ВОСПОМИНАНИЯ ГЕНЕРАЛОВ РККА О СОБЫТИЯХ ПЕРЕД ВОЙНОЙ И О 22 ИЮНЯ
ВОСПОМИНАНИЯ ГЕНЕРАЛОВ РККА О СОБЫТИЯХ ПЕРЕД ВОЙНОЙ И О 22 ИЮНЯ
О предвоенных днях в советские времена было написано достаточно в мемуарах генералов-маршалов. Но даты, время суток и многие важные детали ими опускались из-за цензуры Главпура и в связи с тем, что официальная история начала войны уже написана и утверждена в «Воспоминаниях и размышлениях» Г.К. Жукова.
Но всё же часть информации по интересующей нас теме можно у маршалов почерпнуть. В книгах «Кто проспал начало войны?» и «Адвокаты Гитлера» некоторые мемуары были разобраны и сопоставлены между собой. И здесь этот разбор будет продолжен.
Но начнём пока с кино.
В одном из старых, но очень известных читателям-зрителям кинофильмов конца 1960-х годов был такой диалог между главными героями (многоточия означают паузы в разговоре):
«— Папке обезврежен. Сведения получены. Проверены. Неплохая работа…
Война начнётся — не рыпаться. Сколько у нас до неё времени? — спросил куратор.
— Шесть дней.
— 22-го… — задумчиво произнёс куратор.
— Кто сообщит? — спросил собеседник
— Сообщат… На будущее запомни: никакой резкой инициативы. Рискнуть? Чем? Собой… Но тем самым подвергнуть риску задание, цель которого пока тебе да и мне пока неизвестна, сверхглупо. Чтобы ни было — вживаться. Самому с себя содрать шкуру, вывернуть наизнанку, снова напялить… и улыбаться. Такая работа…»
Надеюсь, вспомнили — это диалог агента Йогана Вайса со своим куратором Бруно на развалинах Варшавы за несколько дней до нападения Германии на СССР из кинофильма «Щит и меч», советского 4-се-рийного художественного фильма о Великой Отечественной войне, снятого в 1967–1968 годах по одноимённому роману Вадима Кожевникова. Сценарий написан самим Кожевниковым, писателем и бывшим фронтовым корреспондентом, вместе с режиссёром В. Басовым, последний и сыграл роль Бруно.
По некоторым данным В. Кожевников образ советского разведчика Александра Белова списывал с легендарного разведчика Рудольфа Абеля (Вильяма Фишера), на вымышленную фамилию которого и намекает имя А. Белов:
«Мы договорились с писателем Вадимом Кожевниковым, что он возьмётся за обширный труд о наших разведчиках. Я представил ему Рудольфа Абеля. <…> Героя произведения назвали Александром Беловым, чтобы намекнуть о прообразе Абеля (А. Белов). <…> Первая же глава романа, получившего название “Щит и меч”, вызвала у меня и Рудольфа Абеля категорические возражения. Советский разведчик Александр Белов предстал перед читателями как некая модификация Джеймса Бонда, с авантюристическими выходками, безнравственными поступками. <…> Рудольф Абель решительно высказал твёрдое нежелание связывать своё имя с таким героем». (Павлов В.Г. Операция «Снег», М., 1996 г., с. 188, гл. «Рассекреченные жизни»).
Кто читал саму книгу, согласятся: уж больно крут главный герой. «Джеймс Бонд» отдыхает. Поэтому в фильме крутизны нашему разведчику поубавили.
Но добавили то, чего в книге не было.
Человек уговоривший написать книгу о А. Белове, генерал-лейтенант В.Г. Павлов, в 1960-е годы был заместителем начальника советской внешней разведки КГБ СССР. В конце 1930-х — начале 1940-х годов руководил американским отделом внешней разведки, с 1971 по 1973 год был начальником Краснознамённого института КГБ СССР им. Ю.В. Андропова (впоследствии — Академия внешней разведки). После очередной долгосрочной «загранкомандировки» в 1984 году работал старшим консультантом одного из управлений внешней разведки. В 1987 году вышел в отставку по возрасту. Скончался 11 апреля 2005 года.
В вышедшей в том же году, когда снимался фильм, книге Кожевникова «Щит и меч» (М.: Советский писатель, 1968 г., есть на сайте «миллитера» в Интернете, сама книга написана в 1965 году) подобного диалога нет. Точнее, в нём нет ничего о дате нападения на СССР — 22 июня.
Почему? Попробуем «пофантазировать»…
Дело в том, что книга начала писаться в 1963–1964 годах как минимум. Ещё до того, как Хрущёва, оболгавшего не только Верховного Главнокомандующего Сталина, но и Внешнюю разведку, как ГРУ, так и КГБ, которые якобы не сообщали дату нападения, или ей якобы «тиран не верил», сняли. Поэтому в книге нет ничего о том, что агент Вайс сообщал в Москву точную дату нападения на СССР — 22 июня, и тем более за неделю до нападения. Однако, когда начали снимать фильм и сам Кожевников, который также был и историком, знающим тему разведки в ВОВ (он также по некоторым данным был «то ли племянником, то ли внуком» одного из основателей и руководителей разведки в СССР в начале 1920-х), и приглашённые «консультанты» от генерала КГБ СССР В.Т. Павлова пошли на создание данного диалога.
Они пытались таким образом и отстоять честь мундира Внешней разведки СССР, и восстановить историческую правду. Этим диалогом Павлов и Кожевников в 1968 году открыто заявляли, что дату нападения на СССР внешняя разведка в Москву «докладывала вовремя», и даже за несколько дней до начала войны. За время, вполне достаточное для принятия необходимых решений! И это правда.
В 1965 году вышел сборник воспоминаний командиров Бреста «Буг в огне», где офицеры также попытались сказать правду о начале войны. Кстати, Г.К. Жуков, начиная писать свои «Воспоминания и размышления» в те же годы, также многое показал. В черновиках. Однако к 1969 году партия решила, что история начала войны будет такая, какая удобна и выгодна ей в тот момент, и сегодня мы имеем то, что имеем.
Книгу «Буг в огне» и черновики воспоминаний Жукова рассмотрим отдельно и подробно далее, а пока начнём разбирать другие воспоминания и мемуары…
Если возьмётесь изучать предвоенные дни на основе только генеральских или тем более солдатских мемуаров, то у вас создастся такое впечатление, что в те предвоенные дни вообще ничего не происходило. Совсем ничего. Ну, может, кто упомянет, что некие учения вроде как проводились, но даты их чаще всего не будут указаны. А ведь 18 июня приказом по тому же ПрибОВО № 00229 («О подготовке театра военных действий Прибалтийского округа») ставилась задача:
«1. Начальнику зоны противовоздушной обороны к исходу 19 июня 1941 г. привести в полную боевую готовность всю противовоздушную оборону округа.<…>
19–6.41 г. доложить порядок прикрытия от пикирующих бомбардировщиков крупных железнодорожных и грунтовых мостов, артиллерийских складов и важнейших объектов.
До 21.6.41 г. совместно с местной противовоздушной обороной организовать: затемнение городов: Рига, Каунас, Вильнюс, Двинск, Митава, Либава, Шауляй, противопожарную борьбу в них, медицинскую помощь пострадавшим и определить помещения, которые могут быть использованы в качестве бомбоубежищ…» (Ф. 221, оп. 7833сс, д. 3, л. 17–21. Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. М.: Воениздат, 1958, т. 34. Есть в Интернете.)
Следом, 18 июня, уже отдельно для ПВО командующий войсками ПрибОВО дал такой уточняющий приказ о приведении ПВО в боевую готовность:
«КОМАНДУЮЩИЙ ПРИКАЗАЛ:
1. Частям ПВО зоны, батальонам ВНОС и средствам ПВО войсковых соединений и частей принять готовность № 2 (повышенная боевая готовность)…
3. Части ПВО, находящиеся в лагерях, в том числе и войсковые, немедленно вернуть в пункты постоянной дислокации…
6. Срок готовности 18.00 19 июня 1941-го. Исполнение донести 20.00 19 июня 1941-го.
Начальник штаба ПрибОВО генерал-лейтенант КЛЁНОВ».
(ЦАМО, ф. 344, оп. 5564, д. 1, л. 14. ВИЖ № 5, 1989 г., с. 29).
Кстати говоря, этот приказ показывает, что именно командующему округом ПВО зоны и подчинялось! Границы зоны ПВО соответствовали границам округов, и ПВО на местах подчинялось именно округам, а не Москве (к этому важному вопросу ещё отдельно вернёмся в главе, посвященной ПВО и ВВС и тому, как их приводили в боевую готовность перед 21 июня).
Не отменяя приказ по округу на приведение ПВО в повышенную боевую готовность к 19 июня, само затемнение потребовал отменить своей телеграммой Г.К. Жуков 21 июня: «Вами без санкции наркома дано приказание по ПВО о введении в действие положения № 2 — это значит провести по Прибалтике затемнение, чем и нанести ущерб промышленности. Такие действия могут проводиться только по решению правительства. Сейчас Ваше распоряжение вызывает различные толки и нервирует общественность.
Требую немедленно отменить незаконно отданное распоряжение и дать объяснение для доклада наркому
Начальник генерального штаба Красной Армии генерал армии ЖУКОВ».
(ЦАМО, ф. 251, оп. 1554, д. 4, л. 437. ВИЖ № 5, 1989 г., с. 29. http://liewar.ru/con-tent/view/186/2)
Эта отмена приказа о затемнении из той же серии, что и запрет занимать предполья даже в ночь на 22 июня, — нельзя было дать ни малейшего повода быть обвинёнными в подготовке к войне, в итоге — в обвинении в агрессии. Если хотите, это некая подстава — жертвовали этим, чтобы выиграть в будущем…
Примечание. Кстати, вот вам и ответ резунам: почему Сталину важно было, что скажут и где насчёт того, жертва СССР или агрессор. Мол, Англия была бы только рада, если бы СССР первым ударил по Германии, и туг же стала бы помогать Сталину. Мол, мировое общественное мнение в 1941-м было бы всё равно на стороне СССР, т.к. это самое мнение и было в основном мнением Англии и США, которые «воевали» с Гитлером. Но Сталин как раз и отличался умом и умением трезво просчитывать ситуации. И на самом деле Сталина интересовало «общественное» мнение США и Англии не столько на июнь 1941 года, сколько в перспективе.
Война когда-нибудь закончится, и после окончания мировой войны, после победы всё легко может поменяться и вчерашние «союзнички» готовы будут атомные бомбы на нас бросать, чтобы опустить до каменного века. Ведь это они же и притащили Гитлера к власти в Германии — для последующей его войны с СССР, как тот и обещал в «предвыборной программе», в «Майн Кампф» ещё. В июне 1941-го они, может, и подтвердят своё «одобрение» превентивному удару Сталина по Германии, но никакой гарантии, что после войны не поменяют своё отношение к СССР на противоположное, нет и быть не могло.
И ведь в реальности Сталин оказался прав — операцию «Немыслимое» по началу войны Запада против СССР планировали уже на лето 1945 года. Т.е. не успели закончиться совместные банкеты по случаю победы над Гитлером, а Англия (и США) уже готовилась наносить удар по вчерашнему союзнику и действительно жертве агрессии Германии, по СССР. Переиначивая известную фразу об Англии, можно сказать и так: «У Англии нет постоянных врагов, есть постоянные интересы». А представьте, с какой лёгкостью Черчилли и трумены нападут на СССР, если СССР — сам агрессор, с какой лёгкостью они «убедят» своих граждан, что СССР — это мировое зло («Империя Зла») и т.п., и те поддержат своих правителей в этой новой войне уже против СССР-России.
Но если СССР не только победитель, но ещё и однозначная жертва гитлеровской агрессии, то «мировое общественное мнение» на Западе в виде избирателей и вынудит Черчиллей и рузвельтов-труменов считаться с этим. И не позволит им начать новую войну против СССР. Ведь авторитет СССР был ох как высок после Второй мировой войны именно как победителя, который по милости Запада стал жертвой агрессии и который в одиночку сражался долгое время один на один с Германией! И коммунисты Франции прямо сказали своим правителям после войны: сунетесь в СССР — получите партизанщину такую, что нацистам не снилась… А представьте, что СССР будет серьёзно объявлен агрессором и это будет документально подтверждено — это значит, даже если он и победит, то уже не будет иметь такого морального веса и авторитета, какой был в реальности.
А теперь представьте, что было бы сегодня — ведь даже притом, что СССР-Россия именно жертва агрессии, на нас пытаются повесить равную ответственность за развязывание Второй мировой войны. А если бы СССР напал первым в июне 1941-го, сегодня уже подняли бы вопрос о пересмотре итогов Второй мировой?
В ответ резуны пытаются утверждать, что в те годы Рузвельтам и Черчиллям плевать было на общественное мнение своих стран. Однако это не так, не плевали, и Сталин именно на будущее это учитывал. В те годы Рузвельтам приходилось считаться со своим «общественным мнением». И считались серьёзно, ведь Рузвельту пришлось пойти на подставу Перл-Харбора, чтобы переломить мнение населения США, не желающего вступать в мировую войну в Европе…
19 июня по ПрибОВО была отдана директива, в которой ставилась уже конкретная задача:
«1. Руководить оборудованием полосы обороны. Упор на подготовку позиций на основной полосе УР, работу на которой усилить.
2. В предполье закончить работы. Но позиции предполья занимать только в случае нарушения противником границы.
Для обеспечения быстрого занятия позиций как в предполье, так и основной оборонительной полосе соответствующие части должны быть совершенно в боевой готовности.
В районе позади своих позиций проверить надёжность и быстроту связи с погранчастями.
3. Особое внимание обратить, чтобы не было провокаций и паники в наших частях, усилить контроль боевой готовности, всё делать без шума, твёрдо, спокойно. Каждому командиру и политработнику трезво понимать обстановку.
4. Минные поля установить по плану командующего армией там, где и должны стоять по плану оборонительного строительства. Обратить внимание на полную секретность для противника и безопасность для своих частей. Завалы и другие противотанковые и противопехотные препятствия создавать по плану командующего армией — тоже по плану оборонительного строительства.
5. Штарм, корпусу и дивизии — на связи КП, которые обеспечить ПТО по решению соответствующего командира.
6. Выдвигающиеся наши части должны выйти в свои районы укрытия. Учитывать участившиеся случаи перелёта государственной границы немецкими самолётами.
7. Продолжать настойчиво пополнять части огневыми припасами и другими видами снабжения.
Настойчиво сколачивать подразделения на марше и на месте.
Командующий войсками ПриОВО генерал-полковник Кузнецов
Начальник управления политпропаганды Рябчий
Начальник штаба генерал-лейтенант Кленов».
(ЦАМО, ф. 344, оп. 5564, д. 1, л. 34–36. Подлинник. ВИЖ № 5 1989 г. Первые дни войны в документах, с. 48. — http://liewar.ni/content/view/200/3)
Данная директива появилась в ПрибОВО во исполнении приказа ГШ от 18 июня, которым, по всей видимости, ставились такие задачи:
— закончить работы в предполье (на них перед этим была отдельная директива Генштаба, о чём пишет маршал М. Захаров в своих воспоминаниях «Генеральный штаб в предвоенные годы», М.: ACT, 2005 г. с. 218: «За несколько дней до начала войны в этих укрепраионах по указанию округа и в соответствии с директивой Генерального штаба проводились работы по оборудованию предполья в глубину до 35 километров» от границы) — об этом п. 2 директивы ПрибОВО, также Москвой указывался срок окончания работ — «к исходу 21 июня» и давались ограничения: «позиции предполья занимать только в случае нарушения противником границы»;
— ускорить выдвижение дивизий второго эшелона, которые начали движение в округах с 11–15 июня, срок окончания выдвижения первоначально им был указан — «к 1 июля» — об этом п. 6 директивы ПрибОВО, и также Москва меняла срок окончания выдвижения с «к 1 июля» на «к исходу 21 июня»;
— приводить в боевую готовность приграничные дивизии первого эшелона и выводить (отводить) их на их рубежи обороны — об этом п. 2 директивы ПрибОВО, указано также: «Для обеспечения быстрого занятия позиций как в предполье так и основной оборонительной полосе соответствующие части должны быть совершенно в боевой готовности», т.е., части, не приведённые в б/г, не могут «быстро занять позиции в предпольях»;
— привести в повышенную боевую готовность части ПВО округов, в готовность № 2.
Также должен был быть пункт о действиях приграничных войск в случае нападения, и генерал Абрамидзе это показывает: «Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу».
В округа пошла и команда приводить в боевую готовность и авиаполки (о том, как в повышенную б/г авиацию и ПВО 19–20 июня сначала приводили, а потом 21 июня её отменяли, распуская вечером лётчиков по домам, — чуть подробнее в отдельной главе).
Были наверняка ещё какие-то указания округам в том приказе ГШ от 18 июня, возможно, мог быть и не один приказ в эти дни, но пока не опубликуют текст шифровок за июнь 1941-го из архивов шифровального отдела ГШ, выяснить это сложно.
«Странность» опубликованной в Военно-историческом журнале в 1989 году (№ 5) директивы ПрибОВО от 19 июня уже разбиралась в книгах «Кто проспал начало войны?» и «Адвокаты Гитлера». Она заключается именно в отсутствии дат на окончание работ и срока выдвижения частей в «районы укрытия». Дело в том, что в армии, когда ставят задачу подчинённому командиру, указывают срок выполнения какой либо работы или мероприятия. Это требуется даже на уровне Устава. Нельзя ставить задачу без указания срока окончания. Даже в любимом армейском анекдоте «Копать отсюда и до обеда» указан срок — до обеденного перерыва. Но ставить задачу «Отсюда и до упора», с чем сталкивались обыватели, попав рядовыми в армию на плац подметать ломом окурки, нельзя. Иначе подчинённый может выполнять поставленную задачу хоть до Нового года и спросить начальник у него не сможет «за срыв выполнения приказа». Но если на уровне рядовой-прапорщик такие приказы и проходят (чаще для армейской хохмы), то на уровне округов-фронтов такое не допускается — срок должен быть указан.
Также не совсем ясен термин «район укрытия», точнее, это такой своеобразный термин тех лет, наподобие «выжидательный район». Но данная директива ПрибОВО от 19 июня на сегодня одно из самых основных доказательств существования приказа ГШ от 18 июня на приведение войск западных округов в боевую готовность до 22 июня. Есть множество косвенных фактов в виде воспоминаний, приказов по отдельным частям, но среди всех этот — самый серьёзный приказ по округу.
Также при публикации в ВИЖ явно убрали преамбулу, где должно быть указано, во исполнение какой конкретно директивы НКО и ГШ появилась данная директива округа. Например: «Во исполнении Директивы НКО и ГШ от 18.06.1941 г. № … Приказываю: …» (см. Директиву ЗапОВО № 002140/сс/ов 14 мая 1941 г.)
Повторяю: в данной директиве в обязательном порядке должны были быть проставлены сроки на окончание выполнения указанных в директиве мероприятий. Например:
«2. В предполье закончить работы к 24.00 21.06.1941 г»
И тем более в пункте на выдвижение войск:
«6. Выдвигающиеся наши части должны выйти в свои районы укрытия к 24.00 21. Об. 1941 г.»
Отсутствие сроков в принципе для подобных приказов в армии немыслимо. Иначе командиру просто будет непонятно, к какому сроку он должен выполнить данное мероприятие («В предполье закончить работы», или «части должны выйти в свои районы прикрытия») - к июлю, к осени, или действительно до Нового года можно валандаться.
Чтобы было понятно, что повырезали публикаторы в ВИЖ (им можно сказать «спасибо» даже за то, что они хотя бы так опубликовали данную директиву), достаточно просто сопоставить, как выглядят приказ по 12-му мехкорпусу от 18 июня и Директива штаба ПрибОВО от 19 июня. По пунктам…
«ПРИКАЗ КОМАНДИРА 12-го МЕХАНИЗИРОВАННОГО КОРПУСА № 0038 ОТ 18 ИЮНЯ 1941 г. О ПРИВЕДЕНИИ ЧАСТЕЙ КОРПУСА В БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ
18 июня 1941 г. Елгава
1. С получением настоящего приказа привести в боевую готовность все части.
2. Части приводить в боевую готовность в соответствии с планами поднятия по боевой тревоге, но самой тревоги не объявлять. Всю работу проводить быстро, но без шума, без паники и болтливости, имея положенные нормы носимых и возимых запасов продовольствия, горюче-смазочных материалов, боеприпасов и остальных видов военно-технического обеспечения. С собой брать только необходимое для жизни и боя.
3. Пополнить личным составом каждое подразделение. Отозвать немедленно личный состав из командировок и снять находящихся на всевозможных работах. В пунктах старой дислокации оставить минимальное количество людей для охраны и мобилизационные ячейки, возглавляемые ответственными командирами и политработниками.
4. В 23–00 18.6.41 г. частям выступить из занимаемых зимних квартир и сосредоточиться: <…>.
10. Командный пункт 12-го механизированного корпуса с 4.00 20.6.41 г. — в лесу 2 км западнее г. дв. Найсе (1266). До 22.00 18.6.41 г. командный пункт корпуса — Елгава <…>.
Командир 13-го механизированного корпуса генерал-майор ШЕСТОПАЛОВ
Начальник штаба корпуса полковник КАЛИНИЧЕНКО»
(Ф. 619, оп. 266019с, д. 11, л. 14–15. Машинописная копия. Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Т. № 33, 1957 г. Есть в Интернете.)
Смотрим, каким образом могут указать время начала или окончания выполнения мероприятий в таких приказах. В приказе по 12-му мк указали «С получением настоящего приказа» начать приводить в боевую готовность, а в директиве ПрибОВО от 19 июня время должно было быть указано более конкретно: «В предполье закончить работы» к такому-то сроку и «Выдвигающиеся наши части должны выйти в свои районы прикрытия» к такому-то сроку…
Примечание. Маршал М.В. Захаров писал, что перед войной в предполье велись работы по укреплению оборонительных сооружений, и делалось это по отдельной Директиве Генштаба. Но вот что не так давно появилось в Интернете…
На сайте В. Голицына, автора книги «Досье Барбаросса» (М., 2011 г.) — http://russiainwar.forum24.ru/71–6-0–00000095–000–40–0-1326829684–17.1.2012 г., некто А. Волков выложил интереснейшие документы в виде фотокопий страниц журнала «Боевые действия и донесения 800-го учебного полка “Бранденбург”…» По ним видно, что 11 июня немецкая радиоразведка перехватила приказ для штаба строительных работ ПрибОВО на границе об окончании этих работ к 20–22 июня. До 11 июня срок окончания работ был установлен — к 1 июля. Что также зафиксировала перед этим немецкая радиоразведка:
«Телеграмма
От начальника разведки и контрразведки штаба укреплений “Блаурок”
Начальнику разведки и контрразведки группы армий “Б”
11.6.41 г. 78.75
“Взводом радиоразведки на участке 6-й пехотной дивизии 11 июня перехвачен приказ русских, переданный по радио в штаб строительных работ вблизи озера Галадус, в котором срок окончания работ на укреплениях установлен 20–22 июня. Дословный текст радиограммы затребован.
Пополнение штаба укреплений: по поступавшим до сих пор донесениям агентов, срок — 1 июля”.
Начальник разведки и контрразведки штаба укреплений “Блаурок” № 1214/41, секретно, только для высшего командования» (ЦАМО, ф. 500, оп. 12462, д. 601, л. 38).
В апреле 1941 года 6-я пехотная дивизия вермахта прибыла в Восточную Пруссию для подготовки к вторжению в СССР. Дивизия действовала в составе 6-го корпуса 9-й армии группы армий «Центр», на её левом фланге, нанося удар на Алитус — Минск по 126, 128 сд ПрибОВО. Озеро Галадус — приграничное озеро в полосе 11-й армии ПрибОВО, где 128-я сд оказала достаточно серьёзное сопротивление танкам 12-й тд вермахта, наступавшей южнее 6-й пехотной дивизии вермахта, которые, по словам исследователя ПрибОВО С. Булдыгина, «выкатились к местечку Меркине только к вечеру» 22 июня.
По немецким радиоперехватам видно, что дату окончания работ в предполье, оказывается, и правда, корректировали с учётом возможного нападения Германии — с «1 июля» на «20–22 июня». И делалось это уже после 11 июня.
Гитлер 10 июня подписал приказ о нападении на СССР 22 июня. Этот приказ пошёл в вермахт 12 июня и, по воспоминаниям Черчилля, его по радио перехватили англичане. А группа К. Филби передала его в Москву тут же.
Однако это было уже после 12 июня, но, похоже, на дату нападения (на 20–22 июня) в СССР ориентировались ещё раньше. И дело тут, конечно, не в том, что Сталин предвидел заранее, что Гитлер подпишет 10 июня приказ о нападении 22 июня, а в том, что дата «22 июня» была озвучена самим Гитлером ещё в конце марта и также озвучивалась им же и позже, в апреле — мае. И это также попадало в Москву на стол Сталину. Но в начале июня дата возможного нападения «20–22 июня» стала более определённой и вероятной. Ведь не просто так уже 6–8 июня из Одессы и Минска в Москву ушли запросы о начале вывода войск в сторону границы в районы, предусмотренные планом прикрытия. Что и делается в угрожаемый период.
Строительные работы возле границы вели как батальоны и роты самих приграничных дивизий, так и специальные строительные части РККА, присланные для этих работ отдельно из внутренних округов. Вероятно, именно их шифровку и перехватили специалисты радиоперехвата из «Бранденбурга». И скорее всего, этот приказ штабу строительных работ на изменение сроков окончания работ был передан простым шифром, который достаточно легко и вскрыли немцы. Также А. Волков выставил документ, адресованный штабу 4-й армии вермахта, стоящей напротив ЗапОВО, напротив Бреста, в котором на 25 мая 1941 года даются оценка возможностей СССР напасть первыми и заключение: «Нет предположений, что русские перейдут в наступление».
На этот перенос сроков окончания работ с «к 1 июля» на «к 20–22 июня» исследователь ЗапОВО Д. Егоров высказал предположение, мол: «На 22 июня в частях РККА планировались спортивные праздники и прочие мероприятия».
На подобную «гипотезу» сразу вспомнилась своя служба в армии. Когда чуть не на каждые выходные в части устраивались такие «праздники». Что не выходной, то спортивный праздник на голову рядовых. «Если солдат не задействован в очередном “праздничном” кроссе, то он преступник», — гласит военная мудрость.
Есть ещё другой вид «праздников» в выходные для личного состава: рытьё каких-нибудь траншей. Главное, чтобы личный состав от безделья не начал думать о самоволках, девушках и где бы раздобыть нечто типа самогона…
А серьёзно: то какие могут быть «спортивные праздники», к которым надо закончить работы по укреплению полевых сооружений на границе, если война на носу? Об этом не знали только ленивые и слабоумные. Конечно, в частях на 22 июня продолжали планировать все эти «спортивные мероприятия», но уж точно 11 июня не стали бы давать команду заканчивать досрочно на 10 дней работы в предполье к 20–22 июня, санкционированные директивами Генштаба ради очередных спортивных достижений… Изменить таким образом директиву ГШ? Даже для Павловых это чересчур…)
И ещё обратите внимание, как в директиве ПрибОВО от 19 июня выглядит такая фраза: «Для обеспечения быстрого занятия позиций как в предполье, так и [в] основной оборонительной полосе соответствующие части должны быть совершенно в боевой готовности». То есть, во-первых, тут стилистическое сходство с фразой из «Директивы № 1» «быть в полной боевой готовности встретить возможный удар немцев», которая появится вечером 21 июня, и выходит, что так просто принято было тогда писать.
А во-вторых — в данном случае ясно видно, что «соответствующие части» могут быть готовы быстро занять позиции только в том случае, если они именно заранее были приведены в «совершенную боевую готовность», т.е. в «полную». Либо они должны быть приведены «в совершенную» б/г немедленно, 19 июня! По получении данной директивы.
Если кто-то сомневается, что данная директива по ПрибОВО именно «во исполнение приказа ГШ от 18 июня», то он всегда может пойти в ЦДМО и по реквизитам ВИЖа найти полный её текст и опровергнуть автора этой книги.
По ПрибОВО на сайте «Подвиг народа» также выложен «Журнал боевых действий Северо-западного фронта с 18.06.1941 г. по 31.07.1941 г.», в котором указывается:
«3. К исходу 21.6 в боевую готовность были приведены только части прикрытия (шесть сд) и мехкорпуса.
4. Штабы фронта, армий, корпусов и дивизий заняли свои КП, предназначенные на случай военных действий». (ЦАМО, Ф. 221, оп. 1351, д. 200.)
То есть к 24.00 21 июня части прикрытия, приграничные дивизии («шесть сд», около 80 тысяч бойцов) были приведены в боевую готовность, как и два окружных мехкорпуса: «3 и 12 мк заняли районы сосредоточения согласно плану».
Но на каком основании эти приграничные дивизии приводились в боевую готовность до исхода 21 июня, и вообще 18–19 июня с места двинулись мехкорпуса (согласно приказов по ним)? Если кто-то хочет сказать, что приводились эти «шесть сд» прикрытия «Директивой № 1» в ночь на 22 июня, напоминаю: данная директива пришла в Ригу только около 1.00 22 июня, и приказ по ней отдали в армии только в 2.30, а никак не к «исходу 21.6».
Если мы знаем, что второй эшелон начал выдвижение ещё 14–15 июня, то на основании чего штаб ПрибОВО привёл в боевую готовность дивизии первого эшелона, которым в директиве от 12 июня наркомом обороны было оговорено: «Приграничные дивизии оставить на месте, имея в виду, что вывод их к госгранице в назначенные им районы может быть произведён по особому моему приказу»?! (Это сборный вариант из директив для КОВО и ЗапОВО.)
«ЖБД СЗФ»: «Таким образом, непосредственно у госграницы находились от Балтийского побережья до Лугстогаплен 10 ск — 10, 90 и 125 сд, 11 ск; от р. НЕМАН и до КОПЦИЕВО — 1бск — 5, 33, 188 сд и 128 сд.
Эти части в основном располагались в лагерях, имея непосредственно у госграницы прикрытие от роты до батальона, по существу усилив пограничную службу». При этом дивизии второго эшелона «совершали переброску или марши из районов лагерей или зимних квартир к границе», а часть дивизий к исходу 21 июня «продолжали оставаться в лагерях или на зимних квартирах».
Значит «особый приказ» наркома для приграничных дивизий о приведении их в боевую готовность всё же пришёл в этот округ, и именно после 18 июня, но до 21 июня? И это подтверждает командир именно приграничной 10-й сд ПрибОВО: «Генерал-майор И.И. Фадеев (бывший командир 10 стрелковой дивизии 8-й армии). 19 июня 1941 года было получено распоряжение от командира 10-го стрелкового корпуса генерал-майора И.Ф. Николаева о приведении дивизии в боевую готовность. Все части были немедленно выведены в район обороны, заняли ДЗОТы и огневые позиции артиллерии. С рассветом [20 июня] командиры полков, батальонов и рот на местности уточнили боевые задачи согласно разработанному плану и довели их до командиров взводов и отделений.
В целях сокрытия проводимых на границе мероприятий производились обычные оборонные работы, а часть личного состава маскировалась внутри оборонительных сооружений, находясь в полной боевой готовности. 8 апреля 1953 года». (ВИЖ № 5, 1989 г., с. 25.)
Часть текста приказа ГШ от 18 июня дал в своих показаниях командир 72-й горно-стрелковой дивизии КОВО генерал Абрамидзе, отвечая после ВОВ на вопросы Покровского (подробно эти ответы уже разбирались в книге «Адвокаты Гитлера», но эти стоит повторить):
«Два стрелковых полка (187 и 14 сп) дивизии располагались вблизи государственной границы с августа 1940 года. 20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: “Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года».
Точно в указанный срок я по телеграфу доложил о выполнении приказа. При докладе присутствовал командующий 26-й армией генерал-лейтенант Ф.Я. Ко-стенко, которому поручалась проверка исполнения. Трудно сказать, по каким соображениям не разрешалось занятие оборонительных позиций, но этим воспользовался противник в начале боевых действий.
Остальные части и специальные подразделения соединения приступили к выходу на прикрытие госграницы с получением сигнала на вскрытие пакета с мобилизационным планом. 11 июня 1953 года». (ВИЖ № 5, 1989 г., с 27.)
Дивизия Абрамидзе была приграничной, и директива НКО и ГШ № 504205 от 12 июня, поступившая в Киев 15 июня, её не касалась, т.к. отдельным пунктом этой директивы чётко было указано: «Приграничные дивизии оставить на месте, имея в виду, что вывод их к госгранице в случае необходимости может быть произведён только по моему особому приказу…» Т.е. данную дивизию также поднимали именно особым приказом наркома, и это был приказ ГШ от 18 июня.
Также существование «пр. ГШ от 18 июня» подтверждают и показания начсвязи ЗапОВО Григорьева, данные им на суде и следствии по делу Павлова. Ну, и хочется надеяться, что и приведённые в этой книге доказательства также покажутся читателю убедительными. И после этого остаётся только один вопрос: а кто виноват в том, что приведение в боевую готовность войск на границе перед 22 июня не состоялось, а точнее — было сорвано, и кем?
В октябре 2011 года по моей просьбе исследователь истории ПрибОВО С. Булдыгин попытался найти точный текст директивы ПрибОВО от 19 июня по указанным реквизитам, но ему ответили так: «Это опись шифровального отдела, и она до сих пор не рассекречена». Т.е при отправке директив НКО и ГШ в округа они все зашифровывались на бланках шифровального отдела Генштаба РККА (8-го Управления ГШ), которые также подписывались тем же Жуковым или его замами как исполнителями и на которых шифровальщик делал специальные пометки. К этим бланкам прикладывался черновик директивы-приказа с подписями, и затем бланк с черновиком сдавался в архив 8-го Управления ГШ на «вечное» хранение.
Иногда черновики приказов и директив попадали на хранение не в секретные папки и описи архивов. В таком случае их находят архивные копатели. Как нашёл черновик Директивы № 1 от 21.06.1941 г. исследователь С.Л. Чекунов («ник» в Интернете «Сергей ст.»).
(Примечание. Подобные черновики остались на отдельном хранении только потому, что в те годы шифровальщики ГШ входили в структуру Оперативного управления ГШ «Затем, когда 8-е Управление получило самостоятельность и вышло из ОУ, часть документов, которые не подвергались обработке шифровальщиками, была возвращена в оперативное управление, т.е. это было связано с определёнными организационными мероприятиями и некоторыми нарушениями режима секретности, за что потом их и долбили в докладной наркому Г.Б. Вот поэтому и всплыли сейчас эти черновики — они были в архивах О.У. А вот в последующем уже было жёстче с этим, и после разъединения шифровальщики хрен что вернули бы, тем более что 8-е Управление подчиняется лично НГШ» (С. Мильчаков).
Сегодня шифровальный отдел ГШ имеет свой отдельный архив, и он как раз и недоступен, хотя именно там и лежат «все разгадки трагедии 22 июня»…)
В ПрибОВО мехкорпуса поднимались также задолго до 22 июня:
«Генерал-полковник П.П. Полубояров (бывший начальник автобронетанковых войск ПрибОВО). 16 июня в 23 часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о приведении соединения в боевую готовность. Командиру корпуса генерал-майору И.М. Шестопалову сообщили об этом в 23 часа 17 июня по его прибытии из 202-й моторизованной дивизии, где он проводил проверку мобилизационной готовности.
18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы. В течение 19 и 20 июня это было сделано.
16 июня распоряжением штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус (командир генерал-майор танковых войск А.В. Куркин), который в такие же сроки сосредоточился в указанном районе. 1953 год». (ВИЖ № 5, 1989 г., с. 23.)
Как видите, Полубояров даёт точную дату, к которой мехкорпуса в ПрибОВО должны были закончить выдвижение на рубежи обороны — начали выдвижение 18 июня, а закончили, согласно приказу, 20-го: «18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы В течение 19 и 20 июня это было сделано».
Также он ясно показал, что повышение боевой готовности мехкорпусов в ПрибОВО произошло уже 17 июня (на основании «директивы от 12 июня»)!
18 июня их подняли отдельным приказом «по боевой тревоге» и отправили в «запланированные районы» (запланированные по ПП округа). Напомню, по боевой тревоге и с выводом в «запланированные районы» не поднимают без приведения в полную б/г. Так как в запланированный район, в район, предусмотренный планом прикрытия, часть может выводиться только в случае военной опасности, угрозы войны.
В ПрибОВО было всего 2 механизированных корпуса и оба были приведены своим окружным командованием в боевую готовность после 16 июня, т.е. после получения директивы о «повышении боевой готовности…» от 12 июня (3-й мк подняли по тревоге аж 21 июня… но о том, почему Полубояров соврал, чуть позже).
Приграничные дивизии ПрибОВО тоже приводились в б/г до 22 июня:
«Генерал-полковник М.С. Шумилов (бывший командир 11-го стрелкового корпуса 8-й армии ПрибОВО). Войска корпуса начали занимать оборону по приказу командующего армией с 18 июня. Я отдал приказ только командиру 125-й стрелковой дивизии и корпусным частям. Другие соединения также получили устные распоряжения через офицеров связи армии. Об этом штаб корпуса был извещён. Боеприпасы приказывалось не выдавать. Разрешалось только улучшать инженерное оборудование обороны. Однако я 20 июня, осознав надвигающуюся опасность, распорядился выдать патроны и снаряды в подразделения и начать минирование отдельных направлений.
21 июня в штабе корпуса находился член военного совета округа (корпусной комиссар П.А. Диброва. — В. К), который через начальника штаба приказал отобрать боеприпасы. Я запросил штаб армии относительно письменного распоряжения по этому вопросу, но ответа не получил. 1952 год». (ВИЖ № 5, 1989 г., с. 24.)
То есть в 10-м и 11-м стрелковых корпусах 8-й армии по приказу командующего армией генерал-лейтенанта П.П. Собенникова свои приграничные дивизии после 18 июня приводили в боевую готовность! И вот что показывает он сам:
«Генерал-лейтенант П.П. Собенников (бывший командующий 8-й армией).
Утром 18 июня 1941 года я с начальником штаба армии выехал в приграничную полосу для проверки хода оборонительных работ в Шяуляйском укрепленном районе. Близ Шяуляя меня обогнала легковая машина, которая вскоре остановилась. Из неё вышел генерал-полковник Ф.И. Кузнецов (командующий войсками Прибалтийского особого военного округа. — Авт). Я также вылез из машины и подошёл к нему. Ф.И. Кузнецов отозвал меня в сторону и взволнованно сообщил, что в Сувалках сосредоточились какие-то немецкие механизированные части. Он приказал мне немедленно вывести соединения на границу, а штаб армии к утру 19 июня разместить на командном пункте в 12 км юго-западнее Шяуляя.
Командующий войсками округа решил ехать в Таураге и привести там в боевую готовность 11-й стрелковый корпус генерал-майора М.С. Шумилова, а мне велел убыть на правый фланг армии. Начальника штаба армии генерал-майора Г.А. Ларионова мы направили обратно в Елгаву. Он получил задачу вывести штаб на командный пункт.
К концу дня были отданы устные распоряжения о сосредоточении войск на Тынгще Утром 19 июня ялично проверил ход выполнения приказа. Части 10, 90 и 25-й стрелковых дивизий занимали траншеи и дерево-земляные огневые точки, хотя многие сооружения не были еще окончательно готовы. Части 12-го механизированного корпуса в ночь на 19 июня выводились в район Шяуляя, одновременно на командный пункт прибыл и штаб армии.
Необходимо заметить, что никаких письменных распоряжений о развертывании соединений никто не получал. Все осуществлялось на основании устного приказания командующего войсками округа. В дальнейшем по телефону и телеграфу стали поступать противоречивые указания обустройстве засек, минировании и прочем. Понять их было трудно. Они отменялись, снова подтверждались и отменялись, в ночь на 22 июня я лично получил приказ от начальника штаба округа генерал-лейтенанта П.С. Кленова отвести войска от границы. Вообще всюду чувствовались большая нервозность, боязнь спровоцировать войну и, как их следствие, возникала несогласованность в действиях. 1953 год» (ВИЖ № 5, 1989 г., с. 24).
Как видите, сначала 18 июня Собенников получил приказ Кузнецова занимать оборону на границе, а в ночь на 22 июня уже начштаба округа Клёнов выдал ему приказ отводить войска от границы! Клёнов был арестован 9 июля 1941 года и расстрелян 23 февраля 1942 года. А вот действия Кузнецова так и пытаются выдать за мифическую «личную инициативу» командующего ПрибОВО. Но в 8-й армии ПрибОВО «пр. ГШ от 18 июня» выполняли и приграничные дивизии поднимали по тревоге, а вот в соседней, 11-й армии, — нет. Но, кстати, и в КОВО 21 июня в полосе 5-й армии, под Новоград-Волынским, также отводили пехоту от границы, оставляя артиллеристов гаубичных полков без прикрытия. Об этом написал в своих подробнейших воспоминаниях кандидат военных наук дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант артиллерии B.C. Петров, служивший тогда в 92-м отдельном артиллерийском дивизионе (Прошлое с нами. Кн. 1. — К: Политиздат Украины, 1988. Есть в Интернете). Но самое интересное, что вроде как разумный приказ не занимать предполья в округах использовали именно для того, чтобы отвести пехоту чуть не на десятки километров от позиций. ГШ дал команду: «Части… расположенные на самой, границе, отвести назад на несколько километров… на рубеж: подготовленных позиций», а в ПрибОВО передовые части отводили чуть не на 50 км.
«Генерал-лейтенант В.К. Морозов (бывший командующий 11-й армии). На основании устных распоряжений командующего войсками округа соединения 11-й армии выходили на подготовленный рубеж обороны. Делалось это под видом усовершенствования полевых укреплений.
На границе находилось по одному полку от каждой дивизии, усиленному, как правило, артиллерийским дивизионом. В начале июня была произведена замена одних полков другими.
В начале июня 1941 года дивизии в своих районах имели развёрнутые командные пункты, на которых постоянно дежурили офицеры. 1952 год» (ВИЖ № 5, 1989 г., с. 24).
В этом ответе Морозов ничего не говорит (или это не опубликовали в ВИЖ в 1989 г.) о том, что с 18–19 июня его приграничные дивизии по команде Кузнецова начали занимать свои рубежи обороны на границе. Однако он тут о другом говорит — о порядке «дежурства» на границе в те дни. И слова Морозова подтверждают «недавно» найденные документы. Действительно, уже с мая 1941 г. на границу выставлялись стрелковые полки, усиленные одним артдивизионом, чаще всего гаубичным.
На своем сайте (http://www.solonin.org/doc_i-esche-raz-o-vnezapnosti) историк М. Солонин 5 ноября 2011 г. выдал следующее:
«И ещё раз о “внезапности” (документы 11-й Армии 20 и 21 июня 1941 г.) — ДОБАВЛЕНЫ СКАНЫ («сканы» желающие могут посмотреть на сайте Солонина. — Авт.).
В военном архиве Германии, в фонде разведывательного отдела штаба 3-й танковой группы вермахта (RH 21–3/437) обнаружились два “трофейных” (с точки зрения немцев) документа. В первые дни войны 3-я ТГр наступала в полосе 11-й Армии Северо-западного фронта (Прибалтийского особого ВО). Соответственно, и захваченные документы были составлены в штабах 11-й Армии. В их содержании нет ничего сенсационного — обычная рутина войны: занять линию обороны, вести разведку, выявить группировку противника… Пристального внимания заслуживают только номера и даты подписания документов:
Щтаб 11 Армии
Опер. Отдел 20.6.1941 г. № 005/оп Сов. секретно. Экз. № 1
Командиру 128 сд
Командиру 374 сп Командиру гаубичного полка Карта 100.000
К утру 21.6 занять следующее положение для обороны:
1. Один дивизион ГАП (гаубичный артиллерийский полк. — М. С.) поставить на позицию в районе высоты 147,9 (юго-зап. Кальвария). (Кальвария — по-сёлок на границе Литвы и Вост. Пруссии. — М. С.)
Задача — в случае наступления противника поддержать батальоны 126 СД (стрелковой дивизии. — М. С),
2. Вывести батальон 374 сп в район рощи Зелёнка (2452) (далее зачеркнуто: «где организовать оборону». — М. С)
Окончание занятий только по моему указанию.
Командующий 11 Армии генерал-лейтенант подпись (Морозов)
Член Военного Совета бригадный комиссар подпись (Зуев)
Начальник штаба армии генерал-майор подпись (Шлемин)”».
Увы, никакой особой «сенсации» здесь нет. Возможно, резунам в этом хотелось бы увидеть подготовку нападения, а нам, казалось бы, стоило бы увидеть, что дивизии и артиллерию выводят к 22 июня (!!) (вроде как по «пр. ГШ от 18 июня»!!)… Но в реальности всё оказывается проще. Это была не более чем рутинная служба в угрожаемый период. Во всех округах с начала мая отдельные батальоны стрелковых дивизий и полков с артдивизионами выводились на границу — и в ПрибОВО, и в ЗапОВО (об этом чуть позже), и скорее всего, и в КОВО с ОдВО. И в начале мая, вероятно, была отдельная директива ГШ на этот счёт. Находились-дежурили на границе эти батальоны с артдивизионами примерно по 3–4 недели, а потом заменялись. Так было вплоть до 22 июня. И вот здесь и стоит поискать «криминал».
Дело в том, что если бы в округах до конца исполнили «пр. ГШ от 18 июня» о приведении в б/г приграничных дивизий, то такие «дежурства» были бы отменены. И вместо отдельных стрелковых батальонов к границе после 19 июня стали бы выводить стрелковые приграничные дивизии в полном составе. Как это было в отдельных местах (типа 8-й в ПрибОВО). Но, похоже, проводилась лишь некая имитация выполнения «пр. ГШ от 18 июня» — отдавали приказы с привязкой к «исходу 21 июня», но не более того.
По ЗапОВО, несмотря на саботаж приказов Москвы Павловым, также отдельные приграничные части занимали свои оборонительные позиции на госгранице до 22 июня. И в этом можно «сослаться» на… генерала Гальдера, который и указал в своём служебном дневнике 20 июня 1941 года:
«Сведения о противнике: на отдельных участках замечена повышенная внимательность русских. (Перед фронтом 8-го армейского корпуса противник занимает позиции.)». 8-й армейский корпус вермахта наступал как раз в полосе ЗапОВО, в группе армии «Центр» в Белоруссии.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.