Глава 2 «ОКРАИННОЕ БЕРЕЖЕНЬЕ» РУССКОГО ЦАРСТВА В XVI—XVII ВЕКАХ. ОБОРОНА ТРОИЦЫ И СМОЛЕНСКА. «ЧИГИРИНСКОЕ СИДЕНИЕ»
Глава 2
«ОКРАИННОЕ БЕРЕЖЕНЬЕ» РУССКОГО ЦАРСТВА В XVI—XVII ВЕКАХ. ОБОРОНА ТРОИЦЫ И СМОЛЕНСКА. «ЧИГИРИНСКОЕ СИДЕНИЕ»
Смутное время словно возвратило в отечественной истории время, когда монастыри Руси вновь стали для врагов неприступными твердынями. Такой крепостью для польских интервентов, прикрывавшихся именем «законного царя Дмитрия» — «тушинского вора» (или Лжедмитрия II), стал подмосковный Троице-Сергиев монастырь, самый известный в России. Он еще называется Троице-Сергиевой лаврой. Или простонародно — Троицей.
Монастырь был основан на том самом месте, где один из самых известных святых в православии, Сергей Радонежский (в миру — Варфоломей, сын ростовского боярина Кирилла), вместе с братом Стефаном положили начало обители. Скоро сложился мужской монастырь, пользовавшийся все большей известностью.
Когда началось объединение русских земель вокруг Москвы, сама судьба установила быть Троице крепостью, защищавшей с севера подступы к первопрестольной Москве, от которой она отстояла на 70 километров. В XV столетии крепкая ограда сделала монастырь подлинной крепостью Великого княжества Московского. Враги взяли его и сожгли только раз — в 1408 году, когда на Троицу нагрянуло золотоордынское конное войско хана Едигея.
В 1540—1550 годах старые деревянные стены и башни были заменены каменной оградой с 12 башнями, протяженность которой достигала около полутора километров. По тем временам это была сильная крепость, которая служила надежной защитой для Троице-Сергиевой лавры.
Высота монастырской (крепостной) стены была от 8,5 до 15 метров, толщина— не менее 6 с половиной метров. Стена имела внутри два яруса со сводами и бойницами для обстреливания рва и подступов к нему. Каменные башни в несколько ярусов располагались по углам и посередине стены. Вход в монастырь украшала единственная белокаменная башня, выделявшаяся на фоне остальных кирпичных укреплений.
Нельзя было сказать, что укрепленный Троице-Сергиев монастырь не усиливала природа. Помимо крепостного рва, препятствиями для недругов служили протекавшая у стен Троицы речка, пруды и особенно несколько оврагов.
Возведение каменных укреплений и храмов Троицы велось потому, что монастырь являлся самым богатым на Руси. Основу богатства составляли сборы с монастырского крестьянства (до 100 тысяч крепостных душ) и щедрые царские пожертвования. Так, огромный взнос сделал в 1582 году царь Иван IV Васильевич Грозный на помин убитого им сына-наследника Ивана.
Как крепость, Троице-Сергиев монастырь имел воинский гарнизон, который порой доходил числом до 3 тысяч человек. Основу его составляли московские стрельцы и пушкари. В лавре хранились боевые припасы, имелось, помимо пищалей, небольшое число малых пушек.
По традициям той тревожной эпохи, в минуту опасности воинами становились монахи и крестьяне из соседних деревень. И троицкие иноки, и монастырские мужики умели обращаться с оружием.
...Смутное время не миновало своими бедами и крупнейшую на Руси монастырскую обитель.
В июле 1608 года в русские пределы из Польши вторгся 7-тысячный конный отряд гетмана Яна Сапеги, который шел под знамена самозванца Лжедмитрия II. Однако в подмосковном Тушино пан Сапега долго не остался: он жаждал богатой военной добычи, которую ему могла дать только Троице-Сергиева лавра. Он повел свою конницу к монастырю.
К Яну Сапеге присоединился со своим конным отрядом литовский полковник Александр Лисовский и несколько польских хоругвей (отрядов). Всего в осадном войске набиралось до 30 тысяч человек. Иноземцы осадили Троицу 23 сентября 1608 года. На следующий день они высокомерно потребовали ее сдачи со «всем содержимым», но ответа не получили.
Так начиналась знаменитая 16-месячная оборона Троице-Сергиева монастыря. Летопись сообщала о том событии так:
«Сапега же прииде подъ Троицкий монастырь и осади монастырь. Архимандритъ же з братьею и воевода князь Григорий Борисовичъ Долгорукой начаша строити осаду и крепити монастырь. Сапега жъ многими промыслы надъ монастыремъ промышляше: подкопы многие подъ городъ повелъ и огненными ядры зажигалъ и приступы многими приступалъ. Милостию жъ Живоначальные Троицы и преподобных чудотворцовъ Сергия и Никона молитвами ничто же можаху сотворити, только надъ собою многую беду сотвориша».
«Правильная» осада крепости началась 30 сентября. Поляки заложили глубокую траншею (параллель), установили туры и 9 батарей, вооруженных 63 медными орудиями. Бомбардировка лавры началась 3 октября, которая продолжалась в течение шести недель. Однако сотни ядер, которые сыпались на Троицу, не надломили стойкость ее защитников.
Гетман Ян Сапега знал, что его войско имеет 10-кратное превосходство над защитниками осажденного монастыря, за стенами которого укрылись жители окрестных селений. 12 октября он решился на штурм, и поляки подступили к крепостным стенам. Весь следующий день польская артиллерия усиленно «кидала» ядра за стены лавры, а Сапега «в то же время поил водкой свою шляхту» для того, чтобы она бесстрашно пошла на штурм.
Как только зашло солнце, еще в вечерних сумерках поляки и «тушинцы» устремились на штурм. Под прикрытием дощатых щитов и рубленых тарасов[3] на колесах, неся штурмовые лестницы, враги подступили к крепостным стенам. Защитники лавры встретили врага пушечными выстрелами и стрельбой из пищалей. После первых залпов атакующие откатились назад, так и не став брать каменные стены приступом.
25 октября Сапега и Лисовский повторили ночной штурм. Стрельцы, монахи, крестьяне-ополченцы отбили и его.
После двух неудач осадное командование решило перейти к минной войне против монастыря-крепости, благо специалистов такого воинского дела среди наемников «тушинского вора» нашлось вполне достаточно.
Подведение под монастырскую стену минной галереи велось с большой скрытностью. Осажденные, почувствовав в действиях неприятеля какую-то таинственность, долго не могли вызнать, куда поляки ведут подкоп. Во время одной из вылазок в плен попал казак-«тушинец», который и указал точно место, где поляки вели подкоп под стену.
9 ноября, за три часа до рассвета, гарнизон крепости произвел сильную, а самое главное — внезапную вылазку. Вражеский подкоп был взорван. Во время этой вылазки осажденным удалось захватить 8 пушек, несколько бочек пороха, ядра и много оружия.
В ту ночь под стенами Троице-Сергиевой лавры разыгралось настоящее сражение. В нем пришедшие в замешательство от внезапного удара отряды гетмана Яна Сапеги и полковника Александра Лисовского потеряли свыше 2 тысяч человек, монастырский гарнизон — только 240 человек.
Минная война продолжалась. Был случай, когда крестьяне Никон Шилов и Петр Слота, пожертвовав собственной жизнью, взорвали неприятельский подкоп, подведенный к одной из башен монастырской ограды.
Минная война вызвала со стороны осажденных контрмеры, которые оказались достаточно действенными. В крепости было вырыто большое число «слухов» — слуховых колодцев: под башнями и нижними ходами стен. А перед восточной монастырской стеной был вырыт глубокий ров, под который подкопаться полякам было почти невозможно.
Наступившая зима резко ухудшила положение и осажденных, и осаждавших. В осажденной лавре к голоду и холоду добавились повальные болезни. Теперь вылазки совершались не для боя с врагом, а для добычи хотя бы немного дров. Поляки зимой вынужденно отступили от Троицы в свой походный укрепленный лагерь, и осадное кольцо ослабло.
В Москву, к царю Василию Шуйскому, были посланы гонцы за помощью. Он прислал в монастырь стрельцов, 600 человек. Но этого числа людей было откровенно мало, так как гарнизон с начала осады понес ощутимые потери.
Притягиваемый к Троице, как сильным магнитом, слухами о ее «сказочных богатствах» гетман Ян Сапега, понявший, что минная война успеха ему не принесет, решился на третий штурм. Он опять был ночной, 27 мая 1609 года. Бой шел всю ночь, поляки и «тушинцы» не жалели себя, карабкаясь на монастырские стены по штурмовым лестницам. Утром стало ясно, что защитники лавры приступ отбили. В довершение боя русские воины саамы пошли на вылазку и отбросили врага подальше от крепости.
В ночь на 28 июня гетманское войско пошло на последний, четвертый по счету штурм. Он был отражен с прежним успехом для осажденных. Тогда Сапега и Лисовский, зная, что осажденные сильно голодают, перешли к плотной блокаде монастыря-крепости. Она продолжалась до 12 января 1610 года.
Полякам и «тушинцам» пришлось в тот день уйти от непобежденного ими Троице-Сергиева монастыря. От Новгорода к Москве шло войско воеводы князя Михаила Скопина-Шуйского. Гетман Ян Сапега и полковник Александр Лисовский отвели свои полки к городу Дмитрову. Там состоялось сражение, в котором русские наголову разбили неприятеля. Тем пришлось бежать к Смоленску.
16-месячная осада получила известность как героическая оборона Троицы. В ходе боев, от голода и болезней лишились жизней 2125 ее защитников, людей самых разных сословий и не всегда «воинского чина».
...Поскольку война с Речью Посполитой еще не завершилась, в Троице-Сергиевом монастыре был оставлен постоянный гарнизон, состоявший из стрельцов и пушкарей. Как показали последующие события, такая мера оправдала себя.
В 1618 году польский королевич Владислав, сын Сигизмунда III, пошел с 20-тысячным казачьим войском малороссийского гетмана Петра Канашевича-Сагайдачного добывать себе московский трон и шапку Мономаха у русского царя Михаила.
Королевич Владислав попытался взять штурмом не только Москву, но и «богатую» Троице-Сергиеву лавру. Защитники монастыря и на этот раз отбили вражеский приступ. А вскоре в селе Деулено, недалеко от Троицы, воюющие стороны подписали между собой перемирие. Между Русским царством и Речью Посполитой на продолжительное время прекратились военные действия.
...Авторитет монастыря, благодаря событиям 1609—1610 годов, на Русской земле заметно возрос. Это выразилось в заметном увеличении пожертвований и вкладов. Это позволило не только восстановить разрушенное, но и развернуть новое каменное строительство. В первую очередь были усовершенствованы оборонительные сооружения лавры: крепостные стены стали прочнее, шире и выше.
В середине XVI века Троице-Сергиев монастырь являл собой еще более сильную крепость, чем в злую годину Смуты. Теперь крепостные стены имели три яруса. Ограду усиливало 12 башен (одна до нашего времени не сохранилась). Они выдавались вперед для ведения перекрестного «огненного боя» и в своем большинстве имели шесть ярусов. Пивная башня сохранила тайный выход из крепости, через который, как правило, совершались вылазки во время «Троицкого сидения». Каждая из башен имела свое название: Каличья, Пятницкая, Красная, Уточья, Часовая...
Больше на своем веку Троице-Сергиева лавра не видела военных невзгод. Правда, в 1682 году, во время стрелецкого бунта, за ее стенами укрылся бежавший из Москвы 10-летний царь Петр Алексеевич со своими ближайшими родственниками. Тогда дело закончилось миром.
Семь лет спустя, в 1689 году, во время борьбы с сестрой царевной Софьей юный государь вновь бежал в Троицу из села Преображенского под защиту ее крепостных стен. Здесь он встречал преданные ему полки.
В годы Северной войны 1700—1721 годов шведский король Карл XII задумал большой завоевательный поход на Москву, который привел его... к Полтаве. Угроза виделась настолько серьезной, что Петр I, среди прочих мер, решил укрепить Троице-Сергиеву лавру. Крепость-монастырь получила на время армейский гарнизон, была подготовлена к обороне, а у угловых башен сооружены земляные бастионы. Их необходимость выражалась в том, что современные артиллерийские орудия уже не могли размещаться на стенах и в башнях этой крепости.
...Временщик царя Федора Ивановича ближний боярин Борис Годунов словно предвидел (предвидел мудро), что поздно или, вероятнее всего, рано на Московское царство пойдет войной сильный западный сосед — Польское королевство. Поэтому он с согласия Боярской думы, которая, собственно говоря, противилась крупным казенным тратам, начал укреплять западную государственную границу.
Выбор при строительстве мощной крепости пал на Смоленск. Древний город-крепость в верховьях Днепра стерег прямой путь к Москве. О его стратегической значимости много рассуждать не приходилось. Пойти на столицу русской земли польское и иное с европейского Запада войско могло только по Смоленской дороге. Таким путем на Москву в будущем хотел идти и шведский король Карл XII, и Наполеон, и Гитлер.
У Смоленской крепости было славное боевое прошлое. Впервые город (деревянная крепость) на земле славян-кривичей упоминается в летописях под 862—865 годами. Он стоял на пути «из варяг в греки» как важный опорный, укрепленный пункт. То, что город рос быстро, свидетельствует прежде всего о его значимости для Древней Руси. Войны не раз опаляли его деревянные крепостные стены.
Великий князь киевский Владимир Мономах в свое время усилил Смоленск валами и рвами. В 1101 году он же воздвиг смоленский Успенский собор.
В 1404 году Смоленск захватил великий князь литовский Витовт. Он поспешил усилить оборонительные сооружения своего нового владения валами с палисадом и башнями. Затем литовцы устроили на самом речном берегу так называемый «деревянный городок», который представлял собой ряд срубов из дубовых бревен, засыпанных землей и камнями.
В конце XVI. столетия и ранее хорошо укрепленный Смоленск по указанию Бориса Годунова получил самое современное для той эпохи каменное одеяние. Город охватила кольцом мощная каменная крепостная стена, построенная по чертежам выдающего отечественного «городовых дел мастера» Федора Савельевича Коня. Он был известен тем, что перед этим соорудил в Москве каменные укрепления Белого города.
Устами боярина Бориса Годунова царь Федор Иванович повелел князю В.А. Звенигородскому, думному человеку С.В. Безобразову, дьякам П. Шилову и Н. Перфирьеву, получив благословение местного архиерея, приступить к строительству каменной крепостной ограды. Заготовка строительного материала велась зимой, а весной 1696 года состоялась торжественная закладка каменной Смоленской крепости.
Чтобы собрать в Смоленск максимум мастеров-каменщиков, на время в Московском государстве было запрещено всякое каменное строительство. Особенно спешно стали вестись работы начиная с 1600 года: в 1603 году истекал срок перемирия с Речью Посполитой, и поляки вновь могли пойти на своего восточного соседа большой войной.
Строительство крепости на высоких холмах у берега Днепра было закончено в 1602 году. Длина «годуновских» каменных крепостных стен составила 6 с половиной километров. Их толщина составила от 5,2 до 6 метров, высота стен — от 13 до 19 метров. То есть огромная Смоленская крепость выглядела впечатляюще.
Крепостная ограда имела 38 башен, из них 9 были надвратными. Они, по замыслу Федора Коня, располагались на примерно равном расстоянии одна от другой. Надвратные башни имели свои названия: Фроловская и Молоховская (через них шла главная дорога, ведущая к Москве), Лазаревская, Крылышовская, Авраамиевская, Еленинская, Копытенская, Пятницкая и Пятницкая водяная.
Самой высокой и красивой надвратной башней была Фроловская (не сохранившаяся до наших дней). Она располагалась на северной, днепровской части крепостной ограды и, как считается, была схожа с Фроловской (Спасской) башней Московского Кремля. Она имела крепкие двустворчатые ворота и опускаемую снаружи железную решетку — герсу. Башня была прямоугольной, в пять ярусов, имела смотровую вышку, увенчанную гербом Московского царства, и пристроенную позднее отводную стрельницу.
Помимо девяти крепостных ворот, в непроездных башнях устраивали так называемые «форточки» для пешеходов — жителей пригородных слобод. В военное время эти отверстия закладывались кирпичом и превращались таким образом в амбразуры первого этажа башни.
Под крепостными стенами заблаговременно было устроено немало защищенных тайных ходов. Об их существовании знал только ограниченный круг людей.
Время не пощадило стены и башни Смоленской крепости во всем их первозданном величии. Из девяти надвратных башен сохранилось только четыре: с восточной стороны — Лазаревская, Авраамиевская и Еленинская, с западной — Копытенская.
Глухие башни крепости имели квадратную или многогранную форму. Причем в ограде они чередовались между собой. Многогранных башен насчитывалось 16, квадратных— 13. Самые высокие башни располагались на днепровской стороне, самые низкие — на южной стороне, но здесь они стояли чаще.
По замыслу годуновских фортификаторов, башни выдвигались вперед за линию стены. Это давало возможность вести фланговую стрельбу для защиты соседних прясел крепостной ограды. Почти все глухие башни были в пять ярусов. Их венчали шарообразные деревянные кровли.
Верх башен имел зубцы с бойницами. В круглых (многогранных) башнях от зубцов вниз шли наклонные отверстия, которые давали возможность обстреливать неприятеля, оказавшегося у подошвы башни. Перекрытия между этажами делались из дубовых балок. Ходы с одного этажа на другой шли в стене, а выходы из башен вели на стены.
Амбразуры в башнях устраивались в три пояса: в квадратных башнях по две амбразуры в каждой стороне внизу и по три в верхних этажах. В многогранных башнях на каждом этаже было устроено по восемь и больше амбразур.
Каменные стены, возведенные Федором Конем, следовали в основном рельефу холмистой местности. В отличие от других русских крепостей Смоленская не имела привычного вала. Но зато она имела перед собой серьезные естественные препятствия — реки и глубокие овраги.
«Городовых дел мастер» Федор Конь основание каменных стен устроил из дубовых свай. Суживающийся кверху фундамент, а также нижняя часть стены были сложены из природного (местного) белого камня. Затем следовали две кирпичные стенки, пространство между которыми было заполнено бутом (булыжным камнем), который между собой крепился известковым раствором. И только верх крепостной стены мастера выкладывали полностью из кирпича.
Федора Коня очень беспокоила устойчивость созданных им стен. В городской черте, обращенной к Днепру, с холмов стекало несколько ручьев, вода которых могла со временем подмыть основание каменной стены, создать под ней промоины. Для предотвращения размыва были устроены специальные трубки, по которым к реке спускалась дождевая вода и вода ручьев.
Изнутри смоленские стены расчленялись арками, часть из которых имела боевые камеры. Крепость была воплощением русского военного зодчества той эпохи, имея в своей ограде три боевых яруса, что позволяло вести плотный пищальный и пушечный огонь.
По древней традиции крепостного зодчества под стеной в ряде мест устраивались потайные ходы — «слухи». Они предназначались для прослушивания днем и особенно ночью работы вражеских землекопов и помогали своевременно обнаруживать ведение подкопов под стену — минных галерей для подрыва фортификационных сооружений.
Смоленская крепость, по свидетельству современников, отличалась совершенством крепостного зодчества. Стены и башни ее венчали зубцы с завершением в виде ласточкиного хвоста. Первоначально стены белили известковым раствором. Царь Борис Годунов не случайно называл творение Федора Коня: «Сие творение... есть ожерелье всей Руси... на зависть врагам и на гордость Московского государства...»
Смоленская крепость оказалась достроенной к началу новой войны Русского царства с Речью Посполитой. В сентябре 1609 года польский король Сигизмунд III приказал своим войскам, сосредоточенным под Оршей, перейти границу и захватить Смоленск. К тому времени авантюра гетманов Сапеги, Ружинского и Хмелевского с помощью самозванца Лжедмитрия II овладеть Москвой провалилась. И теперь с запада на Московию (так в Европе называли Русское царство) двинулись в поход уже коронные войска (армия) Речи Посполитой.
Так началась война, которая в истории России называется польской интервенцией. Выступив 9 сентября в поход, король Сигизмунд III, чей меч и шлем как нового крестоносца был благословлен папой Римским, и его окружение из числа магнатов надеялись на молниеносный успех. Расчеты эти строились, как говорится, не на одном песке: Русь в ходе длительной Смуты заметно растеряла свою военную силу.
Полякам было известно, что смоленский гарнизон сильно ослаблен посылкой крупных воинских отрядов из стрельцов и служилых дворян на помощь воеводе князю Михаилу Скопину-Шуйскому, сражавшемуся с «тушинцами», блокировавшими Москву. Поляки надеялись, что при виде королевской армии город-крепость должен был быстро сдаться на милость победителей. Сигизмунд III попытался схитрить, прислав в Смоленск «ласковую грамоту». В ней говорилось, что он идет в поход не для захвата Москвы, а для умиротворения соседней с ним страны.
Приближаясь к городу, король послал его жителям и ратным людям свой «универсал», в котором пытался оправдать «законность» своего вторжения в московские пределы. В заключение же он писал следующее:
«А если вы пренебрежете... нашей королевской милостью (чего, однакож, не чаем), то войско наше не пощадит ни вас самих, ни жен, ни детей, ни домов ваших, а нашей вины в этом не будет...»
Внезапного удара по Смоленску не получилось. Благодаря предусмотрительности воевода Михаил Борисович Шеин, имевший в Польше своих лазутчиков, не был застигнут врасплох. Окрестное население со своим скарбом и скотом успело укрыться за крепостными стенами. Пригородные посады (6 тысяч домов ремесленников и купцов) были сожжены, гарнизон приведен в боевую готовность.
На предложение капитулировать («встать под высокую королевскую руку») воевода Шеин, руководивший Смоленской обороной и опиравшийся на земский общепосадский совет, ответил, что русская крепость будет обороняться до последнего человека. А лично монарху Речи Посполитой было велено сказать, что если он попадется в руки смолян, то его «кинут» в Днепр, то есть утопят.
Гарнизон крепости Смоленск к началу осады состоял из: посадских людей-ополченцев — 2500 человек, даточных людей (военнообязанных крестьян) — 1500, служилых дворян и детей боярских — 900, стрельцов и пушкарей — 500 человек. Всего — 5400 воинов.
Была составлена «осадная городовая роспись», в которой весь наличный гарнизон расписали по башням и пряслам (участкам стены между башнями) крепостной стены.
Весь гарнизон, опытный в ратном деле, воевода Михаил Шеин разделил на осадную (около 2 тысяч человек) и вылазную (около 3,5 тысяч человек) группы. Осадная группа организационно состояла из 38 воинских отрядов примерно по 50 ратников в каждом. Каждому из таких отрядов поручалась для обороны башня и прилегающий к ней участок крепостной стены.
Вылазная группа составила общий резерв, имевший при защите обширной по территории крепости очень большое значение. Резерв был почти в два раза сильнее осадной группы и мог совершать не только вылазки за стены, но и своевременно усиливать те участки крепостной ограды, которая была атакована неприятелем.
Точных сведений о наличии артиллерии в крепости не сохранилось. Считается, что Смоленск имел примерно 300 пушек и больших пищалей. Почти весь этот «огневой бой» был размещен в башнях. Как показал ход осады, крепость имела вполне достаточно огневых припасов, особенно пороха, и провианта. Но запасы продовольствия не были рассчитаны на длительную осаду, поскольку ожидалась своевременная помощь войска царя Василия Шуйского.
В ходе Смоленской обороны гарнизон пополнялся за счет горожан, способных носить оружие. Население города оценивалось в 40—50 тысяч человек, включая и жителей сожженных при подходе поляков пригородных посадов. По тем временам Смоленск считался одним из крупнейших городов Русского царства.
...Героическая в отечественной истории оборона Смоленской крепости началась 19 сентября 1609 года. Передовые же конные польские отряды опередили коронную армию в движении и появились перед Смоленском еще 16 сентября.
Монарх Речи Посполитой в скором времени сосредоточил под стенами крепости до 50 тысяч конницы и пехоты. В это число входило 17 тысяч поляков, несколько тысяч наемной немецкой пехоты и около 30 тысяч украинских казаков и запорожцев, которые составляли часть королевской армии.
Король Сигизмунд III считал, что Смоленск легко будет взять. Но в польском стане недооценивали мощи русской крепости и готовности смолян биться с врагом до последней капли крови.
В ночь на 25 сентября 1609 года поляки и наемная королевская пехота — немецкие ландскнехты произвели первый приступ. Смоляне легко его отбили. Штурм возобновлялся в последующие два дня, но с тем же успехом для нападавших. Не удалась, например, попытка разбить ночью Богословские ворота, к которым поляки подтащили орудия на расстояние всего в несколько саженей (одна сажень — 2,13 метра). Проваливались попытки взобраться на крепостные стены по ночам: смоляне, освещая их факелами, поражали нападавших из ручного огнестрельного оружия.
В первых приступах польскому войску сопутствовала только одна удача. Они атаковали Пятницкий остров, представлявший собой передовое укрепление перед крепостью, взяли его штурмом и сожгли. Но от смоленской стены их в тот день снова отбили.
У короля пока не хватало сил, чтобы взять город в плотное блокадное кольцо. Это он смог сделать, когда под Смоленск прибыли первые несколько тысяч запорожцев. Поняв, что открытой атакой русскую крепость не взять, Сигизмунд III решил прибегнуть к минной войне и систематической бомбардировке города.
Когда крепость стала методически обстреливаться из тяжелых орудий, смоленские пушкари отвечали не без успеха. Надежды осаждавших на силу своего пушечного огня не оправдались с первых дней борьбы за Смоленск. В первую очередь они старались разбить городские ворота, сделать проломы в проездных башнях и зажигательными снарядами вызвать пожары в городе.
Затем началась редкая по размаху и упорству минная война. Поляки раз за разом подводили под крепостные стены подземные минные галереи. В ответ защитники крепости, благодаря «слухам», верно устанавливали, где ведется очередной подкоп, рыли контрминные галереи и взрывали вражеские ходы. Королевские саперы порой взрывали мины большой мощности — в несколько сот килограммов пороха.
Контрминная война велась упорно. Так, 16 января 1610 года смоленские минеры докопались до польской галереи, установили в ней пищаль, встретили вражеских «копателей» огнем, а затем взорвали подкоп. 27 января под землей произошла новая схватка сторон. Подкоп снова был взорван.
Защитники крепости постоянно тревожили вражеский стан дерзкими вылазками. Они совершались не только для нанесения урона осаждавшим, но и для добычи питьевой воды и дров. Однажды горстка храбрецов переправилась через Днепр, проникла в польский лагерь, захватила там штандарт одного из воинских отрядов и благополучно возвратилась назад.
В лесах под городом действовали многочисленные партизанские отряды из смоленских крестьян. Поляки презрительно именовали таких «громленных», то есть ограбленных ими, мужиков «шишами», что в переводе с польского означало «домовые» или «бездельники». Один из таких партизанских отрядов под командованием смолянина Трески насчитывал почти 3 тысячи человек. «Шиши» уничтожали королевских фуражиров, смело нападали на небольшие отряды интервентов, занимавшихся грабежом селений.
...Стремясь как можно скорее овладеть важной для себя крепостью, король Сигизмунд III постоянно наращивал осадные силы. К нему прибыла основная масса польских шляхтичей, еще недавно служивших Лжедмитрию II. Подошли новые отряды наемных немецких ландскнехтов. Король не мог повести свою армию на Москву, имея в тылу непокоренную русскую крепость с многочисленным гарнизоном.
Первое время в королевской армии отсутствовала осадная артиллерия крупных калибров. Она, будучи выписанной из Риги, стала прибывать к Смоленску лишь с 19 мая 1610 года. После этого началась «правильная» осада Смоленска по всем законам и тогдашним канонам крепостной войны.
11 июля поляки возобновили осадные работы. Осажденные, видя опасность, повели контрапрошные работы и сумели взорвать часть подступа. Однако неприятелю все же удалось дойти земляными работами до подошвы башни, но пробить брешь в ней они не сумели, так как основание башни было сложено из тесаного дикого камня.
Тогда началась бомбардировка этой башни из осадных орудий. 18 июля пушечные ядра пробили в ней брешь. 19 июля через этот пролом колонна немецких наемников-ландскнехтов предприняла попытку ворваться внутрь крепости. На других участках крепостной ограды проводились демонстрационные (отвлекающие) атаки.
Смоляне второй штурм отразили не менее успешно, чем первый. Причем с немалым уроном во вражеских рядах. Но король Сигизмунд III торопился со взятием крепости, которая путала все его планы на поход в Московию.
Стали предприниматься попытки взорвать крепостные ворота так называемыми «петардами», то есть пороховыми минами. Король поручил эту работу таким опытным инженерам, как Людвиг Вайнер и Новодворский. Первый из них с самого начала занимался осадными фортификационными работами, руководя возведением батарей и шанцев.
Уже 24 июля королевские войска вновь пошли в нескольких местах на приступ смоленских стен. Однако успех был все тот же: ландскнехтам так и не удалось взойти на стены Смоленска.
Четвертому штурму предшествовала длительная подготовка, в ходе которой город подвергся жестокой бомбардировке. Приступ начался 11 августа. На это раз осаждавшие действовали предельно настойчиво, стараясь любой ценой ворваться в крепость. Тех, кто первым взойдет на стену, ожидала богатая королевская награда. Защитники Смоленска отбили и этот штурм. По данным самих поляков, в тот день они потеряли под крепостными стенами около тысячи человек.
После четвертого неудачного штурма поляки вновь вернулись к ведению минной войны, стремясь взорвать часть стены или устроить пролом в башне. Однако и здесь они не смогли достигнуть желаемого результата, ибо осажденные были бдительны и осторожны. Контрминами они парализовали все усилия неприятеля, который без устали рыл одну минную галерею за другой, прибегая к различным хитростям и стараясь любыми способами скрыть ход подземных работ.
Смоляне, ряды которых таяли, стали готовиться к уличным боям. Когда стало ясно, что ратников на все бойницы не хватает, их нижний и средний ряды с западной стороны заделали камнями. Чтобы надстроить стены и сделать их выше (что устрашало неприятеля), на них устанавливали срубы, которые засыпали землей.
На случай разрушения башен осадными пушками и подземными минами, их окружали с внутренней стороны высокими земляными валами с деревянными срубами на них. Подобные внутренние укрепления возвели у всех ворот, заваленных бревнами, камнями и землей.
22 месяца смоляне мужественно обороняли свой город. В мировой военной истории таких примеров совсем немного. То, что не смогли сделать армия Речи Посполитой и дипломатия польского короля, через предателей-бояр, которые убеждали воеводу князя Михаила Шеина сдать крепость врагу, сделали свирепствовавшие в осажденном городе голод и цинга. Но даже они не поколебали мужество и стойкость гарнизона и горожан.
К концу осады (июнь 1611 г.) из многочисленного населения Смоленска в живых осталось едва ли 8 тысяч человек и всего 200—300 человек, способных сражаться. Каждому из этих ратников днем и ночью приходилось наблюдать и оборонять 20—30-метровый участок крепостной стены. Резервов у воеводы Шеина уже не было. Равно как и надежд на помощь извне.
То, что не удалось сделать в ходе четырех штурмов и многомесячной минной войны, получилось с помощью измены. На сторону польского короля перебежал смоленский помещик некто Дедешин. Он и указал слабое место в западной части крепостной стены, сказав: «...Что з другую сторону град худ, делан в осени».
Вечером 2 июня 1611 года начался последний, пятый, штурм Смоленской крепости. Один из рыцарей Мальтийского ордена, минер по профессии, сильным взрывом обрушил часть прясла между башнями в указанном изменником-перебежчиком месте. Через образовавшийся пролом польское войско ворвалось в ночной город.
Одновременно в другом месте немецкие наемники по штурмовым лестницам забрались на ту часть крепостной стены, которую даже по ночам некому было охранять. Ландскнехты ринулись к ближайшей надвратной башне, перебили в неравной схватке ее немногочисленных защитников и, разбросав завал из бревен и камней, открыли городские ворота для конницы.
Горсточка последних защитников Смоленска, поддержанная горожанами, оказала врагу самое героическое сопротивление. Защищались отдельные крепостные башни и дома, рукопашные схватки вспыхивали на улочках древнего города. В одном из документов говорилось:
«Главная битва, или, скорее резня происходила на тогдашней въездной улице Рудницкой... Оттого эта улица позже и переименована в Резницкую».
Последним пунктом обороны русских стала Соборная горка с православным храмом на ее вершине. В подвале собора хранились пороховые запасы гарнизона. Смоляне, укрывшиеся в городском соборе (около 3 тысяч человек), подожгли порох и взорвали себя вместе с ворвавшимися внутрь храма поляками.
Раненого князя Михаила Шеина, засевшего с сыном и несколькими ратниками в одной из крепостных башен — Коломенской, поляки взяли в плен и подвергли жестоким пыткам. Во время допроса мужественного воеводу спросили, кто ему советовал и помогал так долго держаться в Смоленске. На что пленник ответил: «Никто в особенности, потому что никто не хотел сдаваться».
Воеводу отправили в Литву. Там его в течение десяти лет держали в кандалах, заточив в подвал-узилище одного из замков. Потом князя-воеводу Михаила Шеина, при размене знатными военнопленными, отпустили в отечество, где он был встречен с почестями.
Оборона Смоленска в 1609—1611 годах получила известность как образец умелого ведения крепостной войны и самоотверженной защиты города-крепости. Смоленская эпопея дала для военной истории поучительный образец организации контрминных действий. Смоленский гарнизон тогда с редкой удачливостью выиграл у коронной армии Речи Посполитой подземную минную войну. В истории России подобных примеров мало — это только оборона Севастополя в Крымскую войну 1853—1856 годов и осада Порт-Артура в Русско-японской войне 1904—1905 годов.
История крепостных войн Русского царства в последней трети XVII столетия пополнилась одной очень яркой страницей, названной «Оборона Чигиринской крепости». Случилось это в ходе Русско-турецкой войны 1676—1681 годов.
Обстоятельства ее начала были таковы. Оттоманская Порта, верным вассалом которой являлось Крымское ханство, открыто претендовала на ту часть украинских земель, которые принадлежали Польше, и на те, которые вошли в состав России. Турция решила привлечь на свою сторону гетмана Правобережной Украины Петра Дорошенко, но тот остался верен Москве.
Летом 1676 года огромная турецко-крымская армия стала медленно выдвигаться к Днепру. Царь Федор Алексеевич приказал воеводе Григорию Ромодановскому, стоявшему с полками «нового строя» в Курске, идти к Чигиринской крепости, гетманской ставке. Там предстояло преградить путь туркам и крымским татарам.
Петр Дорошенко в такой ситуации проявил «шаткость», и на раде 1674 года в Переяславле его противник Иван Самойлович[4] был объявлен гетманом всей Украины. Дорошенко почти не имел воинских сил для борьбы с ним, если не считать отряда конницы, присланного крымским ханом. Тогда он послал в Стамбул своего генерального писаря Мазепу просить помощи у султана, но того по пути захватили запорожцы. В Турцию пробрался другой гонец — полковник Евстафий Гоголь.
Так на Украине началась «гетманская свара». Она закончилась тем, что казаки Ивана Самойловича и полки царского воеводы Михаила Ромодановского без боя вступили в Чигирин. Так на Украине установилось гетманское единовластие под эгидой Москвы. В крепости был оставлен 3-тысячный гарнизон, и русско-украинское войско ушло за Днепр, на его правобережье.
В Стамбуле днепровское правобережье считали своим владением. Да к тому же донские казаки недавно штурмом овладели турецкой крепостью Азов в устье Дона. Султан решил начать войну. Из столичной тюрьмы — Семибашенного замка был освобожден пленный Юрий Хмельницкий, сын Богдана Хмельницкого. Вчерашний узник получил титул князя Малороссии и приказ готовиться к походу.
Турецкая армия в апреле 1667 года во главе с Ибрагим-пашой начала переправу через Дунай. Сил для противостояния огромному султанскому воинству набиралось недостаточно. В украинском приграничье царских войск имелось 32 тысячи человек и казаков около 20—25 тысяч человек. Внушительно выглядела только русская артиллерия — 126 орудий.
Им могли оказать поддержку войска, стоящие в Курске, — 42 тысячи ратных людей теперь уже боярина Ромодановского. В качестве резерва в Путивле и Рыльске стояли полки Голицына и Бутурлина числом в 15—20 тысяч человек. То есть было чем встретить армию Блистательной Порты и конницу Крымского ханства.
Огромная султанская армия медленно двигалась по причерноморским степям. Только в июне к ней за Днестром присоединилась крымская орда Селим-Гирея. Король Польши Ян III Собеский в очередной раз предупреждал московского царя: «Тягота войны турской валитца под Киев и под Чигирин».
О том же доносили и лазутчики из крымских городов. Русскому командованию было ясно, что стоявшая на левом днепровском берегу Чигиринская крепость станет камнем преткновения в только еще начинавшейся войне с Турцией.
Шотландец на русской службе генерал Патрик Гордон в своем дневнике дал подробное описание укреплений Чигирина и его готовность к обороне против турок:
«Замок был не особенно хорошо вооружен. В нем находилось 45 разнообразных пушек; 4 из них, очень длинные, были отлиты в Германии. Кроме того, было еще 10 больших пушек; остальные были или короткие для стрельбы картечью, или легкие полевые; кроме того, в замке было еще 5 мортир, из которых 3 были железные. Бомб было очень мало, ручных гранат не более 800. После же осады осталось всего 28 бомб и 23 бочки пороха.
Длина замка достигает 88 сажен, ширина со стороны поля 65, со стороны города всего 17 саж.; окружность замка с бастионами, фланками и валом до самой реки равняется 375 саж.; окружность города с каменной стеной и палисадами 982 саж.; от замка до старых укреплений 219 саж.»
Из Москвы был прислан начальником Чигиринского гарнизона генерал Афанасий Трауернихт, иностранец на русской службе, принявший православие. Его ближайшими помощниками стали стрелецкие головы (полковники) Титов и Мещаринов, инженер фон Фростен и полковник Кропков.
Им было приказано до подхода неприятельской армии исправить сгоревшую прошлой зимой и разрушенную в ряде мест дубовую крепость. Теперь приходилось ее отстраивать в спешке, из сосны. Требовалось также поставить все орудия на лафеты, поскольку многие их не имели.
Первоначально Чигиринский гарнизон насчитывал всего около 10 тысяч человек: 4 тысячи стрельцов и 6 тысяч украинских казаков в «нижнем городе» и посаде. Перед самой осадой в крепость прибыли сперва по тысяче стрельцов и казаков, а затем еще три стрелецких приказа (полка) и сводный полк ратных людей общим числом до 4 с половиной тысяч.
Султанский полководец Ибрагим-паша по кличке «Шайтан» отличался самоуверенностью и потому не побеспокоился о разведке. Он считал, что в крепости не более 6 тысяч войск, а пушек и военных припасов мало. Форсирование русскими Днепра под огнем турецкой артиллерии он исключал полностью. Сама крепость была деревянная, а не каменная.
Ибрагим-паша в своем приказе по армии объявил, что война будет успешной, и янычар распустят по домам «ко дню Касыма» (26 октября) и снова позовут на войну в «день Хозыра» (23 апреля следующего года). Зимовать в захваченном Киеве и Чигирине решили оставить только Юрия Хмельницкого с его казаками.
Разведывательные дозоры, посланные гетманом Иваном Самойловичем в степь, доставили ему «языков». Стало известно, что султанская армия после перехода через реку Южный Буг двинулась прямо на Чигирин. О ее численности пленные на допросах давали самые разные показания.
«По словам пленного турка Сулимана Ахмета, Ибрагиму-Шайтану-паше было подчинено 13 пашей, именно: Ахмет, паша египетский, Али, паша софийский, Афет-Мустафа-паша, Дейлет Юлуп польский, Ахмет-паша корбекитский, Кур-паша, Мустафа-паша, Чурум-паша, Базиа-паша, Узеним-паша анатолийский и Емол-паша. Кавалерии было 40 000 человек, янычар и остальной пехоты 20 000, валахов и молдаван 12 000 и татар 19 000...
По другим рассказам, было всего восемь пашей...
По третьему известию, Ибрагим-паша имел под своим начальством под Чигирином боснийского и силистрийского пашей, около 1500 янычар и другой пехоты, 30 000 турок и валахов и около 20 000 татар. Пушек у них было не больше 28, из которых 8 стреляли ядрами от 30 до 36 фунтов, остальные же были легкими полевыми орудиями».
По различным оценкам численность оттоманской армии колебалась от 65 до 91 тысячи человек. Некоторые исследователи, считают, что Ибрагим-паша имел 100-тысячное войско, не считая армии крымского хана в 40 тысяч всадников, и 35 орудий. При этом численность собственно турок оценивается в 60 тысяч человек. Но, в любом случае, неприятель имел над защитниками Чигиринской крепости многократное превосходство в силах.
Ибрагим-паша, уверенный в себе, послал в Чигирин письмо с требованием покориться султану, в противном случае он грозил «мечом и огнем». В крепости решили ответить на послание «не иначе как пушками».
Главные силы турецкой армии появились перед Чигирином 3 августа 1677 года и стали располагаться на близлежащих холмах. Османы имели богатейший опыт осады сильных укреплений и владели всеми законами ведения крепостной войны. В тот же день неприятель приступил к отрытию осадных траншей и апрошей. За ночь были возведены две осадные батареи, которые с рассветом стали методично разрушать бомбами бруствер крепостного вала.
Однако турки не позаботились сомкнуть осадное кольцо. Благодаря этому в Чигирин на следующий день пробились 500 казаков, посланных гетманом Иваном Самойловичем.
Скорее всего Ибрагим-паша не ожидал активных действий со стороны осажденных. Поэтому турки не позаботились о сильном прикрытии работающих землекопов. Поскольку вражеские траншеи быстро приближались к городской черте, чигиринцы ночью провели сильную вылазку, в которой участвовала тысяча казаков и 800 стрельцов. Они напали на работающих турок, забрасывая их ручными гранатами — железными и стеклянными с пороховым зарядом, поражая бердышами и дротиками. Осаждавшие понесли большие потери в людях, нападавшие — 30 человек убитыми и 48 ранеными.
После этой ночной вылазки турки стали круглосуточно выставлять сильное боевое охранение землекопов. Траншеи вели к крепостному замку, который усиленно обстреливали из крупнокалиберных орудий. Турки старались прежде всего разрушить бастион у Спасских ворот и сбить русские пушки на валу. Последнее им отчасти удалось — они вывели из строя 17 орудий осажденных.
Зная о беспечности турок, осажденные удачно провели еще одну сильную вылазку. В ней участвовало по 200 добровольцев от каждого стрелецкого полка и 800 казаков под начальством подполковника Ильи Дурова. Турки потеряли в тот день несколько сот человек и были вынуждены отступить под защиту своих батарей.
Вскоре Ибрагим-паша приказал бомбардировать не только замок, но и сам город. Тем временем «правильная» осада крепости шла своим ходом. Началось устройство подкопов, то есть минных галерей. Их вели три: об этом осажденные узнали от перебежчика-«арапа», находившегося в услужении паши, командовавшего вражеской артиллерией.
В гарнизоне не нашлось специалистов, умевших делать контрподкопы, чтобы пороховыми зарядами взрывать вражеские подземные мины. Чигиринцы устроили в крепости отсечные укрепления и вырыли большие ямы, которые должны были стать препятствием для штурмующих.
17 августа турки удачно взорвали подведенную мину под равелином и разрушили его вал. Осажденные оставили укрепление и отошли в город. Когда торжествующий неприятель занял разрушенный равелин, его выбили оттуда с помощью ручных гранат. Пролом в валу равелина заделали.
Две другие мины, заложенные в подведенные под крепостной вал подземные галереи, в тот день не сработали. (В подкопах обрушилась земля от разрывов пушечных бомб.)
Однако Ибрагим-паша продолжал настойчиво готовить генеральный штурм Чигиринской крепости. Вскоре турки довели осадные траншеи до самого рва замка. К тому времени большая часть крепостной артиллерии уже бездействовала из-за уменьшения числа снарядов и повреждения орудийных лафетов. Мортиры, запас бомб к которым почти иссяк, теперь стреляли в основном камнями.
Осаждавшие вскоре пошли на «частный» приступ. Забросав связками хвороста (фашинами) ров равелина, они ворвались в укрепление и захватили его. После этого турки, несмотря на огонь из крепости, стали забрасывать главный крепостной ров всем, чем было возможно: фашинами, турами, бревнами, камнями, землей. Но такая задача оказалась сложной, так как высеченный в скале ров был широк и глубок.
20 августа от Днепра к Чигирину подошел большой отряд Царских войск. Он расположился напротив моста через реку Тясьмин, к которой Чигирин примыкал своей северной частью. Прибывшие войска шли с военной музыкой и развевающимися знаменами. Один их вид придал бодрости защитникам крепости.
Турки, опасаясь подхода от Днепра новых значительных сил московского царя, стали спешить с общим штурмом. Они взорвали подкоп под каменным валом сбоку Дорошенковского укрепления. От взрыва часть его обрушилась прямо на головы атакующим — приступ сорвался.