Порт-Артур, 1898 г.

Порт-Артур, 1898 г.

Признательность китайского правительства за противодействие японской экспансии и освобождение Порт-Артура создала особо доверительные союзнические отношения с Россией. В отличие от других стран, она получила право пользоваться портами на побережье Китая. Этим не замедлила воспользоваться Германия, которая, полагаясь на дружеские отношения с Россией, 2 ноября 1897 г. совершила нападение на порт Киао-Чао и захватила его. Китай ожидал помощи России в освобождении этого порта, и в расчете на эту помощь разрешил русской эскадре войти в Порт-Артур. Возник соблазн его захвата по примеру немцев, против чего на совещании в Царском селе 14 ноября 1897 г. под председательством Николая II энергично выступил министр финансов С.Ю. Витте (1849-1915). Эта акция, настаивал он, подорвет дружеские доверительные отношения с Китаем, ляжет непомерным бременем на казну, которая и без этого несет огромные расходы на сооружение транссибирской железной дороги.

Не рвался к захвату Порт-Артура и управляющий Морским министерством П.П. Тыртов (1846-1903). Он предлагал еще на 2-3 года сохранить базой флота Владивосток, после чего, может быть, удастся перенести базу на побережье Кореи. Сторонник такого решения начальник эскадры контр-адмирал Ф.В. Дубасов даже разработал для этой цели план захвата порта Мозампо который, благодаря близко расположенным островам, был удобен для обороны. Но ответа на свои предложения он не получил. Вместо него была получена директива незамедлительно послать в Порт-Артур три корабля. Об этом уже была достигнута договоренность с китайским правительством. Корабли предлагалось расположить так, чтобы корабли других держав войти в порт не могли.

Так молодой император счел полезным вернуться к мнению министра иностранных дел графа М.Н. Муравьева (1845-1900). Этот “ястреб” тогдашней внешней политики без труда увлек молодого самодержца, (а может, угадал его потаенные мечтания) к приобщении к славе приобретателя для империи новых земель. Так лестно было мнить себя продолжателем дела своего великого прадеда. Ничего не стоило убедить нестойкого душой монарха. А потому Николай II схватил подброшенную ему графом наживку – готовившийся будто бы захват Порт-Артура англичанами. Так родился образец низкопробной “высокой политики”, по образцу которой в наши дни состоялось вторжение СССР в Афганистан.

На недоумение китайского правительства, начавшего подозревать Россию в намерении территориального захвата Порт-Артура и Талиенвана Муравьев объяснил, что такое недоверие не соответствует дружеским отношениям, установившимся между Россией и Китаем, и что эти порты, конечно, будут освобождены от русских кораблей, как только это позволят политические обстоятельства. Такую же “дурочку” подбросили вскоре и японцам и по-ребячески радовались той будто бы удовлетворенности, с которой они приняли “дружеское заявление” адмирала Дубасова (как он сам о нем 27 декабря телеграфировал в Петербург) о том, что “мы не заняли эти порты, а лишь временно пользуемся ими с согласия Китайского правительства”. Китайцам же напомнили, что дружеские их отношения с Россией делают “неудобным” пребывание русской эскадры в Японии, и потому Китаю следовало бы предоставить русским морским силам удобную стоянку в Печилийском или в Корейском заливах.

Под прикрытием этой “дипломатии” в Порт- Артур, в согласии с директивой из Петербурга от 29 ноября, ночью 1 октября вышли в море крейсера “Рюрик” и “Адмирал Корнилов” и канонерская лодка “Отважный”. 5 декабря они вошли в порт, 9 декабря с той же целью в Талиенване появились крейсер “Дмитрий Донской” и канонерские лодки “Сивуч” и “Грозящий”. Этими силами захвата начальствовал младший флагман эскадры контр-адмирал Реунов. С подобающей торжественностью 16 марта 1898 г. (дату назначил император) провели в Порт-Артуре церемонию подъема Андреевского флага.

“Корнилов”, как и вся эскадра, послушно сыграл свою роль в пьесе, поставленной бездарным царедворским режиссером. В диспозиции устрашения (на случай возможного противодействия местных китайских войск) “Адмирал Корнилов” готовился к бою, заняв линю обороны у входа на внешний рейд вместе с канонерскими лодками “Отважный” и “Гремящий”. Далее в море, чтобы не пустить англичан, расположились крейсера “Память Азова”, “Россия” и “Рюрик”.

Все сошлось благополучно. Китайцы ничем не посмели помешать церемонии. Император не отдавал себе отчета о последствиях и торжествовал. Убедившись, что русские проглотили наживку и прочно засели в Порт-Артуре (входу в порт посланного в разведку крейсера помешать не удалось), англичане с легким сердцем 12 мая 1898 г. захватили у Китая стратегически более важную базу Вей-Ха-Вей. Еще продолжавшие ее оккупацию японцы просто передали порт своим будущим союзникам. Заодно англичане на 99 лет “арендовали” у Китая обширные территории, примыкавшие к Гонконгу.

Так с попустительства России, постыдно “сдавшей” своего китайского союзника, немцы захватили Киао-Чао, русские не удержались от захвата Порт-Артура, а англичане, упрочив дружбу с Японией, получили Вей-Ха-вей. Эскадра же в Порт-Артуре была обречена погрузиться в болото извечной российской безалаберности.

Добившись вожделенных целей своей высокой политики, но лично выразив желание непременно захватить и Талиенван (“покуда его не заняли англичане”), император остался глух к заботам поставленной им в почти безвыходное положение эскадры. Дотла разоренный японцами порт приходилось восстанавливать силами флота. Спешно завозили продовольствие и запасы для зимовки кораблей в Порт-Артуре. Выходить из него было не велено, чтобы не позволить англичанам его захватить. Усиленно занимались боевой подготовкой на случай столкновения то ли с английским, то ли с японским флотом. Требовалось быть “в ежеминутной готовности к бою”, и адмирал Дубасов, следуя примеру С.О. Макарова в Чифу, вручил контр-адмиралу Реунову обстоятельную директиву с перечнем безотлагательных мер подготовки к бою.

В частности, всем без исключения офицерам предписывалось внести в свои записные книжки характеристики кораблей обоих вероятных противников и выучить их, чтобы уверенно сопоставлять с характеристиками своего корабля. Командирам при участии офицеров-специалистов и других по выбору следовало “составить схемы боевых планов для своего корабля”, то есть разработать варианты одиночного боя с тем или иным противником. Следовало выработать и условия наивыгоднейшего нападения на противника, “т. е. способы маневрирования, выбор расстояний, способы стрельбы (залповой или одиночной), употребление тех или других снарядов”. По существу младшему флагману, только что в 1896 г. прибывшему из Черного моря, где он в 1891-1894 гг. командовал броненосцем “Екатерина II”, предлагалось разработать полный курс морской тактики, которую не удосужились разработать все те прежние начальники эскадры и на отсутствие которой еще в Чифу обратил внимание С.О. Макаров. На флоте не хватало тактики – записывал он в те дни.

Искусство морского боя, особенно эскадренного, оставалось ахиллесовой пятой русского флота, как, впрочем, и других европейских держав. Первым ее современным опытом были только что начинавшие публиковаться в Морском сборнике “Рассуждения по вопросам морской тактики” С.О. Макарова, и практическая “Инструкция для похода и боя” была составлена адмиралом только во время начавшейся в 1904 г. войны. До той поры флот в вопросах тактики бродил в потемках. И, конечно, адмирал Реунов при обилии текущих забот не мог восполнить зияющий пробел в боевой подготовке.

Во всяком случае каких-либо следов реального осуществления директивы Ф.В. Дубасова в труде МГШ не находится, и она осталась благим пожеланием. Флот оставался в плену непреодолимой рутины, в которой пребывал, в частности, и дружеский французский флот. В нем в те же годы развлекались совершенно виртуальными учениями, торпедно-артиллерийским боем с дистанции 2,5 кб и оставленными даже в русском флоте таранными упражнениями. Со снисходительностью самодовольных невежд (Газеты “Новое время”, № 343, “Котлин”, 20 марта 1902 г.) в России могли отмечать экстравагантные странности англичан, у которых оказывается, единственное что оживляет корабль – “это стрельба и погрузка угля”. В погрузке, ставшей родом спорта, английские корабли азартно соперничали друг с другом, а в стрельбе каждый комендор имел свой номер сообразно показателям успешности, и “соревнование за старшинство было развито в сильнейшей степени”. Из этой информации вывод о полезности таких соревнований не делался, и передовые взгляды, высказывавшиеся в русском флоте, достоянием так и не стали.

Между тем ход событий снова ставил флот перед угрозой новых испытаний, теперь уже в реальных боевых действиях.

В Сингапуре. 1894 г.