30. Секретная миссия в Хельсинки

30. Секретная миссия в Хельсинки

Один из наиболее интересных и сложных аспектов политики Советского Союза в предвоенный период — отношения с Финляндией, закончившиеся, как известно, весьма трагически — войной 1939–1940 годов. Мало кто, однако, знает, что, прежде чем дело дошло до войны, советское руководство предпринимало неординарные шаги в целях политического урегулирования проблем двусторонних отношений.

В архиве СВР обнаружены документы, из которых следует, что в 1938 году по личному указанию Сталина разведка установила секретные контакты и вела переговоры с высшим руководством Финляндии. Но почему именно разведке была поручена эта миссия? Разве нельзя было воспользоваться обычными дипломатическими каналами?

Решение советского руководства было продиктовано рядом веских причин. Его весьма беспокоила ситуация, складывавшаяся в 1938 году на северо-западной границе СССР. Формально северные страны Европы — Финляндия, Швеция и Норвегия — проводили политику нейтралитета. Но аннексия Австрии, захват Судет и последующая оккупация Чехословакии, политика на Балканах наглядно показали, что Гитлер не посчитается с нейтралитетом, если последний станет препятствием на пути к достижению его целей. Малые страны одна за другой становились легкой добычей Германии. Не последнюю роль при этом играли созданные в них так называемые «пятые колонны». Было очевидно, что Германия стремилась создать антисоветский фронт от Баренцева до Черного моря.

Немецкая дипломатия при этом уделяла Финляндии одно из первостепенных мест, рассчитывая превратить ее более чем 1000-километровую границу в плацдарм для будущего нападения на Советский Союз. В стране как грибы после дождя росли фашистские организации, укреплялись позиции сторонников прогерманской ориентации.

Внешняя разведка имела неопровержимые данные о подготовке ввода в Финляндию немецкого экспедиционного корпуса.

Учитывая все это, советское руководство предприняло попытку осуществить смелый план — склонить руководителей Финляндии к сотрудничеству, учитывающему интересы обеих стран. Естественно, что подобные переговоры не могли не быть секретными. С наибольшим успехом это могли обеспечить разведка и ее каналы связи.

Данные о ходе советско-финских переговоров поступали из Хельсинки непосредственно Сталину. О них в полной мере не знало даже руководство внешней разведки. В целях конспирации операция была закодирована как «Дело 7 апреля».

За сухими строками архивных документов проступают образы живых людей. Как они жили и работали? Что чувствовали, выполняя столь ответственное задание и находясь в постоянной переписке с высшим советским руководством?

Был поздний вечер 7 апреля 1938 г. Зоя Ивановна с беспокойством ждала возвращения мужа. По Москве ползли слухи о многочисленных арестах еще вчера глубоко уважаемых людей. При одной мысли об этом сердце тревожно сжималось. Мало ли что могло случиться с Борисом…

Супруги Рыбкины только что вернулись из Финляндии, где находились уже три года: он — руководителем «легальной» резидентуры под прикрытием должности второго секретаря посольства с дип-паспортом на имя Б.Н. Ярцева, она — заместителем резидента под «крышей» заведующего отделением «Интуриста».

В передней послышался скрип открываемой двери, потом хорошо знакомые шаги Бориса. Зоя бросилась навстречу супругу. В ее глазах стояли слезы.

— Все в порядке, Зоинька! Скоро опять в дорогу.

Борис прикидывал в уме, как, не вдаваясь в подробности, передать жене главное и предупредить об особом характере предстоящей поездки. Она была не только близким человеком, но и его заместителем в резидентуре.

Борис Аркадьевич рассказал, что был принят лично И.В. Сталиным. Последний подробно расспрашивал о его жизни, о службе. Как бы между прочим задал вопрос, какой флот у финнов. Рыбкин ответил, что в строю финны имеют один эсминец, крейсер «Вяйнемей-нен», крейсер «Илмаринен»… «“Вяйнемейнен” и “Илмаринен”, - заметил Сталин, — герои финского эпоса». Рыбкин не ожидал подобной осведомленности.

По словам Сталина, Б. А. Рыбкину предстояло встретиться с премьер-министром Финляндии для ведения секретных переговоров. Очень важно, чтобы о них никто не знал. Основной целью переговоров должно быть достижение соглашения о переносе советской границы на Карельском перешейке подальше от Ленинграда.

Рыбкин заметил, что финны в последнее время тесно связаны с немцами и вряд ли захотят вести с нами переговоры.

Сталин выпустил дым из трубки и спокойно произнес, что их следует заинтересовать в этом деле, предложив, например, обмен территориями, дать даже больше, чем они смогут уступить. В срединной части страны у финнов вырублен почти весь лес, деревообрабатывающие заводы страны стоят. Следует пообещать им дополнительные поставки леса.

Сталин поинтересовался у Молотова и Ворошилова, присутствовавших при разговоре, не поручить ли переговоры Рыбкину? Оба руководителя утвердительно кивнули. После небольшой паузы Сталин сказал, что посол и советник будут отозваны в СССР и Рыбкин автоматически станет временным поверенным в делах, получив, таким образом, возможность установить контакт с руководством Финляндии.

— Борис, но хватит ли у тебя умения, опыта решить эту задачу?

— Не боги горшки обжигают, Зоинька. Главное — чтобы переговоры велись в полной тайне. Об их содержании будут знать 2–3 высокопоставленных финна, Сталин, Молотов, Ворошилов, Микоян и мы с тобой.

Зоя Ивановна неожиданно погрустнела.

— Борис, если задание сорвется не по твоей вине, представляешь, что нас ожидает?

Через день Рыбкины выехали в Финляндию.

— У меня, Борис, такое ощущение, словно мы и не покидали Суоми.

— По крайней мере, следов того, что квартиру за время нашего отсутствия тщательно обшарили, я не нашел, — отозвался Ярцев.

— Когда приступать к работе, товарищ начальник?

— Какое у нас завтра число?

— 14 апреля

— Так вот, дорогой заместитель, завтра с утра ты отправишься в бюро «Интуриста». Все проверь. А я — прямиком…

Из посольства Рыбкин-Ярцев позвонил в Министерство иностранных дел и попросил соединить его с министром Рудольфом Холсти.

Когда в трубке послышался мужской голос, Борис Аркадьевич поздоровался по-немецки. Многие финны знали этот язык, а разведчик неплохо владел им.

— Господин министр, не могли бы вы срочно принять меня и обсудить с глазу на глаз в высшей степени конфиденциальный вопрос?

— У вас, господин Ярцев, ко мне вопросы? — удивился Холсти.

— Считайте, что это так и что в ваших же интересах услышать их без промедления.

Холсти помялся некоторое время.

— Вас устроит встреча сегодня, — снова пауза, — после обеда?

— Благодарю вас, господин министр.

Холсти не без любопытства взглянул на вошедшего Ярцева и предложил ему кресло у круглого стола, на котором скоро появились небольшие чашечки с кофе.

— Нам предстоит, господин министр, обсудить важную проблему улучшения отношений между Финляндией и Россией с учетом складывающейся в Европе, и особенно в ее северной части, обстановки. Я наделен для этого исключительными полномочиями моего правительства.

— Не сомневаюсь в этом, иначе вы бы не пожаловали в мой кабинет.

— Господин министр, непреложным условием таких переговоров должна быть их абсолютная тайна.

— Нельзя не согласиться и с этим, тем более если с вашей стороны последуют конкретные предложения.

Беседа была не из легких. О многом Ярцев должен был временно умалчивать.

Ярцев сообщил: в Советском Союзе убеждены в том, что Германия вынашивает настолько далеко идущие планы против России, что представители экстремистски настроенной части германской армии могут осуществить десантную высадку на территории Финляндии для последующего нанесения удара по Советскому Союзу. Советскую сторону интересует возможная реакция финнов в случае возникновения подобной ситуации. По мнению советских компетентных органов, Финляндия могла бы ответить на нарушение ее нейтралитета практически двумя путями.

— Не знаю, достоверны ли ваши источники. Но с интересом ожидаю услышать, что вы приписываете нам, финнам.

— Только то, что вытекает из конкретных и проверенных фактов. Прежде всего, можно предположить, что Финляндия, превратно истолковывая свои национальные интересы, выступит вместе с Германией и не будет препятствовать развертыванию военных действий со своей территории против Советского Союза.

— Продолжайте, я слушаю вас.

— Не буду делать тайны из того, как Россия поступит в jtom случае. Вы понимаете, господин министр, что я анализирую возможные варианты развития событий.

— Я ценю вашу откровенность, господин Ярцев. Что же нас ожидает впереди?

— Хочу вас заверить, что в России не будут сидеть сложа руки и ждать, когда немецкие воинские части появятся под Ленинградом. Советскому правительству ничего не останется, как бросить свои вооруженные силы как можно дальше, в глубь территории Финляндии, и там развернуть оборонительные бои против немцев.

— Малоприятная перспектива.

— Но, господин Холсти, Финляндия, возможно, пожелает оказать сопротивление высадке немецкого десанта. В этом случае советское правительство окажет всяческую поддержку. Например, Россия выделит необходимую экономическую и военную помощь, примет на себя обязательства вывести свои вооруженные силы с финской территории по окончании войны. При развитии политического сотрудничества между обеими сторонами Советский Союз мог бы серьезно расширить двусторонние экономические связи. Он располагает практически неограниченными возможностями закупать в Финляндии ее промышленную продукцию, в особенности целлюлозу, а также сельскохозяйственные товары для снабжения в первую очередь Ленинграда.

— Весьма заманчиво, господин Ярцев, но вы не учитываете внешние обязательства Финляндии перед ее друзьями, соседями и симпатизирующими странами.

— Наши предложения не наносят ущерба третьим странам. Напротив, они нацелены на укрепление мира в регионе.

— Понимаете ли вы, господин Ярцев, что у финнов есть свой внешнеполитический курс, проводимый нынешним правительством? У вас должны быть очень веские аргументы и конкретные предложения, чтобы заставить финнов пересмотреть внешнюю политику страны.

— Я не закончил, господин министр. Известно, что с начала 30-х годов в Финляндии поднялась волна «лапуаского движения» — финской разновидности фашизма. В его программу включены антисоветская демагогия, агитация за создание «Великой Финляндии», в которую войдут Ленинград и вся Карелия. Всякие попытки советской стороны к улучшению отношений с Финляндией члены «лапуаского движения» встречают враждебно. Не исключаете ли вы, господин министр, что финские фашисты способны поднять мятеж и сформировать новое прогерманское правительство, которое окажет поддержку планам и намерениям немцев? Достаточно лишь небольшой утечки информации о наших переговорах, чтобы фашистские элементы в Финляндии и их друзья за рубежом попытались организовать путч.

— Вы в этом уверены?

— Это все, что я пока могу сказать, господин министр иностранных дел. Готовы ли вы продолжить переговоры по затронутым мною вопросам, не обращаясь к полпреду Деревянскому и первому секретарю Аустрину?

— Господин Ярцев, — Холсти слегка прикрыл глаза, — я не могу самостоятельно принять решение о продолжении переговоров, не получив санкции моего президента. Я доложу ему о нашей беседе. Но предварительно хочу задать уточняющие вопросы.

— Господин министр, уточнять детали имеет смысл только в том случае, если появится уверенность, что правительство Финляндии будет придерживаться нейтралитета и не откажется от предлагаемой помощи СССР.

Холсти еще прикидывал, как задержать Ярцева и получить от него более полную информацию, но разведчик прервал его размышления.

— Господин министр, начинать надо с главного, с сути вопроса, а детали мы позднее подробно обсудим. Я не говорю «прощайте», господин Холсти, я уверен — до скорой встречи.

Премьер-министр Каяндер и Холсти долго обсуждали полученную от Ярцева информацию. Было ясно, что правительство СССР опасается нападения со стороны Германии в ближайшее время и надеется, что с помощью советско-финляндского договора сможет укрепить безопасность страны на северо-западе. Предложения, хотя и не вполне ясные, представляют интерес для Хельсинки. Но стоит ли ради этого разменивать нейтралитет страны на «военнополитический альянс» с русскими, ставить под вопрос отношения Финляндии с Францией, Англией, Германией, а также Швецией и Норвегией, которых вряд ли обрадуют советско-финляндские договоренности? Но и торопиться с отклонением советской инициативы также не следует: обстановка в Европе постоянно меняется.

— Следовательно, потянем, господин премьер? — подытожил беседу министр иностранных дел. — Постараемся собрать максимум сведений и посмотрим, как далеко Советы намерены зайти в своих предложениях о сотрудничестве.

— Вы правильно меня поняли, господин Холсти. Кстати, что за странную форму переговоров избрали русские и кого сделали своим полномочным представителем? Вам это не показалось странным?

— Вначале — да. Но, поразмыслив, я пришел к выводу, что таким путем обеспечивается более полная сохранность секретности переговоров. А в случае непредвиденных осложнений всегда можно сказать, что никогда не видели и не знали никакого Ярцева. Его достоинством является то, что он открыто говорит то, что думает. Так мы скорее приблизимся к цели.

— Держите меня в курсе, господин Холсти.

После встречи с Холсти Ярцев вылетел в Москву, чтобы лично доложить И.В. Сталину о результатах, которые оценил пока как скромные.

— Финны готовы слушать, но о своем решении предпочитают умалчивать.

— Главное, они согласились с вами на секретные переговоры, — негромко произнес Сталин. — Пообещайте им новые перспективы и, как хороший рыбак, постепенно тяните их из воды на себя. Вряд ли следует показывать финнам, что мы больше заинтересованы в переговорах, чем они. Пусть поймут, что им протянута рука, отталкивать которую было бы довольно глупо. Мы надеемся на вас, Ярцев, и ждем результатов.

Трубка была вынута изо рта, что означало конец беседы.

Из Москвы Ярцев вернулся в Хельсинки через Стокгольм, где имел доверительную беседу с министром иностранных дел Швеции Р. Сандлером, проявившим большой интерес к вопросам безопасности Аландских островов, а также еще с рядом нужных лиц.

Дома в Хельсинки Ярцев крепко обнял Зою Ивановну Сели пить чай. Борис рассказал о поездках в Москву и Стокгольм, поинтересовался, что слышно в Хельсинки.

Как-то вечером Рыбкин заметил вслух:

— Прошло почти два месяца со дня моего визита к министру иностранных дел Холсти. Больше ждать нельзя. Кажется, пора подтолкнуть финнов к очередной встрече. Необходимо переговорить с нашими верными друзьями и сказать им, что Россия сделала Финляндии предложение о заключении политического договора, выгодного обеим сторонам. Однако профашистские молодчики и их зарубежные друзья, по-видимому, хотят сорвать начатый обмен мнениями.

В июне 1938 года секретарь, докладывая дела премьеру Каяндеру, заметил:

— Давно не видно господина Ярцева, он, видимо, разочарован беседой с Холсти. Вашему Превосходительству, вероятно, было бы полезно самому принять его и услышать, что еще обещают русские Финляндии. Это положит конец той неопределенности, которая все острее ощущается с каждым днем. Кроме того, в обществе распространяются слухи, что правительство подпадает под растущее влияние Германии.

— Я приму Ярцева в один из ближайших дней, сообщите ему об этом. Но беседа будет носить чисто протокольный характер. Вот еще что — выясните кто распространяет слухи об усилении германского влияния в Суоми.

11 июня 1938 г. по инициативе финнов состоялась встреча Ярцева с премьером. Оба участника к ней тщательно подготовились.

— Напомню, господин премьер-министр, что об экспансионистской политике Германии и попытках использования ею финской территории с целью последующего нападения на Россию я уже говорил. От выбора позиции Финляндии в этой непростой обстановке будет зависеть многое. Очевидно, что сближение с Германией вовлекло бы Хельсинки в опасные авантюры, а политический союз с Россией, напротив, сулит ей национальное процветание.

— Финляндия — нейтральная страна, и путь военных альянсов не для нее, — патетически произнес Каяндер. — Суоми не позволит никому нарушать ее нейтралитет и территориальную целостность, господин Ярцев.

— Не сомневаюсь в ваших благородных намерениях, господин премьер-министр, — сказал Ярцев. — Только каким образом Финляндия защитит себя, действуя в одиночку?

Каяндер нервно поежился. Ему нечего было возразить по существу, а о возможных планах участия на стороне Германии говорить было преждевременно.

— Если война, которой финны не желают, все же разразится, то финский народ сохранит твердость духа и сделает все от него зависящее для спасения отечества. Обращаю ваше внимание, что Финляндия в равной мере выступает против использования ее территории любыми крупными державами и надеется, что СССР со своей стороны также будет уважать неприкосновенность финской территории.

Ярцеву было ясно, что Каяндер хотел увести беседу в сторону от основных проблем.

— Господин Каяндер, — с любезной улыбкой заметил Ярцев, — вы отлично знаете, кто проводит политику агрессии, а кто выступает против нее. От имени советского правительства заявляю вам, что если Советский Союз получит твердые заверения, а не просто обещания в том, что немцам не будут предоставлены опорные пункты в Финляндии, а она сама не будет использоваться в качестве плацдарма в войне против России, то русские немедленно гарантируют неприкосновенность территории Суоми.

Каяндеру очень не хотелось говорить Ярцеву ни да, ни нет. Неопределенность оставляла бы финскому правительству свободу рук и позволяла получать выгоды с обеих сторон. Как опытный политик, Каяндер попытался закрыть неудобный вопрос, выдвинув встречный вариант.

— Иногда цель достигается скорее, если к ней продвигаются окольными, но более надежными путями. Например, было бы важно стимулировать финско-советские торговые переговоры, приближаясь к общей цели и взаимопониманию.

«Опять уходит в сторону», — подумал Ярцев.

— Торговое соглашение между СССР и Финляндией, господин премьер-министр, будет заключено, если политические отношения наших стран будут ясны и определенны. Без подписания политического договора и принятия конкретных обязательств сторонами это вряд ли осуществимо.

«Опять о советско-финском альянсе? — недовольно поморщился Каяндер. — Но я же сказал, что нейтралитет для финнов — непоколебимый принцип».

«Похоже, что Каяндер изрядно устал», — решил Ярцев.

— Господин премьер-министр, сегодня нам, по-видимому, нечего добавить к уже сказанному и разговор лучше продолжить в следующий раз, но не в будущем году!

— Согласен с вами, господин Ярцев.

— Хочу напомнить еще раз, господин Каяндер, что наши переговоры в Хельсинки абсолютно секретны. Однако мне стало известно, что полпред СССР Деревянский делает вид, что он главное лицо в этом деле. Его заявления на этот счет не имеют никакого значения.

Ярцев хотел подчеркнуть, что нити переговоров прочно находятся в его руках. Вместе с тем это была подстраховка на тот случай, если все-таки произойдет утечка информации, а также попытка прикрыть людей, организовавших лоббирование советско-финляндского соглашения в верхах.

— Но не происходит ли утечка информации с финской стороны?

Каяндер промолчал.

После ухода Ярцева премьер-министр пригласил к себе члена кабинета Таннера, временно исполнявшего обязанности министра иностранных дел в связи с отъездом последнего в Женеву на конференцию Лиги Наций и обсудил с ним ситуацию. Советская сторона дала понять, чего она добивается от Финляндии, но финны постараются не допустить ввода советских войск на свою территорию, поскольку сомневаются, что после этого удастся восстановить довоенный статус, несмотря на все заверения советского представителя.

— Принять требование русских, — сказал Каяндер, — означало бы капитулировать перед ними, а это исключено.

— Может быть, все не так плохо и еще можно найти выход, господин премьер-министр?

Каяндер поручил на этот раз Таннеру продолжить переговоры с русским дипломатом и уточнить кое-какие неясные вопросы. Об этом было доведено до сведения Ярцева. Таннер на переговорах с Ярцевым продолжил практически прежнюю линию.

Ярцев написал шифртелеграмму Сталину, в которой докладывал, что финны упорно сопротивляются заключению военного договора. Уже третьему высокопоставленному лицу финского кабинета — Таннеру — порушено вести с ним переговоры. Практически это означает проволочку. Правительство Финляндии сравнительно спокойно отреагировало на выпады советской печати, считая это «местью» за свою неуступчивость, и не придало серьезного значения демаршам влиятельных представителей финской общественности, настаивавших на необходимости советско-финляндского договора. «В соответствии с полученными инструкциями буду добиваться от финнов положительных ответов на все поставленные перед ними вопросы», — закончил телеграмму резидент.

Ярцев проконтролировал, чтобы телеграмма была немедленно отправлена в Москву, и предупредил шифровальщика, чтобы тот «забыл о ней».

30 июня и 5 августа 1938 г. состоялись очередные встречи Ярцева с Таннером. Советский разведчик вновь в сжатой форме охарактеризовал обстановку, возможные позиции Финляндии в складывающейся ситуации и реакцию на это советской стороны. Безопасность Суоми и выгоды торгово-экономических отношений с СССР советское правительство гарантирует, если финны пойдут навстречу пожеланиям Москвы.

— Хорошо ли вы себе представляете, господин Таннер, что все это сулит Финляндии?

Таннер, в свою очередь, не менее упорно стал настаивать на собственном варианте урегулирования советско-финляндских отношений.

— Почему бы, господин Ярцев, нам не прийти к нашей общей цели через ряд промежуточных договоренностей, например решение пограничных конфликтов, подписание торгового соглашения и т. п.?

— Вы отчасти правы, господин Таннер, и этот вопрос уже затрагивал господин Холсти. Но где уверенность в том, что мы продвинемся далее первых соглашений и разрешим основной вопрос о военнополитическом альянсе? К тому же по указанным вами вопросам следует вести конкретные переговоры в Москве. Я же вижу смысл наших с вами переговоров в том, чтобы хотя бы подойти к решению принципиально важного и актуального вопроса о политическом сотрудничестве.

Таннер энергично возразил:

— Поскольку секретные переговоры начались в Хельсинки, то продолжать их целесообразно здесь же. В Москве, несомненно, больше шансов привлечь к ним внимание посторонних глаз, а связь и консультации членов делегации с правительством Финляндии были бы затруднены.

— Я доложу в Москву о вашем мнении, господин Таннер, — и Ярцев попрощался.

11 августа Ярцев снова встретился с Таннером. Разведчик передал и.о. министра иностранных дел, что Москва считает необходимым провести обсуждение вопросов, дополнительно выдвинутых финнами, в Москве и просит уточнить состав финской делегации. Ярцев еще раз напомнил, что обсуждение важных и взаимовыгодных вопросов в Москве будет результативным, если предварительно удастся решить коренной вопрос — о военно-политическом сотрудничестве.

— Что же, господин Ярцев, вы нам конкретно предлагаете?

— По-моему, я недвусмысленно высказывался на этот счет. Если финское правительство не считает, что оно может в настоящее время заключить полномасштабное секретное соглашение с Россией, то Москву удовлетворило бы закрепленное в устной форме обязательство Финляндии быть готовой к отражению возможного нападения агрессора и с этой целью принять военную помощь СССР.

— Сооружение фортификационных укреплений на Аландских островах, — продолжил Ярцев, — необходимо с точки зрения безопасности Финляндии. Однако укрепления на островах не меньше нужны и для обеспечения безопасности Ленинграда. Это очевидно, и Москва может дать свое согласие на укрепление Аландских островов, если России будет предоставлена возможность принять в этом деле участие, а также если будет позволено направить туда своего наблюдателя, контролирующего ход инженерно-оборонительных работ и последующее использование крепости по ее назначению. Разумеется, деятельность этого наблюдателя должна носить секретный характер.

На лице Таннера отразилось внутреннее напряжение.

— В Москве также надеются, — сказал разведчик, — что финское правительство позволит СССР сотрудничать с Финляндией в использовании военно-морской и авиационной базы на Сур-Сари (остров Го-гланд).

Ярцев сделал паузу, чтобы оценить, какое впечатление на собеседника произвели сделанные им предложения. Но Таннер не произнес ни звука.

— Принятие Финляндией предложенной программы сотрудничества в военной области было бы одобрено и активно поддержано Москвой.

— Каким образом, господин Ярцев?

— СССР гарантировал бы нерушимость нынешних границ Финляндии, прежде всего морских, — подчеркнул разведчик. — В случае необходимости оказал бы финнам помощь оружием на выгодных условиях. Он пойдет на подписание взаимовыгодного торгового соглашения с Хельсинки, что стимулировало бы в дальнейшем развитие ее промышленности и сельского хозяйства.

— Минуту, господин Ярцев, — вцепился в собеседника Таннер. — Что такое «русская военная помощь»?

— Попробую объяснить. Я не имею под этим термином в виду ни посылку советских вооруженных сил в Финляндию, ни какие-либо территориальные уступки с ее стороны. Как видите, господин Таннер, советская сторона сделала некоторые выводы из предыдущих замечаний финнов и пошла им навстречу.

Таннер с удовлетворением кивнул головой.

— Моя личная точка зрения относительно сделанных вами, господин Ярцев, комментариев такова, что Финляндия вряд ли их примет, — глухо произнес он. — Впрочем, я обязан доложить о них руководству.

Премьер Каяндер со слов Таннера понял, что хотя русские и сделали некоторые уступки в целях сближения с финнами, но в военной области их позиция мало в чем изменилась.

— В следующий раз передайте этому Ярцеву, — сказал он Таннеру, — что предложения СССР даже в новом варианте подрывают политику нейтралитета Хельсинки, и более настойчиво добивайтесь скорейшего начала торговых переговоров.

Действуя в соответствии с полученными распоряжениями, Таннер пригласил Ярцева в МИД и сообщил ответ Хельсинки на предложения советского правительства от 11 августа. Затем Таннер пустился в рассуждения о пользе торговли и важности урегулирования пограничных споров.

— И это все, господин Таннер? Ради этого вы пожертвовали своим временем и приняли меня?

— На что же вы еще могли рассчитывать, Ярцев?!

Ярцев направился к выходу из кабинета Таннера, но неожиданно остановился на пороге и слегка покачал головой.

15 сентября 1938 г. Таннер вновь принял Ярцева. По словам Таннера, финская сторона еще раз проанализировала советские предложения. Она вновь подтвердила свое отрицательное отношение к сооружению военных баз иностранными государствами на Балтике.

— Мы не захлопываем дверь и не свертываем секретные переговоры, господин Ярцев. Финны даже готовы закупать у России такие виды вооружения, в которых они могут нуждаться, если их качество и цена будут приемлемыми.

«Похоже, это первая незначительная уступка финнов, чтобы подсластить горькую пилюлю отказа от полномасштабного военного сотрудничества», — мелькнуло в голове разведчика.

— Что касается укрепления Аландских островов и острова Гог-ланд, — твердо произнес Таннер, — то финское правительство отклоняет эти предложения без каких-либо встречных соображений.

«Скверно, — решил Ярцев, — тут-то нам и следовало поговорить и поискать точки соприкосновения. Неужели финское руководство не понимает, что своим отказом оно лишь приближает военные события европейского масштаба?»

В этом духе Ярцев информировал Москву, которая ответила, что, хотя переговоры, по-видимому, зашли в тупик и в этом немалую роль сыграли западные друзья и союзники Финляндии, нам не следует пока выступать за их прекращение. Ответственность за неудачу переговоров должна взять на себя финская сторона.

В середине октября 1938 года министр иностранных дел Р. Хол-сти, только что вернувшийся из Женевы, вызвал к себе Ярцева и сообщил, что в Женеве в присутствии наркоминдела М.М. Литвинова и министра иностранных дел Швеции Сандлера была достигнута договоренность о том, что вопрос об укреплении Аландских островов обсудят участники договора 1926 года об их демилитаризации (в их числе были немцы, англичане, французы, итальянцы и многие другие, но не было русских). Финский министр подчеркнул также, что это, по сути, является «исчерпывающим аналитическим» ответом Хельсинки.

— Господин Холсти, вероятно, мы видимся в последний раз. Я всегда шел на встречу с вами, надеясь, что удастся продвинуться по пути укрепления мира, уберечь наши страны от худшего — войны. Советское правительство, как можно было заметить, занимало на переговорах не только принципиальную, но и гибкую позицию, которую финские партнеры в то время не сумели оценить по достоинству.

Холсти вскоре вышел в отставку. 21 ноября 1938 г. Ярцева принял временно исполняющий обязанности министра иностранных дел В. Войонмаа. Вопрос касался направления в Москву финской торговой делегации, в состав которой были включены торговые советники и два политических эксперта.

В Москве получили информацию и отчет разведчика о его последней встрече с Холсти. Б.А. Рыбкин выехал в Центр, чтобы при необходимости выступить в роли эксперта и для получения дальнейших инструкций.

Несмотря на кажущуюся безрезультативность секретных переговоров Рыбкина с представителями руководства Финляндии, ему, том не менее, удалось втянуть финнов в деликатный обмен мнениями и довести до их сведения позицию советского правительства.

7 декабря 1938 г. финская делегация была дважды принята наркомом внешней торговли СССР А.И. Микояном. Проект торгового соглашения согласовать не удалось, так как позиции сторон слишком отличались.

Стало ясно, что резиденту нецелесообразно возвращаться в Хельсинки. Вскоре он получил новое назначение и выехал в Швецию руководителем «легальной» резидентуры. Предстояла большая работа по налаживанию связей, сбору разведывательной информации и кропотливая, упорная работа по обеспечению мира в Скандинавских странах, нейтралитет которых подвергался значительному испытанию.

Дальнейшие переговоры между Финляндией и СССР продолжались по дипломатическим каналам, начавшись 5 марта 1939 г. С советской стороны в них принимали участие наркоминдел М.М. Литвинов, с финской — посланник Ирье Коскинен. Обмен мнениями протекал вяло и нерегулярно. Причин для этого было достаточно, в том числе события в Европе и разразившаяся мировая война.

В октябре 1939 года Кремль, учитывая резкое изменение обстановки на Европейском континенте, в жесткой форме поставил перед финским правительством вопрос об уступке острова Гогланд, береговой военной базы, полосы к северу от Ленинграда в обмен на такую же или значительно большую территорию в советской Карелии. Финны столь же решительно отвергли советские требования, надеясь на обещанную помощь и поддержку Запада. Политические круги Франции и Англии были на стороне финнов. Германия, официально занявшая нейтральную позицию, в то же время тайно поставляла финнам оружие и толкала правительство Финляндии на авантюрные действия. Это не было секретом для Москвы, так как разведка располагала необходимыми сведениями.

30 ноября советские войска пересекли границу Финляндии. Уже в январе 1940 года финское правительство Рюти — Таннера начало зондировать почву о заключении мира с СССР и направлении в Москву полномочных представителей для заключения мирного договора. 12 марта 1940 г. в Москве был подписан мирный советско-финляндский договор.

Зимняя война 1939/1940 годов укрепила безопасность северо-западной границы СССР, хотя и очень дорогой ценой.

Уже в послевоенное время президент Финляндии У. Кекконен по случаю 25-й годовщины советско-финляндского Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи отметил, что еще в апреле 1938 года Россией была предпринята важная попытка наладить советско-финляндские отношения на новой политической основе. В силу тогдашнего политического курса правительства Финляндии ей не придали должного значения и не проявили соответствующего интереса.