Разведчица Оля

С Ольгой Ипполитовной Смирновой мы встречались неоднократно: и в ее скромной квартирке, и в музее «Гороховая, 2». Здесь нередко собираются наши общие друзья — бывшие и нынешние чекисты, а также любители и знатоки истории отечественных спецслужб. Мы вели с ней долгие задушевные разговоры. Чувствовалось, что этой необыкновенной пожилой женщине хотелось выговориться. Судьба ее и на самом деле сложилась не просто.

Я постараюсь передать этот рассказ так, как я его услышал из уст самой девяностолетней петербурженки, — как всегда бодрой и энергичной, не утратившей искренности, душевной открытости и теплоты, а главное — огромной любви к миру и неподдельного интереса к жизни.

На Васильевском острове, где протекали школьные годы маленькой Оли, в соседнем доме проживала молодая женщина — немка по национальности. Она же была учительницей немецкого языка в школе, где училась Оля. Девочка была частой гостьей в доме учительницы, подолгу задерживалась после уроков в школе. Видя явные наклонности Оли к изучению чужого языка и культуры, ее любознательность и доброжелательный характер, опытный педагог легко передавала школьнице свои знания. К окончанию школы Оля говорила и писала по-немецки почти как этническая немка.

Как рассказала Ольга Ипполитовна, политическое напряжение в 1940 году дости гло такого уровня, что н и кто из советских граждан не сомневался — война не за горами. В июне 1941 года девушке исполнилась семнадцать лет. После объявления войны Ольга добровольцем записалась в отдельный истребительный батальон НКВД, в котором прослужила медицинской сестрой до конца 1941 года. Батальон НКВД принимал самое активное участие в ожесточенных боях на знаменитой Невской Дубровке. Во время одного из воздушных налетов фашистской авиации Оля была тяжело ранена и в течение нескольких месяцев находилась на излечении в госпитале.

Ольга Смирнова. 1947

В стенах госпиталя она и познакомилась с сотрудником Управления НКВД по Ленинграду Алексеем Петровичем Гвоздаревым. В то непростое для страны время капитан Александр Гвоздарев занимался подбором и подготовкой юношей и девушек в диверсионно-разведывательные группы с целью дальнейшей заброски в тыл к противнику. Безусловно, ставка делалась на физически развитых молодых людей, желательно, владеющих немецким языком. В условиях замкнувшегося кольца блокады, тяжелейших людских потерь, острой нехватки кадров, жесточайшего военного противостояния, требовавшего мобилизации всех ресурсов, крайне остро стоял вопрос получения оперативной информации о дислокации воинских частей вермахта, совершения диверсий в тылу врага.

Времени для тщательной подготовки разведывательно-диверсионных групп у сотрудников управления НКВД не было, а был лишь приказ любой ценой получить требуемую информацию или уничтожить тот или иной объект.

С высоты сегодняшних дней кажется невероятным, но на подготовку диверсионно-разведывательной группы из пяти — семи человек уходило тогда всего две, максимум три недели. За этот короткий срок членов группы обучали технике минирования, стрельбе из огнестрельного оружия, ориентированию на местности, обеспечивали документами. Радистов готовили отдельно, но из-за нехватки аппаратуры радисты присутствовали не во всех отрядах.

Особенно тщательно отрабатывалась линия поведения разведчиков в случае столкновения с представителями секретных контрразведывательных и карательных служб фашистской Германии. Легенда прикрытия, согласно которой группа продвигалась по оккупированной территории, должна была быть убедительной и не вызывать ни тени сомнения. В противном случае разведчиков ждала неотвратимая и мучительная смерть. Такое, особенно в начальный период войны, случалось, увы, довольно часто.

Ольгу готовили индивидуально. Она получила задание собрать дополнительную информацию о частях, находящихся в ближайшем тылу, в районе Пулковских высот.

Согласно легенде, отработанной ленинградскими чекистами, молодая «актриса» одного из районных клубов Ленинграда бежала из блокадного города в поисках работы и более-менее «сытой жизни» на оккупированных территориях. У нее в кармане полушубка лежал пропагандистский листок, который являлся пропуском для тех, кто хотел добровольно перейти на сторону врага. Листовки в обилии разбрасывались с самолетов противника. У разведчицы имелись, конечно, самые что ни на есть «подлинные» документы на вымышленную фамилию и имя.

Линию фронта Оля переходила в середине февраля по льду Невы и в течение первого дня благополучно прошла несколько постов. Но уже на второй день девушку злобно допрашивал придирчивый следователь гестапо. Ее держали в отдельной камере и избивали ежедневно в течение двух месяцев. Сегодня только Бог знает, какие изуверские пытки, мучения перенесла юная комсомолка. Но девушка не назвала своего настоящего имени, не выдала истинной цели «визита» к оккупантам. Она до конца придерживалась в своих показаниях легенды, разработанной чекистами. Не получив доказательств, измученную, но не сломленную духом молодую разведчицу гестаповцы отправили на военные заводы в Германию.

Весной 1942 года Оля попадает в немецкий пересылочный лагерь Тильзита (ныне Советск Калининградской области). Там она предпринимает первую попытку побега, которая закончилась неудачей. А в сопроводительных документах фашистской канцелярии девушка получает клеймо закоренелого врага Рейха, «склонного к побегу» и политически неблагонадежного.

С такой характеристикой она попадает на один из военных заводов Маузерверке (Mauser Werke), где вступает в контакт с группой антифашистов. Патриотка не оставляет мысли быть полезной своей стране в борьбе за независимость и свободу. Разведчица активно занималась пропагандой, саботажем, скрытым вредительством. Упорно боролась с теми, кто активно сотрудничал с фашистами, собирала информацию военного характера.

Естественно, в первую очередь для кадрового агента НКВД стоял вопрос о передаче в центр собранной информации. Она пыталась из числа обслуживающего персонала завода найти лиц, лояльных к Советскому Союзу. Для этого, пользуясь отличным знанием языка, Ольга однажды вступила в контакт с одним из инженеров. Как выяснилось, убежденным антифашистом. Рискуя жизнью, он начал передавать ценную информацию, в которой так нуждалось сопротивление.

До последнего дня жизни Ольга Ипполитовна вспоминала этого смелого молодого немца. Кроме того, инженер тайно доставлял Ольге и ее друзьям продовольственные пайки и тем самым, несомненно, спас девушку от полного истощения и смерти. Немецкого патриота звали Хольт, и ему было в то время около тридцати лет.

Однако, в конце концов, несгибаемая русская попала в поле зрения агентуры гестапо.

Ольгу Ипполитовну, как активную антифашистку, перевели в тюрьму, расположенную на Александрплац в Берлине, где содержали наиболее опасных противников фашистского режима. Технологии мастеров из гестапо по «вышибанию» показаний в тюрьме, куда попала Ольга, были доведены до совершенства. В этом каменном мешке человека «ломали», превращали в живой бифштекс, а затем, используя металлическую петлю, лишали жизни. Слабеющей рукой, замученная садистами из гестапо, но несломленная советская девушка кусочком штукатурки нацарапала на стене камеры: «Умираю, но не сдаюсь! Ольга Смирнова из Ленинграда». В это трудно поверить, но в апреле 1945 года одноклассник Ольги, молодой сержант, ворвавшись в составе своего штурмового подразделения в здание тюрьмы, прочитал надпись, оставленную его школьным товарищем. Он же, вернувшись в Ленинград, сообщил друзьям, что Оля Смирнова героически погибла в фашистском застенке. Так друзья и близкие Олю «похоронили». Вероятно, история молодой советской патриотки действительно могла бы прерваться именно в этом мрачном заведении смерти, но помог случай. Во время одного из налетов англо-американской авиации тюрьма, где содержали Ольгу, была сильно разрушена. Под покровом темноты, ввиду временного отсутствия охраны, Ольга выскользнула на улицу Берлина. Именно тогда, она, мысленно обратившись к высшим силам, поклялась сама себе: «Если останусь в живых, обязательно рожу троих детей!» Забегая вперед, заметим: в мирное время Ольга перевыполнила обещание — родила шестерых!

Беглянка не смогла далеко уйти. Ее задержал патруль, и после очередных пыток ее направили в нацистский женский лагерь Равенсбрюк, располагавшийся в 90 километрах к северу от Берлина. О судьбе Хольта она так больше ничего не узнала, считая его погибшим от рук гестаповцев.

На территории лагеря Ольга оказалась весной 1943 года. С ее слов, группу женщин, в которой она находилась, построили на плацу, предварительно приказав раздеться догола. В таком виде их продержали несколько часов на морозе. Наиболее ослабленные женщины, не выдерживая напряжения и переохлаждения, теряли сознание. Людей уносили на носилках, больше их никто не видел. Позже Ольга узнала, что выстрелом в затылок комендантская группа СС убивала в день от пятидесяти до шестидесяти узниц. Выживших женщин группами заводили в барак, стригли наголо, выдавали полосатое платье и деревянные колодки, подвергали обязательному медицинскому осмотру на специальных креслах. «Нацистские врачи, подвергая нас осмотру, вели себя как гнусные животные, не считая нас за людей», — рассказывала Ольга Ипполитовна, и в ее глазах, обычно излучавших детскую жизнерадостность, я прочитал жгучую ненависть к убийцам, растоптавшим человеческое достоинство сотен тысяч узниц разных национальностей Европы.

Каждой заключенной присваивался номер и, в зависимости от категории, выдавался треугольный знак определенного цвета, который нашивался на левый рукав. Ольге выдали знак алого цвета с буквами SU и присвоили порядковый номер 14 775. Красный знак означал не национальность и даже не страну узницы, а указывал на то, что владелица — опасная политическая заключенная.

Самым тяжелым и изнурительным моментом в распорядке дня был подъем, который проходил в 4 часа утра и сопровождался перекличкой, длившейся более двух часов. Дважды в месяц надзирательницы в сопровождении охранников с овчарками выбирали из числа узниц лиц, которые подлежали ликвидации. В первую очередь ликвидировали тех, кто был не способен к работе или был полностью истощен. Даже самые стойкие ждали этого часа с содроганием, так как никто не был застрахован от капризов надзирательниц. Как правило, это были молодые немки, фанатично преданные идеям национал-социализма, холеные, с аккуратными прическами, спортивными фигурами и с ярко выраженными садистскими наклонностями.

Мгновенная смерть от выстрела в затылок считалась среди узниц за благо. Но широко применялись и более изощренные, особо мучительные формы уничтожения. Например, газовая камера, куда (якобы для санитарной обработки) загоняли от ста до ста пятидесяти человек. Здесь в течение невыносимо долгих десяти-пятнадцати минут продолжалась агония жертв. Не «лучшим» средством были инъекции яда, иными словами, преступные опыты над людьми, которые проводили врачи СС — утонченные изуверы в белых халатах.

К слову о высшем суде и человеческой справедливости, практически все надзиратели и врачи — убийцы лагеря Равенсбрюк — впоследствии были выявлены, судимы и казнены в разное время. В основном в Германии, либо в других странах, где их настигало справедливое возмездие.

Большинство заключенных старалось попасть в дневную смену: во-первых, при четырнадцатичасовом рабочем дне узницам предоставляли получасовой перерыв. Во время обеда им давали пол-литра теплой воды с брюквой или с картофельными очистками. В ночную смену работали без перерыва. Десятки узниц не возвращались в бараки. Тех женщин, кто не мог двигаться и выполнять работу, охранники пристреливали на месте.

Вечерняя проверка длилась так же, как и утренняя, больше двух часов. После ее окончания каждой узнице выдавали двести грамм хлеба и полстакана холодного кофе. Только молодые и от природы очень сильные могли выжить в этом земном аду, созданном сумрачным извращенным фантомом национал-социализма.

Темный, душный дым крематория напоминал всем о «преимуществах» Третьего рейха, создавшего уникальную систему расового превосходства, уничтожения свободы слова и человека. Горы пепла, образовавшиеся после уничтожения трупов в крематории, сбрасывали в живописное озеро Шведтзее, находящееся в сотнях метрах от территории лагеря. Воды этого озера поглотили прах несметного числа жертв — представительниц более сорока стран. Озеро стало своеобразной купелью памяти жертв фашизма.

От Ольги Ипполитовны я слышал легенду, что, стоя на берегу в весенние майские дни в последних лучах уходящего солнца, можно увидеть сияние радуги и услышать легкий звон. Она утверждала: это тысячи душ замученных девушек и женщин стонут о своей несостоявшейся любви, призывая ныне живущих к миру и состраданию. «Это нужно только суметь услышать», — уверяла, понизив голос, Ольга Ипполитовна.

В конце 1944 года Ольгу в составе группы узниц Равенсбрюка направили в Берлин для работы на секретном заводе. Там, благодаря своему уникальному природному обаянию, она познакомилась с другим здравомыслящим немцем — майором вермахта Клаусом. Убедившись в его скрытых симпатиях к России, подпольщица рискнула пойти на вербовочную акцию. Улучив момент, она доверительно сообщила, что состоит в группе подпольщиков — антифашистов, которые готовят восстание в лагере. Разведчица убедила майора, что война Третьего рейха проиграна и дальнейшее сопротивление бессмысленно.

Во время одной из встреч Клаус доложил девушке, что его отправляют на Восточный фронт — в район окруженного Ленинграда. В ответ Ольга предложила майору не рисковать жизнью, а при первой возможности сдаться в плен. Разведчица вручила ему ценную оперативную информацию и медное кольцо со своими инициалами. Информация предназначалась для сотрудника НКВД Гвоздарёва, а кольцо она просила передать своему отцу Ипполиту Артамоновичу. «Ты скажи папе, что со мной все в порядке, и я обязательно вернусь», — прошептала Ольга на прощанье.

Клаус действительно при первой возможности перешел на сторону советских войск, был тщательно допрошен сотрудниками Смерша и привлечен к сотрудничеству. Он добросовестно работал переводчиком, а после окончания войны вернулся в Восточную Германию, где принял активное участие в строительстве нового государства — ГДР.

Информация, переданная Ольгой, попала в Управление НКВД по Ленинграду и Ленинградской области. Чекисты разыскали отца Оли Ипполита Арта-моновича, вручили ему кольцо и сообщили главное: Ольга жива. Так кольцо из Равенсбрюка попало в Ленинград, а в семье Смирновых появились не только надежда, но и драгоценная реликвия, символизирующая несгибаемый характер дочери.

Оценивая профессиональные действия Ольги во вражеском тылу, можно уверенно констатировать: она действовала как зрелый оперативный работник. Находясь в экстремальной ситуации, не сдалась, не запаниковала. Сумела досконально изучить вражеское окружение и отыскать в нем брешь. А затем, используя полученные разведнавыки, привлекла к сотрудничеству не кого-нибудь, а старшего офицера вермахта. В итоге сделала из него надежного связного, склонила к переходу на сторону советских войск и передала через своего агента важную информацию в центр.

Весной 1945 года руководителями СС было принято решение о ликвидации заключенных в лагерях смерти. Колонну изможденных женщин Равенсбрюка направили на уничтожение. Во время марша район, где проходила колонна узников, подвергся налету авиации союзников. Часть охраны была перебита, и это дало шанс десятку женщин вновь обрести свободу — пусть даже на час! Многократно рискуя жизнью, под видом беженки, утратившей во время пожара документы, разведчица продвигалась на Восток — навстречу наступавшему валу Советской Армии.

В итоге линию фронта Ольга перешла в составе… отделения солдат вермахта, предварительно склонив их утратившего всяческую браваду командира к сдаче в плен русским — головному дозору советской танковой бригады. Именно в составе этого подразделения Ольга закончила войну в качестве переводчика. И до 1947 года находилась в Германии, работая в составе группы советских войск.

Группа военнослужащих в центре Оля. 9 мая 1945 г.

Во время боев за Берлин была снова дважды ранена. Вернувшись на Родину, разведчица активно включилась в мирную жизнь, ведь ей тогда исполнилось — всего-навсего! — 24 года.

В конце пятидесятых, 20 декабря во время традиционной встречи ветеранов НКВД-МГБ в клубе имени Феликса Дзержинского Оля встретила седого подтянутого офицера. Она узнала его сразу: это был Алексей Петрович Гвоздарёв. В тот вечер они проговорили допоздна, да и было о чем. Рассказывала главным образом Ольга, а много испытавший мужчина, не скрывая скупые слезы, только слушал и чуть кивал, вновь и вновь сопереживая ее удивительной и страшной судьбе. Расставаясь, Гвоздарёв признался: он считал Ольгу погибшей дважды — после того, как ее группа не вернулась с задания, а второй раз уже после окончания войны, когда он узнал историю о медном кольце и секретной информации, переданной из лагеря смерти юной антифашистской.

Позднее Ольга Ипполитовна вела переписку с женами Юлиса Фучика, Эрнста Тельмана, Гельмута Коля. Как бывшая узница Равенсбрюка многократно выезжала в Германию на встречи, посвященные памяти жертв фашизма. Она часто в задумчивости стояла на берегу того самого озера Шведтзее подле лагеря смерти, и ей казалось, что она вновь слышит печальные голоса душ замученных женщин, чей прах растворился в призрачных водах.

Последний раз мы виделись с Ольгой Ипполитовной летом 2014 года, на юбилее ее сына и моего друга Андрея Смирнова, бывшего сотрудника и ветерана группы нелегального спецназа КГБ СССР. Надо сказать, что все эти года она безошибочно узнавала по именам буквально каждого из нас, многочисленных друзей и соратников сына. Заслуженная бабушка торжественно сидела во главе стола в окружении детей, внуков, правнуков. Это была счастливая женщина с особенными, всегда ярко и тепло сияющими глазами. Она пела русские и цыганские романсы и танцевала так, что многим было завидно.

Ровно через месяц, когда ей исполнился 91 год, нашей всеобщей любимицы не стало…

Похоронили Ольгу Ипполитовну за деревней Колтуши, которую она считала своей малой родиной, среди звенящих берез на высоком холме. Сейчас — это удивительно тихое место, крохотная часть русской земли, которую так любила, которую с такой отвагой, страстью и самоотверженностью защищала от лютого врага совсем еще девочка, юная ленинградка, комсомолка и патриотка Оля.

Ольга Ипполитовна на 90-летнем юбилее

Родина высоко оценила заслуги своей верной дочери. Ольга Ипполитовна была награждена двумя орденами Отечественной войны, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За взятие Берлина», «За оборону Ленинграда», «Мать-героиня» двух степеней.

Прощаясь с Ольгой Ипполитовной под перезвон ее любимых берез, мы склонили головы перед светлым образом матери, великой гражданки, заступницы России!