2. ДЕЗИНФОРМАЦИЯ И ЛУКАВСТВО ПОЛКОВОДЦА
2. ДЕЗИНФОРМАЦИЯ И ЛУКАВСТВО ПОЛКОВОДЦА
Бывший начальник советского бюро ТАСС в Берлине И.Ф. Филиппов вспоминал:
«Конец 1940-го и начало 1941 г. проходят в Германии под знаком подготовки к “большой войне”. Проводится мобилизация ресурсов, строгий учет запасов сырья, товаров, продовольствия и рабочей силы. Места многих мужчин на многих производствах заняли женщины...
Геринг объявил всеобщий поход за железным ломом и издал распоряжение о снятии бронзовых колоколов и железных решеток и ставней для “создания требуемых запасов металла”. Кампанию сбора металла открыл Гитлер, сдав на склад металлолома свой бронзовый бюст, подаренный ему Герингом в день рождения...
Начались ограничения в пользовании уличным транспортом. Личные автомобили были конфискованы. Появилось распоряжение властей, которым запрещалось нанимать такси для поездки в театр, в рестораны...
Самым тяжелым для населения было плохое продовольственное снабжение. Готовясь к «большой войне», гитлеровцы создавали огромные резервы продуктов для армии. На ухудшение снабжения в известной мере влияло также переселение значительного числа из восточных областей. Продовольственные нормы были сильно урезаны. На неделю отпускалось: хлеба — 2 кг 400 г, мяса и мясных изделий — 500 г, маргарина — 250 г, сахара — 250 г. Молоко выдавалось лишь детям. Власти ввели нормирование потребления картофеля и сообщили о резком сокращении производства пива.
Многие продукты стало очень трудно достать даже по продовольственным карточкам. Это приводило в сильное расстройство домохозяек...
Продовольственный режим становился все жестче. Из магазинов исчезли пирожные, торты, которые уже давно изготовлялись из всякого рода химикалиев. Рестораны прекратили отпуск обедов без предъявления «купонен» — продовольственных талонов.
К началу 1941 г. власти значительно сократили выдачу угля для бытовых нужд... Тяжелым ударом для немцев явилось резкое ограничение продажи пива, так как обед многих рабочих и служащих часто состоял из бутылки пива и куска булки...
Но вскоре продажа пива была вовсе прекращена... Тяжело приходилось курильщикам — в киосках выдавалось лишь по 3-5 папирос в одни руки... (...)
Мы на себе чувствовали, что между нами и немецкими официальными лицами образовалась пропасть. Их враждебность к нам начала проявляться буквально во всем.
... Среди германского населения в эти дни господствовало настроение подавленности. Знакомые немцы смотрели на нас вопросительно, как бы желая получить ответ на мучивший их вопрос: будет ли война?»
По другую сторону советско-германской границы происходило тоже что-то не совсем обычное...
«Слухи о том, что скоро придут немцы, особенно широко распространялись среди местных жителей в первой половине июня. Мука, сахар, керосин, мыло, ткани и обувь раскупались нарасхват. Владельцы частных портняжных сапожных и часовых мастерских новые заказы принимали охотно, но выдавать заказчикам их пальто, костюмы, сапоги или часы не спешили.
Особенно задерживались заказы военнослужащих. “Секрет” был очень прост: эти хозяйчики со дня на день ожидали вторжения немцев и думали таким образом обогатиться», — напишет в своих мемуарах генерал-полковник Л.М. Сандалов.
Более того, было замечено оживление спекуляции среди жителей недавно получивших паспорта. Они спешили истратить советские деньги.
В ночь на 11 мая 1941 г. заместитель Гитлера Рудольф Гесс на одноместном самолете вылетел в Великобританию.
Эта весть стала мировой сенсацией. А 26 мая 1941 г. товарищу Сталину поступила записка от старшего помощника наркома иностранных дел СССР, с препровождением письма В.Г. Деканозова. В этом письме говорилось: «Полет Гесса в Англию является, несомненно, одним из наиболее крупных событий в жизни Германии последнего времени. Обстоятельства и подлинный смысл этого полета еще не совсем ясны и вызывают противоречивые и даже противоположные суждения наблюдателей. (...)
По словам американского корреспондента Хасса, близко знавшего Гесса, Гесс был противником сближения Германии с СССР и отъявленным врагом коммунизма. Он полетел в Англию якобы по своей инициативе, “дабы предупредить англичан о бессмысленности борьбы с Германией и о необходимости сохранить силы Германии, которые нужны ей на Востоке”. (Хасс говорил об этом своему соотечественнику.)
Это мнение разделяет помощник морского атташе Швеции Альстрем: “Гесс вылетел, чтобы склонить Англию к миру для совместного удара по СССР” (из беседы с нашим морским атташе тов. Воронцовым). (...)
По сообщению датского военного атташе, за последнее время Гесс открыто высказывал свое недовольство создавшимся положением и стоял за быстрейшее заключение мира с Англией перед лицом “красной опасности” с Востока. (...)
По мнению американских морских офицеров, высказанному ими 14.05 тов. Воронцову, возможность мира в настоящих условиях исключена. Англия никогда не пойдет на переговоры до разрешения собственных интересов тем более теперь, когда в германском правительстве имеется “трещина”. Как было сказано выше, они объясняют бегство Гесса расколом в партии и правительстве и боязнью Гесса за свою шкуру. (...)
д) Дальнейшее выяснение вопроса даст дополнительные материалы об этом “случае с Гессом”. Сейчас можно сделать пока только тот вывод, что “случай с Гессом” является, с одной стороны, показателем противоречий в германских кругах по вопросу о дальнейшем курсе внешней политики. С другой стороны, он показывает, как сильны в Германии тенденции договориться с Англией о прекращении войны...»
По линии внешней разведки надежные источники из США и Англии периодически сообщали, что вопрос о нападении Германии на СССР зависит от тайной договоренности с британским правительством, ибо вести войну на два фронта Гитлер не сможет.
Сталин, безусловно, знал об этом.
Так, генерал Судоплатов в своих мемуарах подчеркнул: «Анализируя поступавшую в Союз информацию из самых надежных источников военной разведки и НКВД, ясно видишь, что около половины сообщений — до мая и даже июня 1941 г. — подтверждали: да, война неизбежна. Но материалы также показывали, что столкновение с нами зависело от того, урегулирует ли Германия свои отношения с Англией».
Но правительство Великобритании не пошло на сговор с Гитлером, а Гесса посадили в тюрьму.
Для Сталина это был весомый аргумент в пользу оттягивания войны. Он не верил другим противоречивым данным разведки.
Из сводки Разведывательного отдела штаба Западного особого военного округа о сосредоточении немецких войск в приграничных с СССР районах от 5 июня 1941 г.:
«О войсковых частях
По данным агентуры и других источников, за период с 25 мая по 5 июня группировка германских войск в полосе против ЗапОВО (Западный особый военный округ. — Примеч. ред.) увеличилась на 2-3 пехотные дивизии и на 5 июня 1941 г. определяется в 29-30 пехотных дивизий, 2-4 мотодивизии, одна кавдивизия и две кавбригады, 3-4 зенитных артполка, 2-3 тяжелых артполка, три авиаполка, до 4 саперных полков и, предположительно, две бронедивизии СС. (…)
Наблюдение за советской территорией (по данным войскового наблюдения)
24 апреля в районе Гуттен (10 км западнее Граево) две группы офицеров в составе 3-5 человек, с картами, ходили вдоль границы и вели наблюдение за нашей территорией.
5 мая с водонапорной башни ст. Прошткен вели наблюдение 15 офицеров за нашей территорией. (...)
Интенсивная подготовка театра
На основании ряда проведенных агентурных и других данных подготовка театра в полосе против ЗапОВО, особенно с 25 мая, проводится более интенсивно и характеризуется следующим:
Непосредственно на линии госграницы, на огневых позициях, в районах Сувалки, Ольшанка, Малкиня, Соколов и в глубине — Варшава, Лодзь, Гродиск, Демблин — отмечены зенитные противотанковые средства. Завоз боеприпасов: 25 апреля на аэродром «Оленце» (Варшава) выгружено 63 вагона авиабомб.
В конце апреля на аэродром Сохачев доставлено 15 вагонов авиабомб, часть из них, предположительно, по 1000 кг.
13 апреля в Варшаву прибыло 59 вагонов пороха, в Рембертов — 16 вагонов, Радом — 12 вагонов, Сохачев — 2 вагона.
По данным радиоразведки, за период с 9 по 14 мая на варшавском аэродроме отмечено более 200 самолетов.
По курсу Калиш, Лодзь, Варшава установлено прибытие 86 самолетов. В Варшаве сосредотачивается крупное соединение. (...)
Вывод:
1. За последнее время немецкое командование непрерывно усиливает группировку войск в полосе против ЗапОВО, особенно с 25 мая, преимущественно артиллерийскими и авиационными частями, главным образом в районах: Иоганесбург, Прасныш, Млава, Цеханов, Варшава.
Одновременно форсируют подготовку театра путем строительства оборонительных сооружений, установки зенитных и противотанковых орудий непосредственно на линии госграницы, усиления охраны госграницы полевыми частями, ремонта и расширения дорог, мостов, завоза боеприпасов, горючего, организации мер ПВО. (...)
3.Заметно усиливается проведение ряда новых экономических и политических мероприятий германских властей для обеспечения системы военной подготовки плацдарма генерал-губернаторства.
4. Антивоенные настроения в германской армии принимают более широкие размеры по сравнению с предыдущим периодом...»
Несмотря на такие вот тревожные сообщения, приграничная группировка Красной Армии остается в прежнем положении. Ничего не меняется и в планах ее Генерального штаба. Сталин регулярно получает информацию от своих разведслужб, но никакого движения...
И не потому, что вождь верил Гитлеру. Совсем нет. Войну он ждал. Вот только мифическая информация о значительно превосходящих силах немцев и румын на южном направлении убеждали в т.ч. и вождя в правильном развертывании главных сил танковых и механизированных соединений Красной Армии для отражения главного удара противника на Юго-Западном направлении. Так как действительно предполагалось, что немцам нужны были прежде всего нефть, украинский уголь, запасы зерна для длительной войны с Советским Союзом.
Генерал Судоплатов называет это не иначе как «крупным просчетом нашей разведки».
Он писал: «Неправильная оценка нашей разведкой обстановки в Бессарабии, как мне самокритично рассказывал нарком госбезопасности Молдавии, впоследствии начальник особого отдела Южного фронта Н. Сазыкин, в критический момент начала войны обусловила невысокую эффективность действий войск Южного фронта, несмотря на то, что противник, как оказалось, не имел превосходящих сил. Несомненно, это оказало неблагоприятное влияние на развитие событий на всем Юго-Западном направлении».
Например, в агентурном сообщении из Берлина в апреле 1941 г. прямо говорилось: «Тотальная война Германии против Англии и США не может быть выиграна, и потому необходимо заключение мира с ними. Чтобы сделать Англию более сговорчивой, необходимо отторгнуть Украину от Советского Союза. Захват Украины принудит Англию пойти на уступки. В случае необходимости возможно заключение мира с Англией даже ценой принесения в жертву нацизма, а при неудаче в войне с СССР и самого Гитлера, чтобы “устранить” препятствия к объединению цивилизованного мира против большевизма. Япония и Италия якобы не посвящены в эти антисоветские планы».
А вот телеграфное донесение от военного атташе из Белграда за 9 марта 1941 г.:
«... 1. Германский Генштаб отказался от атаки английских островов, ближайшей задачей поставлено — захват Украины и Баку, который должен осуществиться в апреле-мае текущего г., к этому сейчас подготавливается Венгрия, Румыния и Болгария.
2. Через Берлин, Венгрию идет усиленная переброска войск в Румынию».
В агентурном сообщении в марте 1941 г. из Берлина сообщалось: «... Тот же информатор сообщает, что начальник Генштаба сухопутной армии генерал-полковник Гальдер рассчитывает на безусловный успех и молниеносную оккупацию немецкими войсками Советского Союза, и прежде всего Украины, где, по оценке Гальдера, успешным операциям будут способствовать хорошее состояние железных и шоссейных дорог.
Тот же Гальдер считает легкой задачей также оккупацию Баку и нефтяных ее промыслов, которые немцы якобы могут быстро восстановить после разрушений от военных действий...»
Все это лично читал товарищ Сталин. Но насколько известно, никто не смог раздобыть для него текст директивы за №44142/41 по дезинформации противника, утвержденный в ставке фюрера 15 февраля 1941 г. и подписанный начальником штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил Кейтелем. Там черным по белому было написано: «1. Несмотря на значительное ослабление приготовлений к операции “Морской лев”..., необходимо делать все возможное для тою, чтобы внутри вооруженных сил сохранил, впечатление, что подготовка к высадке в Англию ведется в совершенно новой форме и что подготовленные ранее для этой цели войска отводятся в тыл до определенного момента. Необходимо как можно дольше держать в заблуждении относительно действительных планов даже те войска, которые предназначены для действий непосредственно на Востоке. (...)
4. Чем больше будет скопление сил на Востоке, тем более необходимо делать все для того, чтобы поддерживать в общественном мнении неопределенность относительно наших планов. С этой целью Главное командование Сухопутных войск совместно с Управлением разведки и контрразведки Верховного главнокомандования вооруженных сил должно подготовить все необходимое для внезапного «оцепления» определенных районов на побережье проливов Ла-Манш и Па-де-Кале, и в Норвегии.
(Сигнал для начала действий — условное слово “Альбион".) При этом не столь важно провести оцепление полностью и вводить в действие крупные силы, сколько произвести сенсацию соответствующими мероприятиями. Проведением этой демонстрации, а также других мероприятий, как-то: установка технического имущества, которое неприятельская разведка может принять за неизвестные до сих пор «ракетные батареи», преследуется одна цель — создать видимость предстоящих «сюрпризов» против английского острова...»
«И все же, если оценивать операции немецкой разведки по дезинформированию нас весной 1941 г., то нужно сказать, что вклад абвера и службы безопасности (СД) был не таким уж значительным. Гораздо выигрышнее в этом деле выглядит специальное разведывательное бюро Риббентропа, то есть та часть разведывательного аппарата, которая замыкалась на МИД Германии, — считал П.А. Судоплатов. — Здесь немцы достигли значительно большего результата. Но зато немецкая военная разведка — абвер — эффективно действовала в приграничной и прифронтовой полосе, где развернулись в начале войны неудачные для нас сражения. Под видом дезертиров из германской армии к нам в приграничные районы почти беспрепятственно забрасывалась немецкая агентура. Чуть ли не косяком она шла в Западную Украину (...)
Весной и в начале июня 1941 г. абвер, следует признать, свою задачу по разведке прифронтовой полосы в целом выполнил. Он обладал данными, которые поставляли агенты-маршрутники и местное население. Немцы были осведомлены о расположении наших войск, о дислокации аэродромов, местонахождении нефтебаз благодаря хорошо налаженной работе аэрофоторазведки, радиослужб и визуальной разведки». При этом любопытно что никто в службе госбезопасности СССР серьезно не изучал реальное соотношение сил на советско-германской границе. Вот почему сила удара германской армии во многом оказалась неожиданной!
2 мая 1941 г. посол Германии в Москве Шуленбург доносил в МИД Германии:
«Я и высшие чиновники моего посольства постоянно боремся со слухами о неминуемом немецко-русском военном конфликте, так как ясно, что эти слухи создают препятствия для продолжающегося мирного развития германо-советских отношений. Пожалуйста, имейте в виду, что попытки опровергнуть эти слухи здесь, в Москве, остаются неэффективными поневоле, если эти слухи беспрепятственно поступают из Германии и если каждый пребывающий в Москву или проезжающий через Москву не только привозит эти слухи, но может даже подтвердить их ссылкой на факты».
Тем не менее в середине мая 1941 г. советская контрразведка зафиксировала факты подготовки германского посольства к отъезду. А в июне сам Шуленбург руководил уничтожением в посольстве в Москве всех секретных бумаг.
Не менее подозрительным было и поведение сотрудников германского консульства в Ленинграде. Днем они резали на мелкие части множество бумаг и документов, а по ночам жгли их в котельной, предварительно облив керосином. Жены сотрудников консульства в эти летние дни всячески торопили портных с выполнением работ или просто просили вернуть свой материал.
Только в советском посольстве в Берлине даже в субботний день 21 июня по-прежнему текла размеренная жизнь. Ничего важного в тот день для его сотрудников не происходило, если не считать, что представителям иностранной прессы бесконечно говорили о близком начале военных действий Германии против СССР и только поэтому некоторые из них не собирались в ближайшие дни покидать Берлин.
21 июня 1941 г. 1 18.27, незадолго до совещания, в кремлевский кабинет вождя вошел Молотов. Сталин тут же сказал:
— Нужно вызвать посла Шуленбурга и спросить о причине участившихся нарушений нашей границы германскими самолетами.
Дать указание Деканозову, чтобы он посетил имперского министра иностранных дел Риббентропа, которому необходимо заявить о нашем недовольстве появившимися слухами о приближении войны между Германией и Советским Союзом. В большей степени они основаны на том факте, что до сих пор со стороны Германии еще не было никакой реакции на сообщение ТАСС от 13 июня. Более того, оно даже не было опубликовано в Германии.
Следует подчеркнуть, что мы не в состоянии понять причин недовольства Гитлера!
***
В 19.05 в кабинет вошли Воронцов, Берия, Вознесенский, Маленков, Кузнецов, Тимошенко, Сафонов.
Военно-морской атташе в Германии капитан 1-го ранга М.А. Воронцов по вызову вождя прямо с поезда прибыл в Кремль. Его доклад Сталину продолжался примерно около часа.
Сталин до сих пор помнил его информацию от 6 мая: «Советско-подданный Бозер (еврей, бывший литовский подданный) сообщил (...), что со слов одного германского офицера из ставки Гитлера, немцы готовят к 14 мая вторжение в СССР через Финляндию, Прибалтику и Румынию. Одновременно намечены мощные налеты авиации на Москву и Ленинград и высадка парашютных десантов в приграничных центрах. Попытка выяснить первоисточник сведений и расширить эту информацию пока результатов не дала, т.к. Бозер от этого уклонился...»
Теперь он сам вызвал его, чтобы услышать из первых уст информацию, которая не давала покоя.
Воронцов рассказывал то, что происходило в Германии в действительности, с каждой фразой, с каждым новым примером или штрихом подтверждая все, что вождю было уже известно.
Внимательно выслушав доклад, он спросил напрямик:
— Товарищ Воронцов, как вы думаете, чем все это дело кончится?
— Товарищ Сталин, это война!
После ответа морского офицера, который, в конечном счете, убедил его в том, в чем не могли убедить различные ведомства и сотни тревожных документов, Сталин на время задумался и лишь потом обратился к наркому обороны:
— То, что говорит товарищ Воронцов заслуживает доверия. Нужно срочно принять все необходимые меры, чтобы фашисты не смогли нас застать врасплох. Это действительно война, которая возможно начнется завтра. Все дело во времени. Отправляйтесь в наркомат, вызовите сюда Буденного и Жукова, а также возьмите с собой все необходимые документы. Времени у вас товарищ Тимошенко очень и очень мало.
***
Примерно в это же время Поскребышев вызвал к себе управляющего делами СНК СССР Я.Е. Чадаева. Секретарь Сталина сидел у открытого окна и постоянно пил из стакана холодный нарзан. Вечер был жарким и душным. В приемной, несмотря на открытые окна, движение воздуха отсутствовало. (Здесь и далее по воспоминаниям Я.Е. Чадаева. — Авт.).
Когда Чадаев взял очередное решение правительства к исполнению и положил в папку, то не без хитрости поинтересовался:
— Что-нибудь есть важное?
— Предполагаю, да, — почти шепотом ответил Поскребышев. — «Хозяин» только что в возбужденном состоянии разговаривал с Тимошенко... Видимо, вот-вот ожидается... Ну, сами догадываетесь что... нападение немцев...
— На нас? — с удивлением спросил Чадаев. — А на кого же еще?
— Подумать только, что теперь начнется...
— А теперь, пожалуй, сбудется. Уж сегодня очень что-то забеспокоился «хозяин»: вызвал к себе Буденного и Жукова и только что разговаривал с Тюленевым. Спрашивал у него, что сделано для приведения в боевую готовность противовоздушной обороны...
Ровно в 20.50 в кабинет Сталина вошли маршалы Буденный и Тимошенко, а также генерал армии Жуков.
Совещание продолжалось. Информацию Воронцова подтверждали доклады из приграничных округов.
Маршал Советского Союза Буденный тогда записал в своем дневнике: «В 1941 г. 21 июня в 19 часов в кабинет И.В. Сталина были вызваны Тимошенко (нарком обороны), Жуков (начштаба РККА) и я (зам. наркома обороны по тылу). И.В. Сталин сообщил нам, что немцы, не объявляя войны, могут напасть на нас завтра, то есть 22 июня, а поэтому, что мы должны и можем предпринять сегодня же и до рассвета 22.06.41 г. Тимошенко заявил, что “если немцы нападут, то мы их разобьем на границе, а затем на их территории”. И.В. Сталин подумал и сказал: “Это несерьезно”, обратился ко мне и спросил: “А вы как думаете?” Я высказал свои мысли. Тогда И.В. Сталин сказал: “Ваши соображения правильные, и я беру на себя разговор по вопросу авиации с комвойсками округов, а наркому и штабу дать указания округам. Вы знаете, что у нас сейчас делается на границе?” Я ответил, что нет, не знаю. “А почему вы не знаете?” Я ответил, что ведаю тылом армии, а оперативными вопросами, вооружением ведает нарком и штаб, меня до этой работы не допускают. “Это глупо, почему вы не сказали раньше?” Я ответил: “Полагал, что такая установка дана свыше”. Оказывается, нарком обороны делает оборонительную линию по всей новой (после 1939 г.) границе и вывез все вооружение из бывших укрепленных районов по границе... После этого обмена мнениями Сталин “попросил собрать Политбюро. На нем Сталин предложил образовать особый фронт, подчинив его непосредственно Ставке, и назначить Буденного командующим фронтом, а членом Военного Совета фронта т. Маленкова Г.М.
...После принятия решения я пошел прямо к себе на работу и приступил к формированию штаба фронта. Тимошенко и Жуков мне начальника штаба не дали, а я просил т. Соколовского, с которым работал три года в Московском военном округе”».
Тут же на совещании был подготовлен черновик постановления Политбюро ЦК ВКП(б) «Об организации фронтов и назначениях командного состава».
Вот этот документ:
«21 июня 1941 г. Особая папка.
I
1. Организовать Южный фронт в составе двух армий с местопребыванием Военного совета в Виннице.
2. Командующим Южного фронта назначить т. Тюленева, с оставлением за ним должности командующего МВО (Московский военный округ. — Примеч. ред.).
3. Членам Военного совета Южного фронта назначить т. Запорожца.
II
Ввиду откомандирования тов. Запорожца членом Военного совета Южного фронта назначить т. Мехлиса начальником Главного управления политической пропаганды Красной Армии, с сохранением за ним должности наркома госконтроля.
III
1. Назначить командующим армиями второй линии т. Буденного.
2. Членом Военного совета армии второй линии назначить секретаря ЦК ВКП(б) т. Маленкова.
3. Поручить наркому обороны т. Тимошенко и командующему армиями второй линии т. Буденному сорганизовать штаб, с местопребыванием в Брянске...
IV
Поручить нач. Генштаба т. Жукову общее руководство Юго-Западным и Южным фронтами, с выездом на место.
V
Поручить т. Мерецкову общее руководство Северным фронтом, с выездом на место.
VI
Назначить членом Военного совета Северного фронта секретаря Ленинградского горкома ВКП(б) т. Кузнецова».
(На этом документе, кроме пометок и исправлений, имеется автограф Маленкова.)
Таким образом, на совещании у Сталина 21 июня 1941 г. было подготовлено постановление Политбюро ЦК ВКП(б). Никакого другого документа и тем более директивы № 1 там не писали. Указание подготовить директиву в войска о предупреждении германского нападения Тимошенко и Жуков получили устно.
В 22.20 Маленков, Тимошенко, Жуков, Буденный и Мехлис (вошел в 21.55) вышли.
***
Около 23.00 адмирала Кузнецова вызвал Тимошенко. Быстро сложив в папку последние данные о положении на флотах, они вместе с начальником Главного морского штаба В.А. Алафузовым отправились к наркому обороны. Когда вошли в кабинет маршала, на часах было 23.00. Тимошенко в расстегнутом кителе ходил по кабинету и что-то диктовал. Было очень душно, и тяжелые гардины едва шевелились под слабеньким ветерком через все открытые окна. Начальник Генштаба сидел за столом и записывал под диктовку.
Перед ним лежало несколько заполненных листов большого блокнота для радиограмм.
Тимошенко, заметив вошедших, остановился.
— Завтра возможно нападение на нас Германии, поэтому флоты нужно привести в полную боевую готовность, — проинформировал Кузнецова Тимошенко и тут же добавил, чтоб было ясно:
— Приказание привести войска в состояние боевой готовности для отражения ожидающегося вражеского нападения, я получил лично от «хозяина». Теперь вот пишем телеграмму в войска, ознакомьтесь, — и он показал адмиралам ее пространный текст на трех листах, который и писал Жуков.
Кузнецов быстро глазами пробежал ее содержание...
«Военным советам ЛВО (Ленинградский военный округ. — Примеч. ред.), ПрибОВО (Прибалтийский особый военный округ. — Примеч. ред.), ЗапОВО, КОВО (Киевский особый военный округ. — Примеч. ред.), ОдВО (Одесский военный округ -Примеч. ред.).
Копия: Народному комиссару Военно-морского флота.
1. В течение 22-23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
3. Приказываю:
а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава.
Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
21.6.41 г. Тимошенко Жуков».
Закончив читать директиву, нарком ВМФ уточнил:
— Разрешено ли в случае нападения применять оружие?
— Разрешаю, — ответил Тимошенко.
Тут же Кузнецов повернулся к контр-адмиралу Алафузову и тихим голосом приказал:
— Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности. То есть о готовности номер один. Бегите.
И когда начальник штаба убежал, Кузнецов поинтересовался у Тимошенко:
— Правильно ли я понял, что нападение можно ждать в эту ночь.
— Да, правильно, в ночь на 22 июня.
К слову, одному адмиралу Кузнецову удалось тогда осуществить невозможное. Прямо из кабинета Тимошенко он дал указание отправить установленным паролем на флоты и флотилии о немедленном переходе на оперативную готовность №1. То есть приказал занять полную боевую готовность сил флота к применению оружия.
Директива наркома ВМФ № 3Н/87 была отправлена в 23.50.
Но дело еще и в том, что в повышенной боевой готовности (№2) Военно-морской флот уже находился еще с 19 июня 1941 г.
Более того, когда Кузнецов вернулся в свой кабинет, он обзвонил всех командующих и лично сам перевел флоты и флотилии на оперативную готовность номер один. То есть еще раз подстраховался, не дожидаясь получения телеграммы. А в 00.12 22 июня 1941 г. отправил вторую директиву за № 3Н/88, в которой говорилось:
«В течение 22.6./23.6. возможно внезапное нападение немцев. Нападение немцев может начаться с провокационных действий. Наша задача: не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно флотам и флотилиям быть в полной боевой готовности, встретить возможный удар немцев или их союзников.
Приказываю, перейдя на оперативную готовность № 1, тщательно маскировать повышение боевой готовности. Ведение разведки в чужих территориальных водах категорически запрещается. Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».
Забегая вперед, можно отметить, что в ночь на 22 июня 1941 г. и в первый день войны Военно-морской флот не потерял ни одного военного корабля, ни одного самолета.
Зато директива Тимошенко и Жукова в округа была отправлена только в половине первого ночи 22 июня 1941 г., и в войсках ее получили очень поздно. Например, в штабе Западного особого военного округа (ЗОВО) ее получили в 01.45, а в штабы армий отправили только в 02.25-02.35. Вместо ранее установленного сигнала «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 г.», на что потребовалось бы несколько минут, в войска пошел зашифрованный документ. А так как на расшифровку в округах и новую шифровку, и затем опять расшифровку в армиях потребовалось, в общей сложности, несколько часов, то до многих соединений его так и не успели донести.
В мемуарах о подготовке этого документа Г.К. Жуков утверждал следующее:
«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.
Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев.
— Приезжайте с наркомом в Кремль, — сказал И.В. Сталин.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.
— А не подбросили ли нам немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? — спросил он.
— Нет, ответил С.К. Тимошенко. — Считаем, что перебежчик говорит правду.
Тем временем в кабинет И.В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их.
— Что будем делать? — спросил И.В. Сталин. Ответа не последовало.
— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком.
— Читайте! — сказал И.В. Сталин.
Я прочитал проект директивы. И.В. Сталин заметил:
— Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
Не теряя времени, мы с Н.Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.
Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.
И.В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз его прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи.
С этой директивой Н.Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Копия директивы была передана наркому Военно-Морского Флота».
А ведь красиво получилось у Георгия Константиновича! Когда были написаны его мемуары, генерала армии Ватутина уже не было в живых, а маршалу Тимошенко выгоднее было молчать...
Как известно, одной из главнейших задач военачальника является знание противника. При том он должен правильно представлять его замыслы и постоянно работать с предположением, категорически отбрасывая ложное, чтобы приблизиться к истине.
Перепроверка развединформации и ее сопоставление, как правило, помогает военачальнику проникнуть в замыслы противника. Оценив которого, он только после этого приступает к объективной оценке своих войск. Несмотря на набившие оскомину утверждения, что Сталин не верил в нападение Германии, это неправда. Сталин знал и как глава государства, и как политик, и как Верховный главнокомандующий в последний мирный день отдал соответствующие распоряжения. Другое дело нарком обороны и начальник Генштаба. Получив указание от вождя в устной форме на приведение войск приграничных округов в полную боевую готовность, они проявили преступную медлительность и халатность. Так как облаченные огромной властью и полномочиями они не смогли проявил, инициативу и решительность, какую обязаны были проявить военачальники самого высочайшего ранга. В отличие от них нарком ВМФ поступил в высшей степени профессионально, абсолютно в соответствии со своим воинским званием и занимаемой должностью. Проявив необходимую твердость, он сумел взять на себя тот непосильный, как оказалось это для иных, груз ответственности. В результате отсутствие штампов и изобретательность в ускорении принятия решения сыграли свою, самую что ни на есть, положительную роль. ВМФ избежал катастрофы 22 июня 1941 г.
Таким образом, вина маршала Тимошенко и генерала армии Жукова в известной катастрофе приграничных округов в первые дни войны поистине огромна. Они сделали не все, что от них зависело. И если маршал Тимошенко не оставил нам мемуаров, в том числе и по этой причине, то маршал Жуков, перекладывая в своих мемуарах главную вину на Сталина и оправдывая вместе с собой наркома обороны, абсолютно не искренен.
Безусловно, понять его можно, ведь задним числом ему хотелось подправить исторические события и снять прежде всего с себя часть этой вины. И надо сказать, что до сих пор ему это удавалось. И лишь теперь все становится на свои места.
К слову, впервые с ложью маршала Победы я столкнулся, когда работал над биографией генерала Власова. В мемуарах Георгий Константинович несколько обмолвился о двухсторонней оперативно-стратегической игре на картах в январе 1941 г. В частности, там он писал: «Надо отдать должное Генеральному штабу: во всех подготовительных для игры материалах были отражены последние действия немецко-фашистских войск в Европе.
На западном стратегическом направлении игра охватывала фронт от Восточной Пруссии до Полесья. Состав фронтов: западная (“синяя”) сторона — свыше 60 дивизий, восточная (“красная”) — свыше 50 дивизий. Действия сухопутных войск поддерживались мощными воздушными силами.
Игра изобиловала драматическими моментами для восточной стороны. Они оказались во многом схожими с теми, которые возникли после 22 июня 1941 г., когда на Советский Союз напала фашистская Германия... (...) Ход игры докладывал начальник Генерального штаба генерал армии К.Л. Мерецков. Когда он привел данные о соотношении сил сторон и преимуществе “синих” в начале игры, особенно в танках и авиации, И.В. Сталин, будучи раздосадован неудачей “красных”, остановил его, заявив:
— Не забывайте, что на войне важно но только арифметическое большинство, но и искусство командиров и войск».
Но как оказывается, все было несколько не так. По условиям первой игры «западные» 15 июля 1941 г. осуществили нападение на «восточных», а к 23-25 июля достигли рубежа Шяуляй, Каунас, Лида, Скидель, Осовец, что в 70-120 км от государственной границы. Затем по заданию «восточные» нанесли удар к 1 августа и отбросили противника с указанного рубежа в исходное положение.
Лишь с этого положения разыгрались дальнейшие действия сторон.
Во второй игре: Юго-Восточный фронт «западных» после вторжения на территорию «восточных» на рубеже Львов, Ковель, что в 50-70 км от государственной границы, был встречен «сильным контрударом «восточных»». «Противник потерял до 20 пехотных дивизий и к 8 августа 1941 г. отошел на заранее подготовленный рубеж». Вот только каким образом «восточным» удалось не только отбросить противника к государственной границе и частично перенести боевые действия на его территорию, до сих пор остается загадкой! Дело в том, что Юго-Западный фронт «восточных» во второй игре армиями правого крыла вышел на реках Висла и Дунаец, продвинувшись на глубину 90-180 км западнее государственной границы.
Сам собой напрашивается вывод: на этих играх их участники совершенно не рассматривали ситуацию, которая могла сложиться в первых операциях в случае нападения противника. И как факт: вопросы, связанные с действиями в начальный период войны, в учебных целях этих игр не значились, а потому и не рассматривались. Все это стало известно благодаря официальной справке об оперативно-стратегических играх, подготовленной группой военных историков Института военной истории Министерства обороны в 1993 г. под руководством генерала В.А. Золотарева.
Уже после войны маршал Жуков рассказал в беседе писателю К. Симонову про игру следующее: «В этой игре я командовал “синими”, играл за немцев. А Павлов, командовавший Западным военным округом, играл за нас, командовал «красными», нашим Западным фронтом. На Юго-Западном ему подыгрывал Штерн. Взяв реальные исходные данные и силы противника — немцев, командуя “синими”, развил операцию именно на тех направлениях, на которых потом развивали их немцы. Наносил свои главные удары там, где они их потом наносили. Группировки сложились так, как они потом сложились во время войны. Конфигурация наших границ, местность, обстановка — все подсказывало мне именно такие решения, которые они потом подсказали немцам. Игра длилась около восьми суток. Руководство игрой искусственно замедляло темпы продвижения “синих”, придерживало его. Но «синие» и на восьмые сутки продвинулись до района Барановичей, причем, повторяю, при искусственно замедленном темпе продвижения».
Почему полководец и Маршал Советского Союза Г.К. Жуков лукавил в этой беседе с писателем теперь понятно. Он придерживался своей мемуарной версии. Можно допустить, что какие-то моменты за давностью лет он просто запамятовал, но ведь в целом все было абсолютно не так. Может быть, Георгий Константинович думал, что потомки никогда не прочитают документы этой игры? Может быть! Тем более что сладкая ложь всегда приятнее горькой правды! Увы, суд истории вечен. И как раз это обстоятельство не учел наш полководец.
Писатель В. Карпов в своей первой книге трилогии «Маршал Жуков», касаясь учебных игр 41-го, пошел по ложному пути вслед за маршалом: «Первая игра проводилась со 2 по 6 января. Как говорит Жуков, эта игра преследовала цель проверить реальность и целесообразность основных положений плана прикрытия и действия войск в начальном периоде войны. Исходя из этого, разработчики показали на картах реальной местности (там, где была наша советско-германская граница) расположение и силы сторон, приближенные к тем, которые были в действительности «западные», например, наносили удар силами до 140-150 дивизий. Жуков, командуя «западными», расположил свои силы в Восточной Пруссии и решил наступать в направлении Рига-Двинск вдоль побережья Балтийского моря. Он ввел сначала шестьдесят дивизий, а затем, когда “восточные” нанесли ему контрудар и стали теснить назад, Жуков, как он это и предусмотрел, отвел свои войска, участвовавшие в первоначальном ударе, на мощные приграничные позиции, усилил их здесь своими главными частями, которые держал в резерве, и затем перешел в стремительное наступление.
Обычно на всех играх побеждали “красные”, посредники и руководитель учений уже традиционно привыкли делать выводы в пользу своих, “восточных” войск. Но в этой игре Жуков так распределил и направил свои войска, что при всем желании нельзя было отдать предпочтение действиям “красным”.
Жуков «нанес» такой сильный удар, что пришлось, хотели того или не хотели руководители, признать: успех на стороне “западных”.
Вторая игра была проведена с 8 по 11 января 1941 г. Здесь тоже Жуков командовал “западной” стороной, а Павлов — “восточной”. Но тема, как я уже сказал, была не очень актуальная, она представляла собой отработку овладения укрепленным районом с преодолением предполья и после преследования противника, форсирования р. Вислы.
Во второй игре в исходной обстановке противником было дано равенство сил, причем “восточным” предписывалась активная наступательная тактика с попыткой окружения “западных”, но Жуков сумел, создал сильные резервы, не допустить этого окружения».
Здесь уважаемый писатель и ветеран войны несколько поправил Г.К. Жукова и указал на две игры, но суть от этого ничуть не изменилась. Видимо, В. Карпов сложил воедино рассказ Жукова с некоторыми подробностями двух игр. Поэтому и получилось не то, как было на самом деле.
Во-первых, руководил играми — нарком обороны Герой Советского Союза Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко, а вместе с ним в первой — 15 генералов (в т.ч. бригвоенврач) и три маршала, а во второй — 11 военачальников, включая трех маршалов.
В первой игре «восточными» («красными») командовал командующий Западным особым военным округом Герой Советского Союза, генерал-полковник танковых войск Д.Г. Павлов (в группе 24 генерала, 1 контр-адмирал и 3 старших офицера).
«Западными» («синими») командовал командующий Киевским особым военным округом Герой Советского Союза генерал армии Г.К. Жуков (в группе 18 генералов, 1 контр-адмирал и 2 старших офицера).
Во второй игре «восточными» командовал Г.К. Жуков (в группе 29 генералов), а «западными» — Д.Г. Павлов (18 генералов).
Во-вторых, как мог генерал Жуков в первой игре отвести свои войска, усилить их резервами и перейти в наступление, если «западные», осуществив 15 июля 1941 г. нападение на «восточных», к 23-25 июля достигли рубежа Каунас, Лида, Скидель, Осовец, но затем под ударами «восточных» к 1 августа были отброшены с указанного рубежа в исходное положение (РГВА. Ф.37977, оп.5, д.564, л.32,34; д.365, л.13) и уже с этого положения разыгрывались дальнейшие действия сторон. Таковы были условия игры.
В-третьих, во второй игре генерал Жуков командовал уже не «западными», а «восточными». И тут нечто вроде истины, но уже исторической: «Юго-Восточный фронт “западных” после вторжения на территорию “восточных” на рубеже Львов, Ковель был встречен «сильным контрударом “восточных”... и, потеряв до 20 пд, к исходу 8.8.1941 отошел на заранее подготовленный рубеж (РГВА.Ф. 37977, оп. 5, д. 570, брошюра 14, л.1-2)». Вот только теперь, и то условно, победил Г.К. Жуков, но как было сказано выше, до сих пор непонятно, каким образом ему («восточным») удалось не только отбросить противника к госгранице, но местами и перенести военные действия на его территорию?
В-четвертых, вопросы действий войск в начальный период войны в учебных целях игр не значились и не рассматривались. А значит, лукавил в мемуарах и в беседах Г.К. Жуков. К сожалению, повторил это лукавство и писатель В. Карпов.
Согласимся, что между тем, что говорят и тем, что было на самом деле, разница значительная. Так, где же истина?
Созданные в играх группировки войск сторон соответствовали утвердившимся осенью 1940 г. взглядам советского стратегического руководства, согласно которым Германия с целью захвата Украины может сосредоточить свои главные силы (110-120 пехотных дивизий, основную массу танков и самолетов) на юге в районе Седлец, Люблин для нанесения главного удара в общем направлении на Киев, а из Восточной Пруссии, где будет сосредоточено 50-60 немецких пехотных дивизий, может последовать вспомогательный удар.
Специалисты Института военной истории установили: «В документах первой игры так и указывалось, что Северо-Восточный и Восточный фронты “западных” (до 60 пехотных дивизий), действующие к северу от Демблина до Балтийского моря, предприняли наступление “в интересах главной операции”, проводимой к югу от Бреста, где развернуты главные силы “западных” — до 120 пехотных дивизий, а вместе с их союзниками — до 160 пехотных дивизий (РГВА. Ф.37977, оп.5, д.564, л.32).
Но начало Великой Отечественной войны показало, что в январе 1941 г. оперативно-стратегическое звено командного состава РККА разыгрывало на картах такой вариант военных действий, который реальными “западными”, то есть Германией не намечался.
Обращает на себя внимание и такой факт: в обеих играх действия сторон на направлениях Брест, Барановичи (Восточный фронт “западных”) и Брест, Варшава (Западный фронт «восточных») не разыгрывались. Между тем и в планах советского стратегического руководства, и в документах первой игры отмечалась опасность ударов противника из районов Сувалки и Брест в направлении Барановичи (РГВА. Ф.37977, оп.5, д.569, брошюра 5, л.238). Известно, что удары гитлеровцев именно из этих районов в начале Великой Отечественной войны привели к окружению советских войск в Белостоком выступе».
Но вернемся в кремлевский кабинет вождя. Последними от него в 23.00 вышли Молотов, Воронцов (находился почти 4 часа), Берия. В последующие два часа Сталин, по обыкновению, занимался государственными делами, отдавая распоряжения по телефону. Например, московским руководителям Щербакову и Пронину он приказал задержать секретарей райкомов партии, которым было запрещено выезжать в город. «Возможно нападение немцев», — лично предупредил он.
А около часа ночи уехал на дачу в Кунцево и лег спать...
Данный текст является ознакомительным фрагментом.