Никто не хотел убивать

Наша газета уже рассказывала (в № 39/808 за 3 марта с.г.) о презентации нового фильма Ильяса Богатырева в литературном салоне «Классики XXI века», состоявшейся во время поэтического вечера, посвященного выходу сборника стихов о чеченской войне. «…И тогда я выстрелил» – так называется фильм. Его премьера состоялась на канале РЕН ТВ.

Ильяс Богатырев – профессиональный военный корреспондент, более 50 раз побывавший в Чечне. В 1997-м вместе со своим оператором Владом Черняевым попал в плен к боевикам. Два с половиной месяца просидел в наручниках – в подвалах, в ямах… Освобожден (выкуплен у боевиков) в один день с Еленой Масюк.

Фильм Богатырева отличается от потока документальной хроники, формирующей сознание будничности перманентной войны, своим философским подходом.

Человек на войне каждый день убивает другого человека. Убивает себе подобных. Зачем, почему? Что он чувствует при этом? Вот вопросы, на которые пытается найти ответ автор фильма.

Фабула фильма проста. Пять человек, пять ее участников вспоминают о войне. Вспоминают на фоне цитат из Священного Писания и на фоне кадров со своими детскими фотографиями. Мы видим, как дети играют в войну, стреляют в тире. Повзрослев, с азартом играют в пейнтбол. Пейнтбол – тоже игра. Продолжение детских игр. Попав же на поле настоящего сражения, человек меняется внутренне.

– Меня часто спрашивают, почему воспоминания русских солдат предваряются цитатами из Корана, – рассказывает Ильяс Богатырев. – «А почему нет?» – в таких случаях отвечаю я. Ведь ни одна религия не призывает убивать. Каждая из мировых религий – это средоточие философской мысли. И меньше всего мне хотелось бы, чтобы чеченская война ассоциировалась у зрителей с религиозным конфликтом.

– Но вспоминают о войне лишь солдаты федеральных сил, – напоминаю я автору фильма.

– Да, я мог бы снять и тех, и других. У меня в Москве много знакомых чеченцев, воевавших еще в ту войну, и тех, кто залечивает здесь свежие раны, – отвечает Ильяс. – Но вряд ли кто из них согласился бы что-то сказать перед камерой, если только со спины. А такой ход нарушил бы структуру фильма.

– А кто участвует в вашем фильме – контрактники или солдаты срочной службы?

– Для меня это не имело принципиального значения. Для меня все они – просто люди войны, независимо от того, как они попали на нее. А впрочем, зрители всегда безошибочно угадывают, кто есть кто.

Мы вместе с Ильясом смотрим фильм. Я тоже стараюсь угадать, кто есть кто. Вспоминаю первого из персонажей. Холодный безразличный взгляд. Будничные воспоминания об убитых однополчанах:

– Был он – нету его. Просто, как в тире.

Потом рассказ о том, как сам убивал. Рассказ о хорошо проделанной работе. Это доброволец чеченской войны, присвоивший себе полномочия Всевышнего:

– Убрал. Попал в голову.

– А вдруг у него дети? Я убью его, а дети будут голодные? – это первые ощущения молодого призывника Димы Островерхова. – Но когда барьер был преодолен, нам уже хотелось воевать. Хотелось пулю всадить.

«Если ты не убьешь, тебя убьют», – вот квинтэссенция его военного опыта. Человек меняется радикально.

– Попавший под пули всегда желает только одного: уменьшиться в размерах и полностью слиться с поверхностью земли, – говорит с экрана Ильяс Богатырев. – А еще лучше – просочиться в ее глубь маленькими невидимыми молекулами.

– Когда пуля все-таки попадает в тебя, кажется, что это уже происходит не с тобой, и остается одно спокойное желание, чтобы все это чем угодно, но поскорее кончилось, – эти слова Ильяса Богатырева предваряют рассказ никого не убившего Димы Кузьмина: он был ранен в первом же бою. Ему прострелили легкое. Осколок попал в позвоночник. Предстоит еще одна серьезная операция, на которую он, переживший войну, пока не решился.

– Думал, никого больше не увижу, и из родных никого, ведь крови много потерял. Мало пожил, почти ничего еще не сделал, – вот первые мысли лежащего в придорожной грязи раненого бойца. А потом: – Того, кто стрелял, гранатами закидать хотелось. Убить его хотелось, но сил не было!

Вот воспоминания другого участника войны:

– Либо – тебя, либо – ты. Третьего не дано. Потому что это война – выбирать не приходилось, – говорит последний, пятый персонаж фильма, радостно вспоминавший, как одним орудийным выстрелом удалось «накрыть» сразу троих, когда куски их тел разлетались во все стороны.

– Видел, как они летели, все трое. Кричал: «Точно в цель попал!»

Другой его боевой эпизод:

– Я видел, что именно моя пуля его убила. Когда я в него попал, я был доволен тем, что не промазал. Самоудовлетворение своего рода было!

– Война по правилам – понятие странное и совершенно нелогичное. Получается, по каким-то одним законам человек человека убивать может, а по другим нет, – говорит с экрана автор фильма, не оправдывая и не осуждая своих героев. – Сочинители подобных правил, безусловно, всегда были далеки от войны. Впрочем, как и те, кто в наши дни пытается применять такие законы на практике, вынося вердикты о военных преступлениях.

Я все же еще раз спрашиваю автора, кто есть кто.

– Да, вы совершенно правы. Эти двое – первый и последний – это контрактники, пришедшие на войну добровольно, – подтверждает мои догадки автор. – Последний персонаж – это апофеоз войны. Эти «щупальца» шестого чувства, отрастающие у человека на войне, превращающие его в дикого животного, у него не смогли атрофироваться. Он не смог найти себя в мирной жизни. Сейчас он снова на войне. Профессиональный «солдат удачи».

– И меня совершенно не интересовала политическая подоплека военных действий, – продолжает Богатырев. – Я хотел просто показать, что война делает с человеком. Вот и все. Сделать такой пацифистско-философский фильм. Показать, как война коверкает душу человека.

Кроме воспоминаний, в фильме есть много военной хроники. И с той, и с другой стороны. Будничная военная жизнь. Люди едят. Окапываются, отдыхают, стреляют, наконец. И все это делается совершенно одинаково, буднично. Вот что самое страшное. А если из увиденного зрителю неясно, на чьей я стороне, считаю, что фильм удался.

Я же, просмотрев вместе с автором документальные кадры, вспоминаю, что и федералы, и боевики воюют одним и тем же оружием. У всех одинаковые автоматы Калашникова, гранатометы, ручные гранаты. И артиллерия есть и у тех, и у других. Все это делается на одних и тех же заводах где-нибудь в Туле или в Ижевске. И в Туле, и в Ижевске каждый день вытачиваются патроны и снаряды как для федералов, так и для боевиков. Рабочие получают за это свою мизерную зарплату. Акционеры – миллионную прибыль. Уже полтора десятка миллиардов рублей запланировано на восстановление Чечни. К удовольствию владельцев многочисленных строительных фирм, их можно будет списывать после каждой удачной бомбардировки, не приглашая аудиторов к воронкам из-под взрывов.

До тех пор, пока война будет удачным бизнесом, задействующим значительную часть национальной экономики, политическим фактором, поднимающим рейтинг только что назначенного премьер-министра, потом и. о. президента, и приводящим его к победе на президентских выборах, до тех пор война будет клонировать мутантов, «щупальца шестого чувства» которых, как говорит Богатырев, уже не смогут в этой жизни ничего другого, кроме как нажимать на спусковой крючок. Они могут только убивать. А убивать каждый день, в силу специфики гражданской войны, им приходится граждан своей же страны, которые живут потом в одних и тех же мегаполисах, где тоже продолжают греметь взрывы и свистеть пули.

А в финале фильма – дети войны. Ямы, в которых горы детских трупов. Больничная койка, на которой изуродованная девочка с обезображенным лицом. У нее нет рук и ног. Руки ампутированы по плечи. Дети войны, играющие на развалинах. Мальчик на сломанном велосипеде. И – крупно – слеза, медленно стекающая по щеке мальчика из города Грозного. Зрителю неважно, кто это, чеченец или русский. Это слеза ребенка, о которой писал Достоевский.

Искандер Кузеев,

«Новые известия», 30 марта 2001 г.