ДЕКРЕТ О МИРЕ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ ДЕЙСТВУЮЩЕЙ АРМИИ

ДЕКРЕТ О МИРЕ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ ДЕЙСТВУЮЩЕЙ АРМИИ

История борьбы за власть на фронте не была бы полной без освещения деятельности армейских большевиков по реализации первых советских декретов (о мире, о земле, о демократизации и демобилизации) и противодействия им со стороны политических противников. Претворение в жизнь этих декретов шло одновременно с борьбой за власть, являясь одной из важнейших составляющих этой борьбы и зачастую оказывая решающее влияние на ее исход. И если, как было показано в предыдущих главах, солдаты в своей массе уклонялись от участия в борьбе за власть, придерживаясь нейтралитета, то в деле реализации первых советских декретов они проявили исключительную заинтересованность. Особенно рельефно она проявилась в отношении первого декрета новой власти — о мире.

Принятый на II Всероссийском съезде советов 26 октября декрет о мире стал известен на фронте на следующий день, 27 октября. Он был встречен солдатами, как известно, с большим одобрением. Поведение солдат-фронтовиков в послеоктябрьский период убеждает, что главным для них было неудержимое желание мира, по понятным причинам проявлявшееся в действующей армии еще сильней, чем в тылу. Военный министр Временного правительства генерал-майор А.И. Верховский весьма удачно сравнил лозунг мира с волшебной лампой Аладдина: у кого она в руках, тому и служат духи{552}. Именно поэтому фронт отказал в поддержке Временному правительству и нейтрально в целом отнесся к октябрьским событиям в Петрограде.

Однако мирный «козырь» советского правительства вскоре оказался под угрозой, так как после обнародования декрета о мире события разворачивались не по ленинской программе, а вопреки ей. В.И. Ленин обещал народу, что мирные предложения большевиков найдут у воюющих народов «горячий отклик» и союзники России «должны будут ответить»{553} на инициативу Совнаркома. Однако члены Антанты не отвечали на его обращение и советские мирные предложения повисли в воздухе. Более того: 9 ноября в Петрограде совещание союзных послов приняло решение о рекомендации своим правительствам не отвечать на советскую ноту, ибо Совет народных комиссаров создан силой и не признан народом России{554}.

Советское правительство после двух недель безрезультатного ожидания отклика союзников оказалось в чрезвычайно сложном положении. Солдатская масса требовала мира, и на этом же настаивало все крестьянство. В действующей армии солдаты уже стали обвинять большевиков в обмане и затягивании дела мира, так как ждали от новой власти немедленного прекращения войны. Об этом говорили не только сводки командования о настроении в армии, но, что наиболее важно, многочисленные письма солдат{555}.

Наконец 7 ноября Совнарком решил вступить в сепаратные переговоры с противником, поручив это дело временно исполняющему должность Верховного главнокомандующего генерал-лейтенанту Н.Н. Духонину. Рано утром 8 ноября он получил распоряжение советского правительства, подписанное Лениным, немедленно начать предварительные переговоры. Как известно, Духонин открыто отказался от этой миссии, за что был 9 ноября решением советского правительства отстранен от должности, но оставлен исполнять обязанности до прибытия нового Верховного главнокомандующего — назначенного на эту должность прапорщика большевика Н.В. Крыленко. В тот же день Духонин направил всем главнокомандующим армиями фронтов телеграмму с обоснованием своего отказа выполнить распоряжение Совнаркома. Главнокомандующие армиями трех из пяти фронтов (Юго-Западного, Румынского и Кавказского) поддержали его действия{556}.

Одновременно с распоряжением о смещении Духонина Ленин обратился в радиограмме непосредственно к солдатам с призывом: «Солдаты! Дело мира в ваших руках… Пусть полки, стоящие на позициях, выбирают тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем. Совет народных комиссаров дает вам права на это»{557}. Следует подчеркнуть, что привлечение солдатской массы к этому не свойственному ей делу сильно подорвало и так уже едва державшуюся дисциплину на фронте. К тому же любое локальное перемирие отдельных частей и соединений создавало брешь в единой линии фронта и делало невозможной оборону на позициях армий в целом.

Высший генералитет рассчитывал на падение советского правительства в случае отказа немцев вести с большевиками переговоры о сепаратном перемирии. 14 ноября в разговоре по прямому проводу со Ставкой Верховного главнокомандующего генерал-квартирмейстер Западного фронта генерал-лейтенант Н.В. Соллогуб высказывал мнение, что разрешить сложную ситуацию, связанную с заключением перемирия, может «только время и немец, который откажется заключить перемирие». Кроме того, генерал особо подчеркивал: он сам и его сослуживцы не сомневаются, что отрицательный ответ немцев на вступление в переговоры о перемирии «дискредитирует Крыленко»{558}. Однако, как показали дальнейшие события, Соллогуб и другие представители генералитета глубоко ошибались.

Северный фронт. Армии Северного фронта, как уже отмечалось, из-за близости к Петрограду были наиболее большевизированы и подвержены воздействию антивоенной агитации. Однако, как было показано ранее, в Октябрьские дни большевики здесь действовали исключительно осторожно во избежание вооруженного столкновения на этом участке — потенциального вмешательства войск Северного фронта в петроградские события. В политической позиции солдатских масс Северного фронта самым определенным было неприятие милитаристской политики Временного правительства. Исследуя их настроения, американский историк А.К. Уайлдман предположил, что, приветствуя советскую власть, простые люди, одетые в серые шинели, отождествляли ее с миром. Большевиков они признавали как победителей, но при этом не проявляли ненависти к партиям эсеров и меньшевиков, чьи фракционные разногласия осознавали с трудом. При таком мировоззрении любые сторонники немедленного мира могли быть избраны так же легко, как и большевики{559}.

Эта мысль не так уж нова для зарубежной историографии. Она всегда исходила из необходимости различать большевизм идейный, партийный и большевизм стихийный, особенно солдатский, обусловленный духом разрушения существующего общественного порядка. Признания такого рода можно найти и у большевиков, руководивших партийной работой в армии. Например, по словам Н.И. Подвойского, возглавлявшего в 1917 г. Всероссийское бюро военных организаций при ЦК РСДРП(б), «в ту пору (октябрь) редкий солдат уже не был большевиком, разумеется относясь с полной несознательностью к самому большевизму как учению, он просто был большевиком по настроению»{560}.

Стремление солдат к миру проявилось не только в принятии солдатскими комитетами резолюций, одобряющих шаги новой власти на пути к перемирию (14, 19, 27-й армейские корпуса 5-й армии){561}, но и в практических действиях. В частности, после ленинского обращения широкое распространение получили «солдатские миры», то есть локальные перемирия отдельных частей с противостоящими войсками противника. На всем протяжении фронта корпуса, дивизии и другие части посылали парламентеров за разделяющую воюющие стороны колючую проволоку с целью заключить перемирие. Например, по поручению солдатского комитета 3-й Сибирской стрелковой дивизии (12-я армия) председатель мирной секции комитета Зорин, секретарь секции Суршев и еще один солдат отправились в германские окопы. Там они встретились с немецким офицером, владеющим русским языком, который был уполномочен вести переговоры от имени командования своей части, и перемирие было заключено{562}.

В солдатских комитетах других воинских частей также были созданы подобные мирные секции, впоследствии в договоре о перемирии называемые местными комиссиями по перемирию{563}. И примерно так же заключались локальные перемирия в других частях и соединениях, в результате в течение нескольких дней этот процесс охватил весь Северный фронт. 12 ноября из штаба главнокомандующего армиями фронта телеграфировали в Ставку, что обнародованная газетами и радиограммами декларация о перемирии приводится в исполнение{564}, а 13 ноября сообщали, что на большей части Северного фронта перемирие фактически осуществлено самочинными переговорами отдельных солдатских организаций{565}.

Предварительные переговоры о заключении перемирия с противником от имени Совнаркома возглавил Н.В. Крыленко. Вступив в должность Верховного главнокомандующего, он издал приказ № 1 от 9 ноября. В нем сообщалось, что «ввиду последовавшего отказа генерала Духонина исполнить предписание правительства о начатии переговоров о перемирии, постановлением Совета Народных Комиссаров я назначен верховным главнокомандующим. Выезжаю на фронт»{566}.

Целью поездки в действующую армию советского Верховного главнокомандующего были именно переговоры с германским командованием. Накануне отъезда (11 ноября) Крыленко был принят Лениным. Глава советского правительства говорил с ним о необходимости немедленно направиться на фронт, организовать там контакт с германским командованием для вступления в предварительные переговоры о перемирии. При этом Ленин дал подробную инструкцию, как вести себя с представителями германского верховного командования{567}. В тот же день Крыленко в сопровождении Е.Ф. Розмирович (секретарь военной организации при ЦК РСДРП(б)) и поручика В.К. Шнеура (переводчик) выехал на фронт{568}. Охрана советского Верховного главнокомандующего состояла из 50 красногвардейцев, солдат и матросов{569}.

В ночь на 12 ноября поезд с Крыленко прибыл в Псков, где находился штаб главнокомандующего армиями Северного фронта. Новый Верховный главнокомандующий незамедлительно потребовал явки в свой штабной вагон главнокомандующего армиями Северного фронта генерала от инфантерии В.А. Черемисова. Однако тот под разными предлогами уклонился от этой встречи, после чего Крыленко отправил генералу письменный приказ об отстранении его от должности. Затем поезд с Крыленко отправился в Двинск, где находился штаб 5-й армии{570}. Она была избрана для ведения переговоров не случайно. Как уже говорилось, в 5-й армии раньше, чем в других армиях Северного фронта, взял в свои руки власть большевистский военно-революционный комитет. Крыленко впоследствии писал: «Там, в Двинске, можно было на месте ознакомиться, что сделано в армии. Военно-революционные комитеты были повсюду, в каждом полку был выборный комиссар, генералы покорно стояли навытяжку, и через день новая власть уже выехала в окопы для определения места, откуда всего удобнее можно было послать парламентеров»{571}. Здесь следует заметить, что «покорно стояли навытяжку» далеко не все генералы этой армии, о чем будет сказано далее.

Узнав о том, что советская мирная делегация отправилась из Пскова в Двинск, командующий 5-й армией генерал-лейтенант В.Г. Болдырев тут же сообщил об этом по прямому проводу в Ставку Н.Н. Духонину, сетуя на то, что не имеет возможности помешать приезду делегации: «Ввиду того, что все комитеты армии и в особенности армейский явно большевистского направления, а идея немедленного мира очень живуча и остра в сознании солдатской массы, полагаю, что приезд этот будет встречен сочувственно, и помешать ему, не имея реальной силы, я не могу»{572}.

12 ноября в 9 часов утра Крыленко прибыл в Двинск. Его встретили члены армейского ревкома и представители большевистской фракции армейского исполнительного комитета (армискома) во главе с его председателем большевиком Э.М. Склянским{573}. В тот же день состоялось совместное заседание армискома и ВРК 5-й армии, на котором советский Верховный главнокомандующий сообщил, что от имени Совета народных комиссаров намерен вступить в переговоры с противником{574}. Эсеры, меньшевики и командование выступили против этого. Фракция эсеров армискома поставила вопрос о непризнании советского Верховного главнокомандующего, однако при голосовании за эту резолюцию осталась в меньшинстве{575}.

Командующий 5-й армией Болдырев отказался явиться ни по вызову Крыленко, ни на совместное заседание армискома и армейского ВРК, проигнорировав все крыленковские распоряжения. Вот как сам генерал рассказывал об этом по телефону генералу для поручений при Верховном главнокомандующем генерал-майору Б.А. Левицкому: «В начале 12-го (часа дня. — С.Б.) я получил по телефону его (Н.В.Крыленко. — С.Б.) приглашение прибыть в его вагон, на что я ничего не ответил и конечно никуда не поехал… В 151/2 часов я получил приглашение армискома прибыть на его заседание в присутствии Верховного главнокомандующего прапорщика Крыленко, на что был дан ответ, что командарм прибыть не может». И далее генерал заключал: «Полагаю, что Двинск сделается временно штаб-квартирой Крыленко, чему я помешать средств, к сожалению, не имею… В указанных условиях положение мое крайне тяжелое, но буду твердо вести свою линию до конца»{576}. В ответ на неповиновение Болдырева Крыленко издал приказ о его отстранении от должности и аресте{577}. Как сообщалось в сводке сведений, отправленной из штаба Северного фронта в Ставку, «13 ноября в 4 часа (утра. — С.Б.) вооруженный караул от Кромского полка (278-го пехотного. — С.Б.) во главе с членом Военно-революционного комитета 5-й армии явился с предписанием от Крыленко и арестовал командарма 5 (командующего 5-й армией. — С.Б.)»{578}.

Помимо Болдырева, не признали Крыленко в качестве Верховного главнокомандующего и генерал-квартирмейстер штаба 5-й армии генерал-майор К.И. Гейдеман, и командир 27-го армейского корпуса генерал-лейтенант В.В. Рычков, за что также были отстранены от занимаемых должностей{579}.

Для ведения переговоров о перемирии с противником Крыленко назначил парламентеров: члена армейского ВРК большевика вольноопределяющегося Г.Я. Мерэна, члена армискома меньшевика-интернационалиста военного врача М.А. Сагаловича и приехавшего вместе с новым Верховным главнокомандующим в качестве переводчика поручика 9-го Киевского гусарского полка В.К. Шнеура. На совместном заседании армискома и армейского ВРК, по свидетельству Мерэна, был составлен текст полномочий парламентерам и к нему приложена печать Совнаркома, имевшаяся у Крыленко. Мандат этот за № 2 вручили парламентерам{580}. В нем сообщалось, что уполномоченные советского Верховного главнокомандующего Крыленко — парламентеры — посланы обратиться к верховному командованию германской армии и запросить, «согласно ли оно прислать своих уполномоченных для открытия немедленных переговоров об установлении перемирия на всех фронтах воюющих стран в целях начала затем мирных переговоров»{581}. В случае утвердительного ответа со стороны высшего командования германской армии парламентерам поручалось установить место и время для встречи уполномоченных с обеих сторон.

После этого заседания Крыленко и Склянский организовали совещание членов ВРК 19-го армейского корпуса. Дело в том, что участок, занимаемый войсками этого корпуса, был предложен Склянским для перехода к противнику. На этом же совещании председатель армискома поставил перед корпусным ревкомом задачу обеспечить беспрепятственный переход парламентеров через линию фронта. С таким призывом он выступил в тот же день и на солдатских митингах, прошедших в частях корпуса{582}.

Рано утром 13 ноября парламентеры, сопровождаемые представителями армискома и членами ВРК 19-го армейского корпуса, выехали на место, назначенное для перехода к противнику. В 16 ч на участке расположения 65-го пехотного Московского полка (17-я пехотная дивизия) они перешли линию фронта и направились в сторону германских окопов. Их сопровождал, как предписывала Гаагская конвенция 1907 г., трубач с белым флагом. В это время политические противники большевиков предприняли попытку сорвать переговоры. «Когда парламентеры армискома 5 отправились к противнику, — сообщали об этом инциденте из штаба 5-й армии в Ставку, — на одном из ближайших участков с нашей стороны был открыт сильный бомбометный и артиллерийский огонь, что поставило парламентеров, по их словам, в весьма неприятное положение»{583}.

Парламентеров встретили немецкие офицеры и препроводили сначала в штаб батальона. Письменные полномочия у них приняли специально присланные офицеры германского генерального штаба. Затем парламентеров отвезли в близлежащий штаб германской дивизии. Здесь начальник дивизии генерал-майор Гофмейстер объявил им, что их полномочия признаны действительными, предложения доложены высшему командованию и ответ его можно ожидать через сутки — к 20 ч 14 ноября. Об этом парламентерам разрешалось сообщить советскому Верховному главнокомандующему в Двинск{584}.

Вслед за этим, по свидетельству Мерэна, состоялись переговоры об установлении перемирия на участке Северного фронта. Он, в частности, впоследствии писал: «Командованию германской дивизии ген. Гофмейстера по телеграфу от высшего командования были также даны полномочия на частичное перемирие. Таким образом, после установления некоторых условий, чисто технического характера, протокол о перемирии на данном участке фронта был подписан»{585}.

Парламентеры вернулись в свои окопы раньше, чем предполагалось — около 12 ч 14 ноября. Ответ германского верховного командования на советские предложения о перемирии был получен в штабе дивизии Гофмейстера еще вечером 13 ноября. Оно соглашалось вести переговоры о перемирии с советским правительством и назначило для этого встречу немецкой стороны с советской в Брест-Литовске (Брест) на 19 ноября в 12 ч.{586}

После возвращения парламентеров в Двинск 14 ноября Крыленко созвал экстренное совместное заседание армискома и ВРК 5-й армии. На нем выступили парламентеры Сагалович и Мерэн с отчетами о результатах предварительных переговоров с немецким командованием, а также о заключении перемирия на Северном фронте{587}. На заседании было принято также обращение к солдатам 5-й армии, в котором сообщалось о начале переговоров о мире{588}. Это известие было встречено ими весьма одобрительно, о чем свидетельствовал состоявшийся в тот же день пятитысячный митинг солдат Двинского гарнизона{589}.

Выполнив свою миссию, Крыленко вернулся в Петроград. Впоследствии он об этом писал: «14 ноября наша экспедиция двинулась назад… власть возвращалась из Двинска с сознанием свершенного великого дела»{590}. Крыленко представил советскому правительству подробный отчет о результатах своей поездки на фронт{591}.

Накануне подписания перемирия на Северном фронте ВРК района 12-й армии издал приказ, в котором известил солдат об обращении Совета народных комиссаров от 9 ноября и потребовал: «командующему армией тотчас по получении сего обратиться к соответствующим военным властям соприкасающихся с нами неприятельских армий с формальным предложением немедленного прекращения военных действий и установления перемирия на участке армии. Армейскому исполнительному комитету всемерно способствовать ведению переговоров. Командиры корпусов, дивизий, полков и отдельных отрядов независимо от шагов, предпринимаемых командующим армией, самостоятельно обращаются к соответствующим неприятельским частям своего участка с подобным же предложением. Наблюдение за точным и немедленным исполнением сего возлагается на корпусные, дивизионные, полковые и им соответствующие комитеты, которым дается право устранять командиров, если последние откажутся приступить к переговорам. В последнем случае переговоры ведутся одними уполномоченными сих комитетов… Все без исключения части обязаны непрерывно и срочно сообщать о ходе переговоров в Военно-революционный комитет района 12-й армии… На вас, товарищи солдаты всех видов оружия, возлагается наблюдение за тем, чтобы наши комитеты и командиры немедленно исполнили этот приказ»{592}.

Узнав о действиях ВРК района 12-й армии, ее командующий генерал-лейтенант Я.Д. Юзефович 13 ноября доложил по прямому проводу об этом отстраненному от должности главнокомандующего армиями Северного фронта генералу от инфантерии В.А. Черемисову: «Сегодня расклеен приказ Военно-революционного комитета 12-й армии с призывом ко всему командному составу и солдатам о вступлении с противником в переговоры о заключении перемирия и тому подобному». В разговоре Юзефович, так же как и Болдырев, заявил Черемисову, что помешать этой инициативе ВРК района 12-й армии, к сожалению, не может{593}.

Следует отметить, что выполнение приказа ВРК района 12-й армии о заключении локального перемирия на участке армии солдатскими комитетами было в значительной степени облегчено и ускорено подписанием 13 ноября парламентерами 5-й армии перемирия на всем Северном фронте. Так, быстро и организованно заключили локальные перемирия на своих участках солдатские комитеты 3-й и 14-й Сибирских стрелковых дивизий{594}.

Верховный главнокомандующий Н.В. Крыленко в обращении от 4 декабря к солдатам, военно-революционным и солдатским комитетам известил о подписании перемирия на всем русском фронте и призвал «способствовать всеми силами самому строжайшему соблюдению условий договора о перемирии… Малейшая несдержанность, малейшая неосторожность могут погубить все»{595}. В тот же день член ВРК 5-й армии Собецкий направил телеграмму командирам корпусов, в которой уведомлял, что «вследствие подписания договора о перемирии… предлагаю… прекратить всякие действия»{596}.

Военно-революционные комитеты 5-й армии поддержали требования Крыленко и армейского ВРК. Так, 7 декабря ВРК 3-й пехотной дивизии 17-го армейского корпуса обратился к солдатам с воззванием, где говорилось: «Товарищи! Итак, перемирие заключено! Пришел долгожданный час, когда замолк ожесточенный грохот пушек!.. Мы стоим накануне возвращения домой, но наш долг теперь, товарищи, — не оставлять своих рядов до тех пор, пока не будет заключен мир»{597}.

В частях 12-й и 1-й армий военно-революционные и солдатские комитеты также неукоснительно соблюдали условия перемирия, разъясняли солдатам необходимость соблюдать дисциплину и твердость фронта. И это дало положительные результаты. В частности, в сводке сведений о настроениях в 12-й и 1-й армий, составленной в военно-политическом отделе штаба Верховного главнокомандующего, отмечалось, что по полученным от 17 декабря сведениям, «мирные переговоры встречены солдатами с радостью… уходящих с фронта в связи с объявленным перемирием не наблюдается»{598}.

Западный фронт. Заключение локальных перемирий между отдельными частями и соединениями на Западном фронте началось сразу после обращения Совнаркома к солдатам действующей армии от 9 ноября с призывом приступить к заключению перемирия. Под руководством ВРК Западного фронта переговоры с противником взяли на себя армейские, корпусные и дивизионные военно-революционные комитеты. В воззвании к солдатам от 12 ноября ревком Западного фронта известил, что во исполнение постановления советского правительства он обратился к главнокомандующему армиями Западного фронта генералу от инфантерии П.С. Балуеву с предложением предписать всем командующим армиями фронта приступить к переговорам о немедленном перемирии с противником. За отказ выполнить это требование ВРК фронта отстранил генерала от должности и назначил вместо него подполковника большевика В.В. Каменщикова. Фронтовой ревком призвал солдат «к дружной, единодушной поддержке» мирной инициативы советского правительства»{599}.

Одновременно ВРК Западного фронта обратился ко всем офицерам с воззванием, в котором извещал о смещении Балуева с должности и предупреждал командный состав, «что всякое массовое уклонение от выполнения служебных обязанностей будет рассматриваться им как преступление против Родины, и виновные будут отрешаться от занимаемых ими должностей с лишением содержания и предаваться военно-революционному суду»{600}.

В тот же день на заседании бюро ВРК Западного фронта была выработана инструкция о подготовке перемирия на Западном фронте. Она была объявлена в приказе № 3 нового главнокомандующего армиями Западного фронта Каменщикова. Инструкция рекомендовала во всех войсковых комитетах немедленно образовать специальные «комиссии по организации перемирия на фронте». В инструкции особо подчеркивалось, что «необходимым условием переговоров является не только присутствие парламентеров от командного состава, но и обязательное участие солдат — представителей германской стороны». Инструкция требовала от солдат «в течение всего времени переговоров, а также и по ведению переговоров о перемирии… соблюдать сугубую бдительность, ни на минуту не допуская ослабления боеспособности фронта»{601}. 15 ноября фронтовой ВРК известил солдат Западного фронта, что для координации действий по заключению перемирия создана специальная комиссия из пяти человек — двух членов фронтового ВРК и по одному представителю от армейских ВРК 2, 3 и 10-й армий{602}.

Одним из первых на Западном фронте заключил перемирие с противником ВРК Гренадерского корпуса (2-я армия). 14 ноября корпусной ревком направил делегацию в расположение неприятеля. В ее состав вошли: корпусной комиссар Воробьев, член корпусного ревкома Е. Конобеев, секретарь корпусного ревкома Рак, председатель солдатского комитета штаба корпуса Грецен, член солдатского корпусного комитета Лебедев и представитель штаба корпуса прапорщик Гордон{603}. О посылке делегации для переговоров и о прекращении военных действий ВРК Гренадерского корпуса сообщил советскому Верховному главнокомандующему Крыленко и штабу Западного фронта{604}. Немецкие офицеры-парламентеры привезли готовый проект договора о перемирии, после обсуждения которого было достигнуто соглашение о прекращении военных действий 16 ноября с 12 ч. Соглашение распространялось на специально оговоренный и очерченный на карте участок фронта. Здесь запрещались с обеих сторон все работы, которые могли бы служить для подготовки наступления. Договор о перемирии был действителен до отказа от него одной из сторон, который должен быть заявлен за два дня. Возможные недоразумения решено было разбирать и улаживать уполномоченными обеих сторон{605}.

Вслед за ВРК Гренадерского корпуса договор о перемирии с противостоящими немецкими частями заключили и другие военно-революционные комитеты фронта. Так, 15 ноября был подписан договор о прекращении военных действий 19 ноября с 12 ч дня между ВРК 15-го армейского корпуса (3-я армия) и 67-м германским корпусом. С немецкой стороны текст договора подписал генерал Нагель, с русской — председатель ВРК корпуса большевик Вашнев{606}. 17 ноября аналогичный договор был подписан между ВРК 3-го армейского корпуса (10-я армия) и 57-м германским корпусом, сроком на 5 дней — с 19 по 24 ноября. Причем договором предусматривалось продление перемирия на срок до трех месяцев{607}.

Вскоре в переговоры о перемирии стали вступать и армии фронта. 17 ноября ВРК 2-й армии обратился с официальным предложением к немецкому командованию о заключении перемирия на участие своей армии. В тот же день с аналогичным предложением обратился ревком 10-й армии к штабу 12-й германской армии. В обращении говорилось: «Военно-революционный комитет, имеющий всю полноту власти в X русской армии, предлагает, во исполнение воли солдат X армии и предписания Правительства Народных Комиссаров, вступить в переговоры о перемирии с противостоящей XII германской армией». Обращение было подписано председателем ВРК 10-й армии большевиком В.И. Яркиным и передано всем германским военным радиотелеграфным станциям. Немецкое командование дало согласие на переговоры и назначило место и время встречи делегаций{608}.

На состоявшемся 18 ноября заседании ВРК 3-й армии были избраны уполномоченные для переговоров о перемирии. На нем было также заслушано заявление председателя армейского ВРК большевика А.Ф. Боярского о том, что командующий армией генерал-лейтенант Д.П. Парский отказался подписать мандат парламентерам армейского ВРК. Было постановлено отстранить генерала от должности командующего. Уполномоченные ВРК 3-й армии были направлены для ведения переговоров с мандатом без подписи командующего армией, на что германская сторона, желавшая перемирия, не обратила внимания{609}.

Характеризуя положение, создавшееся в связи с заключением локальных перемирий, генерал-квартирмейстер штаба Западного фронта полковник Генерального штаба Н.В. Соллогуб сообщал 17 ноября в Ставку: «Почти всюду фактически заключено перемирие, которое выражается в некоторых местах в полном прекращении всякого огня, в иных местах происходит под видом братания и лишь в редких местах перестрелка. Сегодня и этой перестрелки не было. В некоторых частях, число которых постепенно умножается, данное положение бездействия закреплено формальными договорами. Пока я имею лишь один, посланный вам — Гренадерского корпуса. Не подлежит никакому сомнению, что в ближайшее время такая же обстановка разольется от нас вправо на север и влево на юг, т.к. занятое фронтом положение чрезвычайно соблазнительно»{610}.

В результате подписания военно-революционными комитетами многих частей Западного фронта локальных договоров с противником о перемирии создалась благоприятная обстановка для заключения перемирия во фронтовом масштабе. 17 ноября с предложением о перемирии к немецкому командованию обратился ВРК Западного фронта, на что главнокомандующий группой армий «Эйхгорн» генерал-фельдмаршал Г. Фон Эйхгорн ответил согласием. Начало переговоров было назначено на 19 ноября в деревне Солы{611}.

О мероприятиях фронтового ревкома по подготовке перемирия член ВЦИК Советов большевик В.В. Фомин в телеграмме от 17 ноября, направленной в Совнарком и ВЦИК Советов, сообщал: «Революционный комитет Западного фронта сего числа приступает к переговорам о перемирии на участке наших армий. Подготовление к перемирию ведется организованно высшей организацией фронта совместно с главказапом армий (главнокомандующим армиями Западного фронта. — С.Б.)»{612}.

ВРК фронта выработал проект договора о перемирии, который в ночь на 19 ноября в течение шести часов подробно обсуждался в штабе фронта и был принят{613}. Для ведения мирных переговоров фронтовой ревком избрал комиссию в составе девяти человек — по два представителя от ревкомов каждой из трех армий фронта и три от фронтового ВРК. Членами комиссии являлись: от ВРК фронта — С.Г. Щукин (руководитель), В.В. Фомин, СИ. Берн-сон, от ревкома 2-й армии — Н.С. Тихменев, Н.Г. Петров, от ревкома 3-й армии — В.Ф. Лукьянов, Школьников, от ревкома 10-й армии — В.И. Яркин. Н.В. Хрусталев. Кроме того, в состав делегации были включены два военно-технических советника — капитаны Генерального штаба Крузенштерн и Липский{614}.

Переговоры с немецкой стороной начались в деревне Солы 20 ноября, и на следующий день, 21 ноября, в 8 ч 15 мин между представителями фронтового ВРК и германской делегацией, возглавляемой генералом фон Зауберцвейгом, был подписан договор{615} об установлении перемирия сроком на два месяца на всем протяжении Западного фронта{616}. Следует заметить, что благодаря настойчивым требованиям и мотивированным протестам руководителя комиссии по перемирию большевика Щукина в основу обсуждения был положен проект договора, выработанный ВРК фронта. Член комиссии по перемирию Тихменев писал впоследствии, что «на дипломатическом поприще в тот момент наша делегация, которую возглавил Щукин, оказалась сильнее немецкой и добилась того, что в основу договора о перемирии был взят наш проект»{617}.

Организованная большевиками 25 ноября в Минске демонстрация солдат местного гарнизона и рабочих приветствовала заключение перемирия на Западном фронте{618}.

Юго-Западный фронт. Достижению подобного успеха на Юго-Западном фронте большевикам в значительной степени препятствовало противодействие Центральной рады, командного состава и эсеро-меньшевистского руководства значительной части солдатских комитетов. Центральная рада задерживала телеграммы советского Верховного главнокомандующего Крыленко, не позволяла передавать приказы и воззвания Совнаркома о перемирии войскам фронта{619}. Кроме того, 21 ноября ее лидеры приняли резолюцию, в которой отрицалось право советского правительства вести переговоры о мире, и заявлялось, что Центральная рада «приступает к немедленному составлению конкретной программы мира для предложения всем державам»{620}. Текст этого документа был передан по радио и телеграфу, опубликован в армейской печати Юго-Западного фронта.

Однако здесь так же, как и на соседних фронтах, большевистские ревкомы, несмотря на сопротивление своих политических противников, приступили к заключению локальных перемирий. 17 ноября ВРК Особой армии для переговоров с командованием неприятеля об условиях перемирия выслал в Ковель группу парламентеров в составе председателя армейского ревкома большевика Автокра-това, товарища председателя ВРК большевика Ю.С. Гузарского и члена ревкома большевика Гайлитса. Извещая солдат о начале мирных переговоров на участке Особой армии, армейский ВРК призвал их «до возвращения парламентеров воздержаться от неорганизованного братания и перемирия и оставаться на своих местах, сохранять полное спокойствие, ожидая распоряжения революционного комитета»{621}.

На другой день парламентеры армейского ревкома встретились с уполномоченными командующего армейской группой генерал-полковника А. фон Линзингена. В результате переговоров обе стороны подписали «Протокол об условиях прекращения военных действий». Боевые действия прекратились в ночь на 20 ноября по всей линии фронта Особой армии от реки Припять до местечка Берестечко{622}. Немедленное проведение в жизнь соглашения о перемирии ВРК армии возложил на войсковые комитеты и командный состав. 19 ноября армейский ВРК, сообщая Крыленко о заключении перемирия на участке Особой армии, в частности, отмечал, что «всем войсковым организациям и представителям командного состава поручается немедленное приведение в исполнение» соглашения о перемирии, и заявлял, что «твердо рассчитывает на товарищей солдат и офицеров с своей стороны не допускать никакого нарушения вышеизложенного соглашения, сохранять порядок и остаться на своих постах и не допускать необдуманных действий…»{623}

Большую роль в заключении локальных перемирий на участке фронта, занимаемом частями и соединениями 11-й армии, сыграл армейский ВРК. 17 ноября он обратился с воззванием к солдатам 11-й армии о сохранении спокойствия перед заключением перемирия с противником{624}. Затем, на состоявшемся 20 ноября заседании армейского ревкома было принято решение «послать в немецкие окопы представителей Военно-революционного комитета 11-й армии». В связи с этим армейский ВРК приказал «прекратить как братание, так и военные действия на фронте 11-й армии»{625}. На следующий день, 21 ноября, председатель армейского ревкома большевик Устьянцев сообщил в Ставку Крыленко, что «сегодня представители комитета армии должны выехать для ведения переговоров с неприятелем»{626}. Тем временем ВРК 25-го армейского корпуса в приказе № 1 от 23 ноября предупреждал солдатские массы о том, что «покуда будут вестись переговоры о перемирии и мире, будьте осторожны и сдержанны от ненужных выстрелов»{627}.

Активное участие в заключении локальных перемирий на Юго-Западном фронте приняли военно-революционные комитеты 7-й армии. Так, 25 ноября председатель ВРК 3-го Кавказского армейского корпуса Павлов известил все его части о том, что 24 ноября корпусным ревкомом были отправлены 15 парламентеров в расположение противника для заключения перемирия на участке, занимаемом корпусом{628}.

Немаловажное значение в деле заключения перемирия в масштабе всего Юго-Западного фронта имел проходивший в Бердичеве с 18 по 23 ноября фронтовой съезд. 21 ноября присутствующим был зачитан приказ Крыленко, который гласил: «Предписываю заключить перемирие целыми фронтами, как исходящее от центральной власти. В момент заключения фронтового перемирия все заключенные частичные перемирия теряют свою силу». В связи с этим приказом съезд большинством голосов принял резолюцию о необходимости заключения перемирия на Юго-Западном фронте. В ней отмечалось, что «переговоры будут вестись Главкоюзом (главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта. — С.Б.) при участии членов съезда и Центральной рады»{629}.

Главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Н.Г. Володченко сделал попытку саботировать решение фронтового съезда о вступлении в переговоры о перемирии с противником. Но на его запрос штабы армий фронта ответили: «Приходится считаться с свершившимся фактом: перемирия всюду заключаются» (Особая армия); «Перемирие фактически осуществлено войсками…» (7-я армия){630}. В сложившейся обстановке на совещании командования, состоявшемся на следующий день, 22 ноября, в Бердичеве, в штабе фронта, была высказана мысль: «Мы поставлены перед свершившимся фактом и насущной необходимостью приступить к официальным переговорам о перемирии на Юго-Западном фронте, каковые уже ведутся на других фронтах»{631}. 24 ноября Володченко, не желая в дальнейшем сотрудничать с новой властью, добровольно оставил пост главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта и покинул действующую армию. В результате состоявшихся вскоре переговоров с противником 24 ноября с 12 часов дня на всем Юго-Западном фронте — от Пинска до Могилева-Подольского — военные действия прекратились и было заключено перемирие.

Румынский фронт. Как и на других фронтах, командование Румынского фронта отрицательно отнеслось к директиве Совнаркома о вступлении в переговоры о перемирии с противником. Главнокомандующий русскими армиями Румынского фронта генерал от инфантерии Д.Г. Щербачев, как уже отмечалось, встал на путь борьбы с большевиками. «Ни новое правительство, ни новый верховный главнокомандующий мною признаны не были, и я начал открытую борьбу с идеями большевизма и пацифизма, чтобы сохранить хотя бы свой фронт», — писал впоследствии Щербачев{632}. Открыто выступили против мирной инициативы советского правительства также эсеры и меньшевики, преобладавшие во фронтовом отделе Центрального исполнительного комитета советов и солдатских (матросских) комитетов Румынского фронта (Румчерода). В армейской печати ими публиковались телеграммы Верховного главнокомандующего генерал-лейтенанта Н.Н. Духонина и Общеармейского комитета при Ставке с призывами не подчиняться советскому правительству.

Румчерод, в свою очередь, призывал все армейские организации присоединить свой голос к протесту Общеармейского комитета при Ставке против назначения Н.В. Крыленко Верховным главнокомандующим{633}. Эсеро-меньшевистский ВРК 8-й армии выразил свое одобрение по поводу отказа Духонина выполнить предписание Совнаркома о начале мирных переговоров{634}. Армиском 6-й армии совместно с эсеро-меньшевистским армейским ВРК обсуждал вопросы о перемирии на четырех заседаниях, состоявшихся 9, 10, 15 и 16 ноября. В принятых резолюциях оба комитета отказались признать советское правительство, его предложение о перемирии и назначение Крыленко Верховным главнокомандующим.

Фракции большевиков этих комитетов выработали собственную резолюцию, в которой законной властью признавался Совет народных комиссаров и предлагалось Духонину приступить к немедленным переговорам о перемирии на фронте. Однако большевики в этих комитетах составляли меньшинство, и за предложенную ими резолюцию голосовали лишь 8 человек из 45 присутствовавших, в результате была принята резолюция о непризнании новой власти{635}. Эсеро-меньшевистский фронтовой ВРК, обсудив предложение советского правительства вступить в мирные переговоры с противником, также принял «резолюцию, с осуждением всей тактики власти народных комиссаров». Предложение фракции большевиков, состоявшей из трех человек, «немедленно приступить к перемирию на всем фронте» было отвергнуто эсеро-меньшевистским большинством{636}.

Между тем позиция солдатских масс Румынского фронта была другой. Собрания, заседания и митинги частей и соединений выносили резолюции об одобрении декрета о мире и мирной инициативе советского правительства{637}. Благодаря солдатской поддержке большевики Румынского фронта в ряде частей и соединений, особенно в тех, где пользовались наибольшим влиянием, сумели приступить к заключению локальных перемирий с противником. Такую инициативу, к примеру, на участке 11-го армейского корпуса (8-я армия) взял на себя большевизированный совет солдатских депутатов 32-й пехотной дивизии. На состоявшемся 10 ноября собрании дивизионного совета была обсуждена радиограмма Совнаркома от 9 ноября и вынесена резолюция. В ней постановлялось: «оказать немедленно самую энергичную поддержку своему правительству, честно и открыто заявившему о желании вступить на путь мирных переговоров с противником, с каковой целью послать к противнику парламентеров с предложением немедленного прекращения военных действий»{638}.

На следующий день уполномоченные 32-й пехотной дивизии отправились в расположение противника для переговоров о перемирии. Парламентеры заявили представителям командования неприятеля, что по указанию советского правительства дивизия на своем участке фронта прекращает военные действия, и предложили им принять такое же решение. В тот же день в дивизионный совет прибыли переговорщики противника, которые сообщили, что их командование согласно на «перемирие на участке 32-й дивизии», и предложили заключить также «перемирие на соседних участках»{639}.

12 ноября объединенное заседание солдатских комитетов 11-го армейского корпуса по инициативе большевиков постановило приступить с 13 ноября к переговорам о перемирии с противником, призвав присоединиться к этому соседние корпуса. 15 ноября представители комитетов корпуса и специально назначенные уполномоченные от австро-венгерской стороны подписали договор о перемирии, и военные действия на участке 11-го армейского корпуса прекратились. Следует заметить, что переговоры с русской стороны велись только солдатскими комитетами без участия командования. Об этом, в частности, доносил 19 ноября в штаб фронта командующий 8-й армией генерал-лейтенант Н.Л. Юнаков: «Комкор и командный состав в этих переговорах никакого участия не принимали: совет депутатов захватил всю власть»{640}.

Вслед за 11-м армейским корпусом последовал 33-й армейский корпус. 17 ноября заседавший в городе Хотин съезд военно-революционных комитетов корпуса избрал новый большевистский корпусной ВРК и принял решение немедленно вступить в переговоры о перемирии с противостоящим 13-м корпусом противника. Корпусной ревком избрал комиссию, в состав которой вошли большевик солдат И.Ф. Кучмин, солдат Зубов и прапорщик Кудрин. Командир корпуса отказался участвовать в ведении переговоров, и тогда корпусной ВРК, решив заключить перемирие, минуя командный состав, направил делегацию к противнику. 19 ноября договор о перемирии между этим корпусом и 13-м неприятельским был подписан, и военные действия на занимаемом ими участке фронта прекратились{641}.

21 ноября 2-й съезд 8-й армии, проходивший в Могилеве-Подольском, в первый же день своей работы по предложению большевиков принял резолюцию о перемирии, в которой «признал необходимость избрать парламентерскую комиссию из состава съезда по одному представителю от каждого корпуса и дать ей полномочия для заключения перемирия на фронте VIII армии согласно условиям, указанным в телеграмме Главковерх[а] Крыленко, кооптируя представителя от штаба армии для облегчения ведения технической стороны перемирия». В резолюции также отмечалось, что «перемирие должно иметь целью демократический мир и должно быть связано с организованным братанием»{642}. В состав комиссии по заключению перемирия съездом были избраны солдат Кучмин, уже имевший «дипломатический» опыт, солдат Польский, солдат Крейцберг, подпоручик Ансеров, прапорщик Дивногорский и подполковник Паук. 25 ноября договор о перемирии между 8-й армией и 3-й австро-венгерской был подписан{643}. В 4-й армии 21 ноября усилиями армейских большевиков были заключены локальные перемирия с противником на участках 24-го и 30-го армейских корпусов{644}.

Таким образом, в отношении мирных переговоров главнокомандующий русскими армиями Румынского фронта генерал от инфантерии Д.Г. Щербачев был поставлен перед фактом изолированных мирных соглашений по всему фронту. В сложившихся условиях он был поставлен перед необходимостью начать переговоры о перемирии во фронтовом масштабе. Щербачев заявил членам эсеро-меньшевистского ВРК Румынского фронта, что «при создавшемся положении считает себя вынужденным заключить перемирие». В кругу же румынских высокопоставленных лиц он сказал, что предпочитает сам объявить прекращение военных действий и тем самым «избежать получения приказов от тех, чью власть он не признает», то есть от советского правительства{645}.

21 ноября Щербачев передал командованию австро-венгерских войск предложение начать переговоры о заключении перемирия на Румынском фронте{646}. К участию в переговорах он привлек членов эсеро-меньшевистского фронтового ВРК, представителей армискомов и командного состава. При этом 23 ноября Щербачев официально уведомил командование противника в лице генерала-фельдмаршала А. фон Макензена, что русские и румынские войска фронта не признают правомочия Совнаркома и что окончательно вопрос о мире решит Учредительное собрание{647}. 24 ноября мирные делегации обеих воюющих сторон встретились севернее города Фокшани (Румыния), около станции Марашешты, и начали переговоры. 26 ноября в Фокшани был подписан договор о перемирии на Румынском фронте, и на протяжении от Днестра до устья Дуная военные действия прекратились{648}.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.