1.3. Подбор, подготовка и расстановка кадров

В годы Гражданской войны как большевистской России, так и белогвардейским государственным образованиям пришлось заново создавать свои органы безопасности в условиях хаоса, глубокого социального, политического и идейно-нравственного раскола. Обстановка тех лет наложила определенный отпечаток на подбор и подготовку кадров спецслужб.

Неотъемлемой составной частью деятельности коммунистической партии являлось укомплектование чекистских органов работниками, способными обеспечить проведение в жизнь политической линии партии. Говоря о требованиях, предъявляемых к чекистам, В.И. Ленин отмечал, что сотрудники ЧК наряду с качествами, присущими работникам всех звеньев государственного аппарата, должны обладать и такими качествами, которые вытекают из характера и специфики деятельности ВЧК. Он подчеркивал, что от чекистов требуется «решительность, быстрота, а главное верность»[597], то есть верность революции, делу коммунизма. Верность В.И. Ленин ставил на первый план. В обращении ЦК РКП(б) к коммунистам-чекистам от 8 февраля 1918 г. особо подчеркивалось, что ЧК созданы, существуют как органы партии, работают по ее директивам и под ее контролем[598].

Учитывая специфику ВЧК как политического органа, партия большевиков декларировала классовый подход к комплектованию органов ЧК. Такой подход означал, что комплектование чекистских аппаратов происходило из представителей трудящихся классов, в первую очередь за счет промышленных и транспортных рабочих. Один из руководителей ВЧК, В.Р. Менжинский, неоднократно подчеркивал, что рабочий класс является опорой чекистских органов и их комплектование должно осуществляться, прежде всего, за счет рабочих, особенно металлистов, этого передового отряда рабочего класса[599]. Вместе с тем в связи с отсутствием необходимого количества рабочих кадров в реальности на службу в органы ВЧК принимались и беднейшие крестьяне и середняки, причем процесс привлечения этой категории трудящихся в чекистские органы заметно активизировался в связи с созданием местных ЧК (губернских и уездных) весной и особенно летом 1918 г. В органах ВЧК работали также те представители интеллигенции и выходцы из имущих классов, которые лояльно относились к советской власти.

Белогвардейцы, так же как и большевики, при подборе кадров для контрразведывательных органов руководствовались классовым подходом. Их основу составляли офицеры прежней русской армии.

Так, на Севере России на должности чиновников для поручений, переводчиков, журналистов ВРО – ВРС, начальников военно-контрольных пунктов и их помощников назначались армейские офицеры в воинском звании от подпоручика до капитана. Начальниками отделений военного контроля тылового района могли быть военные чиновники; контролерами и наблюдателями, как правило, являлись нижние чины[600].

Оперативный состав контрразведывательных органов адмирала А.В. Колчака, генералов А.И. Деникина, П.Н. Врангеля и Н.Н. Юденича также комплектовался из армейских офицеров[601].

Руководящий состав контрразведывательных органов Юга назначался из числа офицеров Генштаба или офицеров, имевших юридическое образование. Лица, служившие ранее в охранке или жандармерии, не могли быть назначены даже чинами для поручений и наблюдательными агентами.

«Мне было сказано, что главком не может согласиться на прием меня в Добрармию, так как этому мешает “совокупность прежней моей службы по политическому розыску”, то есть при царском режиме и за последнее время в Киеве и Одессе», – писал бывший начальник Петроградского охранного отделения генерал-майор К.И. Глобачев[602].

Бывший руководитель особого отдела и экс-директор Департамента полиции МВД генерал Е.К. Климович также не получил должности в штабе Добровольческой армии[603].

Различные источники свидетельствуют о том, что и другие офицеры Отдельного корпуса жандармов, оказавшись в Добровольческой армии, также не получили назначение в контрразведывательные отделения.

Как видим, политическое недоверие к представителям дореволюционных органов безопасности одинаково проявляли не только красные, но и белые. «Эффект, порожденный кампанией дискредитации политической полиции в период нахождения у власти Временного правительства, продолжал действовать, настолько мощная волна недоверия зародилась тогда даже в умах военных, – объясняет ситуацию доктор исторических наук А.А. Зданович. – Единичные случаи зачисления в Добровольческую армию жандармов, конечно, были, но они, в основном, служили не по своей специальности»[604].

На наш взгляд, не последнюю роль в отторжении жандармов командованием Белого Юга сыграло неоднозначное и противоречивое отношение русского общества и армии к органам государственной безопасности в дореволюционном прошлом.

В белогвардейских штабах не признавали не только жандармов, но даже некоторых высокопоставленных контрразведчиков. Так, бежавший из Петрограда в Новочеркасск генерал-майор Генштаба Н.С. Батюшин не получил назначения, соответствующего своей специальности и квалификации. Высококлассный разведчик и контрразведчик занимал второстепенную должность управляющего делами комитета снабжения Крымско-Азовской армии.

Офицерский корпус Государственной стражи комплектовался путем перевода военнослужащих из воинских частей и учреждений Военного и Морского управлений, а также определением офицеров на службу из запаса и отставки. На некоторые должности назначались военные чиновники. Другая часть чинов числилась на службе по гражданскому ведомству и занимала должности либо по УРУ, либо по канцеляриям учреждений ГС.

Командующим Государственной стражей был назначен кадровый военный генерал от инфантерии Н.Н. Мартос, а начальником штаба – также кадровый военный, в годы Первой мировой войны возглавлявший штаб Отдельного корпуса жандармов, генерал-майор В.П. Никольский, которого затем сменил генерал-майор Савицкий[605].

Генерал-лейтенант П.Н. Врангель, возглавив Русскую армию, провел некоторые кадровые перестановки в органах контрразведки и политического сыска. Контрразведку и государственную стражу возглавил генерал Е.К. Климович. Начальником особого отделения Морского управления стал бывший жандармский офицер старший лейтенант А.П. Автономов, севастопольский КРП в начале мая 1920 г. возглавлял жандармский полковник А.И. Будогоский[606].

Адмирал А.В. Колчак также «не стеснялся» набирать в контрразведку и органы политического сыска профессионалов из царской жандармерии и «охранки». ЦОВК в ноябре 1918 г. возглавил бывший жандарм и контрразведчик полковник Н.П. Злобин. К нему помощником был назначен полковник А.В. Караулов – в прошлом начальник Тифлисского, Нижегородского и Южного охранных отделений. Контрразведку в Челябинске возглавил полковник Гиацинтов, служивший до февраля 1917 г. в Петроградском охранном отделении. Контрразведывательную часть Главного штаба возглавил отставной жандармский генерал-майор В.А. Бабушкин.

На руководящие должности в округах также назначались бывшие контрразведчики и жандармы. Так, начальником отделения военного контроля при штабе Приамурского военного округа восстановлен капитан (с октября 1918 г. – подполковник) М.С. Алексеев. Военный контроль при штабе Иркутского военного округа с 1918 г. возглавлял подполковник В.А. Булахов, служивший ранее в Отдельном корпусе жандармов[607].

Обязанности управляющего особым отделом государственной охраны временно исполнял опытнейший специалист политического сыска, в дальнейшем назначенный по собственной просьбе начальником Томского губернского управления государственной охраны, – генерал-майор С.А. Романов.

Начальниками других областных управлений госохраны также назначались бывшие жандармы: Акмолинского – полковник В.Н. Руссиянов, Иркутского – подполковник Н.А. Смирнов, Приморского – полковник А.А. Немысский, Харбинского – полковник Л.Я. Горгопа, Забайкальского – полковник Л.А. Иванов, Тобольского – полковник В.П. Григорович и т. д.[608].

На службу в ВЧК также принимались специалисты спецслужб царской России. Так, в специальном отделе ВЧК работали бывшие сотрудники российской криптографической службы Г.Ф. Булат, И.А. Зыбин, В.Н. Кривош-Неманич, Е.Э. Мориц и др.[609] Существовала практика привлечения старых кадров и в качестве экспертов. Например, консультировали руководителей ВЧК бывший товарищ министра внутренних дел и московский генерал-губернатор В.Ф. Джунковский и др. В августе 1918 г. в центральном аппарате ВЧК насчитывалось 125 «старослужащих», их доля составляла 16 %. Тем не менее в целом, в отличие, например, от Красной армии, старые кадры играли второстепенную роль[610].

В основе комплектования чекистских органов лежал также принцип партийности. 21 февраля 1918 г. ВЧК приняла постановление: принимать партийных сотрудников, а беспартийных – в виде исключения. В первые месяцы существования ВЧК представляла собой многопартийный орган – в ней работали главным образом большевики, а также представители некоторых мелкобуржуазных партий – левых эсеров, анархистов и др.

Один из руководителей ВЧК М.Я. Лацис впоследствии так описал условия работы в ВЧК членов политических партий: «Каждая партия, которая перестает быть правительственной партией, которая перестает делить с ней ответственность, в то же время становится не в дружескую оппозицию, а непременно по ту сторону баррикад и не может быть допущена к работе боевых органов, выдвинутых против контрреволюции. Партии неправительственные не могут работать в Чрезвычайных комиссиях. Это нам жизнь доказала. Когда левые с.-р. с нами разделяли государственную власть, было очень естественно их участие в Чрезвычайных комиссиях, и они работали там»[611].

7 июля после мятежа левых эсеров СНК принял постановление о выводе их представителей из коллегии ВЧК[612]. Почти все левые эсеры были изгнаны из ВЧК и ее органов. В них остались (не на руководящей работе) только те члены партии левых эсеров, которые открыто осудили тактику своего ЦК.

К осени 1918 г. удельный вес представителей мелкобуржуазных партий в чекистских органах резко понизился. В сентябре – октябре 1918 г. в 94-х губернских и уездных чрезвычайных комиссиях из 430 руководящих работников 383 являлись коммунистами (89,1 процента), 40 – сочувствующими коммунистам (9,3 процента) и лишь 7 человек (1,6 процента) – членами мелкобуржуазных партий (4 левых эсера, 2 народника-коммуниста, 1 анархист). В 65 из 94-х чрезвычайных комиссий, в том числе во всех губернских ЧК, ответственные должности занимали лишь коммунисты. В ЧК и особых отделах служили и беспартийные. Это были сочувствовавшие советской власти люди. Они, как правило, были заняты на менее ответственной работе[613].

Высокие требования коммунистическая партия предъявляла к моральному облику чекистов. Ф.Э. Дзержинский указывал, что верность советской власти, высокая идейность – это важнейшие качества, которыми должен обладать каждый, принимаемый на службу в чекистские органы. В одной из служебных записок он писал: «Если приходится выбирать между безусловно нашим человеком, но не совсем способным, и не совсем нашим, но очень способным, – у нас в ЧК необходимо оставить первого… вся суть, по-моему, в подборе людей, безусловно, честных всех и, где нужно, умных»[614].

В записке И.К. Ксенофонтову Ф.Э. Дзержинский отмечал, что работа у чекистов полна искушений, связанных со злоупотреблением властью, использованием своего положения для личных выгод, и указывал, что слабые на искушение товарищи не должны работать в ЧК. На высокие требования, предъявлявшиеся к моральному облику чекистов, обращал внимание также М.Я. Лацис. Работа ЧК, отмечал он, требует людей с выдержанным характером, непреклонной волей, объективным взглядом, с установившимися политическими убеждениями и хорошей личной репутацией.

Партийные органы, а также ЧК уделяли большое внимание пополнению чекистских рядов честными, устойчивыми в моральном отношении людьми. Секретариат ЦК РКП(б), ведавший в 1918 г. вопросами распределения коммунистов, специально просил партийные комитеты отмечать в рекомендациях моральные качества лиц, направлявшихся на службу в ВЧК.

При подборе кандидатов в чекистский аппарат принимались во внимание и личные качества кандидатов. Так, видный чекист В.Н. Манцев в своих воспоминаниях писал, что основными чертами характера чекиста должны были быть решительность и настойчивость, безоговорочная дисциплинированность, беспредельная преданность революции, личная отвага, умение проникать в тайные замыслы врагов и вовремя нанести сокрушительный удар[615].

При отсутствии этих качеств, по мнению М.Я. Лациса, работа ЧК «делает из них расслабленных неврастеников и аферистов». Также он признавал, что работа чрезвычайных комиссий привлекает аферистов и просто уголовный элемент, которые, пользуясь именем сотрудника ЧК, занимаются шантажом и вымогательством, набивая себе карманы. Поэтому, писал Лацис, «при подборе сотрудников нужно смотреть в оба, чтобы туда не затесался бывший охранник и бандит, записавшийся всеми правдами и неправдами и использующий партийный билет в прикрытие своей подлинной физиономии». В действительности же в результате сложившейся системы личных рекомендаций и нерегулярно присутствующей в условиях хаоса Гражданской войны и дефицита кадров серьезной проверки биографических данных поступающих на службу в ВЧК, в том числе на ответственные должности следователей, попадали и лица, имеющие уголовное прошлое[616].

Основные требования, предъявлявшиеся к чекистским кадрам, наиболее полное воплощение нашли в принятой в июле 1918 г. Инструкции-памятке «Что должен помнить каждый комиссар, следователь, разведчик, работая по розыску»[617].

Предъявлялись ли какие-либо требования морально-этического характера при подборе сотрудников белогвардейской контрразведки, ответить сложно, поскольку документальных источников не сохранилось.

Разумеется, руководители спецслужб старались подбирать себе кадры из лиц, заслуживающих доверия, добросовестных, честных и исполнительных[618]. Однако на практике это далеко не всегда удавалось. Например, приказы начальника ВРС свидетельствуют о частых назначениях и увольнении личного состава. Только в Мурманском пункте сменилось 7 начальников. Им поочередно руководили коллежский асессор В.А. Эллен, штабс-капитан А. Петров, флагманский обер-аудитор В.К. Бондарев, мичман Г.В. Майумский, зауряд-военный чиновник Н.П. Черногоров, капитан Дымский, поручик В.А. Крылов[619].

Вот как характеризовал моральный облик и «профессиональные качества» чинов военно-регистрационной службы правительственный комиссар (начальник) Архангельской губернии, управляющий отделом внутренних дел Северного правительства В.И. Игнатьев: «Офицерство сильно пьянствовало в тылу. Особенно безобразничали офицеры так называемых контрольных пунктов – отделений на местах контрразведки, пьянствовали, арестовывали крестьян, избивали, истязали, издевались над арестованными социалистами (был среди них такой башибузук шт.-к. – Орлов, к сожалению, другие фамилии я забыл). Несмотря на протесты мои и местных властей, этих господ не убирали: Орлова по моему настоянию опубликованным приказом уволили из Холмогор, но при проезде через город я узнал, что он все-таки по-прежнему безобразничает»[620].

Отсутствие системы подбора кадров, коррупция во всех эшелонах власти способствовали проникновению в органы безопасности Юга России авантюристов, мошенников, жуликов, промышлявших шпионажем личностей, зачастую являвшихся агентами нескольких спецслужб.

Вызванная инфляцией нехватка денег на фронтах ощущалась особенно остро. Жалованье офицерам и нижним чинам задерживалось по два-три месяца. Вместо приобретения продуктов «цивилизованным» способом части были вынуждены прибегать к реквизициям. В «самоснабжении» не отставали от армейских чинов и не имевшие устойчивых моральных принципов сотрудники спецслужб, пришедшие в контрразведку с целью наживы и поэтому, как правило, занимавшиеся хищением выделенных денежных средств, фабрикацией дел и откровенным вымогательством. Контрразведчики даже «изобрели» свой «способ самоснабжения» – «ловлю большевиков» с целью присвоения имущества и денег арестованных. Например, начальник Екатеринославского КРО есаул Щербаков проводил незаконные обыски и выемки с целью присвоения отобранного, освобождал за подкупы арестованных. При занятии города махновцами бежал с любовницей в Ростов-на-Дону. Генерал А.С. Лукомский приказал их арестовать, но беглецы скрылись в Харькове[621].

Уже будучи эмигрантом, он писал: «На службу в контрразведку, нормально, шел худший элемент, а соблазнов было много: при арестах большевистских деятелей обыкновенно находили много награбленных драгоценностей и крупные суммы денег; так как ответственным большевистским деятелям грозила смертная казнь, то, за свое освобождение, многие из них предлагали крупные взятки; за получение разрешения на выезд за границу многие также предлагали крупные суммы. Наконец, вообще характер деятельности органов контрразведки открывал широкое поприще для всевозможных злоупотреблений и преступных действий»[622].

Действия нищих, беспринципных дилетантов, использовавших грубые, жестокие, далекие от законности методы работы, вызывали недовольство и нарекания как со стороны немногих профессионалов спецслужб, так и местного населения, дискредитировали Белое движение, о чем писал в эмиграции генерал-майор Н.С. Батюшин[623].

Даже в ходе проведенной П.Н. Врангелем реорганизации не удалось избавиться от сотрудников с низкими морально-нравственными качествами[624].

Сотрудники контрразведывательной части особого отделения отдела Генштаба Военного управления, являясь преданными служебному долгу чинами, в трудной ситуации не поддались всеобщему порыву к грабежам и злоупотреблениям служебным положением. Иные чины, чтобы не влачить нищенское существование, честно уходили из органов контрразведки.

По сведениям историка С.В. Фидельского, кадровый потенциал государственной стражи «являлся довольно слабым. Как правило, это были не попавшие под мобилизацию обыватели (крестьяне, мещане), нередко активно компенсировавшие нехватку средств поборами с населения»[625].

Здесь целесообразно отметить, что для чекистов были характерны некоторые «болезни», присущие белогвардейским контрразведчикам. Авторитет Ф.Э. Дзержинского влиял в основном на сотрудников центрального аппарата. «Далеко не все чекисты могли удержаться от присвоения конфискованного имущества или выкупа за арестованного, заложника, – пишет профессор С.В. Леонов. – Когда подобные случаи становились известны руководству, чекистов беспощадно расстреливали или выгоняли без права работать в ЧК»[626].

Оценка морально-нравственных качеств колчаковских контрразведчиков участниками Гражданской войны неоднозначна. Так, военный министр барон А.П. Будберг с сарказмом отмечал: «Здесь контрразведка – это огромнейшее учреждение, пригревающее целые толпы шкурников, авантюристов и отбросов покойной охранки, ничтожное по производительной работе, но насквозь пропитанное худшими традициями прежних охранников, сыщиков и жандармов. Все это прикрывается самыми высокими лозунгами борьбы за спасение родины, и под этим покровом царят разврат, насилие, растраты казенных сумм и самый дикий произвол»[627].

Оценки личного состава контрразведывательных органов белогвардейского высокопоставленного чина определенным образом совпадают с оценкой советской агентуры. По ее данным, в КРО штаба 3-й армии «набилась самая разношерстная публика, часто совершенно неграмотная, которая стремится только к тому, чтобы побольше набить свой карман… Из 10 офицеров контрразведки 7 обязательно находятся под судом»[628]. Ранее не имевший отношения к контрразведке прапорщик Берендиев брал взятки, злоупотреблял алкоголем и отличался болтливостью. Знавшего дело и любившего выпить старшего филера Зуева можно было купить «за порядочную взятку». Делопроизводитель Сергеев за взятки предоставлял заинтересованным лицам нужные сведения. Прапорщик Попов был уволен из контрразведки за пьянство. Под следствием оказался прапорщик Жевченко за взяточничество, а также за оскорбление болгарских и сербских офицеров.

Вместе с тем советская агентура давала и другие оценки личным качествам белогвардейских контрразведчиков. Например, первый помощник начальника владивостокского КРО ротмистр Головачевский характеризовался как «честный, неподкупный и исполнительный» сотрудник. Второй помощник – полковник в отставке по фамилии то ли Сафонов, то ли Сосфонов – также считался исполнительным и честным.

Морально-деловые качества чинов многочисленных контрразведывательных органов вызывали озабоченность у руководителей спецслужб. «Верить донесениям, а иногда и анонимным доносам разных сотрудников контрразведки с обвинениями друг друга было невозможно без должной проверки, – свидетельствует генерал П.Ф. Рябиков. – Поэтому приходилось командировать на места своих доверенных людей, дабы попытаться установить ценность тех или иных контрразведок и разобраться в их взаимоотношениях»[629].

Среди причин такого поведения офицеров контрразведки можно назвать отсутствие объединявшей и всем понятной идеологии Белого движения, деформацию морально-нравственных ценностей миллионов людей в ходе Гражданской войны. «Социальные, экономические, политические переломы, радикальнейшие перемены, огромные потери, смена всего жизненного уклада, крушение привычных устоев и понятий, возникновение новых, небывалых отношений, когда тот, кто был ничем, становится всем, и, напротив, кто был всем, превращается в ничто, – пишет академик Ю.А. Поляков. – Таким образом, произошло и невиданное психологическое потрясение»[630]. Мировоззрение людей, прошедших Первую мировую войну, переживших две революции, вступивших в Гражданскую войну, основывалось на психологии военного времени, которая в дальнейшем стала неотъемлемой чертой профессионального облика сотрудников спецслужб. «В среде офицерства, выброшенного на улицу, в это время начинает вырабатываться весьма недостойный тип агента политического и уголовного розыска, который, в большинстве случаев не имея под собой никакой идейной подкладки, является просто профессией, – характеризовал сотрудников спецслужб того времени генерал-майор К.И. Глобачев. – Впоследствии этот тип перерабатывается в контрразведчика для Белого движения и чекиста – для красного. Многим из такого рода агентов полная беспринципность позволяет в равной степени служить обеим сторонам и продавать ту, которая в данный момент менее опасна и выгодна. Это так называемые дублеры. Таким образом, создались целые контингенты офицеров-контрразведчиков, которые своим поведением только позорили контрразведывательные органы Белого движения во время Гражданской войны»[631].

С расширением сферы чекистской деятельности и созданием в ВЧК новых структурных подразделений основные требования, предъявлявшиеся к сотрудникам, получили дополнительное развитие и конкретизацию в виде специфических профессиональных качеств, которые должны быть присущи работникам отдельных служб. Так, требования, предъявлявшиеся к работникам следственных аппаратов, наиболее полно были сформулированы в «Инструкции следователям чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией», принятой I Всероссийской конференцией ЧК 13 июня 1918 г.

Важным условием следственной работы было наличие у сотрудников юридического образования. В первые годы советской власти испытывался острый недостаток в работниках, имевших юридическое образование, в связи с чем ВЧК пришлось проводить исключительно большую работу по подбору сотрудников, имевших соответствующую юридическую подготовку. Обращалось внимание на такие качества следователей, как выдержанность, вежливость, корректность, а главное – наблюдательность. Следователь должен был умело строить допрос, задавать вопросы строго обдуманные, четко излагать факты, логически мыслить. Работа следователя, подчеркивалось в Инструкции, требует «большой ловкости и искусства».

Требования, предъявляемые к работникам особых отделов, были изложены в резолюции I Всероссийского съезда особых отделов фронтов и армий (1919 г.) и в «Инструкции особого отдела ВЧК о порядке приема и увольнения сотрудников» (1920 г.). В резолюции указывалось, что в особых отделах должны работать наиболее ответственные, испытанные партийные работники. В Инструкции также обращалось особое внимание на необходимость хорошей политической подготовки принимаемых на службу в особые отделы и их высокого классового сознания. Инструкция отмечала, что особые отделы являются военными учреждениями, и поэтому в них должны работать сотрудники, способные к боевой революционной работе, твердо усвоившие воинскую дисциплину и обладающие такими качествами, как организованность, собранность, знание армейской среды и военного дела.

В белогвардейских штабах, судя по отработанным авторами документам, требования к профессиональным качествам сотрудников контрразведки не были изложены в виде инструкций или прочих нормативных документов.

По мнению чекиста С.С. Турло, «…контрразведчик должен обладать наблюдательностью, уметь улавливать всегда, всюду и во всем деле все, что сможет быть отличительной чертой шпионажа, и такие особенности и мелочи, которые не обратили бы на себя внимание постороннего человека. Далее он должен иметь острый светлый ум, при помощи которого объяснить значение того, что им наблюдалось, сделать отсюда выводы, ясные и точные, и найти целесообразные способы для дальнейших действий… Но главное условие, которое требуется от контрразведчика – это знание психологии людей. Контрразведка не наука, и по учебникам контрразведчиков не воспитывают. Это искусство, требующее от исполнителей его своеобразного таланта, который можно развивать изучением теории и практики, но не создать, если он не дан человеку от природы»[632]. Их С.С. Турло сформулировал уже после Гражданской войны, обобщив опыт работы чекистов.

Требования, предъявлявшиеся к сотрудникам службы наружного наблюдения, были изложены в «Инструкции для наружного наблюдения» (1918 г.) и в «Инструкции и руководстве секретного отдела ЧК по наружному наблюдению» (1920 г.). В первой Инструкции особое внимание обращалось на то, что разведчик «никоим образом не должен обнаруживать свое инкогнито перед публикой, если он это делает, его следует удалить». Отмечалось, что старшими разведчиками должны назначаться те партийные сотрудники, которые работали нелегально во времена царизма. Основными качествами разведчика, говорилось в Инструкции 1920 г., должны быть правдивость, пунктуальность, исполнительность и широкая инициатива в работе, крепкое здоровье, прекрасное зрение, хорошая зрительная и слуховая память и такая внешность, которая давала бы ему возможность не выделяться из окружающей толпы и тем избежать внимания наблюдаемого объекта.

ВЧК разработала основные требования и к кандидатам, подбираемым на другие участки чекистской деятельности. Требования, предъявлявшиеся к работникам отдельных подразделений ВЧК, изложены в таких документах: транспортных отделов – в материалах IV конференции губернских ЧК, транспортных и особых отделов 3–6 февраля 1920 г., в постановлении президиума ВЧК от 1 апреля 1919 г.; войск ВЧК – в «Положении о формировании корпуса войск ВЧК»; шифровальной службы – в циркулярном письме ЦК РКП(б) «Всем губкомам, обкомам, облбюро» от 29 ноября 1921 г.

В первые годы существования органов безопасности сложился определенный порядок зачисления на службу сотрудников. Этот порядок предусматривал: личное участие руководства ВЧК в решении вопроса о приеме сотрудников; участие бюро партячейки в рассмотрении кадровых вопросов; обязательность рекомендаций для поступавших в ВЧК; предварительное изучение и проверку принимавшихся сотрудников.

18 марта 1918 г. ВЧК приняла решение, обязывавшее все отделы сообщать председателю ВЧК о намечаемых к зачислению кандидатах, которые «только с согласия последнего принимаются на работу в ВЧК».

Ф.Э. Дзержинский предъявлял высокие требования к подбору кадров на любой участок работы, большой или малый, считая, что буквально от каждого сотрудника зависит успех общего дела. Так, лица, назначавшиеся на должности, связанные с управлением, должны были иметь высокую квалификацию «в смысле ориентации». Нередко он принимал непосредственное участие в подборе почтальонов, машинисток, фельдъегерей, секретарей и других работников низшего звена чекистского аппарата[633].

В рассмотрении кадровых вопросов активно участвовала партийная ячейка ВЧК. Так, 3 мая 1918 г. коллегия ВЧК приняла следующее решение по кадровой работе: «прием по утверждении президиума после сношения с партийным коллективом». Непременным условием для поступления на работу в ВЧК было также наличие партийных рекомендаций. Этот порядок был установлен коллегией ВЧК 18 апреля 1918 г. В постановлении коллегии указывалось, что подбор работников в ВЧК производится из числа лиц, имеющих партийные или достоверные рекомендации[634].

Вместе с тем не все было так гладко в кадровой работе. Например, летом 1918 г. партколлектив ВЧК направил в ЦК РКП(б) письмо, в котором члены ВЧК обвинялись в том, что, приняв постановление об аттестации коллективом всех вновь поступающих сотрудников, часто сами от него и отступали, покровительствуя самостоятельному приему служащих по отделам. «Комиссия и заведующие отделами, – говорилось в письме, – без достаточного осмотра и контроля часто по личному усмотрению и впечатлениям принимали на службу людей, не интересуясь их прошлым (…) Авантюрист Ржевский – бывш. арестованный, преданный суду Рев. Триб., но освобожден от наказания, дело его прекращено, сам он сотрудничал в ВЧК, теперь за взяточничество опять арестован и подлежит суду. Владимиров – провокатор, рекомендованный Комиссией, потом был расстрелян. Уволен отделом по борьбе со спекуляцией Чичинадзе, поступивший по рекомендации т. Дзержинского помимо аттестации Коллектива (последний отказался аттестовать)… Филиппов – секретный сотрудник, часто целыми часами сидел в помещении Президиума, арестован по распоряжению Петроградской чрезвычайки…»[635]

В ВЧК и МЧК сложился порядок предварительного изучения и проверки принимаемых сотрудников, выяснения их политических, моральных и деловых качеств. Все поступающие на службу подлежали специальной проверке, которая производилась: по месту прежней службы поступающего; в регистрационном отделе ВЧК; в историко-революционном архиве; в центро-розыске[636]. Кроме того, для поступивших на работу был установлен двухнедельный срок, в течение которого проверялись политические, деловые и личные качества кандидата с целью окончательного решения вопроса о целесообразности оставления в ВЧК[637].

19 декабря 1920 г. Ф.Э. Дзержинский утвердил «Инструкцию о порядке приема и увольнения сотрудников ВЧК». Основные ее положения сводились к следующему: прием на службу, увольнение, перемещение, командировки, предоставление отпусков сотрудникам ВЧК оформляются приказами по управлению делами; новые сотрудники принимаются начальниками отделов и утверждается председателем ВЧК или управляющим делами; при несогласии на утверждение управляющего делами сотрудника вопрос переносится на решение президиума; для приема соискателю необходимо подать рапорт о своем желании поступить на службу в ВЧК и приложить: документы с места последней службы; документы, удостоверяющие отношение к воинской повинности; партийные документы; рекомендации; заполненный анкетный лист из отделения личного состава управления делами.

После окончания основных сражений Гражданской войны в правила приема на работу в органы и на службу в войска ВЧК были внесены уточнения. В «Инструкции ВЧК» от 21 мая 1921 г. указывалось, что для зачисления в чекистские органы необходимо подать заявление о приеме, заполнить анкеты, представить документы с последнего места работы с указанием причин увольнения или перевода, предъявить справку о состоянии здоровья и рекомендации двух членов партии, проработавших не менее одного года в ВЧК[638].

Вопросы подбора, назначения и перемещения сотрудников занимали важное место в деятельности президиума ВЧК. Так, только с июля по декабрь 1919 г. вопросы, связанные с назначением кадров, рассматривались на 112 из 126 заседаний президиума. По решению президиума ВЧК во втором полугодии 1919 г. был перемещен и назначен 861 человек.

Серьезные требования предъявлялись и к тем, кто поступал на службу в войска ВЧК. В них принимались только рабочие и беднейшие крестьяне по рекомендациям партийных комитетов, профсоюзов или комитетов бедноты. Учитывая особые условия деятельности войск ВЧК, выполнявших ответственные задания по борьбе с контрреволюцией, ЦК РКП(б) и местные партийные комитеты считали необходимым направлять в них максимально возможное количество коммунистов.

ЦК РКП(б) и ВЧК требовали от личного состава войск ВЧК стойкости, преданности революции, дисциплинированности. 1 сентября 1918 г. председатель ВЧК и начальник штаба корпуса войск ВЧК издали приказ, в котором предписали всем губчека и командному составу войск обратить внимание на то, что войсковые части ЧК «должны представлять из себя особенно в настоящий момент наиболее сознательные, стойкие и дисциплинированные части». Одновременно в приказе содержалась просьба к губкомам партии «установить соответствующий контроль за набором людей в части»[639].

По мнению Ф.Э. Дзержинского, во главе частей и подразделений войск ВЧК должны были стоять твердые, испытанные коммунисты, знавшие военное дело и имевшие опыт борьбы с врагами. А поэтому в кадровой работе предписывалось: «Все внимание должно быть обращено на подбор людей и технику, которая должна заменить количество»[640].

В период Гражданской войны вопросы укрепления чрезвычайных комиссий, особых отделов и войск ВЧК коммунистами буквально не сходили с повесток дня заседаний Центрального и местных партийных комитетов. Так, с марта 1921 г. по январь 1922 г. ЦК РКП(б) направил в ВЧК 569 коммунистов. За это же время в распоряжение ЦК был откомандирован 531 сотрудник ВЧК для направления на другую работу.

Особое внимание уделялось руководящим кадрам органов ВЧК. «Только тогда работа ЧК всегда будет достигать положительных результатов и не вызывать вполне справедливых подчас нареканий, – подчеркивал Центральный комитет РКП(б), – когда на всех ответственных местах будут коммунисты – вполне сознательные, стойкие борцы за рабоче-крестьянскую власть»[641]. В.И. Ленин считал, что такое острое орудие государства диктатуры пролетариата, как ВЧК, должно находиться в надежных руках. На руководящие посты в ВЧК партия направила профессиональных революционеров, которые имели опыт борьбы с органами политического сыска царской России.

Так, например, с декабря 1917 г. по февраль 1922 г. в коллегию ВЧК входило 43 коммуниста, 10 из них являлись членами ВЦИК. Членами коллегии назначались коммунисты, как правило, имевшие большую школу подпольной борьбы. Свыше половины (56 процентов) из них вступили в ряды коммунистической партии еще до первой русской революции.

Все кандидатуры на должности председателей губчека, руководителей особых отделов фронтов и армий, транспортных ЧК подбирались при участии председателя ВЧК, согласовывались с губкомами и обязательно утверждались ЦК РКП(б). Назначение на эти посты и посты полномочных представителей ВЧК, как правило, сначала рассматривалось на заседаниях политбюро и оргбюро ЦК, а затем утверждалось высшими органами советской власти (ВЦИК, СНК)[642].

В годы Гражданской войны ЦК и местные партийные органы часто проводили мобилизации коммунистов для работы в государственном аппарате, в том числе и в чекистских органах. Кроме того, регулярно осуществлялись перемещения ответственных партийных и советских работников, в том числе и чекистов.

Укрепление коммунистами органов и войск ВЧК в условиях войны было связано с большими трудностями. Основные силы коммунистов направлялись в Красную армию, на фронт, где решалась судьба советской власти. В этих условиях партийные органы не имели возможности выделить для чекистских аппаратов достаточное количество коммунистов.

На службу в органы безопасности нередко принимали комсомольцев, несмотря на их довольно юный возраст и отсутствие жизненного опыта. Так, например, в органах ВЧК Сибири были сотрудники, которые с 15–16-летнего возраста выполняли оперативные задания и работали с агентурой. В конце 1919 г. 15-летний И.И. Кавкун поступил в Томскую ЧК, в 1920-м служил уполномоченным РТЧК, затем стал комсомольским работником. В 1920 г. 16-летний И.В. Завьялов возглавил Курганский уком РКСМ, а через несколько месяцев поступил в Омскую губчека, участвовал в подавлении крестьянских восстаний в Ишиме и Петропавловске[643].

Весной 1918 г. впервые возникла необходимость направления в органы ВЧК большого количества коммунистов. В это время усилилась иностранная военная интервенция, внутри страны возросло количество контрреволюционных выступлений. Начался голод, углублялась хозяйственная разруха. В июле после левоэсеровского мятежа проблема кадров стала для ВЧК еще более острой. В результате выступления левых эсеров аппарат ВЧК был дезорганизован, в то время как объем работы, особенно следственной, значительно увеличился в связи с арестами контрреволюционеров.

16 июля коллектив РКП(б) при ВЧК обратился в ЦК компартии с письмом, в котором просил командировать, «хотя бы временно, партийных товарищей на разные должности…» ЦК РКП(б) направил на работу в ВЧК ряд коммунистов, однако полностью удовлетворить ее потребность в кадрах не удалось. Партийная ячейка при ВЧК неоднократно печатала объявления, в которых приглашала коммунистов на службу в ВЧК. Петерс впоследствии писал, что «рассчитывать на беспартийную интеллигенцию не приходилось, и даже коммунистов не всех, кого намечали, удавалось вовлечь в работу ВЧК… И Дзержинскому немало приходилось уговаривать товарищей идти на работу в ВЧК». Неприязнь в широких слоях населения к чекистским органам привела к возникновению у многих коммунистов, особенно с подпольным стажем, ассоциации ЧК с царской охранкой, и многие члены партии отказывались идти туда на службу[644].

Работа по укреплению ЧК коммунистами еще более усилилась после введения красного террора. 5 сентября 1918 г. СНК по докладу Ф.Э. Дзержинского принял решение об усилении деятельности ВЧК, губернских и уездных ЧК и направлении туда большого числа ответственных партийных работников[645].

В соответствии с указанием Совнаркома партийные и советские органы развернули работу по привлечению в чекистские аппараты новых кадров. Так, например, 23 сентября 1918 г. Петроградский комитет РКП(б) направил на работу в ЧК шесть опытных партийных работников, в их числе члена ЦК РКП(б) Е.Д. Стасова, а также обратился к партийным организациям города с призывом выделить надежных и грамотных коммунистов для работы в ЧК. Осенью 1918 г. партийные и советские органы направили в ЧК большое количество новых работников из числа местных коммунистов. В конце 1918 г. в 94 чрезвычайных комиссиях (8 губернских и 86 уездных) насчитывалось 446 членов комиссий, среди которых было 399 коммунистов (89,5 процента), 40 сочувствующих (9 процентов), 7 представителей других партий (1,5 процента). Все члены Тульской, Пензенской, Нижегородской, Астраханской, Архангельской, Вологодской, Калужской и Рязанской губернских ЧК являлись коммунистами. Во всех 94 уездных чрезвычайных комиссиях оказалось лишь 7 членов комиссий (1,5 процента), которые принадлежали к мелкобуржуазным партиям.

В конце осени и зимой 1918–1919 г. военное и внутриполитическое положение Советской Республики улучшилось. Были достигнуты крупные успехи в борьбе с интервентами и с внутренней контрреволюцией. Все это снизило интенсивность работы ВЧК и соответственно смягчило проблему кадров для нее. Воспользовавшись упрочением внутриполитической обстановки, многие местные комитеты РКП(б) стали отзывать из ЧК лучших сотрудников и направлять их на партийную и советскую работу.

Весной 1919 г. в связи с наступлением А.В. Колчака и активизацией контрреволюционных сил вопрос об усилении чрезвычайных комиссий встал с новой остротой. 13 марта 1919 г. Ф.Э. Дзержинский в письме в ЦК РКП(б) просил издать циркуляр об оставлении старых работников в органах ЧК, а также о выделении для чекистских органов наиболее ответственных, преданных делу революции товарищей. 14 марта 1919 г. ЦК заслушал доклад Дзержинского, в котором обосновывалась необходимость укрепления местных органов безопасности. Ф.Э. Дзержинский просил Центральный комитет потребовать от губкомов вернуть в ЧК «лучших товарищей», отозванных партийными органами на другую работу[646]. ЦК одобрил эту просьбу и 15 марта 1919 г. направил письмо губернским комитетам партии, в котором обязывал их вернуть в чрезвычайные комиссии работников, отозванных за последнее время губкомами на иную работу[647].

Партийные органы оперативно приступили к выполнению указания ЦК РКП(б). Московский комитет направил в МЧК по два коммуниста от каждой районной организации. С учетом того, что состав коллегии МЧК значительно уменьшился, в коллегию были дополнительно введены коммунисты Т.П. Самсонов, С.И. Филлер, Н.А. Рославец. Петроградский комитет РКП(б) 31 марта принял решение об обновлении состава ЧК и подборе с этой целью 15 коммунистов, а также по одному работнику от каждого райкома партии.

В период наиболее ожесточенных боев с армией А.В. Колчака многие партийные организации стали мобилизовывать на фронт коммунистов, работавших в чрезвычайных комиссиях. 19 мая 1919 г. вопрос о порядке мобилизации сотрудников ЧК рассматривался на заседании СРКО, который подтвердил постановление Совнаркома от 14 ноября 1918 г. об освобождении незаменимых штатных сотрудников ЧК от военной службы[648].

Особенно большое внимание в годы Гражданской войны ЦК РКП(б) уделял укреплению коммунистами особых отделов, которым в годы войны пришлось решать исключительной важности задачи, от которых во многом зависели результаты действий Красной армии на фронтах. 24 июня 1919 г. на объединенном заседании политбюро и оргбюро ЦК РКП(б) при участии В.И. Ленина оргбюро совместно с Ф.Э. Дзержинским было поручено найти ответственных руководителей для ОО ВЧК[649]. 18 августа 1919 г. ЦК утвердил начальником особого отдела Ф.Э. Дзержинского, его заместителями стали видные чекисты И.П. Павлуновский и В.А. Аванесов. Особоуполномоченными отдела были назначены В.Р. Менжинский, К.И. Ландер, А.Х. Артузов и другие коммунисты, имевшие большой опыт партийной работы, достаточную общеобразовательную и военную подготовку. Наряду с этим были приняты меры к укомплектованию особотделов армий и фронтов коммунистами с дореволюционным стажем. Начальником особого отдела Южного фронта был назначен Б.А. Бреслав (член партии с 1907 г.), Юго-Восточного фронта – Н.А. Скрыпник (с 1897 г.), 9-й армии – С.Е. Богров (с 1901 г.), Туркестанской армии – Э.С. Кадомцев (с 1901 г.) и др.

О высокой плотности членов РКП(б) среди руководящих кадров особых отделов свидетельствует анализ состава участников I съезда особых отделов, состоявшегося 22–25 декабря 1919 г., на котором присутствовали представители почти всех 22 отделов, за исключением представителей особых отделов 13-й и 14-й армий Южного фронта и 1-й Кавказской армии. Все участники съезда являлись коммунистами, более половины из них имели партийный стаж свыше 10 лет.

Съезд обсудил ряд вопросов, касавшихся улучшения деятельности армейских контрразведывательных органов, в том числе вопрос об укреплении особых отделов партийными кадрами. Съезд обратился в ЦК РКП(б) с просьбой помочь ВЧК укомплектовать особые отделы коммунистами. 2 марта 1920 г. ЦК РКП(б) направил всем губкомам партии и политотделам армии и флота письмо, в котором подчеркивал, что контрреволюционеры принимают особые усилия по подрыву и ослаблению Красной армии[650]. В связи с этим политотделам армии и флота, политуправлению РВСР и крупным партийным организациям предлагалось командировать для работы в особых отделах наиболее ответственных партийных работников[651].

Еще большая потребность в работниках для особых отделов возникла с началом войны с Польшей. В мае 1920 г. РВС Западного фронта обратился в ЦК РКП(б) с просьбой направить в особые отделы опытных работников. 10 мая политбюро ЦК, решая вопрос об укреплении Западного фронта, предложило В.Р. Менжинскому «усилить особые отделы Западного фронта путем переброски работников с других мест, в частности с Восточного фронта»[652]. В распоряжение Западного фронта было направлено 47 коммунистов, из них 13 – для работы в особых отделах. Кроме этого, ряд работников был командирован в особые отделы политуправлением РВСР. Учетно-распределительный отдел ЦК РКП(б) направил в мае – августе 1920 г. в чекистские органы Красной армии около ста членов партии[653].

Значительная работа по комплектованию особых отделов была проведена местными партийными органами. Например, московский городской и районные комитеты РКП(б) реализовали решение ЦК РКП(б) от 16 октября 1920 г. о мобилизации двухсот коммунистов для работы в особом отделе МЧК.

ЦК РКП(б) и ВЧК придавали большое внимание укреплению кадрами чекистских органов на транспорте. Организация транспортных ЧК проходила с большими трудностями, так как требовалось укомплектовать органы ЧК коммунистами из числа транспортных рабочих или лиц, знакомых с работой транспорта.

Партийные комитеты и ВЧК проделали огромную работу по подбору в транспортные ЧК коммунистов, служивших ранее на транспорте, знакомых с его спецификой. 14 марта 1919 г. ВЧК издала приказ, который был направлен во все губернские ЧК и губисполкомы. Чрезвычайным комиссиям предлагалось обратить внимание в первую очередь на железные дороги. Существующие ЖЧК, говорилось в приказе, должны быть немедленно пополнены работниками из губернских и уездных ЧК.

Существенное внимание придавалось укреплению кадрами ЧК не только на железнодорожном, но и на водном транспорте. 1 апреля 1919 г. президиум ВЧК обратился в Совнарком с просьбой возвратить на прежнее место всех специалистов водного транспорта. ЦК РКП(б) внимательно рассмотрел просьбу ВЧК и 5 мая 1919 г. направил губернским и уездным парткомам письмо, в котором запрещалось отзывать работников из железнодорожных и водных отделений ЧК без санкции окружных транспортных отделов.

ВЧК непосредственно обращалась также к местным партийным комитетам с просьбой об оказании помощи кадрами. В письме парткомам 1 июля 1919 г. сообщалось, что чекистские органы на транспорте реорганизованы и поэтому больше всего нуждаются в помощи, в партийном контроле, их надо укрепить честными и способными людьми.

Несмотря на циркуляр ЦК РКП(б) от 5 мая 1919 г., партийные органы продолжали мобилизовать на фронт коммунистов – работников транспортных ЧК. В связи с этим ВЧК в июне дважды обращалась в ЦК с просьбой еще раз разъяснить парторганизациям, что они неправомочны отзывать работников из ТЧК. Через несколько дней, 1 июля 1919 г., ВЧК обратилась с такой же просьбой непосредственно к местным партийным организациям[654].

Особенно обострилось положение с кадрами транспортных ЧК в начале 1920 г. В связи с разрухой на транспорте коммунистическая партия на своем IX съезде поставила задачу укрепить кадрами эту важную отрасль государственного хозяйства и мобилизовать для этой цели пять тысяч коммунистов, а также большой отряд из делегатов съезда.

Направляя коммунистов в чекистские органы, партийно-государственное руководство принимало решения о сохранении и закреплении кадров. До сентября 1920 г. органы ВЧК являлись гражданскими учреждениями, их сотрудники подлежали мобилизации в Красную армию.

Летом 1918 г. на военную службу была призвана большая группа работников центрального аппарата ВЧК. Стремясь сохранить основные чекистские кадры, ВЧК обратилась в СНК с просьбой откомандировать в ее распоряжение мобилизованных сотрудников. 13 июля 1918 г. Совнарком, заседание которого проходило под председательством В.И. Ленина, постановил откомандировать 136 чекистов, призванных на военную службу, в распоряжение ВЧК для прохождения ответственной работы[655].

Благодаря проделанной ЦК РКП(б) и ВЧК работе чекистские аппараты в основном были укомплектованы политически лояльными работниками.

Удельный вес коммунистов в чекистских органах был по тому времени высоким. В конце 1920 г. из 4599 сотрудников губернских ЧК 1602 (34,8 процента) являлись членами РКП(б), 636 (13,8 процента) – сочувствующими, 1452 (31,6 процента) – беспартийными (сведений о партийности остальных 909 (19,9 процентов) человек нет. Таким образом, коммунисты и сочувствующие в губчека составляли около 50 процентов[656].

К концу 1921 г. 48,8 процентов сотрудников органов ВЧК составляли коммунисты, свыше 5 процентов чекистов имели дореволюционный партийный стаж. Ф.Э. Дзержинский в речи на IV конференции губернских ЧК отмечал, что нигде нет такого высокого процента коммунистов, как в органах ЧК[657]. Партийная прослойка в органах безопасности была наиболее высокой по сравнению с другими областями военной деятельности и отраслями государственного хозяйства. Если среди сотрудников ВЧК коммунистов насчитывалось около 50 процентов, то в Красной армии коммунисты составляли до 10 процентов личного состава, а на железных дорогах – до 2 процентов[658].

Кроме этого, органы ВЧК отличались относительно высоким образовательным уровнем сотрудников. Около 70 процентов чекистов имели начальное образование, 19,1 процента – среднее, 1,3 процента – высшее, 8,4 процента – домашнее. Чекисты со средним и высшим образованием составляли свыше одной пятой всех сотрудников ЧК и особых отделов[659].

Вместе с тем можно согласиться с мнением исследователя О.И. Капчинского о том, что в общем невысокий образовательный и политический уровень чекистов – бывших рабочих и особенно крестьян – являлся одной из причин их низкой служебной квалификации и, соответственно, значительно уменьшал продуктивность их деятельности[660].

Укрепляя кадрами чекистские органы, партийные комитеты придавали серьезное значение увеличению партийного ядра в войсках ВЧК. ЦК РКП(б), и местные парткомы принимали меры к тому, чтобы направить в войска максимальное количество коммунистов. К лету 1920 г. удалось добиться значительных успехов в укреплении войск ВОХР коммунистами. Командирами бригад и секторов были только коммунисты, многие из них имели большой партийный стаж.

Однако полностью решить этот вопрос в годы Гражданской войны не удалось. На 1 октября 1920 г. в частях ВНУС коммунистов и кандидатов в члены партии насчитывалось всего около 10 процентов личного состава. Причем в своем большинстве это были молодые коммунисты, вступившие в РКП(б) в партийную неделю. В связи с этим 15 октября Ф.Э. Дзержинский обратился в оргбюро ЦК РКП(б) с просьбой направить в войска ВНУС коммунистов. В результате в войска было направлено много коммунистов, демобилизованных из Красной армии в связи с окончанием войны[661].

Процесс комплектования контрразведывательных структур Белого движения был хлопотным и сложным. Таких возможностей, как в Советской России – партийных мобилизаций, – у белогвардейцев не было. Собирали, как говорится, с миру по нитке.

При комплектовании контрразведывательной части особого отделения на должности ее начальников старались назначать лиц, имевших хоть какой-то опыт в данной сфере деятельности. Так, первым начальником КРЧ был капитан А.С. Дмитриев, имевший 12-летний стаж следственной и прокурорской работы. С августа 1917 г. он являлся помощником начальника КРО штаба Румынского фронта[662].

На службу в КРЧ, как писал капитан А.С. Дмитриев, подбирали опытных, преданных служебному долгу чинов, которые в трудной ситуации не поддались всеобщему порыву к грабежам и злоупотреблениям служебным положением. Иные сотрудники, чтобы не влачить нищенское существование, честно уходили из органов контрразведки[663].

Капитана А.С. Дмитриева сменил полковник Р.Д. Мергин, возглавлявший в ноябре 1917 г. контрразведывательное отделение при штабе военной организации Петроградского отдела Национального центра. Член особого совещания при Ставке главнокомандующего ВСЮР В. Степанов высоко оценил морально-нравственные и профессиональные качества этого офицера: «В качестве Н.(ачальни)-ка Разведывательного отделения кап.(итан) Мергин обнаружил выдающиеся способности. Под его руководством была организована крепкая и надежная сеть осведомителей, доставляющих чрезвычайно обширный и ценный для того времени материал»[664].

2 декабря 1919 г. сдал должность начальника КРЧ действительному статскому советнику В.Г. Орлову[665], возглавлявшему КРО штаба Добровольческой армии Одесского района.

Иной подход был в штабе главкома ВСЮР и подчиненных ему структур. По данным архивных документов, КРО комплектовались людьми случайными, зачастую совершенно некомпетентными, не имевшими соответствующей квалификации для правильной организации работы агентуры и проведения дознания, не могущими понять ни задач контрразведки, ни способов их решения[666]. Так, первым начальником разведывательного отделения, в состав которого входило контрразведывательное отделение, назначили полковника артиллерии В.П. Баркалова. Абсурд был очевиден, и его заменили подполковником С.Н. Ряснянским, руководившим в годы Первой мировой войны дивизионной разведкой на Румынском фронте[667]. В ноябре 1918 г., когда КРО получило самостоятельный статус, его возглавил полковник Генштаба Б.И. Бучинский, ранее не служивший в контрразведке.

Комиссия генерал-майора Васильева и полковника В.А. Прокоповича, проверявшая в середине августа 1919 г. комендантские управления и связанные с ними структуры в Крыму, пришла к следующему выводу о личном составе местной контрразведки: «Личный состав в большинстве случаев был совершенно несоответствующий, теперь начинает улучшаться, но и сейчас имеет много совершенно неподготовленных к работе в контрразведке…»[668]

В связи с тем, что А.В. Колчак принимал на службу бывших офицеров ОКЖ и контрразведки царского режима, наиболее подготовленным в профессиональном отношении являлось руководящее звено контрразведывательных и военно-контрольных органов. «Справедливость требует сказать, что лично мне, как генерал-квартирмейстеру, ни разу не пришлось обнаружить в работе старших чинов контрразведки… ни каких-либо личных интересов, ни каких-либо провокаторских деяний по опорочиванию… военных и гражданских чинов… – характеризовал своих подчиненных генерал-майор П.Ф. Рябиков, – руководители контрразведки вели свое дело в преданности Верховному правителю и в постоянном стремлении охранения существующего строя и порядка как от действий противоправительственных организаций и групп, так и от шпионажа, пропаганды и вредительства большевиков»[669].

Следует полагать, что «в преданности Верховному правителю вел дело» и начальник благовещенского контрразведывательного пункта поручик Безруков. Как и откуда он попал служить в контрразведку – неизвестно. Но его высокий профессионализм можно не ставить под сомнение. Положительная характеристика этого офицера критически относящимся к Белому движению исследователем многого стоит. «Поручик Безруков не оставил амурчанам о себе каких-либо сведений, – пишет дальневосточный историк А.Д. Показаньев. – В истории Гражданской войны остался неустановленным квалифицированным профессионалом от колчаковской спецслужбы. Он смог сохранить свое инкогнито, не распространяясь окружению о себе и своих заслугах. Как внезапно появился в Благовещенске, так и внезапно исчез, казалось бы, в небытие.

На самом деле, вступив в должность начальника военной контрразведки, он уверовал в успех Белого движения в опоре на японские штыки. Потом он не прибег к изменению своей фамилии, не прятался за спины противников советизации на Амуре, но как профессионал не позволял себе лишних разговоров»[670].

Однако при подборе кадров на должности оперативного состава, костяк которого составляли армейские офицеры, не обходилось без проблем.

Во-первых, служба в контрразведке являлась непривлекательной по материальным соображениям. Ее чины получали такие же оклады, как и у офицеров штабов и тыловых частей, хотя по сравнению с ними подвергались большему риску, особенно в тех районах, где активно действовало подполье. Например, во время ликвидации большевистского восстания 22 декабря 1918 г. в Омске агентов обстреляли большевики. Начальник кузнецкого КРП подполковник Маматказин погиб на ст. Кольчугино в апреле 1919 г. В ночь на 15 июля был убит осведомитель А. Орлов, который ездил по селам и собирал сведения о большевиках. Прикомандированный к КРП томского артиллерийского дивизиона агент Н. Власов получил ранение. Вероятно, существуют и другие случаи гибели и ранений сотрудников и агентов.

Чтобы привлечь военнослужащих в органы контрразведки и удержать кадры, личному составу стали выдавать 50-процентную денежную надбавку из сумм, предназначавшихся на секретные расходы[671].

По приказу 2-го генерал-квартирмейстера от 25 июля 1919 г., за раскрытие преступных организаций, выявление и поимку их руководителей, а также обнаружение складов оружия и боеприпасов полагалась денежная премия в размере от 5000 до 10 000 руб.[672]

Однако решить проблему с комплектованием контрразведывательных и военно-контрольных подразделений путем увеличения денежных надбавок полностью не удалось.

Во-вторых, серьезным препятствием при комплектовании спецслужб являлось негативное отношение к контрразведке со стороны ряда командиров и начальников различных рангов. «…к сожалению, у некоторых чинов в штакоре (штабе корпуса. – Авт.) установился взгляд на отделение контрразведки как на что-то постороннее и имеющее значение меньшее от других отделений штаба», – говорится в докладе начальника КРО при штабе 2-го Степного отдельного Сибирского корпуса есаула Булавинова в мае 1919 г.[673]

Историк Е.В. Волков приводит факт, когда командир одной из частей подполковник Турсов запретил прибывшим в полк контрразведчикам собирать информацию о настроениях личного состава. Командующий 3-й армией генерал К.В. Сахаров в одном из своих приказов отмечал, что некоторые воинские начальники не понимают роль контрразведки, тормозят ее деятельность, и требовал от командиров отдельных частей назначать одного офицера, ответственного за такой род деятельности. Из-за чего, как пишет Е.В. Волков, между высокопоставленными офицерами и командующим возникла неприязнь[674].

Отсутствие системы подбора кадров, неопытность некоторых руководителей контрразведывательных структур способствовали проникновению враждебных элементов в органы безопасности. Например, когда начальник иркутского отделения военного контроля капитан Смирнов через прессу приглашал желающих служить в военном контроле, этой возможностью воспользовалась партия эсеров, командировав к нему трех своих видных членов, которые были приняты[675].

Полковник Н.П. Злобин отмечал, что «очень много теряло контрразведывательное дело» от отсутствия опытных лиц, как руководящего состава, так и служащих. Он указывал, что некоторые офицеры под различными предлогами находили причины избежать той или иной работы, поэтому неоднократно требовал от своих подчиненных «усердия и точного выполнения возложенных обязанностей», в противном случае требовал оставить службу[676].

Что касается органов Государственной политической охраны Дальневосточной республики, то кадровый вопрос там стоял особенно остро. Дальбюро ЦК РКП(б) и местные партийные организации РКП(б) старались направлять на службу в ГПО на руководящие должности коммунистов – активных участников Октябрьского переворота и Гражданской войны, большинство из которых имели достаточно высокое образование[677].

Существенная часть квалифицированных руководящих работников ГПО систематически прибывала из России. Основной же базой пополнения кадров на местах были коммунистические ячейки организаций, предприятий и учреждений, комсомольские и профсоюзные организации. Поступавшие от них в местные подразделения ГПО кадры не всегда соответствовали нужным требованиям: невысокий уровень образования и общей культуры, слабое знание законодательства ДВР и др. Это негативно сказывалось на соблюдении норм «буферной» демократии, влияло и на уровень эффективности деятельности подразделений ГПО в решении профессиональных задач[678].

Нередкими были и случайные люди в системе ГПО. Так, бывшие директора ГУ ГПО ДВР Б.А. Похвалинский и В.В. Попов были отстранены от должности «за нарушение демократических принципов в ее деятельности», а Н.Ф. Черных – за пьянство и недостойное поведение.

В начале 1921 г. в ГПО ДВР насчитывалось 1028 сотрудников. Из них коммунистов – 9,2 процента, квалифицированных специалистов – 23,6 процента. На местах привлекались к работе в ГПО старые специалисты, лояльно относившиеся к народной власти[679].

19 мая 1921 г. Дальбюро ЦК РКП(б) приняло постановление, в соответствие с которым руководству ГПО предлагалось немедленно приступить к очищению своих рядов от случайных элементов. К маю 1922 г. по разным основаниям из органов ГПО было уволено около 3000 человек[680]. Это значительно оздоровило ситуацию, хотя и не решило всех проблем, в том числе эффективности оперативно-служебной деятельности.

«Чистоте чекистских органов» партийно-государственному руководству и руководителям органов безопасности приходилось уделять пристальное внимание. Регулярно к дисциплинарной, административной или уголовной ответственности привлекались сотрудники, совершившие какие-либо правонарушения или преступления, или проявившие политическую нелояльность.

Так, например, 4 июня 1919 г. В.И. Ленин в письме председателю Всеукраинской ЧК М.Я. Лацису писал: «Дорогой товарищ! Письмо Ваше и приложения получил. Каменев говорит – и заявляет, что несколько виднейших чекистов подтверждают, – что на Украине Чека принесли тьму зла, будучи созданы слишком рано и впустив в себя массу примазавшихся. Надо построже проверить состав, – надеюсь, Дзержинский отсюда Вам в этом поможет. Надо подтянуть во что бы то ни стало чекистов и выгнать примазавшихся. При удобной оказии сообщите мне подробнее о чистке состава Чека на Украине, об итогах работы».

В ответном письме М.Я. Лацис сообщал о неоднородном составе ЧК на Украине, о значительном количестве примазавшихся лиц, в частности ранее изгнанных из ЧК в Москве, как неспособных и ненадежных. Он также указал, что решено принимать в ЧК только коммунистов, упразднены уездные ЧК и приняты другие меры[681].

В резолюции по итогам II Всероссийской конференции ЧК был сформулирован отдельный пункт о необходимости очищения чекистского аппарата от чуждых элементов. «Конференция заявляет во всеуслышание, – говорилось в резолюции, – что она резко осуждает и требует беспощадной кары для всех сотрудников ЧК и советских работников вообще, ставших на преступный и губительный для всей Советской власти путь разнузданности, личной наживы, пьянства, взяточничества, и считает своей очередной задачей основательную чистку нашей среды от всех примазавшихся к нам преступных элементов, самую суровую расправу с ними и крепкое спаяние всех советских работников»[682].

При Ф.Э. Дзержинском была поставлена задача «беспощадно и неуклонно отбрасывать от себя слабых и наказывать жестоко совершивших преступление». Руководство ведомства старалось освобождаться от людей, злоупотреблявших своим служебным положением, от всякого, дискредитирующего звание сотрудника органов безопасности. Оно не могло игнорировать и сотен жалоб, которые поступали от граждан на нарушения норм и установленных правил, на ставшие привычными для многих чекистов грубость и хамство. В органах и войсках было немало таких людей, которые не только не обладали необходимой правовой культурой, но и нарушали законы и элементарные права граждан[683].

Как позже вспоминал М. Лацис, широко разветвленный аппарат (ЧК. – Авт.) естественным образом не мог сохранить повсюду исключительную добросовестность. Нередко к аппарату ВЧК примазывались негодные элементы, иногда даже контрреволюционеры. Одни это делали исключительно в карманных интересах, другие – с целью скомпрометировать ВЧК, выведать тайны. Особенно много неприятностей было с низовым аппаратом[684].

26 апреля 1918 г. на заседании ВЧК был заслушан доклад Дзержинского о необходимости чистки личного состава комиссии, ввиду обнаружения злоупотреблений с арестами и освобождениями. При обсуждении М.Н. Гуркин отметил, что «арестованные освобождаются и вещи выдаются иногда по явно подозрительным документам. Необходимо в дальнейшем, чтобы это делалось лишь по точно запротоколированным постановлениям отделов». Было решено «поручить комиссии в составе Дзержинского, Фомина и Полукарова выяснить деятельность заподозренных лиц, разрешив в случае надобности привлечь в помощь и других членов комиссии, а по отдельным расследованиям и надежных членов из отделов»[685].

22 сентября 1918 г. заместитель председателя ВЧК Я. Петерс, вновь обращаясь к вопросу о соблюдении революционной законности сотрудниками органов безопасности, заявлял: «ВЧК, контролируя все шаги своих работников и карая всех, кто нарушает дисциплину революционного пролетариата, одновременно напоминает всем, что всякий, кто будет замечен в распространении клеветы и ложных доносов, должен будет или доказать свои слова, или его постигнет суровое наказание»[686].

В марте 1920 г. президиум ВЧК издал приказ, обязывавший председателей губчека обратить серьезное внимание на личный состав ЧК. Президиум потребовал «очистить ЧК от всех сомнительных элементов и оставить исключительно верных, честных, любящих дело и понимающих задачи ЧК. Такие меры необходимы, чтобы поддержать высокий авторитет ЧК… При обнаружении тех или иных злоупотреблений со стороны сотрудников немедленно их выбрасывать с запрещением работать в ЧК»[687].

Руководствуясь партийными указаниями и директивами ВЧК, чекистские органы наказывали сотрудников, совершавших противоправные деяния, дискредитировавших своим поведением советскую власть. Так, в конце мая 1918 г. за присвоение ценностей при обыске у американского подданного В.А. Бари и вымогательство денег у родственников арестованных был взят под стражу следователь отдела по борьбе с контрреволюцией М.А. Венгеров. В ходе следствия, проводимого комиссией Мосревтрибунала, выяснилось, что до революции за уголовное преступление он был осужден на длительный каторжный срок. Выйдя на свободу по амнистии после Февральской революции, переменив имя и отчество (Моисей Соломонович на Михаил Александрович), Венгеров выдал себя за политкаторжанина, вступил в большевистскую партию, а в начале 1918 г. устроился на службу в ВЧК, где вскоре получил должность начальника 1-го (секретного) отделения. Из-под ареста Венгерову удалось бежать, и он был осужден заочно и объявлен вне закона.

В процессе расследования дела арестованного в декабре 1918 г. члена контрольно-ревизионной коллегии Ф.М. Косарева выяснилось, что он, пришедший на чекистскую службу по рекомендации Дзержинского и Трепалова, выдававший себя за члена партии с 1907 г. и политкаторжанина, на самом деле в прошлом был уголовным преступником. Оказавшись на свободе после Февральской революции, Косарев сделался председателем районного кожевенного комитета, однако вскоре открылось его уголовное прошлое, и он уехал в Москву. Здесь в начале 1918 г. он поступил в ВЧК в качестве следователя, а 15 сентября при содействии Дзержинского был назначен заместителем председателя контрольно-ревизионной коллегии. При этом, по словам выступившего в качестве свидетеля в трибунале Петерса, Косарев был принят в ВЧК как беспартийный. Однако уже в сентябре 1918 г. в анкете Косарев указал, что являлся членом большевистской партии с 1907 г.[688]

В 1919 г. в ВЧК был подготовлен список лиц, уволенных со службы без права поступления в особые отделы и другие органы ВЧК. В этом списке насчитывалась 271 фамилия. Так, например, сотрудник особого отдела 4-й армии П.Я. Анисимов уволен за подделку протоколов, сотрудник особотдела 1-й армии В.И. Белинский – за грубое отношение к гражданам, сотрудник особотделения Курской губчека В. Васильев – за преступления по должности, сотрудник особотделения Тульской губчека Л.Д. Щербаков – за халатное отношение к работе и т. п.

Саратовская губчека в марте 1919 г. вынесла смертный приговор сотруднику Николаеву за вымогательство взяток. Петроградская ЧК в апреле 1919 г. приговорила к расстрелу сотрудника Штучкова и к пожизненным принудительным работам Ковалева за присвоение и продажу спекулянтам 5 пудов хлеба и 2 бочонков селедки из продовольствия, полученного ими для арестованных, и т. п.[689]

В 1920 г. отмечены неединичные случаи нарушения законности руководящими и рядовыми сотрудниками губернских и уездных ЧК в Сибири[690].

1 августа 1921 г. Ф. Дзержинскому сообщили, что органы ЧК Крыма находятся в стадии разложения, в них проникло много лиц, не заслуживающих доверия, – «уголовщина, пьянство, грабежи». Он предложил провести массовую чистку личного состава, усилить ЧК новыми сотрудниками[691].

Вместе с этим, как указывает профессор С.В. Леонов, то, что сам Дзержинский обладал несомненной личной честностью и моральным авторитетом в чекистских кругах, до некоторой степени сдерживало вал злоупотреблений, во всяком случае в центральном аппарате, и поддерживало у чекистов определенный уровень идейности, нередко граничившей с мессианством. Благодаря устойчивости идейных принципов, а также избранных критериев комплектования и жесткой дисциплины большевикам, несмотря на все трудности, удалось в целом обеспечить политическую надежность чекистских кадров. Среди них неизвестны случаи массовых измен, в целом характерные для Гражданской войны, и даже единичные измены были редки[692].

Боролось с правонарушениями среди сотрудников контрразведки и командование белых армий. Так, в 1919 г. в Одессе штат КРО пришлось полностью обновлять, причем в октябре всех чинов портовой контрразведки арестовали за взяточничество[693]. Любопытный факт: осенью 1919 г. в одесской контрразведке служил будущий советский поэт Э.Г. Багрицкий, неоднократно метавшийся из одного враждующего лагеря в другой[694].

По приказу коменданта севастопольской крепости 15 июля 1919 г. «за плохую работу, взяточничество и присвоение денег» был арестован начальник «самочинного» крепостного контрразведывательного отделения полковник С.И. Руцинский. Состоявшийся в августе 1920 г. военно-полевой суд приговорил его за присвоение чина полковника (на самом деле техника крепостной артиллерии) к четырем годам каторжных работ[695].

Одновременно принимались некоторые меры к очистке спецслужб от нежелательных элементов. Известны факты предания провинившихся офицеров суду[696].

Суровые меры, которые главнокомандующий требовал применять по отношению к преступным элементам из контрразведки, к положительным результатам не привели. «Борьба шла с ними одновременно по двум направлениям – против самозваных учреждений и против отдельных лиц, – писал А.И. Деникин. – Последняя была низкорезультативна, тем более что они умели скрывать свои преступления и зачастую пользовались защитой своих, доверяющих им начальников»[697].

Полковник Н.П. Злобин также отмечал, что «очень много теряло контрразведывательное дело» от отсутствия опытных лиц, как руководящего состава, так и служащих. Он указывал, что некоторые офицеры под различными предлогами находили причины избежать той или иной работы, поэтому неоднократно требовал от своих подчиненных «усердия и точного выполнения возложенных обязанностей», в противном случае требовал оставить службу[698].

Таким образом, необходимость замещения неквалифицированных или ненадежных сотрудников, а также низкое денежное довольствие сотрудников (Юг, Северо-Запад и Север) повлекли за собой текучку кадров в подразделениях органов контрразведки.

Особое внимание партийными органами и ВЧК уделялось профессиональной подготовке сотрудников чекистских органов, обучению их специальным формам и методам выявления и пресечения подрывной деятельности внешних и внутренних противников советской власти.

Осенью 1918 г. начало работать первое учебное заведение ВЧК – курсы для подготовки следователей, разведчиков и заведующих отделами чрезвычайных комиссий. Их заведующим был назначен член коллегии ВЧК Д.Г. Евсеев. ВЧК разработала программу обучения на курсах и представила ее для утверждения в ЦК РКП(б).

Слушатели должны были пройти на курсах военную подготовку, овладеть специальными знаниями (организационная структура ЧК, их права и обязанности, методы борьбы с контрреволюцией, производство дознания, шифровальное дело и т. д.). Предусматривалось также изучение ряда вопросов марксистской теории. На учебу принимались коммунисты по рекомендациям партийных комитетов.

К проведению занятий привлекались руководящие работники ВЧК, имевшие опыт борьбы с царскими спецслужбами, В.В. Фомин, И.Н. Полукаров, И.К. Ксенофонтов и другие. Для чтения лекций на политические темы приглашались видные партийные и советские работники. Сам Евсеев читал лекции по вопросам организации и методики политического розыска[699].

Непосредственное участие в отборе и направлении на курсы коммунистов приняли Ф.Э. Дзержинский и коллегия ВЧК. ЦК РКП(б) в свою очередь обязал губернские комитеты партии направлять на учебу «безукоризненно честных, безусловно преданных делу пролетарской революции, стойких борцов за нее и хорошо грамотных».

Таким образом, можно констатировать, что в процессе комплектования кадрами органов безопасности соблюдать принципы партийности, социальной однородности, наличия достаточного образования и моральной чистоплотности удавалось соблюдать далеко не всегда. На всем протяжении исследуемого периода органы ВЧК испытывали острейший недостаток, особенно квалифицированных кадров. Вместе с тем партийно-государственным органам и ВЧК удалось в целом результативно решить вопросы подбора, назначения, перемещения и подготовки политически лояльных и профессионально эффективных сотрудников чекистских органов, которые смогли в период наивысшего напряжения всех сил Советской республики выявлять и пресекать разведывательную и иную подрывную деятельность специальных служб иностранных государств, а также контрреволюционную активность внутренних противников советской власти.

При этом обоснованно звучит утверждение профессора А.М. Плеханова о том, что в органах ВЧК делалась ставка на сотрудника скромных интеллектуальных и духовных запросов, хорошего исполнителя, усвоившего простую схему объяснения современного мира, проникшегося идеей построения нового общества и готового бороться за нее. «Должна быть ставка на честного и опрятного в работе», «здесь нужны уже не государственные мужи и не литераторы, а скромные муравьи-практики», – писал Ф.Э. Дзержинский[700].

У адмирала А.В. Колчака отобранные из строевых офицеров кандидаты, не имевшие никакого представления об оперативно-разыскной деятельности, нуждались в переподготовке, которая осуществлялась на созданных при штабе ВГК краткосрочных курсах, куда направлялись офицеры, окончившие военные училища и прослужившие в войсках не менее 3-х лет.

В трехнедельный срок они изучали государственное право, организацию и делопроизводство контрразведывательных и военно-контрольных органов, положение о шпионаже и родственных ему явлениях, способы борьбы с большевизмом, тайнопись и пр. По окончании курсов и успешной сдаче выпускного экзамена особой комиссии офицеры переводились в контрразведывательные и военно-контрольные органы и назначались на должности офицеров для поручений. Слушатели, не выдержавшие экзамена или оказавшиеся по своим нравственным и деловым качествам не соответствующими для службы в контрразведке, откомандировывались в свои части без права вторичного командирования на курсы[701].

Наспех подготовленные контрразведчики высоким профессионализмом не отличались. Но им противостояли такие же дилетанты – красные разведчики, функционеры оппозиционных партий, подпольные большевистские организации и партизаны, что делало равными шансы на победу в тайной войне.

Для сотрудников военно-регистрационной службы руководство организовало «вечерние занятия»[702].

Как показало исследование, кадровая проблема являлась одной из самых сложных как для ВЧК, так и для белогвардейских контрразведок. И решалась она везде по-своему, в меру ее понимания, исходя из наличия сил и средств. Благодаря коммунистической идеологии, жестким критериям комплектования и дисциплине руководству ВЧК удалось обеспечить надежность кадров. Свидетельство тому – отсутствие в советских органах безопасности того времени частых измен, которые были присущи белогвардейским спецслужбам, особенно на Юге России, где не приходится говорить о каких-либо морально-нравственных принципах.