5. Перед войной

5. Перед войной

В кампании 1908 г. “Ростислав”, “Пантелеймон” и “Три Святителя”, с октября 1907 г. переклассифицированные, как и все эскадренные броненосцы, в линейные корабли, вошли в сформированный в начале года Черноморский отряд действующего флота. Он включал также крейсер “Память Меркурия”, 9 эскадренных миноносцев доцусимских типов “3” и “Ж”, заградитель “Дунай”, недавно переведенный с Балтики транспорт- мастерскую “Кронштадт” и учебное судно “Прут”.

Успехи продолжавшейся с прежней интенсивностью и все более осложнявшейся боевой подготовки (плавания ночью без огней, маневрирование на полной скорости, в том числе и при проходе бонового заграждения у входа в Севастопольскую бухту) закреплялись периодическими летними выходами для стрельб и эволюций в район Тендровского залива к Севастополю или ближнего полигона, против устья р. Бельбек. Эта обширная программа учений, стрельб и занятий с 1909 г. разнообразилась появлением на Бельбекском рейде первых подводных лодок Черноморского флота.

Совсем еще неведомые на флотах в пору постройки “Ростислава”, подводные лодки как новый род оружия получили некоторую известность во время русско-японской войны, но. и теперь, спустя 5 лет, их на флотах не принимали всерьез. Не особенно вспоминали о лодках и 29 мая, когда, продолжая программу учений, “Ростислав” под флагом начальника отряда контр- адмирала B.C. Сарнавского (в русско-японской войне командовал крейсером “Паллада”) с раннего утра провел почти 4-часовую (на 14 галсах!) стрельбу в море из вспомогательных стволов по щитам, а после полудня уже в составе отряда вышел в плавание до Евпатории.

Весь путь, следуя движениям и сигналам ставшего головным “Пантелеймона” (куда временно перенес свой флаг начальник отряда), “Ростислав”, шедший вторым, а за ним – “Три Святителя” и “Память Меркурия” выполняли серию сменявших одна другую эволюций – поворотов и перестроений. Точность и чистота эволюций – этой своего рода корабельной строевой подготовки – первый показатель сплаванности кораблей отряда или эскадры, их готовности и в бою действовать умело и согласованно.

Около 8 ч вечера, после двухчасовой стоянки на Евпаторийском рейде, эволюции в море продолжили с закрытыми ходовыми огнями, и только в 11 ч 15 мин ночи, выполнив перед этим ряд коордонатов и перестроений из строя фронта в кильватерный и обратно, сделали поворот вправо й на траверзе Херсонесского маяка легли на Инкерманский створ.

После тревог, суеты и напряжения, в которых прошел весь день, в полумраке рубки на “Ростиславе”, по-прежнему шедшем за “Пантелеймоном”, воцарились тишина и спокойствие. Растворившись во тьме спустившейся над Крымом безлунной ночи, корабли не слышными тенями скользили по глади моря. Отряд вышел на “финишную прямую”, ведущую в глубь Севастопольской бухты, и теперь оставалось только проследить за точным совпадением створных огней, все явственнее проблескивавших из-за смутно угадывавшегося впереди “Пантелеймона”.

Ночь была непроглядная, и все внимание на корабле было сосредоточено на точности следования по створу и удержания своего места в походном строю. Надзор за курсом был строгий – в рубке были и штурман, и командир. О лодках и не вспоминали – что они могут сейчас увидеть через свой перископ?

Около полуночи (в 11 ч 27 мин по вахтенному журналу “Ростислава”) слева от курса где-то позади траверза “Пантелеймона”, в расстоянии 400-600 м увидели вспышку почти сразу погасшего белого огня. Все в рубке “Ростислава” решили, что такой огонь мог как и не раз бывало, принадлежать рыбачьей лодке. Корабль шел строго по створу, и командир для порядка приказал “влево не сдавать” и следить за огнем, чтобы разойтись с рыбачьей лодкой левым бортом. Но огонь потерялся, и рыбака считали уже оставшимся за кормой, когда новая вспышка совсем уже вблизи “Ростислава”, в каких-то двух-трех десятках мерах почти прямо впереди осветила почти целиком погруженный в воду силуэт подводной лодки, которая почему-то шла круто наперерез, словно пытаясь проскочить у корабля под носом.

Немедленно прозвучавшие команды – штурмана “лево на борт” (то есть поворот вправо) и командира “полный назад” – ничего уже изменить не могли. Державшая 12-уз скорость 10000-тонная громада корабля не успела даже замедлить ход, как острый бивень литого стального форштевня с легкостью, словно топор яичную скорлупу, рассек лодку надвое. На баке услышали скрежет раздираемого металла, но корабль, слабо вздрогнув, продолжал свой все еще неудержимый бег, и у борта все увидели как бы пытавшиеся удержать на поверхности агонизирующую подводную лодку, ее вращающиеся винты. Но что можно было сделать в те считанные мгновения, в течение которых лодка, а вернее, ее половина с боевой рубкой, прочертив бортом по броне корабля, камнем ушла под воду вблизи места его правого трапа. Тогда только, вспенивая воду и содрогаясь всем корпусом, корабль почувствовал действие начавших бешено вращаться на задний ход гребных винтов и начал терять скорость.

Превозмогая осознание ужаса столь обыденно и почти безмолвно произошедшей катастрофы и повинуясь высшим, усвоенным на уровне рефлекса велениям служебного долга, люди на мостике “Ростислава” действовали без малейшего промедления. Мгновенно прозвучали все нужные команды, и вот уже мрак и тишину ночи разорвали два сигнальных пушечных выстрела, включились ходовые огни, полетели за борт спасательные буйки, к талям дежурных вельботов и рабочего катера бросились вахтенные смены гребцов.

Лучи прожекторов пытались нащупать место катастрофы. Шлюпки, отвалив от борта, начали поиск людей с подводной лодки. Спасти удалось лишь одного человека. Им был подобранный шестеркой с “Памяти Меркурия” (он оказался ближе всех к месту катастрофы) мичман Аквилов. Во время атаки, выполнявшейся в полуподводном положении, он стоял на крыше рубки, откуда и командовал через временную переговорную трубу. Таранный удар отбросил мичмана далеко в сторону от лодки, и он чудом не попал под винты “Ростислава”. Иная судьба была уготована остальным. Запертые в отсеках (рубочный люк также был задраен), оглушенные страшным ударом и захлебнувшиеся в мгновенно поглотившей их морской пучине, люди должны были погибать мученической смертью.

Всю ночь “Ростислав” – невольный виновник катастрофы – оставался у места гибели лодки. Люди не могли расстаться с надеждой, что кто-то, может быть, уцелел в отсеке и дышит остатками сохранившегося воздуха. Ведь воздух был и в резервуарах торпед… Все торопили время, ожидая рассвет и помощь из Севастополя. Огромный корабль, сосредоточие всех технических и научных свершений человечества, был бессилен что-либо сделать для спасения людей на затонувшей лодке.

Сколько еще произошло с того времени драматических или нелепых, леденящих душу катастроф, и во всем, что о них известно, однообразно повторяется одна ужасающая деталь-все боевые корабли, сколько бы ни были для своего времени совершенны и как бы скоро ни подоспели они к месту катастрофы – все они одинаково бессильны помочь спасению людей с затонувшей подводной лодки. И сколько бы ни изощрялся ум человека, придумывая новые средства спасения людей из-под воды – а их немало (сигнальные буи с телефоном, тубусы в отсеках, индивидуальные дыхательные аппараты, шлюзовые и всплывающие камеры, спасательные колокола и самоходные подводные аппараты) – как правило, все они лишь представляют подводнику дополнительный шанс спасения самостоятельно или – в редких случаях – с помощью специальных уникальных судов. Обычные же надводные корабли и сегодня также не могут помочь спасению людей из-под воды, как не мог сделать это и “Ростислав” в 1909 г.

И все же в условиях того времени было сделано почти невозможное. Еще до подхода спасательных средств из порта гребные барказ и рабочий катер “Ростислава” тяжелым пеньковым тралом захватили на грунте лодку, штурман секстантом определил ее точное место, и на грунт в глубину ушел вызвавшийся добровольцем (57-м глубина гибели лодки превосходила все допустимые тогда нормативы) водолазный унтер-офицер “Ростислава” Конон Кучма. 22 минуты он с риском для жизни обследовал опутанную тралом лодку и подтвердил худшие предположения – все 20 человек экипажа и возглавлявший выход “Камбалы” начальник отряда капитан 2 ранга Н.М. Белкин – погибли.

На “Ростиславе” во время большой приборки

Одинокий (отряд ушел в Севастополь с рассветом), словно оставленный среди моря для покаяния и будто еще надеявшийся вернуть к жизни погубленную лодку, почти двое суток нес “Ростислав” на Инкермаиском створе свою скорбную вахту. С его помощью точно обвеховали район гибели, организовали систематические спуски доставленных из Севастополя портовых водолазов и первые подготовительные работы по подъему лодки. В корабельном лазарете пытались (но, увы, безуспешно) вернуть к жизни не выдержавшего на глубине предельных нагрузок водолаза с учебного судна “Березань” Ефима Бочкаленко.

Днем 31 мая на “Ростислав” вернулся содействовавший спасательным работам начальник Черноморского отряда контр-адмирал B.C. Сарнавский, и под его флагом корабль ушел в Севастополь.

Несчастливый для флота 1909 год (в августе едва не утонула два часа боровшаяся за живучесть подлодка “Лосось”) потребовал жертв и от “Ростислава” – в июне на Тендровском рейде шквалом опрокинуло шестерку № 1. Несколько дней водолазы “Ростислава”, “Пантелеймона” и “Трех Святителей” обшаривали дно бухты в поисках тел трех утонувших матросов. Здесь же на рейде, приспустив кормовые флаги, отслужили панихиду по погибшим.

В действиях командира “Ростислава” капитана 1 ранга А.Д. Сапсая суд никаких упущений или нарушений правил кораблевождения не обнаружил. Лодка, затонувшая на глубине 56 м, была поднята, и памятником над первой могилой черноморских подводников стала сохранившаяся до наших дней на севастопольском городском кладбище стальная рубка, снятая с “Камбалы”.

В 1910 г. “Ростислав”, “Пантелеймон” и “Три Святителя” образовали бригаду линейных кораблей действующего флота Черного моря. К бригаде был причислен крейсер “Кагул” (бывший “Очаков”). Беспримерно ограниченный состав флота (прежние броненосцы устарели окончательно, а новые еще достраивались) приходилось восполнять интенсивной как никогда боевой подготовкой. В обучении на кораблях в центре внимания становились постоянные тренировки в меткости и скорости (этот показатель в доцусимском флоте в отчетах даже не фигурировал) стрельбы, в бригадных стрельбах – искусство массирования огня по цели, в плаваниях – эволюционные упражнения и маневры с обозначенным противником.

Эскадренный броненосец “Ростислаа” (Сведения о кораблях, опубликованные в английском справочнике “JANE’S FIGHTING SHIPS". 1909 г.)

Одновременно, хотя и с постоянными задержками из-за нехватки средств осуществлялась разработанная еще в 1909 г. программа широкого технического перевооружения флота. Старые корабли насыщались новыми приборами и устройствами. Среди них – зарядные станки для отработки скоростных навыков заряжания орудия, отмечатели и упредители А.Н. Крылова для тренировок в точности наводки орудий и умение стрелять при качке, усовершенствованные оптические прицелы и дальномеры с увеличенной до 9 футов базой, “звучащие” радиостанции, перископные прицелы вместо рубок башенных командиров. Более быстродействующие затворы орудий, принципиально новая система управления артиллерийским огнем (система “совмещения стрелок”), раздельное наведение орудий с соответствующим добавлением в орудийный расчет специального установщика прицела.

Было покончено наконец с крайней, рассеивавшей внимание и, конечно, влиявшей на точность доцусимской стрельбы перегрузкой стреляющего комендора, от которого, как говорили офицеры, требовалось тогда две головы и три руки. На “Ростиславе” эти работы все же не были первоочередными – министерству, от которого требовали реформ и сокращения бюджета, хватало забот с более мощными кораблями.

Сохранялась на корабле и перегрузка, факт которой МТК своим журналом от 3 января 1909 г. пришлось признать официально: начисленные вознаграждения трюмному механику, который поднял вопрос, было предписано производить по штатам 10000-тонного (а не 8880 т) водоизмещения.

Важным средством повышения боеспособности корабля стали разработанные в 1909 г. таблицы непотопляемости (борьбу за внедрение их на флоте А.Н. Крылов, встречая противодействие со стороны Главного инспектора кораблестроения Н.Е. Кутейникова, вел с 1901 г. Понадобилась трагедия Цусимы, чтобы окончательно возобладал главный принцип непотопляемости – не бесцельное противоборство водоотливных насосов с заполнившей отсек водой, а контрзатопление отсеков на противоположном борту. И только выровняв корабль и заделав пробоины, можно было удалять воду из затопленных отсеков.

Так, по расчетам корабельного инженера полковника И.Е. Егорова, даже при минном взрыве около 54 шпангоута по правому борту корабль могло спасти немедленное открытие двери в диаметральной переборке котельного отделения, чем затопив смежное отделение крен с 29,14° уменьшался до 14,84°. Его в свою очередь можно было затем устранить затоплением соответственно оборудованных креновых отсеков.

“Ростислав” в Севастополе

Действуя умело и энергично, справиться можно было и с последствиями пробоины в небронированном борту в носовой части (от такой пробоины в Цусимском бою погиб обладавший большим запасом плавучести броненосец “Ослябя”). Приняв (вместе с мерами по контрзатоплению) до 1000 т воды, корабль садился носом почти на 2 м сверх нормативной осадки, но сохранял остойчивость и управляемость.

29 июля 1911 г. в состав бригады вошли, наконец-то сданные флоту “Евстафий” и “Иоанн Златоуст”, а “Три Святителя” встал на ремонт. Продолжая боевую подготовку в составе бригады, “Ростислав” участвовал в двух больших заграничных плаваниях флота: в августе вдоль всего побережья Черного моря (с заходом в кавказские, малоазиатские и болгарские порты) в сентябре – в Румынию. Здесь после имевшего важное политическое значение визита (с приемом офицеров нашей эскадры во дворце у короля) произошел досадный случай: по неизъяснимой оплошности флагманских штурманов в виду Констанцы сели на мель головные корабли уходившего русского отряда: “Пантелеймон” и “Евстафий”.

“Ростислав” избежал их участи, но и не воспользовался имевшимся случаем (если бы штурман, не доверяясь флагманским специалистам, вел прокладку самостоятельно) предупредить флот об опасности. Это происшествие положило конец объективно прлезной деятельности командовавшего морскими силами Черного моря вице-адмирала И.Ф. Бострема. Большой англоман, он добился заимствования на флоте многих полезных технических новшеств и приемов морской практики, включая отработку аварийной буксировки линейными кораблями один другого.

В сентябре 1912 г., с вводом в строй модернизированного “Три Святителя”, “Ростислав”, как это планировалось, уступил ему свое место в бригаде и перешел в 1-й резерв. И в этом решающую роль сыграла несовместимость его главной артиллерии с 305-мм калибром орудий остальных кораблей бригады.

Поднятые к этому времени на уровень науки тактика и артиллерийское искусство русского флота однозначно указывали, что единство главного калибра и баллистических свойств орудий в бригаде – главнейшее условие для обеспечения уверенного управления огнем.

Многокалиберность – это вредное усложнение, увеличивающее вероятность ошибок, усложнение управления стрельбой. С определенностью установлено было и то, что оптимальный состав бригады – четыре корабля.

При большем числе одновременно стреляющих по одной цели кораблей эффект огня увеличивается незначительно, а сложность его управлением возрастает несоизмеримо. Так забытый всеми журнал МТК № 32 от 22 февраля 1892 г. в очередной раз повернул судьбу “Ростислава”. На случай войны корабли 1-го резерва (в котором состояли все мореходные канонерские лодки типов “Уралец” и “Черноморец”) должны были осуществлять операции в прибрежной зоне: прикрывать огнем высадки десантов, обстреливать береговые позиции войск, укрепления, портовые и другие сооружения на берегах Турции и Дуная. В этих условиях возрастала опасность со стороны вражеских миноносцев и для отражения их атак решено было усилить противоминную артиллерию “Ростислава”.

Проект, разработанный в июле 1912 г. по заданию командующего морскими силами, предусматривал замену восьми из имевшихся 12 47-мм пушек, давно уже малодейственных против миноносцев, на четыре пушки калибром 102 или хотя бы 75 мм. Вызываемую этим решением (по первому варианту) 24- тонную перегрузку (увеличение осадки на 0,01 м) предлагалось понизить или вовсе устранить, сняв давно бездействующие (но все еще оставшиеся в неприкосновенности) вспомогательные котлы с фундаментами (27 т) и два тяжеловесных (34 т) подводных минных аппарата системы Г.А. Лесснера. Если МГШ считал аппараты в вооружении корабля по-прежнему необходимыми, то следовало бы их заменить современными и более легкими конструкции Металлического завода. Но в штабе не поддержали инициативу черноморцев – эффект перевооружения почему-то сочли незначительным, как говорилось в ответе из Петербурга, а главное, не хватало средств не только на резервный “Ростислав”, но и на другие, гораздо более насущные потребности флота.

В октябре 1912 г. “Ростислав” неожиданно получил специальное, вполне отвечающее его рангу линейного корабля, назначение. Вслед за крейсером “Кагул” его отправили в Константинополь, где собралась (впервые с участием России) представительная международная эскадра. Шла первая балканская война (1912-1913 гг.), и успехи болгарской армии, приближавшейся к городу, могли вызвать в нем хаос и беспорядки. Для защиты своих посольств от погромов со стороны фанатиков- мусульман и собирались на рейде корабли разных стран. В эскадру входило до 21 корабля, включая один из новейших германских линейных крейсеров (Россия такие корабли только начинала проектировать) “Гебен”. Возглавлял эскадру старший в чине французский адмирал на крейсере “Леон Гамбетта”. Русский отряд составляли “Кагул”, “Ростислав” и канонерские лодки “Кубанец”, “Донец” (прибыл позднее), пароход Добровольного флота “Саратов” и находившаяся здесь ранее в качестве стационера яхта “Колхида”.

В Севастопольской бухте

С 11 февраля 1913 г. командование русским отрядом от командира “Кагула” капитана 1 ранга И.С. Денисова перешло к прибывшему на пароходе “Одесса” контр-адмиралу Н.А. Петрову-Чернытину – начальнику штаба Севастопольского порта. Всего в отряде вместе с десантными ротами 50-го Белостокского полка было 1407 человек. Для охраны района посольств был разработан общий план высадки интернационального десанта, распределены занимаемые каждой державой участки обороны, подготовлены, а частью переправлены в посольства группу пулеметчиков. Каждый отряд снабжался флагами своей страны и турецким национальным, чтобы десантников не приняли за враждебные Турции войска.

Напряженные учения явились причиной дипломатического инцидента: 29 января на “Ростиславе” комендор Озеров, который во время боевой тревоги объяснял порядок обслуживания 47-мм пушки, зарядил ее, вопреки инструкции боевым патроном, а затем, задев спусковую тягу, произвел выстрел. Осколки разорвавшегося в воде снаряда долетели до казармы султанской стражи и даже перебили один из железных прутьев его ограды. Инцидент был улажен объяснениями командира с первым камергером султана и посла с министром иностранных дел.

Список офицерского состава эскадренного броненосца “Ростислав”. 1912 г. (РГА ВМФ, ф. 417, on. 1, д. 4322)

Экипаж корабля: 599 человек кадрового состава, 126 человек школы унтер-офицеров, 128 человек 6-й роты 50-го Белостокского полка.

В рождественские праздники для матросов на кораблях устраивали увеселения, игры, кинематограф, традиционные спектакли собственной художественной самодеятельности, на которых присутствовали посол М.Н. Гире, представители посольства и русской колонии в Константинополе. Неудачи мирных переговоров воюющих сторон заставляли усиливать боеготовность кораблей. На “Ростиславе”, перешедшем на 3-часовую готовность, на ночь в башнях 254-мм орудий загружали зарядные столы, усиливали наблюдения за берегом и рейдом. Запасы угля постоянно поддерживали с помощью приходящего из Мариуполя парохода “Батум”.

Начавшиеся 20 февраля 1913 г. юбилейные дни 300-летия дома Романовых отметили торжественной панихидой и флагами расцвечивания, поднятыми на следующий день на всех кораблях международной эскадры, а вечером иллюминацией. Салют, не допускавшийся режимом проливов, в порядке исключения произвела турецкая яхта “Эртогрул”. Приемы, визиты, спектакли, танцы и увеселения продолжались три дня.

По возвращении в Севастополь “Ростислав” попал прямо ко второму этапу переместившихся в Крым торжеств 300-летия. Очарование и красота вечнозеленой южной природы и сияющий в ней своим естественным белым камнем, свободно раскинувшийся по приморским холмам, долинам и бухтам город Севастополь, великолепие гаваней, лучших из созданных природой, и величественность воспетого Айвазовским моря – как эффектно смотрелся у его берегов парадный строй боевых кораблей, столь впечатляюще было зрелище праздника. В этом городе и в этой бухте, где все дышало вечностью, говорили и руины Херсонеса, и камни Карантинной гавани, так успокоительно было думать, что столь же вечными будут и Россия, и флот, и династия.

Праздник, начавшийся утром 9 августа салютом с кораблей показавшемуся из туннеля царскому поезду, охватил весь город и флот. В числе первых в тот же день удостоился “Ростислав” чести принять на своей палубе императора Николая II.

Зачисленный 6 августа в состав Учебного отрада, корабль с 4 по 20 сентября провел в кавказском плавании с учениками Черноморской учебной команды строевых унтер-офицеров. По радиовызову командующего морскими силами корабли вернулись в Севастополь и вместе с “Синопом” и “Георгием Победоносцем” 25-28 сентября участвовали в больших маневрах флота.

4 октября вместе с флотом “Ростислав” на Ялтинском рейде участвует в торжествах тезоименитства девятилетнего наследника российского престола государя и великого князя Алексея Александровича. Салютом и иллюминацией флот украшал торжества в Ливадийском дворце. Наследник 300-летней династии, августейшее семейство, верноподданный флот – и последний год мира оставался для незыблемых, казалось, династии, империи и России…

Обостренность обстановки на Балканах, взорвавшихся второй и теперь уже межславянской войной, усилившееся германское проникновение в Турцию, упорные слухи об усилении ее флота приобретаемыми на Западе дредноутами заставляли держать Черноморский флот в постоянном напряжении.

Только в октябре 1913 г., проведя в непрерывной кампании (впервые корабли на зимнее время не зачислялись в вооруженный резерв) больше года и выполнив насыщенную как никогда программу боевой подготовки, приступили к ремонту. Тогда только и пришло время обновления и для “Ростислава”. 8 октября он был зачислен в вооруженный резерв, провел в море испытания главных механизмов и приступил к ремонту, который планировалось начать сразу по возвращении из Константинополя. Вместе с полным ремонтом машин и котлов (замена их, как это позволяли делать более компактные водотрубные, практически исключалась) шла переборка башенных установок с обновленными 254-мм орудиями, установка прицелов Металлического завода, комендорских рубок.

На верхней палубе меняли износившийся деревянный настил (стелившийся поверх металлической палубы), снаружи борта шла работа по установке возвращавшихся снова в вооружение корабля противоторпедных сетей. 16 декабря работы продолжили в Алексеевском сухом доке. 1 января 1914 г. закончили работы и из вооруженного резерва перешли на береговое паровое отопление, позволявшее при необходимости ускорить ввод корабля в строй. В апреле “Ростислав” и “Синоп” образовали резервную бригаду линейных кораблей. В условиях продолжавшейся нестабильности и неготовности строившихся дредноутов типа “Императрица Мария” приходилось закрывать глаза на чистоту науки и готовить к бригадной стрельбе корабли с мало совместимой разнокалиберной артиллерией (“Синоп” после модернизации свои устарелые 305-мм пушки сменил на современные 203-мм в палубных установках).

В сентябре 1914 г. эта резервная бригада с присоединением к ней “Трех Святителей” была переформирована во 2-ю бригаду линейных кораблей. 1-ю бригаду образовали “Пантелеймон”, “Евстафий” и “Иоанн Златоуст”. “Ростиславом” в 1912-1914 гг. командовал капитан 1 ранга М.П. Саблин, которого в исходе войны судьба сделает последним командующим еще сохранявшего боеспособность и еще не расколотого смутой – не белого и не красного Черноморского флота.

В Константинополе. 1912 г.