30 ноября. Подмосковная Голландия «Танкам нужны хорошие дороги да мосты»

Положение группы Захарова. Последний бой за Сафоново. Начало отхода. 1-я Уд А готовится к контрудару с целью оказания помощи группе Захарова. Искусственное наводнение на севере Подмосковья. Оперативная пауза на фронте 30-й А. Итог боевых действий армии Д.Д. Лелюшенко. Наступление 2-й тд немцев. Падение Красной Поляны и вступление в бой частей 20-й А.

30 ноября бои на фронте группы Захарова достигли кульминации. На центральном участке 6-я тд вела наступление путем двухстороннего охвата усиленным 4-м сп: 1-м батальоном справа и 2-м батальоном – слева от шоссе. Атакующие смогли ворваться в расположение 133-й сд и захватить часть позиций в Космынке и у Клусова. Однако в населенных пунктах сохранились очаги сопротивления. Последовали контратаки наших войск, поддержанные артиллерией, и враг вынужден был отойти на исходные позиции.

Положение на правом фланге Западного фронта 30 ноября 1941 г.

Против правого фланга 133-й сд наступал усиленный 114-й сп, который 2-м батальоном атаковал высоту 253.0 у Сафоново, а другим продвигался на Ольгово через Доронино[343]. Это движение в обход позиций у Сафоново прошло без каких-либо серьезных препятствий и к 13.00 вывело немцев к Ольгову, которое и так находилось в их руках.

Зато 2-му батальону 114-го сп пришлось выдержать тяжелый бой: «В южной части Сафоново, где подвалы были оборудованы подобно крепости, и были связаны друг с другом системами траншей, противник защищался ожесточенно»[344]. Подробности боя за д. Сафоново стали известны из письма артиллериста 521-го сп П.В. Андреева.

«30.11.1941 немцы на рассвете начали нас атаковать и до 14 часов нами было отбито 6 атак. Примерно в 10–11 часов 30.11 налетели наши 2 самолета Пе-2 и начали бомбить д. Сафоново. При этой бомбежке наше 2-е орудие от прямого попадания было уничтожено вместе с расчетом. 122 мм орудие было при первом артобстреле д. Сафоново со стороны немцев, т. е. на рассвете, выведено из строя, и орудийный расчет полностью вышел из строя. Осталась одна 45 мм пушка. Но немцы почему-то атаковали без танков.

У нас были большие потери убитыми и ранеными. А также осталось мало пулеметов и минометов. Командир 4-й роты мл. лейтенант Пшеничников – ранен, командир 5-й роты, фамилию не помню, – ранен, командир батальона cm. лейтенант Любимов (ему в д. Сафонове прибыл приказ 28.11.1941 о присвоении звания капитана) ранен.

В третьем часу дня 30.11 немцы открыли по д. Сафоново артогонь, и меня ранило в левый висок, в результате чего я потерял левый глаз. Расчет 1-го орудия был почти весь выведен из строя, остались у орудия я, и рядовой Иванов.

До вечера было сравнительное затишье, а потом из леса вышли 4 танка и, ведя огонь, двинулись на д. Сафоново. Рядовой Иванов при подноске снарядов был убит, и бронебойных снарядов у нас осталось 4 штуки, а осколочных было много.

Оставшаяся пехота замерла в ожидании, так как танки были уже в 150 метрах от деревни. Наше орудие не открывает огня, и начали кричать в сторону нашей огневой позиции: «Вы что, так вашу мать, заснули?!» Орудие было побелено белой глиной, и на фоне снега его заметить было трудно на расстоянии 15–20 метров. Я зарядил орудие и выжидал приближения танков. Кстати, танки шли без пехоты почему-то. Но, по-видимому, из-за ранения мне казалось, что танки еще далеко, т. к. я потерял много крови. На расстоянии примерно 70–80 метров первым выстрелом был поражен головной танк, а потом и все остальные. За этот бой меня представляли к высшей правительственной награде ордену Ленина.

При ведении огня по танкам я не проявил никакого героизма, т. к. у меня было какое-то такое состояние, о котором трудно рассказать: во рту горечь, все безразлично, в оставшемся правом глазу мелькали желтые круги, которые мешали мне прицеливаться. Очень плохо видел сетку и перекрест в панораме. И было безразлично, убьют меня или не убьют.

Очень много раненых, которые были в состоянии держать оружие в руках, вели огонь, т. е. из строя не вышли. Да и некуда было эвакуировать тяжело раненых, кругом деревни Сафонове был враг. Деревня горела сильно. Раненых переносили из горящих изб в подвалы изб, которые еще не горели.

Я часто терял сознание, а потом приходил в себя, немного передвигался и опять терял сознание…

30.11.1941 г. примерно в 18 часов прибыли наши разведчики взвода полковой разведки и принесли приказ отходить к штабу полка, а в какую деревню – не знаю. С разведчиками прибыл политрук Цукерман Лазарь Вениаминович, который и тащил меня на своей шинели по снегу волоком несколько километров. Когда я приходил в сознание, то немного шел сам с его помощью, а потом опять терял сознание…»[345].

На левом фланге группы Захарова 126-я сд сдерживала противника пытавшегося наступать на Б. Титово и попыталась вернуть Ригино но неудачно[346]. В результате к вечеру 68-й пп 23-й пд установил связь с 6-й тд в Мостках.

В тылу группы Захарова, перерезав Рогачевское шоссе, враг продолжал распространяться в восточном направлении. 23-я пд достигла одной из своих полковых групп района Векшино – Каменка – Кочергино. Это был 67-й пп, сменивший здесь 9-й, который составлял другую полковую группу. Он в свою очередь переместился в район Удино – Старо – Левково.

Несмотря на то, что немцам удалось охватить центральный участок обороны группы Захарова с двух сторон, они не расценивали этот успех как решающий, поскольку для продолжения обходов требовалось много времени, а было необходимо спешить. Поэтому генерал Э. Раус, несмотря на колебания своего начальника, командующего 41-м ак В. Моделя, принял решение «положиться на грубую силу»[347] и с утра вновь атаковать вдоль Рогачевского шоссе. Пробив нашу оборону силами 6-й тд, противник намеревался пустить вперед боевую группу ф. Витерсхайма из 1-й тд, которая уже подошла с севера и стояла «в затылок» за 6-й тд. Планируя решительные действия на следующее утро, немцы не заметили, что наши части уже начали отход.

Генерал Захаров решил отвести свои войска на юг, на позиции которые были, видимо, несколько ранее согласованы со штабом 16-й А.

При этом он, похоже, недооценивал силы врага, которые вышли ему в тыл. В приказе на отход не предусмотрены действия в случае серьезного сопротивления на рубеже Каменки. Решение было принято во второй половине дня, а поздно вечером, когда группа Захарова уже начала отступление, командующий Западный фронт отдал приказ[348] (радиограммой, которая запоздала) с требованием оставаться на месте и ждать помощи[349]. Ее должна была оказать 1-я УдА.

К сожалению, описание начала этой операции в изложении В. И. Кузнецова содержит фактические ошибки. Он пишет, что сначала 44-й сбр пришлось захватывать плацдарм на канале, оттесняя части 23-й пд, которая в действительности так никогда до этих мест не добралась. Потом среди соединений, которые двинулись на помощь группе Захарова, вдруг оказалась и 133-я сд[350], которая в эту самую группу и входила.

Современный вид водоспуска южнее Яхромы, через которой в конце ноября 1941 г. производился сброс воды из канала.

Захватывать плацдарм не требовалось, поскольку в районе Деденево за каналом уже несколько дней находились части 47-й сбр. И согласно боевому приказу № 5/о от 23.50 30 ноября она должна была всеми силами оказать содействие бригадам, которые вели наступление. Их было первоначально только две. 44-я сбр с 8-м олсб должна была наступать в направлении Ольгово и во взаимодействии с 71-й сбр к 14.00 овладеть Степаново, Жуково, Ольгово, и войти в связь с 133-й сд. От 71-й сбр с 20-м олсб требовалось наступать в направлении Ольгово, выдвинув заслон на линию Сокольникове, Андрей-ково, а остальными силами во взаимодействии с 44-й сбр в 14.00 атаковать Ольгово с юго-запада и выйти на линию Ольгово, Гончарово. 17-й олсб и пулеметный батальон под командой подполковника Крыловского должны были выйти на линию Горки, Старо, обеспечив действие ударной группы со стороны Сокольникове, Левково. Начало наступления – 8.00 1 декабря[351].

Чтобы занять исходные позиции, частям ударной группировки требовалось перейти через канал, на котором уже не было мостов. 30 ноября водная преграда затрудняла действия не столько немецких, сколько наших войск. В этот день в штабе 71-й сбр состоялось совещание, на котором обсуждались планы наступления. Одним из его участников был С.Ф. Кувшинов, занимавший в бригаде должность офицера связи от Военно-Морского Флота. От него мы и знаем некоторые подробности о действиях бригады в те дни.

«Когда все расселись, начальник штаба кратко доложил обстановку на участке бригады. Он сказал, что 6-я танковая дивизия противника, расширяя клин к югу от шоссе Ольгово – Яхрома, двумя батальонами со средствами усиления заняла Языково, Борисово (правильно Борносово – Прим. автора), Гончарове, Семенково. Гитлеровцы спешно укрепляют эти населенные пункты. Есть основания предполагать, что в ближайшие дни враг предпримет бросок через канал. По данным разведки, у гитлеровцев в районе Степаново, Ольгово имеются танки, по шоссе движется большое количество войск противника с артиллерией и минометами.

Командование армии поставило бригаде задачу: в ночь на 1 декабря атаковать Ольгово, Языково и прилегающие пункты, овладеть ими и выйти в тыл войскам противника, находящимся в Яхроме. Целью этого удара было сковать как можно больше сил врага и оказать помощь оперативной группе генерала Ф.Д. Захарова при выходе из окружения. Совместно с нашей бригадой должны были действовать 44-я и 56-я стрелковые бригады, а затем и 55-я стрелковая бригада. В случае успеха эти силы могли серьезно угрожать вражеским тылам…

– А танки будут? – задал вопрос кто-то из задних рядов.

– Пехоту ноги кормят. Она везде пройдет, отвечен начарт. – А танкам нужны хорошие дороги да мосты. Вчера взорвали мост на канале, а сегодня танкисты целый день пытались переправить хотя бы один танк, да так ничего и не вышло. Лед непрочный, ломается. Восемь танкеток переправляли прямо на руках, и то одну утопили… Вот как обстоит дело с броневым прикрытием, – окончил полковник»[352].

Здесь уже прямо сетуют на то, что мост был взорван, и подразумевают поспешность этого решения. Участники совещания явно считали, что при наличии моста дела пошли бы более успешно. Г.И. Хетагуров в своих воспоминаниях также отмечает, что «на мой взгляд совершенно без надобности были взорваны Яхромский и Дмитровский мосты, что потом значительно осложнило наше наступление»[353].

Однако мы, зная дальнейшее развитие событий, не будем столь категоричны. Что было бы, если бы Яхромский мост остался цел? Наступление через него привел о бы к прямому штурму горо – да. Опираясь на известные теперь итоги последующих недельных боев 1-й УдА за Яхрому можно констатировать, что ничего, кроме еще больших потерь, этот штурм не дал бы. В последующие дни все успехи были достигнуты 1-й УдА вне города, а попытки взять Яхрому неизменно оканчивались неудачей, и если и были в чем-то полезны, то лишь в том, что частично сковывали противника. Только это хоть как-то оправдывало принесенные жертвы. А вот железнодорожный мост севернее Деденево для дальнейших операций, несомненно, пригодился бы.

И здесь пора упомянуть еще об одном моменте – искусственном наводнении на севере Московской области.

Кажущийся экзотическим метод борьбы путем затопления территории известен, по крайней мере, несколько столетий. Из отечественной военной истории можно, например, вспомнить эпизод с осадой г. Тулы в начале XVII века.

Однако чаще всего этот прием использовали в Нидерландах, начиная со времен буржуазной революции и кончая эпохой мировых войн. Поскольку там обширные районы, огороженные дамбами, находятся ниже уровня моря, открытие шлюзов обеспечивает затопление больших территорий.

В Подмосковье, весьма далеком от морей, можно использовать только воду рек. Однако во время военных действий важен фактор времени. Плотину (как в свое время под Тулой) нельзя построить в считанные часы. Быстро ее можно только разрушить.

Место, где р. Сестра протекает под каналом. На противоположной стороне зимой 1941 г. были установлены конструкции, перекрывшие водный поток.

Здесь на помощь нашим войскам пришла система гидротехнических сооружений, возникших в связи с постройкой канала Москва – Волга. Руководил работами в контакте с командованием Западного фронта начальник Управления канала Д. Агафонов.

«23 ноября противник широким фронтом начал наступление на Клин – Рогачев – Дмитров, и к этому времени нами было получено распоряжение генерала армии Г. Жукова приступить к затоплению поймы реки Сестры и долины реки Яхромы. Тогда и было перекрыто русло Сестры, и уровень воды в реке стал повышаться, Чтобы ускорить процесс затопления, пришлось открыть донный водосброс канала. К утру 24 ноября вода стала выходить из берегов на пойму, заливая обширную заболоченную долину реки. Через три дня уровень реки поднялся на шесть метров, было затоплено пространство шириной до двух километров.

Фашисты продолжали наступление к Дмитрову. Они заняли уже Рогачев. 26 ноября мы приступили к активному затоплению поймы реки Яхромы. На реке начался ледоход. (Генерал И.П. Галицкий утверждает, что сброс воды был начат сразу после ликвидации плацдарма у Перемилова[354]. Но это ошибка. Еще одним подтверждением даты 26 ноября служит рассказ А. И. Премилова, который, отступая из Рогачева на Прожектор видел, как по Яхроме поверх льда течет вода [355] – Прим. автора)

Но этого оказалось недостаточно. Для увеличения сброса воды в реку были включены насосные станции дополнительно на трех шлюзах, и вода из Икшинского водохранилища стала поступать в Яхрому. Уровень в реке поднялся до 3,5 метра, превысив даже уровень весенних паводков. Под водой оказались долины Сестры и Яхромы до Волжского водохранилища протяженностью до 60 километров.

Вечером 27 ноября передовые части немецко-фашистских войск приблизились к каналу Москва Волга в районе Дмитрова. Работникам канала приходилось действовать под артиллерийским обстрелом и налетами авиации. Надо было увеличить поступление воды в реку Яхрому. Для этого спустили воду из Яхромского водохранилища. Она стала поступать со скоростью 150 кубометров в секунду, а горизонт ее поднялся до четырех метров. Встретив на своем пути неожиданную и неодолимую водную преграду, танковые и другие части противника не смогли форсировать Яхрому и канал»[356].

Среди организаторов работ по затоплению назван и начальник инженерных войск 16-й армии полковник Ф.М. Савелов, который был направлен в Яхрому с задачей в случае угрозы их прорыва к каналу открыть шлюзы Яхромского и Икшинского водохранилищ[357]. Тем не менее, основная заслуга в проведении этих мероприятий принадлежит гражданским лицам.

Так, для надежного затопления поймы необходимо было помимо спуска воды из водохранилищ перекрыть и сток р. Сестры.

«Затопление поймы р. Сестры осуществлялось путем перекрытия шандорами отверстий трубы, по которой р. Сестра пропускается под каналом. Шандоры изготовлялись тут же на месте. После перекрытия отверстий Сестринской трубы дамбы канала образовали плотину, преграждающую течение реки.

Однако зимние расходы р. Сестры (2–3 м[358]/сек) недостаточны для быстрого затопления поймы, имеющей объем около 100 млн. куб. метров. Поэтому заполнение ее решено было осуществить волжской водой из Иваньковского водохранилища через имеющийся при Сестринской трубе донный сброс. Максимальный расход через донный сброс возможно было довести до 235 м³/сек. Принятая схема обеспечивала быстрое и оперативное заполнение поймы р. Сестры до любого заданного горизонта…

Наступление противника широким фронтом на направлении Клин – Рогачево – Дмитров началось 23 ноября. К этому времени было получено распоряжение маршала Жукова (эта ошибка со званием командующего Западного фронта показывает, что цитируемый отчет был составлен спустя много месяцев после событий – Прим. автора) приступить к заполнению долины р. Сестры и подготовиться к активному затопление долины р. Яхромы. Тогда же (23. XI-41 г.) были полностью перекрыты шандорными затворами все пролеты Сестринской трубы, открыты затворы донного сброса при трубе и началось интенсивное заполнение поймы р. Сестры.

Уровни воды в р. Сестре, имеющие первоначальную отметку 109,8 м, начали быстро повышаться. Уже 24. XI вода стала выходить на пойму, заливая обширную заболоченную долину реки. Через три дня после начала операции уровни воды на пойме р. Сестры поднялись над первоначальным горизонтом на 6 м и достигли отметки 116.0 м. При этом горизонте ширина затопленной долины р. Сестры составила свыше 2 км, сужаясь вверх по течению к устью р. Яхромы до 1 км»[359].

В дополнение к отчету надо коротко сказать о судьбе мирных жителей. Современные исследования (тщательный анализ топографии района и опрос старожилов) показывают, что «искусственный разлив реки Сестры в конце ноября 1941 года никакого ущерба гражданскому населению не принес. Рассказы о затопленных и замерзших в последовавшие страшные холода домах и людях – не более чем выдумка»[360].

Эти мероприятия не остались незамеченными противником и были отмечены в сводке немецкого командования. «14 пд (мот.): На восточном берегу канала русские строят позиции. Железнодорожное и автомобильное движение вдоль канала в обоих направлениях подавлено нашей артиллерией. Пойма р. Яхрома северо-западнее г. Дмитров затоплена водой» [361].

Искусственное наводнение было целесообразной военной мерой, но рассказы о том, что именно оно остановило немецкие танки, представляют собой сильное преувеличение. Как мы знаем, танки переправились по мосту, а кроме 7-й тд на фронте у р. Яхромы немецких танков нигде не было. Водный поток действительно мог бы сильно затруднить немцам дальнейшие операции, если бы они намеревались их продолжить и после неудачи под Яхромой. Но, как раз в эти дни, противник перешел к обороне на фронте, простиравшемся от Яхромы до Волжского водохранилища, сместив свои усилия на юг.

30 ноября 56-й ак издал приказ, согласно которому корпус в составе 7-й тд, 14 мтд и 36 ид переходил к обороне, защищая северный фланг 3-й ТГр на линии Яхрома – западнее Дмитрова – р. Яхрома до впадения в р. Сестру – р. Сестра до переправы у Слободы – Бортниково – Рябинк – и Вараксино[362]. Вслед за этим соответствующие приказы выпустили и подчиненные корпусу дивизии. Поэтому немецкие войска, располагавшиеся севернее устья Яхромы, искусственного затопления так и не увидели.

То, что созданный ценой значительных усилий водный рубеж не пригодился, никак не умаляет заслуг его создателей, к которым следует отнести и тысячи строителей канала (по большей части заключенных). Противник учитывал наличие этого рукотворного водного рубежа и пытался оценить трудности его преодоления. В частности немцы предвидели и возможность организации искусственного наводнения в поймах Сестры и Яхромы. С учетом этого фактора в качестве места форсирования канала были выбраны окрестности Яхромы[363].

Можно отметить и чисто психологический момент: наверняка командование сильно ослабленной 30-й А чувствовало себя спокойнее за водяным «валом». В этом случае, даже кавалерийские дивизии армии державшие оборону севернее Дмитрова на рубеже канала и имевшие в своих рядах не более 450 бойцов[364] имели шанс удержать довольно протяженный фронт.

После того, как 1 – я УдА была включена в состав Западного фронта, 30-я А вернулась в свою полосу обороны.

Согласно сводке Генштаба, «части 30-й армии вели бои с мелкими группами пехоты противника на дмитровском направлении.

5 сд, 46 кд и 1319 сп 185 сд занимали прежнее положение. 280 сп и сп 365 сд с двумя эскадронами

57 кп отдельными узлами сопротивления обороняли участок опушка леса севернее Бортниково – Борщевка – Орлово – Нижнево – Насадкино – Орево и вели бои с мелкими группами противника.

923 сп оборонял район Иваньковской переправы, 24 кд занимала прежний рубеж обороны. 18 кд обороняла рубеж пристань Соревнование – (иск.) Татищеве.

21 тбр вышла в район Большая Волга. 8 тбр – на марше в район Большая Волга. 107мед – на марше в район Литвинцево (7 км от Рождествено).

58 тд – в движении в район Кимры» [365].

Мы видим, что механизированные части 30-й А покинули Дмитров. Через несколько дней, после пополнения, они сыграют важную роль в контрнаступлении. 8-я и 21-я танковые бригады выйдут в район Клина и, создав угрозу пути отступления северной группировке немецких войск, вынудят ее начать отход, в том числе и из-под Яхромы. В противоречии с этим находится сообщение комбата 58-й тд Г.П. Артемьева. Из его воспоминаний следует, что спешенные танкисты держали оборону под Дмитровом вплоть до 6 декабря и стали свидетелями начала контрнаступления советских войск[366]. Нельзя сказать, что это был какой-то «забытый» батальон. Автор воспоминаний описывает, как в один из этих дней к ним было доставлено зимнее обмундирование. Возможно, автора подвела память и по прошествии многих лет он путает даты.

Как следует из сводки Генштаба, утром 5-го декабря 58-я тд сосредоточилась в районе Глебово[367] (Глебово находится практически в крайней северной точке Талдомского района – Прим. автора). По-видимому, Г.П. Артемьев стал свидетелем одной из атак 1-й УдА через канал. Ее операция началось раньше общего контрнаступления, о чем будет рассказано в следующей главе.

Схема затопления пойм рек Сестра и Яхрома, выполненная организаторами работ.

В течение последующих нескольких дней на всем протяжении фронта 30-й А проходили лишь отдельные бои с разведывательными подразделениями противника, а сама армия занималась получением пополнения и перегруппировкой. Рассмотрим потери, понесенные обеими сторонами в боях на дмитровском направлении, хотя материала для полноценного анализа мало.

Численность 30-й А перед началом немецкого наступления составляла 23000 человек[368]. За 15 дней боев было потеряно 60–70 % личного состава[369]. Это примерно по 1000 человек в день. При «стандартном» соотношении числа убитых и раненых 1 к 3 это составляет 250 убитых и 750 раненых. Следовательно, за семь дней боев (23–29 ноября) 30-я А могла потерять убитыми 1750 человек при 5250 раненых. Однако следует помнить о том, что в эти дни бои шли не только на левом фланге, но и в центре построения 30-й армии в секторе между рекой Сестра и Московским морем. Если поделить полученные цифры пополам, то на дмитровском направлении из состава армии погибло примерно 800–900 человек и было ранено 2400–2700. В это число неявно входят и потери пленными. Однако их доля была не столь велика, как в октябре. Противник не упоминает о захвате больших групп пленных в эти дни.

Конечно, еще сложнее оценить потери немцев войск исходя из данных наших войск. Вот две записи в журнале боевых действий Западного фронта: «На КЛИНСКО- ДМИТРОВСКОМ направлении бригада (8-я тбр – Прим. автора) уничтожив 70 танков, 25 орудий, 60 пулеметов и около 2000 солдат и офицеров противника»[370].

«В боях за 28.11 в районе МАТВЕЕВО, САВЕЛОВО частями армии уничтожено: 20 танков, 800 солдат противника»[371].

Получается, что враг потерял 90 машин. При этом 8-я тбр вела бой с 7-й тд только 25 ноября. На утро этого дня в немецкой дивизии имелось только 50 танков в боевой готовности [372]. В дальнейшем на пути к Дмитрову левофланговая группа сражалась только с 14-й мтд, которая танков вообще не имела! Поэтому еще 40 танков просто было неоткуда взять. Но ведь и в 7-й тд не все танки были потеряны за один день! Иначе фронт стабилизировался бы уже на Рогачевском шоссе.

После с этими цифрами невольно возникает чувство некоторой неловкости. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов стремление командиров в выгодном свете представить результаты своих действий. Во все времена главным полем для этого служили отчеты о потерях противника. Они, естественно, завышались. Это, видимо, имеет место и в данном случае.

Сюда надо отнести и объективные трудности с выяснением потерь врага ввиду того, что поле боя оставалось в конечном итоге за немцами. Вполне возможно, что часть из того, что названо танками, было бронетранспортерами или самоходными штурмовыми орудиями. Кроме того, возможен и просто двойной счет, когда об одном и том же танке отчитывались и артиллеристы, и танкисты. В некоторых работах, чтобы учесть все эти субъективные факторы, рекомендуется делить цифру вражеских потерь на два. Но и при таком подходе разница между данными наших источников и сведениями противника будет оставаться весьма значительной.

Надо помнить и о том, что большинство подбитых на поле боя танков приводилось в боеспособное состояние спустя несколько дней и даже часов после боя. Поэтому в немецких войсках подбитый танк не указывался в составе потерь. Чтобы перейти в эту категорию, он должен был основательно выгореть или превратится в груду железа. В бою, например у артиллеристов, не всегда есть время, чтобы заниматься добиванием каждой остановившейся машины, тем более, если из нее идет дымок (а гореть могла и дымовая шашка, подожженная экипажем). Иногда для окончательного уничтожения машины использовались саперные команды, но обычно уже после боя. Однако подбитые танки часто удавалось эвакуировать даже в ходе боевых действий.

Мы видели, как 28 ноября командир танкового полка нашей 8-й тбр ведет в атаку только что отремонтированные машины. Хотя по официальным данным в бригаде танков уже не осталось[373]. Значит, часть машин удавалось эвакуировать и в неблагоприятных условиях отступления.

Несколькими страницами раньше А.В. Егоров сетует, что «танков у нас мало – немногим более двух десятков. Каждая боевая машина уже неоднократно получала повреждения от вражеских снарядов, каждая по пять-семь раз побывала в ремонтных мастерских. Например, из десяти КВ у трех требовалось менять двигатели, у трех – коробки передач, из девяти тридцатьчетверок только две были вполне исправны, у четырех предстояло менять двигатели, у трех – пушки. Не в лучшем состоянии были танки Т-40 и Т-60»[374]. Однако немецкие танки находились точно в таком же состоянии! Только на этом этапе войны их ремонтные службы работали более эффективно.

Здесь надо помнить главное: «…тот, за кем сохранилось поле боя, ремонтирует все оставшиеся на нем танки – и свои, и чужие» [375]. Именно этим преимуществом обладали немецкие войска в последней декаде ноября 1941 г. В противоположность им, наши танкисты отступали, и многие подбитые машины достались противнику. Поэтому так быстро растаяла 58-я тд, о чем мы говорили в начале, а немецкая 7-я тд могла поддерживать свою боеспособность на приемлемом уровне. Она теряла машины в каждом бою, но далеко не всегда безвозвратно.

Первый командир 64-й сбр Б.И. Скорохватов.

Пройдут каких-то полторы-две недели, и поля Подмосковья покроются кладбищами немецкой техники. Причем часто кладбищами их можно было назвать только условно. Среди этой техники будет очень много исправной, в том числе и исправных танков. Противники поменяются местами. Немцы будут не успевать эвакуировать свои танки и даже не смогут их сжечь или взорвать ввиду отсутствия подвоза горючего и боеприпасов. Однако пока в таком положении находились наши войска.

В заключение надо сказать, что данные по армии В.И. Кузнецова выглядят более достоверными хотя бы по танкам: «В течение 29 ноября организованной контратакой 29-й и 50-й стрелковых бригад при поддержке артиллерии и авиации противник был отброшен на западный берег канала. При этом немцы потеряли до 20 танков, 5 самолетов, много солдат и офицеров»[376].

«К вечеру 30.11 в 7 тд: 2 танка Т-II, 33 танка 38-т, 1 танк T-IV» [377]. Итого 36 машин. А 27 ноября перед боями под Яхромой в дивизии было 57 танков[378]. Убыль составила 21 машину, что практически соответствует нашим данным. И, тем не менее, это, видимо, случайное совпадение. Дело в том, что на восточном берегу канала немцы оставили только 10 танков[379]. Поэтому об общем количестве подбитых машин могли судить только по докладам частей ведших бой.

Если 30-я А на северной оконечности фронта получила небольшую передышку, то для 20-й А вблизи Москвы все еще только начиналось.

30 ноября в 9.10 боевая группа «три» 2-й тд вермахта под командованием полковника Декера двинулась из района Стародальная – Бунтеиха в направлении на Глазово. Ее наступление затягивалось из-за встреченных лесных завалов и минирования, что вызвало необходимость передвигаться в пешем строю. Кроме того немцев донимала советская авиация. Поэтому в 13.20 боевая группа сообщила, что атака на Глазово состоится не ранее 15.00. Когда настал указанный час, последовало донесение, что поскольку дороги Бунтеиха – Озерецкое не существует, то эти населенные пункты должны будут браться последовательно друг за другом. Поэтому Озерецкое из-за потери времени сегодня взять не удастся. Только к 15.30 немцы захватили Бабаиху, Глазово и Акишево[380]. До этого момента они имели дело с танками 24-й тбр полковника В.П. Зелинского, часть сил которой отошла в этот район после боев в окрестностях Стародальной. Немецкая боевая группа отчиталась в том, что ей удалось уничтожить четыре танка.

В результате немцы появились перед позициями частей 2-й Московской сд В.А. Смирнова, занимавших оборону в Озерецком. Здесь оборонялся передовой отряд, состоявший из роты поддержанной 1-м дивизионом легкого артиллерийского полка. Враг планировал наступать на село только на следующий день, а пока провел разведку. В 16.30 30 ноября немцы силою до роты с 5 танками после 20 минутной авиационной подготовки мелкими осколочными бомбами перешли в наступление из района Глазово вдоль Рогачевского шоссе. Противник был своевременно обнаружен и огнем артдивизиона остановлен и отброшен в исходное положение.

Основную угрозу представляла немецкая группировка, приближавшаяся к Красной Поляне. Вечером 29 ноября боевой группе 2-й тд «один» (командир полковник Родт) была поставлена задача: по мере смены ее частями 106-й пд на позициях в районе Клушино, Владычино продвигаться на восток и овладеть деревней Пучки[381]. Дальнейшее продвижение в район д. Капустино, к мостам через канал предполагалось, но только по особому приказу, который пока отдан не был.

С утра 30 ноября продвижение врага задерживалось из-за медленной смены частей группы подразделениями соседней 106-й пехотной дивизии. Без этой операции в немецком фронте на р. Клязьме, который подвергался периодическим атакам советских войск, мог образоваться опасный разрыв. Поэтому только в 14.10 передовой батальон танковой группы смог выступить от Мышецкого на восток. Наступление немцев затрудняло сильное минирование дороги на Пучки. Но в 16.15 их авангард уже вел бой на западной окраине Красной Поляны. В 17.05 немцы, достигнув полевых позиций на северо-западной и северо-восточной окраинах д. Пучки, отметили снижение сопротивления и отход советских войск к югу. В 17.15 Красная Поляна и Пучки были захвачены[382].

Удару немецкой боевой группы «один» подверглись сначала 7-я и 9-я стрелковые роты 3-го батальона 2-го сп 2-й Московской сд. Атакованные батальоном пехоты с танками, они были оттеснены от Мышецкого и Владычино и отошли в лес восточнее этих населенных пунктов. При этом связь с 9-й ротой была утрачена. В ходе боев за д. Мышецкое 7-я рота потеряла два пулеметных расчета, один станковый пулемет и два орудия противотанковой артиллерии. После этого в связи с выходом противника через Мышецкое к Красной Поляне командир 3-го батальона 2-го сп капитан Ижиндеев и комиссар полка батальонный комиссар Печников, боясь обхода противником своего левого фланга в час ночи 1 декабря отдали приказ на отход по шоссе на Киово, что впоследствии вызвало недовольство штаба дивизии[383].

Непосредственно Красную Поляну защищала 4-я рота 1-го сп 2-й Московской сд с пулеметным взводом. Она была переброшена сюда автотранспортом в течение ночи на 30 ноября и к утру заняла оборону на западной и северо-западной окраине поселка. Эти подразделения и вошли в соприкосновение с превосходящими силами противника около 16.00 этого дня. Только «поздно вечером противнику ценой больших потерь удалось ворваться в Красную Поляну» [384]. Потеряв во время боя до двух третей состава, в том числе командира, наша рота отошла в направлении Катюшек.

Остановившись на достигнутых рубежах, немцы, как обычно, начали вести разведку. Одна из их разведывательных групп натолкнулась на позиции 64-й сбр.

Согласно данным оперативной сводки № 2 ее штаба, с утра 30 ноября происходила перегруппировка сил на левом фланге бригады, вызванная необходимостью растянуть ее фронт до Хлебникова. В связи с этим 3-й батальон бригады, находившийся до сих пор во втором эшелоне, вышел на передовой рубеж и до 18.00 занимался размещением своих подразделений на оборонительных позициях. Своим правым флангом батальон примкнул к 2-й роте 2-го сб своей бригады, чей фронт простирался до Киово. До 18.00 30 декабря 3-й батальон занимал своими подразделениями оборонительные позиции и производил доукомплектование вооружением и техникой.

Около 18.00 позиции батальона были атакованы противником. Силы немцев были оценены в усиленную роту. 3-я стрелковая рота нашего батальона контратаковала врага, и к 24.00 отбросив его на исходный рубеж (Горки, Нестериха), под прикрытием 1-го лап отошла на свои прежние позиции. После этого две роты батальона остались в районе обороны, а 3-я была отведена во второй эшелон на отдых. В ходе боя она понесла потери убитыми и ранеными, вышел из строя 82-х мм миномет[385].

П.В. Андреев, артиллерист 521-го сп 133-й сд, отличившийся в бою под Сафоново.

Из короткого сообщения о первом бое бригады ясно, что масштаб этого столкновения был не очень значителен. Со стороны 64-й сбр вела только одна рота 3-го батальона. Еще одна, 2-я рота 2-го сб, также вела бой с мелкими группами немецких автоматчиков. По-видимому, это также была разведка.

Собственно на этом эпизоде и закончились оборонительные действия 20-й А на краснополянском направлении. Уже на следующий день она начала атаки с целью возвращения деревень в окрестностях Красной Поляны и освобождения самого поселка.