Глава двадцатая

Глава двадцатая

21 октября 1967 г. в 5.20 вечера капитан второго ранга Алекс Аргов сверял по карте местонахождение своего корабля «Эйлат». До Порт-Саида было примерно 14 миль. «Эйлат» был одним из самых больших судов израильского морского флота. Во время второй мировой войны это был британский эскадренный миноносец. Сейчас же, в той войне на истощение, которая последовала за Шестидневной, «Эйлат» стал для израильтян важнейшей боевой единицей.

Вдруг в небе что-то промелькнуло. Капитан всмотрелся. Два огненных шара, на мгновение остановившись в зените на горизонте, начали медленно опускаться в море.

С ужасом осознав, что происходит, Аргов нажал кнопку общей тревоги. Сто девяносто девять человек — офицеры и матросы — заняли свои места по приказу капитана и открыли беспорядочную стрельбу по быстро приближающимся к ним огневым шарам. Это было бесполезное занятие. Уже через несколько секунд две ракеты типа «Стикс», запущенные с двух катеров-ракетоносцев «Осса», стоящих на якоре в Порт-Саиде, поразили «Эйлат».

В течение всего этого дня египетские суда, оборудованные сложными электронными устройствами, с русскими советниками на борту, следили за «Эйлатом». Только убедившись, что «Эйлат» находится в радиусе действия ракет и прицел выбран точно, русские разрешили египтянам нажать кнопку «огонь». Ракеты ударили по котельной «Эйлата», фактически расколов судно пополам. Начался пожар. Команда делала отчаянные попытки сохранить «Эйлат» на плаву. Коммуникационные линии внутренней и наружной связи были уничтожены взрывом, так что никто в Штабе военно-морских сил не услышал сигнала бедствия с «Эйлата», хотя запасной радиопередатчик был введен в действие. Но в 7.20 сигнал был услышан израильской бронетанковой колонной в Синае и передан в Тель-Авив.

Спасательные суда и геликоптеры немедленно направились к месту бедствия. «Эйлат» лежал боком на воде. В течение еще двух часов все на корабле, кто был в состоянии действовать, пытались его спасти. Ничего из этого не вышло. В 7.30 третья ракета, которая хороша была видна в ночном небе, поразила цель и вызвала оглушительный взрыв в помещении оружейного склада.

Капитан Аргов отдал наконец приказ покинуть корабль. Все, кто мог, попрыгали в холодную маслянистую воду. Через несколько минут четвертая, и на этот раз последняя ракета с силой шлепнулась в воду. Сорок семь человек было убито, а из оставшихся в живых ста пятидесяти двух сорок семь тяжело ранены.

Для Израиля это было катастрофой. Можно с полным основанием считать день 21 октября 1967 г. поворотным в истории израильского флота. Впервые в морском сражении корабль был потоплен ракетами дальнего действия.

По соображениям политического характера в печати этот вопрос широко не обсуждался. Тем не менее Генеральный штаб в Израиле убедился, наконец, в правоте тех, кто утверждал, что израильский морской флот устарел и совершенно не приспособлен к войне, которую ему предстоит вести в Средиземном море.

Таким образом, в этот день пришел конец не только «Эйлату», но в известном смысле и всему израильскому флоту.

Во время второй мировой войны «Эйлат», успешно действовал в Северной Атлантике. За истекшие пятьдесят лет многое в мире изменилось. Бывшие союзники стали врагами. То самое судно, которое сейчас лежало на дне моря, потопленное русскими ракетами, доставляло в Россию жизненно для нее важное вооружение. Оно шло к России под прикрытием британского конвоя по самым опасным водным путям, чтобы обеспечить русским возможность выстоять в борьбе с общим противником. По тем временам «Эйлат» был солидным современным кораблем. Скорость его составляла 35 узлов в час, водоизмещение 1710 тонн, на борту его было четыре орудийных батареи. В 60-х годах на Средиземном море он уже казался тихоходным и неповоротливым.

Потопление «Эйлата» разом прекратило ожесточенные споры между начальниками Штаба армии и командирами морского флота, которые утверждали, что корабли израильского флота, в большинстве своем устаревшие, совершенно неспособны противостоять египтянам, получающим из России военное оборудование, в том числе катера-ракетоносцы с ракетами «море — море» на борту.

За два года до потопления «Эйлата» израильское правительство с явным неудовольствием, но все же разрешило строить новые суда, отвечающие современным требованиям. Запад ничего интересного в этом смысле предложить не мог, так как очень отстал от Советского Союза. Израиль начал сам проектировать свои суда. Небольшие по объему, они должны были быть быстроходными и обладать высокой маневренной способностью. Предполагалось, что строить их будут в Германии, но в 1965 г. в результате настойчивого давления со стороны арабов Германия прекратила снабжение Израиля военными материалами, и заказ был передан во Францию. Здесь, в Шербуре, где была одна из крупнейших верфей страны, уровень безработицы был очень высок, и израильский заказ оказался весьма кстати. У верфи, получившей этот заказ, не было собственного опыта в постройке судов такого типа, но она располагала информацией об опыте немцев, чертежами израильских проектов и консультантами из Израиля. Тут же, на месте, было организовано техническое бюро. Все это вселяло в Фелика Амио — управляющего верфью — уверенность в выполнении заказа.

В это же время в Израиле военные заводы проектировали и начинали производить ракеты «Габриель» с тем, чтобы установить их на судах как только они прибудут из Франции.

Сложные электронные приборы, которые монтировались на катерах, должны были обойтись гораздо дороже, чем сами эти катера.

Эмбарго, наложенное де Голлем на поставки оружия Израилю, на первых порах не коснулось изготовления торпедных катеров. Была сделана лишь оговорка, что никакого военного оборудования на них не будет. На самом деле это была риторика в чистом виде. Ситуация с безработицей в Шербуре была настолько острой, что рассуждения де Голля о морали в международных отношениях должны были отступить на задний план.

Первые пять катеров были без затруднений доставлены в Израиль. И было уже получено разрешение на отправку шестого. Но 28 декабря 1968 г. Израиль атаковал аэропорт в Бейруте и уничтожил тринадцать ливанских самолетов. Это было ответом Израиля на нападение палестинцев 26 декабря в афинском аэропорту на Боинг-707, принадлежащий «Эль-Ал». Атака израильтян на Бейрут вызвала приступ ярости у генерала де Голля, и он объявил, что отныне эмбарго будет соблюдаться самым строгим образом.

Израильтяне отреагировали мгновенно. Шестой катер отплыл, а спустя три дня из Шербурской гавани был украден и отправлен в Израиль седьмой.

Разъяренный де Голль, подозревающий, и не без оснований, что его разыграли, отказался принять извинения Израиля со ссылкой на недоразумение. Что бы ни случилось, заявил он, оставшиеся пять катеров в руки Израиля не попадут.

Министерство обороны Израиля столкнулось с проблемой первостепенного значения.

Мало кто понимал, почему эти катера были в такой степени необходимы Израилю. В глазах европейцев, которые ориентировались на свой опыт во второй мировой войне, эти суда особой ценности не имели. Они представлялись им лишь дополнительными единицами в военно-морском флоте страны. Однако для реорганизации морского флота Израиля они имели огромное значение. Без них Израиль не мог успешно вести войну в Средиземном море, и для его безопасности они были жизненно необходимы.

В военных кругах дебатировался вопрос о захвате оставшихся пяти катеров вооруженными моряками, которые, сломив сопротивление французов, могли бы вывести их в открытое море. Но эти планы были не чем иным, как следствием головокружения от успешного налета на Бейрут.

Министр обороны Даян подобные планы решительно отверг. Такие действия, по его мнению, несовместимы со статусом государства и, кроме того, могут вызвать международные осложнения, из которых Израилю будет не выпутаться. Катера в Израиль должны быть доставлены секретно. И это дело израильской разведки.

В августе под общим руководством генерала Ярива была создана группа, готовая к проведению операции «Ноев ковчег». Летом 1969 г. операция началась.

Адмирал Мордехай Лимон, возглавлявший израильскую закупочную миссию во Франции, объявил о том, что Израиль отказывается от катеров и начинает переговоры о соответствующей компенсации.

Строительство судов закончено не было. На воду их можно будет спустить не раньше наступления зимы. Для того чтобы катера были построены в полном соответствии с составленной на них спецификацией, прежде всего нужно было обеспечить возможность израильской технической миссии в Шербуре продолжить свою работу. Кроме того, присутствие израильского технического персонала в Шербуре требовалось и для выполнения планов Ярива. Договориться об этом должен был Лимон. Весь коллектив судоверфи был заинтересован в продолжении работы. Ее прекращение тяжело отразилось бы на положении рабочих порта. Французское правительство удалось убедить, что для успешного окончания строительства катеров, оно должно продолжаться под наблюдением израильтян. В конце концов ведь это их проекты.

Казалось бы, в подобной ситуации от Израиля можно было ожидать, что он отзовет своих специалистов и откажется от всякого сотрудничества с Францией, которая нарушила условия соглашения.

Перед адмиралом Лимоном стояла чрезвычайно деликатная задача. С одной стороны, он ни в коем случае не мог показать французам, как заинтересован Израиль в том, чтобы его инженеры оставались на верфи. С другой — агрессивное поведение могло вызвать нежелательную реакцию, например, предложение израильтянам покинуть Францию.

К счастью, вопрос о компенсации решался не так просто, и Лимон заявил, что согласен с тем, чтобы его инженеры оставались здесь до завершения переговоров. В дальнейшем, он сделал все от него зависящее, чтобы израильская сторона, придираясь к мелочам, тянула эти переговоры как можно дольше.

Ответственными за операцию на месте были адмирал Лимон и бригадный генерал Давид Кимхи. Кимхи обладал усами, чувством юмора и решительностью характера — недаром он получил прозвище Акула. Он уже принимал участие в отправке шестого катера из Шербура в Израиль. В начале сентября штаб в Хайфе предупредил Кимхи, что и седьмой катер должен покинуть Шербур, а в задачу генерала входит обеспечение его горючим на долгий путь до Израиля.

Кимхи уведомил французское морское командование, что ему необходимо провести испытание судна в море. Испытание займет примерно двадцать часов. В связи с этим он попросил разрешения ознакомиться с метеорологическими сводками.

Была суббота, и в доке было почти пусто. Условия для выхода из порта идеальные. Команда была вызвана на судно в 2 часа дня. К этому времени все до единой машины израильской миссии во Франции были мобилизованы на доставку к порту необходимого груза, с тем, чтобы провести погрузку как можно быстрее, не привлекая, по возможности, внимания окружающих. Как только погрузка закончилась, Кимхи отдал приказание всем посторонним покинуть порт.

Оставалась нерешенной еще одна проблема. Гавань перекрывалась мостом, который заграждал вход в военный арсенал. Мост этот поднимался, когда какой-нибудь корабль выходил из военной гавани.

Кимхи действовал хладнокровно. Он попросил по телефону французское командование поднять мост дважды: в 4.30 дня и в 5, когда он якобы возвратится после коротко плаванья. Так, французское командование выпустило катер, который тут же устремился в Гибралтар к месту встречи со своим близнецом.

Кимхи между тем без промедления возвратился в Шербур. И тут французы допустили еще одну ошибку. Обидевшись на генерала, они высказали ему свое негодование по поводу некорректного по отношению к хозяевам гавани поведения. Французский флот, заявили они, отказывается сотрудничать с Кимхи, вплоть до того, что ему и его команде не разрешается больше посещать даже флотскую столовую. Более того, они настаивали, чтобы все пять оставшихся катеров были немедленно выведены из военной гавани на гражданскую стоянку.

Кимхи был в восторге. Мелочная обидчивость представителей французского флота позволила ему и его команде освободиться от военного надзора. Теперь катера будут находиться в торговой гавани, где нет охраны и где никто не наблюдает за движением судов и выходом их из гавани.

Операция «Ноев ковчег» официально началась в августе 1969 г. Детали операции, предусматривающей тайный выход судов из гавани, окончательно разработаны не были. Но, как всегда, были предусмотрены любые варианты. В данном случае это означало, во-первых, что спецификации, составленные на основе технических проектов, должны были быть изменены так, чтобы предельно сократить промежуток времени между заключением о готовности судна и датой его отплытия. Во-вторых, все вспомогательное оборудование (которое верфь, как правило, не обеспечивает), должно было быть уже в Шербуре, причем в рабочем состоянии. Для этого израильтяне сняли просторную квартиру, превратив ее в склад разнообразного навигационного оборудования, которое закупалось по всей Европе. И, в-третьих, необходимо было обеспечить присутствие в порту значительно большего контингента израильских моряков, чем потребовалось бы в нормальных условиях.

Кроме этого, Даян поставил еще одно трудное условие. Нелегально выводить суда из Франции он считал недопустимым. Так что Яриву предстояло тем или иным способом раздобыть официальное право на их отбытие. Неважно, если даже в конечном счете пункт назначения окажется для французского правительства неожиданным. Сейчас в его задачу входило отыскать этот пункт.

В начале ноября 1969 г. в лондонскую юридическую консультацию, специализировавшуюся на делах по морскому праву, обратился представитель самой крупной в Израиле судоходной компании «Мэритайм фрут» с просьбой оказать содействие в организации в Панаме отделения фирмы.

Юрист связался с панамской фирмой «Ариас, Фабрега и Фабрега». Новая панамская фирма была вскоре зарегистрирована под названием «Стар бот» («Корабль звезды»). Если пожелать вникнуть в это, то не так уж трудно было догадаться о происхождении фирмы. «Звезда Давида» — эмблема, хорошо известная во всем мире. И, более того, одним из основных держателей акций фирмы «Стар бот» оказался мистер Майла Бреннер, директор «Мэритайм фрут».

Именно он, человек с международными связями, позвонил Оле Мартину Сайему, норвежскому промышленнику и одному из самых активных бизнесменов в Скандинавии. По его просьбе Сайем согласился сыграть роль представителя «Стар бот». В свое время Сайем получил диплом гражданского инженера и со временем стал управляющим верфью «Акера» и нескольких одноименных компаний — наиболее известных в Норвегии промышленных предприятий. Сайем издавна имел многочисленные деловые связи с «Мэритайм фрут».

Израильский план состоял в том, чтобы представить французскому правительству в качестве покупателя фирму «Стар бот» с очень респектабельным Оле Сайемом во главе.

Израильтянам было известно, что президент де Голль создал комитет, наделенный широкими полномочиями, для наблюдения за экспортом оружия. Этот комитет мог бы оказаться главной помехой в сделке со «Стар бот». Председателем комитета был пятидесятидевятилетний генерал Бернард Казеле — генеральный секретарь Комитета национальной безопасности, один из самых одаренных высших офицеров во Франции. За продажу оружия в комитете отвечал генерал Луи Бонте — управляющий международными делами в армейском отделе министерства обороны.

Слабым местом этого комитета была неясность в вопросе о том, кому он, собственно, подчинен. По конституции 1958 г. он должен был быть непосредственно подчинен премьер-министру. Так оно и было, пока в кресле премьер-министра сидели сначала Помпиду, а затем Кув де Мервиль. После того как Помпиду стал президентом он, исходя из политических соображений, назначил горячего приверженца де Голля Мишеля Дебре министром военного департамента, а не министром обороны. Последний настоял на том, чтобы комитет и его штат находились в его непосредственном подчинении.

Израильтяне эту путаницу обнаружили и поняли, что на этом можно сыграть. С одной стороны, за продажу оружия за границу отвечал генерал Бонте. С другой — он был членом комитета Казеле, который должен был держать под своим контролем все торговые сделки, чтобы не допустить никаких политических злоупотреблений. Таким образом, у комитета был не один хозяин, а два.

Последующие затем события могут получить логическое освещение только при условии, что по крайней мере один из старших чиновников в составе французского правительства действовал в интересах Израиля и был в состоянии контролировать процесс продажи судов.

События развивались быстро. В начале ноября 1969 г. адмирал Лимон информировал французское правительство, что Израиль готов решить вопрос о компенсации. Через несколько дней после этого на верфи стало известно, что Оле Сайем готов закупить суда от имени фирмы «Стар бот». Это предложение было немедленно передано генералу Бонте. Наступил момент, когда нельзя было терять ни минуты, так как всей операции грозила опасность разоблачения. Маскировка была явно ненадежной. Комитет должен был тщательно анализировать все потенциальные торговые сделки. Между тем и самое поверхностное расследование могло обнаружить скрытый в предложении Оле Сайема подвох.

Сайем объяснил, что «Стар бот» желал приобрести эти быстроходные и обладающие высокой маневренностью катера дня разведки нефтяных месторождений. Это звучало неправдоподобно. Представьте себе, что фермер покупает лучшую спортивную машину «Ламборджини» и утверждает при этом, что она нужна ему для того, чтобы возить на базар кур.

Но ничего другого израильтяне придумать не могли, хотя речь шла о катерах-ракетоносцах и сам по себе этот факт скрыть было невозможно.

Тем не менее французы, обрадованные возможностью избавиться от всем надоевших израильских катеров, а также покрыть расходы, связанные с возмещением Израилю убытков и к тому же еще и заработать, не стали утруждать себя лишними размышлениями по поводу этой буквально с неба свалившейся удачи.

На совещании Бонте информировал генерала Казеле, что Норвегия хочет купить катера. Казеле и все присутствующие члены комитета поняли дело так: предложение о покупке исходит от норвежского правительства. В связи с этим возникает всего два вопроса: окончательно ли Израиль отказался от катеров и включен ли в текст соглашения о продаже пункт, запрещающий второй стороне перепродавать катера. Генерал Бонте, как ответственный за военные поставки, сделал соответствующий запрос и получил утвердительные ответы.

Дело сочли законченным.

Казеле отправил отчет президенту Помпиду, премьер-министру и министрам финансов, обороны и иностранных дел. Эксперты министерств, предупрежденные о том, что дело не терпит отлагательства, подтвердили свое согласие. [16]

Собственно, Израиль мог бы свои суда сразу и забрать. Катера были совершенно легально проданы израильской дутой компании. Казалось бы, можно все оформить по закону, покинуть верфь, а там уже поступать в соответствии со своими планами. Однако было ясно, что как только новые владельцы катеров, норвежцы, обнародуют свое намерение покинуть Шербур, французские газеты на это отреагируют. Не исключено, что именно в этот момент кто-нибудь начнет задавать вопросы. Маскировка была столь ненадежной, что уже в течение нескольких часов скрытая за ней суть могла быть обнаружена. Этого нельзя было допустить. На руках у израильтян были официальные документы, подтверждающие их право покинуть Шербур. И все же они отдавали себе отчет в том, что уходить им надо незаметно. Катера должны выйти в открытое море до того, как возникнут первые сомнения.

Адмирал Лимон и бригадный генерал Кимхи советовали организовать отправку судов в Рождество. Лучше всего в канун Рождества, ночью. Французы будут в это время заняты праздником.

Кимхи 18 декабря прибыл в Шербур для окончательной подготовки операции. Надо было решить еще две задачи. Верфь запаздывала со снабжением катеров всем необходимым оборудованием.

Обратились к генералу Яриву, который в свою очередь обратился в Мосад. Агенты Мосада привыкли выполнять самые разнообразные и неожиданные поручения, но на этот раз требования Мосада смутили даже бывалых агентов. Им предписывалось, где бы они ни находились в Европе, обращаться к определенным фирмам и за наличные закупать секретные детали навигационого оборудования. При этом агент должен был разыгрывать или роль владельца нефтяных танкеров, застрявших в отдаленных портах из-за отсутствия именно этой детали, или промышленника, выпускающего оборудование, которое срочно необходимо сравнить с аналогичным, выпускаемым конкурентом, чтобы суметь отвоевать у него заказ. Некоторым, очень немногим, было разрешено говорить, что они представляют С.С.М. верфь. К великому изумлению отдела снабжения этой верфи, на ее склады начало поступать оборудование. Идея оказалась реалистичной.

И еще одна проблема требовала решения.

В Шербуре находилось всего шестьдесят моряков. Этого было недостаточно для обслуживания пяти катеров на пути в 5 тысяч километров до Тель-Авива. Требовалось, как минимум, еще столько же. Их надо было доставить быстро и незаметно, чтобы французская секретная служба не заподозрила, что на французской территории затевается какая-нибудь операция.

Военная разведка в Тель-Авиве для каждого моряка выработала хорошо продуманное расписание. На одном и том же самолете полетят одновременно двое, не больше. Некоторым предписывалось выезжать заранее и добираться до Марселя пароходом, а затем поездом до Парижа и Шербура.

Если надо было заказывать номера в отелях, то в каждом из них одновременно разрешалось останавливаться только троим, и то на одну ночь. Таким образом, никто не мог бы обратить внимание на внезапный приток молодых путешественников из Израиля.

Каждый самолет из Израиля и каждый поезд из Парижа в Шербур использовался для транспортировки моряков. Вначале предполагалось всех сразу отправить самолетом в Италию, а оттуда поездами в Париж и Шербур. Но от этого плана пришлось отказаться, потому что на железных дорогах в Италии в это время была забастовка.

Отбирала моряков Военная разведка индивидуально. Их подробно инструктировали и знакомили с операцией. Некоторые офицеры разведки стали не без язвительности называть ее «вторжением во Францию».

Нужно было тщательно позаботиться и о паспортах. Однако все паспорта должны были быть подлинными, хотя некоторым из моряков и были выданы гражданские документы. Команду разбили на группы по десять человек в каждой, с офицером во главе. Каждая десятка в свою очередь делилась на подгруппы. С каждым из моряков проводились серьезные беседы — ведь они не были опытными агентами. Кроме того, каждому вручили адрес и имя офицера связи, которого в случае необходимости можно было найти в Торговом бюро министерства обороны Израиля в Париже, и отпечатанные указания о деталях их путешествия и адрес в Шербуре.

Вокруг этих бумаг в разведке велось немало споров. Дело в том, что в практике разведывательной деятельности не было случая, чтобы агент имел при себе подобные бумаги. Такой агент выглядел бы не менее нелепо, чем, скажем, раввин со свиной отбивной. Попади моряк, снабженный подобными инструкциями, в поле зрения таможенника или полицейского, и вся операция может быть сорвана. Однако альтернативы не было. Нельзя было допустить, чтобы кто-то из моряков, забыв адрес и инструкции, заблудился во Франции и попал в полицию. В этом контексте листочки с инструкциями казались наименьшим злом.

22 декабря в Шербур прибыли все, кроме двоих. Моряков разместили в квартирах, подготовленных израильтянами уже давно.

Двое пропавших доставили немало волнений. Один из агентов Мосада сообщил, что до него дошел слух, что эти двое были арестованы в Париже и французы об операции «Ноев ковчег» уже осведомлены. В течение нескольких часов сотрудники Израильского Торгового бюро в Париже и все руководство в Тель-Авиве находилось в состоянии напряженного ожидания. Хотя пока полиция в Шербуре ими не интересовалась, однако и в безопасности никто себя не чувствовал.

Утром 23-го числа оба пропавших — морской офицер и врач — наконец появились. Оба были смущены. Никогда, надо думать, им не забыть взбучки, которую они получили от Акулы.

Объяснялась же их задержка по-человечески очень просто. Прибыв в Париж и обнаружив, что до поезда в Шербур у них оставалось несколько часов, оба решили побродить по городу и зайти в Галерею Лафайет, чтобы купить подарки семье. Конечно, им и в голову не приходило, что в предрождественские дни на парижских улицах могут быть транспортные пробки. Застряв на одной из улиц, они опоздали на поезд и всю ночь провели на вокзале, выехав в Шербур рано утром.

Доставить на катера запасы воды и еды тоже оказалось задачей довольно хлопотной, тем более, что запасы эти должны были быть рассчитаны на сто двадцать человек, которые в течение недели будут в море. Ответственный за снабжение офицер, естественно, не мог зайти в магазин и закупить все, что ему было необходимо, сразу. Сохранить в тайне такую покупку было бы невозможно. И офицеру пришлось делать закупки в разных магазинах по частям. В конце концов, не пропустив в буквальном смысле слова ни одной продуктовой лавки в Шербуре, он свою задачу выполнил.

Горючее было уже запасено. Для того чтобы без дополнительной заправки катера могли дойти до Израиля, им нужно было 250 тысяч литров бензина. Для этого Кимхи во время испытаний катеров в море, в течение трех недель систематически делал увеличенные заказы на бензин.

Последним возможным препятствием могла стать погода. Катера не были приспособлены к зимним условиям в Бискайском заливе, так что можно было ожидать серьезных затруднений, если погода не будет им благоприятствовать.

На одном из катеров расположился метеоролог, специально для этой цели привезенный из Тель-Авива. В течение десяти дней он собирал все сводки погоды из Франции, Англии и Испании, записывал все специальные радиопередачи для моряков, летчиков или фермеров. После обработки всех этих материалов он составлял метеорологические таблицы и диаграммы.

Ранним утром, в канун Рождества адмирал Лимон приехал из Парижа, остановился в «Софител-отеле» и, не медля, собрал на военный совет всех старших офицеров.

Лил дождь. Метеоролог ничего обнадеживающего сообщить не мог. Из-за сильного юго-западного ветра катера не смогут быстро продвигаться в нужном направлении. Однако было решено попытаться выйти в море вечером в 8.30, когда французы в Шербуре будут сидеть за праздничными столами.

Погрузка продовольствия на суда должна была начаться без промедления, но неожиданно возникли трудности, которые нарушили схему, казалось бы, продуманной операции. Один из моряков, который жил в том же доме, в котором разместился склад продовольствия, вздумал как раз в это время брать урок французского языка. Занятия проходили в комнате, расположенной как раз над складом. Моряк, разумеется, не знал, что отплытие предполагалось в этот день. Когда к тому же выяснилось, что учитель по профессии журналист, все и вовсе разнервничались. Погрузку начали сразу же после окончания урока. Она шла медленно и на нее ушел весь день.

Чтобы отвлечь внимание окружающих от всех приготовлений, Лимон предложил нескольким офицерам заказать на вечер столик в «дю Театр» — одном из лучших ресторанов Шербура.

В 7.30 вечера катера были готовы к отплытию, но погода не улучшалась. Дул сильный юго-западный ветер.

Акуле в этот вечер досталось — вряд ли приходилось какому-нибудь флотскому офицеру выносить подобную нервную перегрузку на протяжении нескольких часов. В 8.30 дул все тот же юго-западный ветер. В 10.30 — все оставалось без изменений.

В Тель-Авиве напряжение достигло предела, и оттуда одна за другой следовали инструкции, приказывающие Кимхи выходить в море. Он, однако, самообладания не потерял, понимая, что в такую погоду им все равно придется укрыться где-нибудь в гавани либо Франции, либо Португалии, либо Англии, либо — что еще хуже — возвратиться изрядно потрепанными назад в Шербур.

Время шло, а маленькие катера все еще неуклюже колыхались на волнах в гавани.

Около 2-х часов ночи Би-би-си транслировала прогноз погоды. С души Кимхи свалился камень. Ветер задул с севера. Это тоже было нехорошо, но все-таки теперь он будет дуть в корму двигающимся вдоль французского побережья катерам.

Точно в 2.30 по секундомерам взвыли одновременно все моторы катеров. Шум был оглушительный: на каждом судне стояло по четыре двигателя: всего двадцать. Общая мощность их составляла шестьдесят пять тысяч лошадиных сил. Через несколько секунд все катера снялись с якоря и устремились в открытое море. Три катера шли впереди, за ними двигались еще два.

Только тогда Кимхи признался в том, что давно уже в глубине души знал: разумеется, французское правительство не ведало о происходящем, но все, кто принимал участие в строительстве катеров или работал в гавани, — отдавали себе в этом полный отчет. Один из совладельцев верфи оставил рождественский ужин и пришел на берег, чтобы пожелать им счастливого пути. Рабочие, вложившие столько сил в строительство этих катеров, услышав шум моторов, выскочили на пристань и приветливо махали вслед катерам, уходящим в море. В домах, которые выходили окнами на море, люди стояли у окон и сигналили огнями: «Шолом». Никто из них не известил начальство об отплытии катеров. Жители Шербура пошли спать, уверенные в том, что катера, которые они построили для Израиля и с помощью Израиля, ушли по назначению.

В городе остались несколько израильтян, которые должны были выполнить свои последние немногочисленные обязанности, в основном связанные с формальностями. Человек по имени Хаим Шарак обошел все отели, в которых останавливались израильтяне, и аккуратно уплатил за них по счетам.

Адмирал Лимон разбудил среди ночи консьержку в своем отеле и объявил ей, что уезжает. Уплатив по счету, он сел в свой «ягуар» и направился в Париж.

Таким образом, утром в день Рождества, когда обнаружилось, что катера ушли, в Шербуре не осталось ни одного израильтянина.

Операция «Ноев ковчег» стала международной сенсацией, пожалуй, не меньшей, чем операция «Энтеббе» спустя семь лет после этого.

На пути к Тель-Авиву проходящие мимо суда видели катера. Но никому, однако, не пришлось увидеть, как они заправлялись у танкеров «Мэритайм фрут», поджидавших их в условленных местах в Средиземном море.

31 декабря в 6.40 вечера первые катера показались у входа в гавань в Хайфе. Все трудности были позади.

Если вообще понятие «совершенство» можно применять к подпольным операциям, то операция «Ноев ковчег» как раз такой и была. Задачи операции были полностью выполнены, и никто при этом не пострадал. [17]

Пока флотилия катеров шла вдоль берегов Европы и пересекала Средиземное море, израильтяне стремились уклониться от широкого публичного обсуждения своих действий. Во всяком случае, они стремились к этому до тех пор, пока путешествие не было закончено.

Тем не менее объявления для международной прессы были готовы. Да, катера предполагается использовать для поисков залежей нефти в море. Этим объяснениям, разумеется, никто не поверил, но израильтян это не слишком беспокоило.

Мировое общественное мнение получило весьма поверхностное представление о достижениях Израиля. Незамеченным прошло главное: катера-ракетоносцы (в печати они назывались канонерками) отныне стали основной ударной силой израильского морского флота в войне с арабами.

Французские чиновники, генерал Бернард Казеле и генерал Луи Бонте стали козлами отпущения, поскольку именно они находились в центре событий. Оба генерала были навсегда отстранены от работы.

Расследование обстоятельств этого дела проводил Жак Лабарак — один из влиятельных гражданских чиновников Франции. С текстом его доклада были ознакомлены лишь три человека в стране: Помпиду, премьер-министр Шабан-Дельмас и министр Обороны Дебре. Ни Казеле, ни Бонте этого права не получили. Генерал Казеле был в отпуске и впервые услышал о трюке Израиля по радио. Любопытно, что вначале ему пришла в голову забавная мысль, что все это было подстроено французским правительством, чтобы иметь возможность все же передать катера Израилю.