РОЖДЕНИЕ ПОЛКОВОДЦА
РОЖДЕНИЕ ПОЛКОВОДЦА
«Ваша кисть изобразит черты лица моего — они видны; но внутреннее человечество мое скрыто. Итак, скажу вам, что я проливал кровь ручьями. Содрогаюсь. Но люблю моего ближнего; во всю жизнь мою никого не сделал несчастным; ни одного приговора на смертную казнь не подписывал; ни одно насекомое не погибло от руки моей».
Суворов — русский высокообразованный человек Века Просвещения. Он мечтал о лучшем мире и создавал его, наблюдая, понимая, делая выводы и совершая поступки в рамках того, что почитал нравственным. Первым долгом для него была служба России — военная, требовавшая, по его мнению, наибольшей самоотдачи и самопожертвования. В этом он был не одинок: многие дворяне полагали, что возвышены над народом недаром, а чтобы исполнить долг перед Россией, командуя на войне, как повелось с пращуров. Разными были лишь представления о величине долга.
Титанические усилия по подготовке его слабого организма к солдатской службе показывают, что еще во время домашнего обучения Суворов видел в армии идеал, не соответствующий действительности. Армия давно не воевала. Для офицеров и генералов вся эта тяжелая, до кровавых мозолей, физподготовка не требовалась. Не было на самом деле и таких солдат — никто их физически не тренировал, все равно тела были унифицированы пестрыми мундирами, а головы — посыпанными мелом буклями. Но Александр Васильевич как вбил себе в голову стать идеальным солдатом — так и оставался им до конца жизни, не пересаживаясь с седла в карету даже по прямому приказу императора.
Неизвестно точно, когда Суворов нарисовал в своем воображении идеал командира. Долгая служба в гвардии, по его признанию, не дала ему никакого представления о командовании в бою. Надо полагать, что, пройдя путь от рядового до младшего офицера, он научился заботиться о своем подразделении. Служба в интендантстве показала Александру Васильевичу заднюю, невидимую часть армии, обеспечивающую успех ее действий. Вслед за отцом он стал мастером снабжения, не наживаясь на нем. Позже, во время командования полком, эта честность позволила Суворову воспринять полк как семью, а не вотчину.
На войне против Пруссии зрелого возраста офицер был еще как чистый лист. Он искренне представлял своим «учителем» и «отцом» генерала Фермора, сражавшегося по уставу, и пришел в восторг от фельдмаршала Салтыкова, разбившего Фридриха Великого при Куренсдорфе благодаря верной оценке своих сил и знаниям о свойствах противника. Лишь позже, возглавив отдельный кавалерийский отряд в корпусе генерала Берга, Суворов начал делать открытия. Оказалось, что при существующих вооружениях и тактике смелая атака в не упущенное мгновение — не только самый целесообразный, но и наименее опасный способ разбить противника, несмотря на многократное превосходство его сил. Даже на артиллерию следовало скакать карьером, под выстрелы, идущие выше голов. Даже сильную крепость можно было почти без потерь взять штыковым ударом пехоты.
Свои выводы, полученные из практики, Суворов тщательно формулировал и докладывал начальству. Но, похоже, они никого не интересовали. Из этого он тоже сделал вывод — и, став генералом, требовал от офицеров докладывать не только факты, но выводы и предположения, не боясь ошибиться и помогая командующему принять решение. Я уверен, что мысль, будто младшему командиру на месте событий виднее, что делать, оформленная в приказах намного позже, пришла в Александру Васильевичу именно на прусской войне, когда он сам пытался достучаться до начальства, руководствовавшегося извечным принципом: «Я начальник — ты дурак».
На войне Суворов командовал сборными отрядами. Только в 1763 г., получив под команду Суздальский полк, он почувствовал «истинную сладость» армейской жизни. «Полковое учреждение» — первый его развернутый текст. Полковник дал полное представление о фундаменте русской армии — «одушевленном могучем организме» полка, состоящего из личностей, в нем воспитанных. Эта максимально оторванная от общества семья людей из крестьян и дворян, объединенных крепкими узами и носящих высокое звание солдата.
Каждый командир в полку — такой же солдат, только лучший. Двойная иерархия из офицеров (в основном дворян) и унтер-офицеров (из солдат и податных сословий) обеспечивала продвижение всем по заслугам, от капральства до штаба. Честолюбие — главное качество солдата, побуждающее его учиться, чтобы занять более высокую должность, связанную с большей ответственностью. В полку рождались бодрость и храбрость, которая, согласно Суворову, вытекает из знаний, умений, уверенности в себе и товарищах.
Полк сам воспитывал своих солдат и офицеров, начиная с обучения гигиене и молитвам, продолжая грамотностью, завершая массой знаний, необходимых для командования и поддержания полковой жизни. Чужак, даже хороший офицер, должен был пройти командные должности снизу, чтобы по праву занять место в боевой семье. Недостойный дворянин не имел шансов на продвижение. «Немогузнайство» — неспособность принимать решения, выполнять команды и отвечать за свои действия в любой ситуации в пределах своей должности — исключалось совершенно.
Четкое понимание, что солдат — человек, дало возможность развернуться прославленному впоследствии суворовскому человеколюбию. Обучение постепенно и с толком; наказание только хорошо знающего свои обязанности, но не исполняющего их; ответственность командиров за воспитание и «исправность» каждого солдата; полная защищенность члена полка, исполняющего его обязанности; одежда по сезону, правильное питание, санитария и гигиена; забота о здравии тела и спасении души — все это и многое другое вытекало из основной идеи. Постепенное военное обучение с постоянными, но не чрезмерными нагрузками и тренировками вело к тому, что каждый солдат, «в тонкость» освоивший военное искусство, мог себя чувствовать в безопасности и в мирное время, и в бою.
Суворов обучал полк обычному линейному строю. Но каждый солдат понимал, что и почему делает, а все эволюции были доведены до автоматизма. В бою все поддерживали друг друга. Командование в каждом подразделении было продублировано так основательно, что солдаты растеряться не могли. Особенности квартирования полка в провинции учили солдат инициативно действовать мелкими и мельчайшими группами. Только за новобранцами присматривали, спасая их от бегства.
Заслуга Александра Васильевича была не в том, что его полк проводил большие учения, умел атаковать в штыки и блистал на маневрах, что караульная служба в нем была организована так четко, что исключала любые неожиданности. Главное — он осуществил свою мечту и создал «могучий организм», который невозможно разбить, разве что полностью уничтожить, что представлялось делом весьма сомнительным.
Сравнительно с другими реформаторами русских полков его времени Суворов был наибольшим идеалистом. Он максимально апеллировал к потребностям души, чувствам и побуждениям офицеров и солдат. Как всегда, начиная с себя. Результат сильно отличался от общепринятого. Но, по мере того как Суворов командовал и лично учил разные полки, бригады, дивизии и корпуса, в армии усваивались его идеалистические нормы.
Например, место младшего офицера было сбоку от шеренги солдат, в схватке — за их спинами. Штаб-офицер и генерал вообще смотрели на поле битвы в подзорную трубу. Это было разумно, отвечало уставу и традиции. Но Суворов положил себе быть наиболее доблестным солдатом, лучшей частью солдатской семьи — и даже генералом оставался, как говорит в знаменитом фильме В.И. Чапаев, «впереди, на лихом коне». Этому следовали и его ученики — Багратион и Милорадович, о которых мы знаем очень хорошо, и многие другие, известные по рапортам о том, кто первым взошел на стену, лично взял вражескую пушку и знамя. Раевский и Волконский вдобавок шли в атаку со знаменем в руках. Это было не бахвальство, как у Барклая-де-Толли, обедавшего под огнем, а выполнение долга. Как написал в рапорте об Аустерлице Кутузов, князь Волконский, будучи дежурным генералом, увидев отступление бригады Каменского с Праценских высот, поднял знамя Фанагорийского полка и трижды водил бригаду в атаку «с сохранением нужного в таких случаях хладнокровия». Но в том-то и дело, что долг не просто скомандовать атаку, а идти впереди солдат, как лучший из них, сформулировал для себя Александр Васильевич. А его ученики сочли это нормой.
С этим идеальным опытом Суворов оказался в Польше, совершив эпический марш в 900 км за 30 дней. Разумеется, солдаты ехали на подводах — командиру «солдат был дороже себя». Польские конфедераты всюду были биты; опыт показал, что для уверенной победы достаточно 1 русского солдата против 5 поляков. В сражениях Александр Васильевич добился идеального взаимодействия пехоты, кавалерии и артиллерии, сочетания огня и стремительной атаки холодным оружием. Между боев он сформулировал принципы «победительной тактики», в которой верное использование фактора времени просто не давало противнику шанса использовать в бою все силы. Враг терпел поражение, не успев всерьез сразиться и погубить своих людей.
В Польше Суворов получил великолепный опыт поддержания мира в огромных районах малыми силами. Он добился этого с помощью четкой системы взаимодействия постов и ударных отрядов, опираясь на способность офицеров и солдат, разбросанных на больших пространствах, действовать вместе, как одна семья. Отраженный в мотивированных приказах и развернутых диспозициях, этот опыт получил затем совершенное воплощение в его корпусах в Крыму и на Кубани.
Очень скоро Суворов сделал — и донес до подчиненных — важнейший для него вывод: повреждение души, отступление от установленных им высоких норм нравственности ведет к поражению. «Без добродетели нет ни славы, ни чести», нет самой победы. Даже слабый враг, поступающий благородно, имел шанс на успех, а непобедимые русские войска, утратив добродетель, могли быть позорно биты. Милосердие служило основой добродетели. Обезоруженного врага всегда необходимо было щадить, а в Польше — отпускать!
Достижением Александра Васильевича на этой войне стало создание системы тактической и дальней разведки, приносившей огромную пользу всю его жизнь. Он и его командиры «без подзорной трубы» могли видеть происходящее за горизонтом и предугадывать действия неприятеля. Суворов в уездном Люблине знал о тайных событиях во всей Польше, Литве и за их границами больше, чем командование русских войск в Варшаве. Теперь не только на поле боя, но и по всей южной Польше и в Литве Суворов предупреждал развертывание неприятеля, громя его с минимальными жертвами.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.