бинокль принадлежал умершему Винсу.

Позже я спросил его, не знает ли он каких-нибудь танковых капониров поблизости, надеясь найти место дневки Райана 25 января. Он выглядел озадаченно и начал спрашивать остальных: "Что он имеет в виду?" Никто, казалось, не знал, так что мне пришлось объяснить, что я ищу своего рода яму в земле, где бы могли укрыться британские солдаты. Лицо Мохаммеда внезапно просветлело. "Я знаю, что это", сказал он. "Место, где я нашел следы на следующий день после того, как отвез Флипса в морг — но оно никак не связано с танками. Это водосборный бассейн, который бедуины построили с помощью бульдозера".

"Вы имеете в виду, что вернулись в то место после того, как забрали тело Филипса?"

"Да. Я думал, что этих людей там могло быть больше. Предыдущим днем я видел следы у тела Флипса, и знал, что он был не один. Я вернулся, взяв с собой еще пятерых человек — в основном, своих родственников".

С того момента, как я оказался на плато, то недоумевал, зачем танкам находиться в этих местах, когда они были нужны на фронте, в Кувейте, и идея, что "танковый капонир" в действительности был бедуинским водосборником, казалось, имела больше смысла. Следующим утром, вскоре после рассвета, мы отправились на пикапе Мохаммеда осмотреть "капонир". Пока мы ехали, я спросил Мохаммеда, много ли таких бассейнов в окрестностях. "Нет", сказал он. "Этот — единственный, который я знаю. В последние годы мы их не рыли из-за засухи. На самом деле, сейчас от него мало что осталось, потому что все эти годы он разрушался дождем и снегом, но в то время, когда я нашел Флипса — десять лет назад — он был весьма глубоким".

На удивление скоро после начала нашей поездки он остановил машину и показал мне овальных очертаний выемку глубиной не более одного фута, частично окруженную тем, что очевидно когда-то было высоким земляным валом. Смотреть тут было особенно не на что, но это явно были остатки какого-то рода земляного сооружения, и я точно не натыкался ни на что подобное в этих местах. Разумеется, подумал я, это должно было быть оно.

"Так это сюда вы приехали на следующий день после того, как нашли Филипса?" спросил я Мохаммеда.

"Да", сказал он. "Я вернулся еще с пятью людьми, и мы пошли по следам назад от места, где я нашел тело. Тогда было очень много грязи, и следы были ясно видны. Я мог точно сказать, что это не были следы местных жителей. Как бы то ни было, когда мы подъехали, то нашли очень много нечетких, стертых следов вокруг водосборника — знак того, что люди, бывшие здесь, не просто прошли мимо, но и провели здесь некоторое время. Тут были весьма глубокие колеи, ведущие в яму, и вокруг них снова множество следов. Они вели на север, непосредственно к тому месту, где я нашел тело".

Я оглянулся, и заметил, что дома Дулейм, где мы обедали, были ясно видны на расстоянии не намного больше километра к востоку. Я снова задумался, не были ли они или их предшественники ошибочно приняты Райаном за военный пост. Это было крайне важно, понял я, потому, что именно очевидная близость военного поста (или транспортного средства) не дала SAS-овцам сгрудиться вместе, приготовить горячее питье или просто двигаться — любые из этих действий, возможно, спасли бы Винсу жизнь. Райан даже подчеркивает в своей книге, что Винс спросил его, могут ли они собраться вместе, прижавшись к друг другу, на что Райан ответил, что "двигаться слишком опасно".

Мохаммед подтвердил, что в 1991 году на этом месте не было никаких зданий, а что касается военного поста, то здесь никогда не было ни одного, сказал он. Ближайшей воинской частью была та заброшенная, что я видел более чем в пятнадцати километрах отсюда, идя по следам Макнаба. Ее не было бы видно даже если забраться на обваловку капонира.

" А как насчет каких-нибудь военных машин?"

"В то время здесь не было никаких военных машин", решительно сказал Мохаммед. "Я был здесь в то время, и я бы увидел их или видел их следы. Никто не сможет проехать здесь так, чтобы бедуины не узнали. Тут не было никакого военного поста и никаких машин, и никакого дома, который можно было бы за них принять".

Что удивило меня в этом "капонире", так это насколько близко он был к дороге — не больше, чем в десяти километрах. Это было удивительно, потому что Райан говорит, что 25 января они ушли от дороги примерно в 00.30, а сюда прибыли только в 05.00 — десятикилометровый марш за четыре с половиной часа. Когда я повнимательнее изучил карту Райана, стало похоже, что дневка 25 января находится примерно в десяти километрах к северу от дороги, и, предположительно, может оказаться этим местом. А если так, то можно как следует прикинуть расстояние, на самом деле пройденное Райаном в ночь с 24 на 25 января. Игнорируя свою собственную карту, он пишет, что от НП они прошли шестнадцать километров на юг, потом десять километров на запад, потом еще десять-пятнадцать — на север, обратно к дороге. Тогда, по самой щедрой оценке, к полуночи 24 января его группа за восемь часов прошла от места своего изначального укрытия, лишь около сорока километров а не шестьдесят, как сообщает в своем отчете де ла Бильер. Это, между прочим, означало бы, что они шли, делая не по девять километров в час, как говорит Райан, а по пять — стандартный темп для не обремененного патруля SAS в хороших условиях.

Если место дневки 25 января находилось всего в десяти километрах к северу от дороги, то даже приняв на веру данные Райана, его группа той ночью прошла только пятьдесят километров, а не семьдесят, о которых он говорит. Однако, судя по его карте, расстояние может оказаться даже меньше — возможно, не более сорока километров. Любой, кто попытается пройти сорок километров ночью по бездорожью в неизвестной местности, с грузом в тридцать килограммов, признает, что это будет значительный подвиг. Но пройти семьдесят, или, по утверждению Макнаба, "сделать два марафона" — блажен кто верует. Кстати, если Райан той ночью прошел пятьдесят километров за одиннадцать с половиной часов, тогда средний темп составил 4,3 километра в час — результат, который большинство членов SAS считает весьма неплохим, учитывая отвратительные условия.

Моей следующей задачей было измерить расстояние между обваловкой и местом, где Мохаммед нашел тело Винса. Я попросил Мохаммеда отвести меня туда, где мы построили карн, двигаясь по прямой. Хотя я не мог разглядеть небольшую груду камней непосредственно от капонира, очень скоро она появилась в поле зрения посреди плоской пустыни. В определенных с помощью GPS данных не могло быть ошибки. Место, где умер Винс, было точно в трех километрах от "капонира". Я проверял это снова и снова, но не было никакого сомнения. От места, где Райан и остальные устроили дневку до места, где они потеряли Винса, было три километра. При том темпе, с которым они шли предыдущей ночью, это был бы менее чем часовой переход, но принимая во внимание, что они очень сильно страдали от гипотермии, это, возможно, заняло часа полтора. Однако Райан в своей книге четко говорит, что той ночью они сделали сорок километров и потеряли Винса, пройдя двадцать. Я уже отметил, что, поскольку дорога на Крабилу лежит всего в шестнадцати километрах к северу от "капонира", исчезновение Винса произошло бы к северу от нее, в то время как Райан заявляет, что это случилось южнее. Более того, Райан в своей книге ясно дает понять, что ухудшение состояния Винса было постепенным процессом, растянувшимся на часы, в ходе которых они пытались подбодрить его, но со все убывающим успехом.

Если Винс пропал в течение всего одного часа с момента начала движения, это сразу же представляет все происшедшее в совершенно другом свете. Это значит, что даже дата, выбитая на надгробном камне Винса на кладбище Св. Мартина в Херефорде — 26 января 1991 — вероятно, была неверна.

Райан говорит, что они оставили "капонир" примерно в 18.30, так что если моя информация была верна, время, когда Винс свалился в изнеможении — или, по крайней мере, исчез — было, должно быть, не позднее 20.00 25 января. Если то, что рассказал мне Мохаммед, было верно, то Райан, должно быть, совершенно запутался в событиях той ночи, поскольку даже факты, которые он сообщил в Полку, были неправильными. Это подтверждено официальным письмом командира Полка госпоже Филипс, сообщающим ей о смерти Винса, в котором утверждалось, что он заблудился "в течение ночи, и умер в ночь с 25 на 26 января". Эта информация, которая могла поступить только от Райана, предполагает, что исчезновение Винса Филипса произошло уже совсем по ходу ночного марша, а не в каких-то трех километрах — 1,8 мили — от отправной точки. Райан совершенно точно говорил семье Филипса, что Винс умер ночью 25 января — почему, тогда, на надгробии стоит дата 26 января?

Остальные версии произошедшего той ночью исходят от Макнаба и де ла Бильера. Обе они, вероятно, происходят от Райана или Стэна, однако представляют интерес из-за дополнительных деталей, которые они вставляют или опускают. Макнаб, например, говорит, что в ходе одного из привалов Винс впал в беспамятство, а Стэн с Райаном попытался сгрудиться вокруг него, чтобы поделиться теплом своих тел, но без большого успеха. Он подразумевает, что они шли вместе до тех пор, пока не начали подниматься по склону, где Стэн остановился подождать Винса, но тот не появился, после чего они оба вернулись, чтобы разыскать его. Отчет де ла Бильера отличается только одной существенной деталью: в нем сообщается, что Райан оставил Стэна и отправился искать Винса в одиночку. Оба отчета неверны, по крайней мере, в одном аспекте — в момент исчезновения Винса Райан и Стэн не могли карабкаться по склону, поскольку в месте, где Мохаммед нашел тело Винса, нет никаких склонов: пустыня здесь совершенно и абсолютно плоская. Сам Макнаб повторяет данные разведки, полученные группой перед выходом, заявляя, что в пределах семнадцати километров от шоссе перепад высот составлял не более пятидесяти метров.

Стэн и Райан оставили Винса умирать в холоде и одиночестве, поскольку, по словам Стэна, в то время у них, разумеется, не было другого выбора. С военной точки зрения они поступили правильно. Слабым местом всех операций Сил Спецназначения всегда была проблема потерь. Согласно официальной доктрине они должны просто оставить их, но есть также неписанный кодекс армейского товарищества, обязывающий спасать своих товарищей, если есть хоть малейший шанс. Никто не мог ни в чем винить Райана и Стэна. Если бы они не оставили Винса, то погибли бы все.

Меня внезапно озарило — Райан, видимо, испытывал сильнейшее чувство вины за смерть Винса. Даже после возвращения в Великобританию, признавался он, мысли о Винсе изводили его, и он постоянно думал, что еще он мог бы сделать, чтобы спасти его.

Райан, когда писал свою книгу, должен был знать, что его осуждение Винса было нарушением традиций Полка, и все же он непреклонно довел это до конца. Другие члены группы, очевидно, были разъярены тем, каким он изобразил Винса, потому что после показа экранизации "Единственного вышедшего" семья Филипса получила письма от Кобурна, Динджера и Макнаба, в непечатных выражениях критикующих Райана. "На протяжении всего выполняемого задания Винс никогда не совершал указанных действий…" писал Кобурн. "Напротив, сам факт того, что он был в патруле, ставит под сомнение изложенную Райаном версию событий. Будь она правдивой, ему ни за что не позволили бы принять участие в боевой операции в тылу противника… хоть я и не слишком хорошо знал Винса, он оказал мне огромную личную помощь в ходе операции. Его сила характера и опыт службы в Полку были постоянным источником уверенности. Его действия в поле можно описать как исключительно профессиональные и Вы… имеете полное право справедливо гордиться им".

Позже в интервью "Дейли Миррор" Стэн сказал, "Что причиняет мне огромную боль, так это описание Крисом Райаном смерти Винса. Любой из нас мог пасть первым. Просто это случилось с Винсом. Но говорить то, что сказал Райан, что он облажался, это отвратительно, совершенно отвратительно — так считает весь Полк и остается при этом мнении".

Динджер охарактеризовал свою реакцию на изображение Райаном Винса как "шок, мучение и отвращение" и назвал его сплошной ложью. "Если вам станет хоть чуть лучше от этого письма", обращался он к Веронике и ее мужу, "то я скажу вам правду: Винс был хорошим другом и ключевым членом патруля в трудной ситуации. Винс НЕ раскрыл группу и не вел себя так, как это изображается. Для меня было честью знать Винса и вместе с ним участвовать в операции".

В письме отцу Винса Макнаб подтвердил, что Винс умело делал свою работу и жестко критиковал Райана за то, что он оклеветал "товарищей, которые пожертвовали за него жизнями, когда ситуация этого потребовала".

Несмотря на эти заверения других членов группы, существовал еще и секретный доклад SAS о Винсе, просочившийся в "Мейл он Сэнди", являющийся, казалось, официальным признанием версии Райана. Однако, внимательное изучение этого доклада, не оставляет сомнений относительно его источника. Поскольку Макнаб не говорит, что Винс, двигаясь, привлек внимание мальчика-пастуха, а Динджер явно отрицает это, конечно, это утверждение могло исходить только от самого Райана. Точно так же утверждение, что Винс заснул в охранении, упоминается только Райаном, а утверждение, что у него "не лежала душа ко всему этому, и недоставало желания выжить" по форме и содержанию подобно изложенному в книге Райана. Совершенно очевидно, что источником для этого доклада является Райан, официально бывший вторым в цепочке командования подгруппы Винса.

Чем больше я думал об этом, тем более убеждался, что ключом мог являться последний разговор Райана с Винсом, когда они лежали в колеях у "капонира" и медленно замерзали до смерти. Здесь говорит Райан, Винс признался, что увидел пастушка, и, следовательно, мальчишка видел его, подтверждая мнение Райана о том, что сержант сорвал всю задачу. Одной из причин того, что Винс так ужасно страдал от гипотермии, было то, что — по его собственному признанию — Райан отказался отбросить догмы, как это сделал Макнаб, и риск обнаружения с находящихся в 600 метрах позиций противника. Однако, готовя горячее питье, рискуя быть обнаруженным, Макнаб поставил жизни своих людей выше тактических соображений. И поскольку мой свидетель утверждал, что поблизости не было никаких вражеских позиций, то отказ Райана расслабиться, учитывая состояние Винса, выглядит более чем сомнительным.

Могло ли оказаться, задумался я, что Райан испытывал настолько сильную вину за свой отказ отбросить рутинные правила — даже при условии, что согласно моему свидетелю поблизости не было никакого врага — что, начав писать свою книгу, был вынужден попытаться убедить своих читателей, и возможно даже себя самого, что в действительности не был ответственен за случившееся с Винсом?