Приложение № 1. ОБРАЗ СССР В ИДЕОЛОГИИ И ПРОПАГАНДЕ ВО ФРАНЦИИ ВИШИ

Приложение № 1.

ОБРАЗ СССР В ИДЕОЛОГИИ И ПРОПАГАНДЕ ВО ФРАНЦИИ ВИШИ

Французские легионеры, боровшиеся против партизан большую часть своей истории (с 1942 по 1944 г.), являлись частью общей схемы оккупационных властей. Как во французской пропаганде относились к местному населению, с которым легионеры сталкивались? Как себя видели французские нацисты в контексте «восточного похода»?

Начнем с мотивации добровольцев. Французские офицеры достаточно четко осознавали, зачем они проводят операции против партизан и почему воюют в СССР. Их идеологическая мотивация (как минимум, части из них) находилась в ультраправом спектре. Так, Анри Лакруа писал в письме от 28 сентября 1942 г.: «Франция знает, что она может и должна рассчитывать на нас в борьбе не только здесь, с большевизмом, но и позже, со всеми врагами внутренними и внешними. Мы осознаем, что являемся настоящими национальными революционерами, и ничто не сумеет нас остановить до тех пор, пока Революция не будет совершена в действительности и доведена до конца»{688}. Коллаборационистская пресса не отставала: известнейшая в то время газета «Я повсюду» («Je suis partout») очень часто писала о том, зачем ведется эта война, идеологически обосновывая агрессию «Новой Европы» против СССР. Несомненно, эти материалы доходили и до легионеров, воевавших в Белоруссии; нередко газета публиковала и их письма с Восточного фронта.

Как французская пропаганда изображала СССР и местное население? Пропаганда французских нацистов рисовала СССР как «тюрьму пародов», утверждая, что «европейский крестовый поход» необходим. Большевизм воспринимался лишь как продолжение лишь все того же русского империализма, но окрашенное в новые тона, с «еврейской закваской». Русское население, констатировали авторы, с одной стороны, страдает под игом «азиатского и еврейского варварства». С другой стороны, оно настолько нецивилизованно и вся история России (и СССР, как ее продолжение, по мнению авторов) такова, что это вызывает не сочувствие, а скорее презрение.

Эта двойственная позиция приводила к тому, что советское население рисовалось в основном в резко отрицательных тонах, хотя были и некоторые примеры противоречащих подобной установке пассажей. Так, в № 622 газеты «Я повсюду» от 9 июля 1943 г. говорилось: «…[Война] ведется не против русского парода, как мы уже двадцать раз говорили. На самом деле, она направлена на то, чтобы разбить и сдержать то, что проявило себя в хладнокровной и беспощадной дикости, имевшей место с Катыни». Также в № 621 от 3 июля 1943 г. присутствует такое описание солдат армии Власова[36]: «По первому взгляду понятно, что эти светловолосые высокие юноши атлетического телосложения, сбежавшие из советского ада и завербованные в Русскую освободительную армию, были прирожденными солдатами»{689}. Некоторое внимание во французской пропаганде уделялось и национальным легионам (эстонцы, латыши, грузины и др.), солдаты которых описывались в положительных тонах.

Однако больше было выражений иного характера.

30 августа 1941 г. бывший посол в Москве Гастон Бержери, вернувшись домой, описал СССР в таких тонах: «Сто миллионов человек служат 16 миллионам госслужащих и полицейских. […] Русский народэто не что иное, как стадо с автоматами».

Первый командир ЛФД Роже Лабонн написал несколько статей для газеты «Я повсюду» («Je suis partout»), В одной своей статье (№ 528, от 4 сентября 1941 г.) Лабонн пишет о некоей «расе москвичей», которая поработила украинцев, кавказцев, туркестанцев. В № 559, от 18 апреля 1942 г., он противопоставлял западные ценности русским, обозначая разницу между ними, идущую еще с царских времен (т.е. отрицательным был не образ конкретно СССР, сколько Россия как таковая):«Игнатьев, царский премьер-министр, с гордостью носил прозвище “Отец лжи”, данное ему турками. Западный государственный деятель посчитал бы себя обесчещенным, если бы ему нацепили подобный ярлык. А здесь очевиден тот факт, что высокопоставленный русский человек своим хвастовством дает нам понять, какая пропасть лежит между психологическими особенностями его нации и нашей».В еще одной работе, где Лабонн рассуждал о грядущем падении России (№ 565, от 30 мая 1942 г.), содержится следующий интересный отрывок: «Эта нация, солдаты которой удивили наших во время китайской экспедиции переходами от одной крайности в другую. Они всячески выставляли свою ярую набожность, бесконечно крестясь, и они же отдались адским богам коммунизма, повинуясь палке атеистов комиссаров».

Легионер Этьен Дэспаньо, в № 550, от 14 февраля 1942 г., писал: «Вид моего ружья заставил разбежаться выводок грязных детей. Только у одной девочки пятнадцати лет был человеческий взгляд. […] Русские спят на толстом матрасе, служащим прибежищем для блох, уютно себя чувствуя наверху [на печке]. Я попробовално меня победили блохи и жара, и мне потребовалось вечером упасть на солому и мечтать о Франции. […] Вареная в воде курица была съедобной, но это же русская курица… Она была очень жесткой. Я узнал, что курица — это “kouritsa”, но с десятком “р” в слове. […] И мне пришлось засыпать на соломе, которую положил к моим ногам этот практически идиотический мальчишка, сфабрикованный своими отцом и матерью по советским, то есть, по жидокоммунистическим нормам. […] Сотни тысяч людей также вынуждены были вести животный образ жизни, поскольку над ними властвовал еврей»{690}.

Красная армия нередко изображалась как «азиатская», составленная из «остатков от монгольских кланов, соратников Чингисхана, которые не изменились за прошедшие столетия и лица которых остались такими же со времен Средневековья» (№522, от 28 июля 1941 г.). Одна переводчица, побывавшая в Киеве, в сентябре 1943 г. оставила в «Я повсюду» следующие строки: «Для славян, как и для арабов, цивилизация на самом деле значила совсем не то, что можно было бы подумать с первого взгляда. Искусство, литература, промышленность, система управлениясначала кажется, что все это соответствует западным принципам. Но потом начинаешь понимать, что нет такого общественного слоя, в жизнь которого были бы интегрированы эти признаки цивилизации. Не всегда также можно сказать, что элита в полной мере дорожит ими и считает правила цивилизации своими главными ценностями, хотя формально выказывает к ним уважение. […] Культурный уровень [у славян] значительно ниже, чем у западных людей. Общее понятие культуры им чуждо»{691}.

По нашему мнению, пропагандистский вектор изображения русских (и других народов) строился по принципу участия в войне на той или иной стороне; именно этим объясняется столь сильная разница между агитационным образом «хороших» (солдаты РОА) и «плохих» (красноармейцы и мирное население) русских. Причем особого различия между красноармейцами и мирным населением не делалось: все они были представлены как часть общей картины СССР, который постоянно изображался как полностью противоречащий идеологии и ценностям нацистской Европы. Мирное население представлялось в подобных статьях как минимум в виде безвольного соучастника деятельности большевистской власти; так, отрицательные черты неприемлемой для нацистов идеологии переносились на народы СССР в целом. При этом известно, что русские (и не только) по национальности служили в ЛФД. По словам одного из ветеранов, все иностранные добровольцы, служившие вместе с французами, независимо от национальности, считались просто боевыми товарищами (т.с. принцип разной оценки участия в войне на той или иной стороне все-таки был).

Стоит сказать, что и вишистская Франция была объектом идеологической критики, только уже со стороны СССР. Так, неоднократно на протяжении 1942 г. петэновское правительство становилось предметом обсуждения в статьях, выходивших из-под пера известного советского пропагандиста И. Эренбурга{692}. Писал он и о легионерах.

Впервые он вскользь упоминает о них в статье «Ночь маршала Петэна», 28 ноября 1941 г.: «И французский народ повторяет два слова: “Москва держится “. У Гитлера нет французских “добровольцев”: сотню босяков и сутенеров не выдать за французский народ»{693}. Позже, в статье «Солнцеворот», от 23 декабря 1941 г., Эренбург, явно имея в виду французских легионеров, называет их «марсельскими сутенерами»{694}.

Подробнее об ЛФД он написал чуть позже. Вот часть статьи от 11 февраля 1942 г.: «На убитом немце Вальтере Кноблихе 1-й роты унтер-офицерской школы СС в Радольфцеле нашли дневник. […] В нем эсэсовец рассказывает о своей встрече с так называемыми франками из легиона ДориоДеа. Встреча состоялась 24 ноября в русском городе Вязьме.

Вот что записал в этот вечер Вальтер Кноблих:

«Здесь на ночевке мы встретили первых французов из легиона. Это допотопные солдаты. Неудивительно, что мы в один присест сглотнули Францию. Они называют себя “фашистами“. По-моему, это просто жулики. Они все рассказывают об ужасных холодах. Я не выдержал и одному сказал: “Вас привезли не в Ниццу…”»

Вот отзыв хозяина о лакеях.

Легко догадаться, что думает Гитлер о Деа или Дорио. Но теперь мы знаем, что думает каждый гитлеровец о “легионерах”. Может быть, лакеям и дают на чай, но их не уважают.

Один из французских легионеров, попавший в плен, рассказывал, что в Кракове после парада, на котором полковник Лабон принес присягу от имени всех французов на верность Гитлеру, к группе легионеров подошла польская женщина в черном и плюнула одному в лицо, крикнув:Это вам от Польши!“…

Сейчас Дорио и Деа в Париже набирают пополнение: немцам нужно пушечное мясо. Вербовщики рассказывают, что будут получать легионеры на обед: на первое закуска, на второе мясо с гарниром, на третье десерт. Я позволю себе уточнить меню легионеров: на первоепинок презрительного эсэсовца, на второеплевок измученной Польши, на третьерусские пули»{695}.

Несомненно, никакой присяги в Кракове не было. На наш взгляд, эта версия про Краков, запущенная еще в декабрьских «Известиях» в 1941 г., просто повторялась теми, кто писал про легион; не стали исключением и Эренбург, и уже упоминавшийся Вахрушев. Не было, скорее всего, и никаких «плевков» от поляков; у Вахрушева этот якобы имевший место эпизод с недовольством местного населения выражался не в плевках, а в криках «Позор!».

Выдержка из статьи «Лоскутная армия», 22 апреля 1942 г.: «А вот и француз Клод Пикар. Этот не кидал камней в фалангистов. Он сам пошел на службу к Гитлеру: он солдат французского легиона, созданного ренегатом Дорио. […] В министры он не попал и дошел только до звания старшего ефрейтора германской армии. Он продавал прежде девушек. Пришел тяжелый день, и он продал себя. Что такому Пикару могилы расстрелянных заложников, пустыри Франции, детские гробы? Ему выдали 2000 франков и два пакета папирос “Голуаз”…»{696}

О Лавале Эрепбургом был написан целый памфлет, где, среди прочего, утверждалось: «Когда Гитлер напал на Советский Союз, расторопному овернцу поручили вербовать французских наемников. Лаваль старался, и не его вина, если среди сорока миллионов французов ему удалось найти только несколько сот предателей»{697}.

Были и другие антифашисты-пропагандисты, обличавшие коллаборационистов в Виши сразу после войны. Критиковался и ЛФД: говорилось, что это были «3 тысячи авантюристов и уголовных, которых удалось собрать (из 42 миллионов французов) дляборьбы с большевиками “»{698}.