“Образцово-показательный”

“Образцово-показательный”

Контракт на постройку во Франции для русского правительства “быстроходного крейсера” анонимным обществом “Aleliers et Chantiers de la Loire” (правление в Париже на ул. Бержер № 14) внешне выглядел вполне пристойно.

Адвокаты российского императорского посольства, взяв на себя функции и Морского ведомства (ни МТК, ни ГУКиС в составлении условий заказа не участвовали), соблюли общепринятые нормы, но и фирма сумела обеспечить себе существенные послабления. Таковым был внушительный авансовый платеж (обычно первый платеж предусматривал какой-то начальный объем выполненной работы).

“По-божески” назначался и 31-месячный срок сдачи корабля, исчислявшийся к тому же не от сдачи корабля к заказчику после приемных испытаний, а лишь от момента предъявления его к приемке. Невнятно выглядел пункт о форс-мажорных обстоятельствах, освобождавших фирму от ответственности за опоздание готовности корабля. В ходе работ выявились и другие несообразности договора.

По ст. 1 контракта (написанный по-французски, он переводился в России) “первоклассный двухвинтовой крейсер” подлежал постройке на верфи и в мастерских фирмы в Нанте, С.-Назере и Гавре и должен был иметь следующие главные размерения: длина между перпендикулярами 107 м (350 фут 8 и 3/4 дм), наибольшая ширина с обшивкой 14,83 м (48 фут 7 и 1/4 дм), углубление интрюма 5,8 м (19 фут), высота от верхней палубы 9,65 м (31 фут 7 и 1/2 дм), среднее углубление в грузу с 800 т запасом угля 6,22 м (20 фут 4 и 3/4 дм), углубление кормы 6,72 м (22 фут и 1/4 дм), дифферент 1 м. Водоизмещение вооруженного корабля при нормальном углублении должно было составлять 5029,266 т.

По ст. 2 корабль должен был строиться по утвержденным чертежам (16 чертежей общего расположения) и подлежал сдаче в полной готовности для выхода в море. Этой же статьей срок сдачи корабля определялся 31 месяц, начиная с 1 сентября 1885 г. При нарушении этого срока штрафы за каждые следующие четыре месяца взыскивались (кроме ситуации форс-мажора) по нарастающей шкале от 500 до 2000 франков, на пятом месяце из стоимости заказа вычиталось 5%. Взамен всех штрафов министерству предоставлялось право “распоряжаться окончанием работ по своему усмотрению. Испытания и приемка фирмы обязывалось провести в продолжение 2 месяцев.

Официальное испытания должны были проходить в Бресте в присутствии комиссии, назначенной русским Морским министерством, оно же назначало офицеров и команду для управления кораблем в “навигационном отношении”. Машинную и кочегарную команду предоставляла фирма. Окончательные испытания проводились с нагрузкой из 800 т запаса угля с добавлением 405,828 т балласта, возмещавшего не входившие в состав контракта вес артиллерийского и минного вооружения команды и разного рода предметы снабжения и запасы.

Все испытания полагалось проводить на тихой воде. Пробная стрельба из орудий предполагалась только по приходе в Кронштадт, все обнаружившиеся повреждения подлежали устранению за счет фирмы. Это открывало простор для недоразумений, которые предоставляли фирме широкие возможности для ухода от ответственности.

Контракт 12 ноября 1885 г. (даже без перевода) подписали “главный член правления” фирмы Сей и морской агент при российском посольстве в Париже капитан 2 ранга Е. Алексеев. Текст был составлен на французском языке в трех экземплярах, русского экземпляра даже не предусматривалось.

Добившись главного – сохранения в неизменности основных решений проекта и условий контракта, фирма сочла возможным слегка утешить заказчика и принять некоторые из самых безобидных предложений МТК. Изнемогавший от усердия на службе отечеству, Е.И. Алексеев в донесении генерал-адъютанту подтверждал, что в соответствии с телеграммой управляющего канцелярией Морского министерства (занимательная деталь, не правда ли?) он 31 октября подписал контракт по “чертежам и спецификациям, подробно рассмотренным и утвержденным Вашим Превосходительством”. Сделав этот нажим на подробное рассмотрение”, ловкий капитан 2 ранга угодливо докладывал о новых усовершенствованиях, внесенных уже в и без того доведенный до уровня “шедевра” проект.

Выполненные “по замечаниям Вашего превосходительства”, как писал Е.И. Алексеев, и кораблестроительного отделения МТК”, они включали в частности, увеличение до 60 мм толщины палубной брони на скосах с увеличением их ширины над машиной до 10 и над крюйт-камерам – до 5 фут и приспособление бортовых (и продольных впереди котлов) угольных ям для приема водяного балласта. Для защиты от затопления коридоров угольных ям были предусмотрены водонепроницаемые двери. Водоотливные средства усилили добавлением одной помпы и увеличением мощности паровых помп Дюмона. Усилили и продольные связи корпуса, а для компенсации увеличившейся нагрузки снимут часть наружной обшивки (деревянной, надо понимать) надводного борта.

Предусматривалась очень полезная в жарком климате обшивка деревом внутренних бортов жилой палубы. Попутно объяснялось, что продолжавший, видимо, жительствовать в Париже генерал-адмирал успел выразить согласие с телеграммой Управляющего от 17 октября (об отказе от 8-дм орудий), а потому, удовлетворенно отмечал Е.И Алексеев, “изменений по артиллерии не произойдет”.

Относительно применения 6-дм орудий не 28-, а 35-калиберных получили обещание строителя усилить палубу. Произошедшую при этом 100-т перегрузку фирма требовала исключить из проекта или компенсировать увеличением стоимости, но Е.И. Алексееву, как он с гордостью отмечал, “удалось склонить общество на заключение контракта на прежних основаниях”. Как явствовало из того же донесения Е.И. Алексеева, разбивка корпуса на плазе была завершена, заготовили и приняли более половины материала для корпуса, приступили к сборке киля и начали гнуть шпангоуты по лекалам. На днях собирались приступить к отливке цилиндров главных машин по уже готовым моделям, в работе находились коленчатые валы и другие части главных машин. До 75% стальных листов для котлов было прокатано на одном “из лучших заводов”, осталось их испытать и принять.

В чертежных в Париже и С.-Незере полным ходом шла разработка рабочих чертежей проекта к корпусу и механизмам. Преданнейшую признательность выражал министру Е.И. Алексеев за назначение очень, видимо, пришедшегося ко двору наблюдающего инженера Долгорукова, который с успехом оправдает оказанное ему доверие.

В эти же дни фирма, чтобы ковать железо пока горячо и успеть из таких покладистых русских выдоить новый выгодный заказ, обратилась к И.А. Шестакову с новым, еще более заманчивым проектом. Верный своей роли бескорыстного ходатая за интересы фирмы, Е.И. Алексеев в сопроводительном письме 5/17 октября 1885 г. к полученному от фирмы проекту океанского крейсера успел напомнить о том, что выполнен он в соответствии с идеями, которые А. И. Шестаков высказал фирме во время пребывания в Эмсе, и что авторы проекта “с особой готовностью” внесут в него любые изменения”, которые министр выскажет. Обращал он его внимание на такую отличительную особенность, как “распределение башен, представляющее в боевом отношении несомненные выгоды”, обеспечивающие превосходство над кораблями всех других типов. Такой же эффект обеспечивает “размещение минных пушек в броневых прикрытиях под башнями”. Оно будет “крайне важным” боевым элементом этого крейсера и французские инженеры придают ему, подчеркивал агент, весьма большое значение.

Но МТК, куда проект был передан министром (такова была, напомним, его фактическая роль ввиду полного перепоручения ему этой должности великим князем), восторгов Е.И. Алексеева не оценил.

Сравнив все три варианта проекта (водоизмещением 6188, 7300 и 8808 т) с проектом крейсера “Адмирал Нахимов”, участники заседания в том же составе, что и при рассмотрении проекта строившегося крейсера журналом по кораблестроению № 196 от 8 ноября 1885 г. не нашли в проекте никаких выдающихся достоинств. Применив после неоднократных настояний вертикальный тип машин, фирма предусмотрела двойное дно только под машинами и котлами.

Нерационально – по одиночке в башнях – были расположены четыре 9-дм орудия. Несообразной признали установку на марсах пушек Барановского вместо уже известных более скорострельных. 6-дм пушки фирма предлагала опять устаревшие – длиной 28 калибров, хотя уже на “Адмирале Нахимове” они были 35-калиберными.

С приведением элементов “Адмирала Нахимова” к таким же (при равной весовой нагрузке), как на предлагаемом легко бронированном крейсере, скорость русского крейсера при естественной тяге могла составить те же 17,5 уз, какие фирма ожидала в своем проекте при форсированном дутье. Опасение вызвало и отсутствие у фирмы опыта в сооружении машин большой мощности.

Совсем не загоревшись этим проектом, И.А. Шестаков в журнале МТК № 196 от 8 ноября 1885 г. отозвался индифферентной пометкой: “Читал И.Ш.” Дело было, видимо, в том, что сумасбродным сознанием министра уже успела овладеть новая ослепительная идея. Вместо требовавших больших затрат и долгого срока постройки больших кораблей, он решил выиграть за счет сооружения в два счета большего миноносного флота. В эту веру он без труда обратил и великого князя, и императора Александра III. 20 ноября идея материализовалась в повелении императора, которым программа судостроения 1882 г. корректировалась за счет исключения из него сразу 8 броненосцев. Образовавшуюся 60 млн. “экономию” было решено обратить на сооружение миноносцев.

Идею броненосцев, поддерживавшуюся великим князем Константином (его новый император очень не любил), теперь заменили идеей миноносцев. Она шла явно от модного в то время во Франции направления, т.н. “молодой школы” адмиралов Оба, а затем Леверье и Лакруа. Дань им своим проектом “безбронного судна” отдавал впоследствии и С.О. Макаров.

Новым планом, “усиленной и скорейшей”, как в нем говорилось, постройки 56 миноносцев и 10 контрминоносцев предполагалась постройка также 6 канонерских лодок для Черного моря и Владивостока.

Особняком стоял один “быстроходный крейсер особого нового вида”. Им и был этот заказ, данный Луарскому обществу. Только вот новшества он никакого не представлял, так как его типом совершался шаг назад от ранее принятого русским флотом типа броненосного крейсера. И неспроста именно эти корабли – типа “Дмитрий Донской” и “Адмирал Нахимов” – МТК в своих журнальных постановлениях противопоставлял продвигавшемуся сверху французскому проекту.

Уводя российское судостроение назад, этот проект утверждал курс, уже взятый постройкой корветов типа “Витязь”, на сооружение больших бронепалубных крейсеров. Это “дурное наследие”, несмотря на возврат к броненосным крейсерам в типе “Память Азова” (1888 г.) и последующих серии “Рюрик”, проявилось затем совсем уже малопонятным сооружением крейсеров “Светлана” типа “Диана” и условных серии “Варяг”, “Богатырь”. И все это было следствием сумасбродных проектных инициатив И.А. Шестакова, который не имея внятной осмысленной концепции судостроения, до конца дней своих метался между западными образцами и собственным, качавшимся из стороны в сторону, настойчивым мышлением. Он, например, даже крейсер “Память Азова” очень хотел снабдить машинами горизонтального типа.

Каждый из кораблей, строившийся при И.А Шестакове, был отмечен печатью неуемной творческой инициативы этого не в меру деятельного министра. Особенно досталось корветам “Витязь” и “Рында”, проекты которых министр перекраивал особенно увлеченно. Видимо, была связь с тем, что главный уполномоченный общества франко-русских заводов состоял в родстве с красавицей-женой министра.

Посвященное в какой-то мере в эти министерские тайны (неспроста предложение о 7000 т проекте крейсера явилось в дни высочайшего утверждения программы больших заграничных заказов), Луарское общество полагало, однако, что все эти превратности проекту ее крейсера грозить не могут. Ведь он от них надежно огражден дважды состоявшимся его утверждением высшей властью и фактом уже энергично развернувшейся постройки. Все катилось по налаженной колее, и перемен никаких не предвиделось.

Фронт работ расширялся, темпы нарастали.