Последние пять лет
Последние пять лет
Рабочий день Курчатова был по-прежнему расписан чуть ли не по минутам. Доктор физико-математических наук Борис Михайлович Гохберг рассказывал:
«Вспоминаю, как в 1955 году я договорился с И.В. Курчатовым о встрече, и мне было назначено приехать к девяти часам. Не помню, что меня задержало, но я зашёл к нему на восемь минут позже. Он меня уже ждал и сказал:
— Борис, что же ты опаздываешь? Имей в виду, что на это время наш разговор будет короче!».
Воспоминания члена-корреспондента Академии наук Дмитрия Ивановича Блохинцева:
«Во время подготовки Первой Женевской конференции по мирному использованию атомной энергии в 1955 году Игорь Васильевич немало радовался развитию этого мероприятия и увлечённо участвовал в его подготовке. Он сам лично бегал из нашего кабинета, где сосредоточился „штаб“ подготовки конференции, вниз, к А.П. Завенягину, чтобы согласовать с ним тот или иной вопрос, и, возвращаясь к нам, весело сообщал:
— Принято!
Или столь же бодро:
— Отклонено!».
Одному из участников готовившейся конференции (Дмитрию Скобельцыну) предстояло выступать по вопросам, которые считались щекотливыми. И он как-то заявил, что не владеет всей информацией по этой теме и поэтому не готов её обсуждать.
«Тогда Игорь Васильевич предложил ему прочесть несколько подготовленных страниц, касающихся плана конференции и нашего в ней участия. Прочтя их, Д.В. Скобельцын сказал:
— Это существенно меняет моё положение!
Игорь Васильевич ответил:
— А как бы вы думали! Езжайте за границу и гоните оттуда ром!
Насколько я помню, Игорь Васильевич не увлекался подобными
напитками. Это была лишь шутка Позднее Скобельцын, вернувшись в Москву, звонил мне:
— Я приехал с важными делами, звоню Курчатову, а он спрашивает: "Ром привезли? "Как это понять?
Я успокоил Дмитрия Владимировича:
— Игорь Васильевич наверняка очень ждёт ваших сообщений и, конечно, заинтересован в них, а ром — это только шутка.
Почему я остановился на этих шутках? Обычная склонность к весёлым шуткам — свойство характера людей с чистой душой».
Тем временем наступила пора испытывать второе термоядерное устройство — водородную бомбу РДС-37.
Академик Харитон впоследствии напишет:
«Последний раз Игорь Васильевич руководил испытаниями в 1955 году…
22 ноября 1955 года была взорвана сброшенная с самолёта водородная бомба с тротиловым эквивалентом 1 600 000 тонн, или 1,6 мегатонны…
Когда мы ехали на машине по месту взрыва, большие глыбы размером примерно с автомобиль были вырваны из земли и на протяжении многих, многих километров лежали в огромном количестве. Это был первый в мире взрыв водородной бомбы, сброшенной с самолёта».
По словам Сахарова, сразу же после второго водородного взрыва Курчатов сказал:
«— Ещё одно такое испытание, как в 1953 и 1955 году, и я уже пойду на пенсию».
Юлий Харитон:
«После испытаний мы с Игорем Васильевичем получили двухнедельный отпуск, сели в наш вагон и поехали в Алма-Ату, чтобы там встретиться с женой Игоря Васильевича Мариной Дмитриевной и моей дочерью Татьяной…
Мы посмотрели Среднюю Азию и через две недели вернулись к своим делам — Игорь Васильевич к реакторам, я к своим, так сказать, конструкциям».
Воспоминания Харитона любопытны двумя аспектами. Во-первых, отношением самого Юлия Борисовича к своей должности. Главный конструктор атомных и водородных бомб — должность наипрестижнейшая! По тем временам, во всяком случае. И сказать о ней так снисходительно-небрежно: мол, вернулся «к своим, так сказать, конструкциям»! Чего здесь больше, природной скромности, привычки не выпячивать своё сверхсекретное дело, или Харитон, в самом деле, относился к своей конструкторской «стезе» предельно иронически? Вот вопрос, на который вряд ли когда-нибудь будет дан ответ.
Второй любопытный аспект — в упоминании об увлекательном путешествии по Средней Азии, краю экзотичному и так непохожему на европейскую часть России. Курчатов в этих местах оказался впервые. Но даже в самых фантастичных мечтаниях ему вряд ли приходила мысль о том, что впереди — ещё более удивительное путешествие!
И, тем не менее, оно состоялось: в 1956 году секретного атомного академика взяли с собой в зарубежную поездку Хрущёв и Булганин. Это было время, когда СССР и США кинулись в безудержную гонку ядерных вооружений. Каждая держава жаждала стать первой! Самой ядерной! Во что бы то ни стало!
Анатолий Александров рассказывал:
«В начале 1956 года И.В. Курчатов посетил Англию. Ему не приходилось раньше бывать за рубежом. Поездка была очень напряжённой, ему пришлось выступать со сложнейшим докладом…».
Владимир Комельков:
«Доклад по ядерным исследованиям и термоядерному синтезу состоялся в Харуэлле 25 апреля 1956 года и произвёл большое впечатление на английских учёных… Им сообщили сенсационные научные данные по тематике, числившейся особо секретной в США и Англии… Для англичан было новостью достижение температур на уровне миллиона градусов и применение в экспериментах импульсных токов до 2 миллионов ампер».
Насыщенная волнениями зарубежная поездка стала как бы последней каплей, переполнившей жизненную «чашу» атомного академика. Сразу сказалось напряжение последних лет, что не замедлило отразиться на самочувствии. «Он очень вымотался», — так о состоянии Курчатова скажет годы спустя Анатолий Александров. А Михаил Садовский добавит:
«Долгое время я удивлялся его поразительной работоспособности. Мы не задумывались о том, что и его богатырские силы имеют предел. Нечеловеческая нагрузка, постоянное сверхнапряжение не только, а, может быть, не столько физических, сколь нервных сил не могли не отражаться на его здоровье».
Ефим Славский:
«У него был склероз страшный, курил он много.
Я ему говорил не раз:
— Игорь Васильевич! Ну, брось ты отравлять организм! Вот я в детстве однажды накурился так, что отравился и больше никогда в жизни не курил, даже когда десять лет в армии служил, да ещё в какие времена — гражданская война, голод! А я не курил! Ну, брось ты, ради Бога!
А он мне в ответ:
— Э-э, старина, время бежит, время катится, кто не курит и не пьёт, потом спохватится!
Прибаутка такая у него была».
Физик Юрий Соколов в одной из своих статей передал слова ближайшего сотрудника Курчатова:
«Он никогда не делал предметом обсуждения свои эмоции. Но весной 1956 года его всё-таки прорвало и, когда-то производивший впечатление пышущего здоровьем человека, он пожаловался своему заместителю Игорю Николаевичу Головину:
— Самочувствие отвратительное! Давление не снижается ниже 180. Дела меня замучат до смерти. Я ничего не хочу, ничего не вижу!
Через 10 дней у Игоря Васильевича случился первый инсульт».
Анатолий Александров:
«Вскоре после возвращения, в мае 1956 года, у него случился инсульт. Он долго тяжело болел, постоянно пытался включиться в работу. Через четыре месяца он, как говорил, с клюкой уже работал в полную силу».
Физику Евгению Рязанцеву запомнилась встреча с Курчатовым в начале осени 1956-ого:
«Игорь Васильевич к этому времени уже поправился после первого инсульта. Настроение у него было хорошее, правда, ходил он с клюшкой…
Накануне я сильно вывихнул ногу и не мог передвигаться без клюшки, сделанной в деревне из ёлки…
Когда я входил в кабинет Курчатова, он с удивлением посмотрел на меня, спросил, что случилось, и сразу стал предлагать поменяться клюшками, причём на полном серьёзе. Я стал отказываться, лепетал какие-то слова, что его клюшка дорогая, моя самодельная, что она ему не подойдёт по размеру, что это неравный обмен и т. п. А он наседал, подошёл, взял мою клюшку, примерил и говорит, что она ему в самый раз, и что он давно мечтал о такой, а я всё сопротивлялся.
— Третий раз спрашиваю: будешь меняться? — спросил Курчатов.
Не помню, как я устоял и окончательно отказался, после чего последовали слова приблизительно такого содержания:
— Оказывается, ты упрямый! Смотри, потом жалеть будешь, но будет уже поздно!».
Игорь Головин:
«После первого инсульта в 1956 году Игорь Васильевич очень просил врачей разрешить ему читать. Вскоре А.П. Александров подарил ему толстый том в прекрасном сером переплёте „Д. Неру. Автобиография“. Игорь Васильевич обрадовался, увидев желанную книгу. Но, раскрыв её, понял, что и друг его заодно с врачами: все 400 страниц книги — чистая белая бумага… Этот многозначительный подарок он тотчас превратил в своего неотступного спутника. В „Биографию“ он записывал все свои мысли, всё, что надо запомнить из рассказов собеседников, всё, что надо осуществить…».
Осенью 1956 года произошло событие, весьма знаменательное для физиков-ядерщиков. Андрей Сахаров рассказал о нём следующее:
«Примерно через год после испытания 1955 года, точнее, в сентябре-октябре, вышло Постановление Совета Министров о награждении участников разработки, изготовления и испытания «третьей идеи», Зельдович и Харитон были награждены третьей медалью Героя Социалистического труда (Курчатов, кажется, тоже, если он не был награждён ранее), я был награждён второй медалью, ордена получили очень многие теоретики объекта; одновременно нескольким участникам (мне в том числе) была присуждена Ленинская премия…».
Так в атомной отрасли Советского Союза появились трижды герои: Игорь Курчатов, Юлий Харитон, Яков Зельдович, Кирилл Щёлкин и Николай Духов.
На волне достигнутого успеха физики-ядерщики стали усовершенствовать свои «изделия», и Курчатов снова включился в рабочую круговерть, вновь превратившись в прежнего Курчатова — того самого, о котором Анатолий Александров говорил:
«Конечно, было чрезвычайно важно чувство ответственности Курчатова за результат работы. Редко у кого даже намёк на такое чувство ответственности случается. Причём и сам он выкладывался, как только мог, и в то же время требовал ото всех нас, чтобы мы действительно полностью гарантировали то, что у нас получается».
Евгению Забабахину (тогда ещё молодому физику) запомнился случай, произошедший в Арзамасе-16, куда наведался Курчатов:
«В его присутствии считалось естественным работать, не считаясь со временем. То же считал и он сам. Однажды ночью он громким голосом и стуком своей трости-дубины поднял нас всех на ноги и велел срочно разобраться в некоторых неблагоприятных результатах измерений. Приказ был выполнен, ошибка исправлена, неблагополучие устранено».
Почему курчатовская палка названа «тростью-дубиной», разъяснил сын Кирилла Щёлкина (в книге «Апостолы атомного века»):
«Отец сделал себе палку, внутри залитую свинцом, весом 3 кг, и всегда гулял с ней. Игорь Васильевич заинтересовался, зачем ему такая тяжёлая палка. Отец объяснил: ходить приходится мало, поэтому, чтобы повысить эффективность прогулок, он таким образом увеличивает на. грузку. Игорю Васильевичу идея понравилась, он попросил отца сделать ему такую палку и постоянно гулял с ней».
Во время встречи, когда только-только оправившийся от инсульта Курчатов предлагал Евгению Рязанцеву поменяться палками, из уст академика прозвучала ещё одна просьба:
«Курчатов спросил, есть ли у меня сигареты, и попросил одну дать ему. Я стал возражать, ссылаясь на то, что врачи запрещают ему курить. Он сказал:
— А ты что врач? Давай закурим, я очень давно не курил.
Здесь я сдался, достал пачку болгарских сигарет «Джебел» (Игорь Васильевич до болезни курил такие же), он взял одну сигаретку…».
Владимир Комельков:
«После Харуэлла Игорь Васильевич решил, что термоядерный синтез прошёл свою первую стадию, и настала пора подготовки обширной программы, но начинать её нужно с осмысливания имеющихся заделов…
Были рассмотрены новые идеи. Предложение Г.И. Будкера по открытым ловушкам было включено в программу, и вскоре появился проект «Огра»…
В Харьковском физико-техническом институте начались работы по исследованию резонансных свойств плазмы. Академик П.Л. Капица предложил вариант нагрева дейтерия мощным высокочастотным излучением и выступил с этим предложением на семинаре. Помню, открывая семинар, Курчатов сказал:
— Надо заставить звёзды служить коммунизму».
Таким образом, вместо того, чтобы беречься, ни на секунду не забывая о том грозном предупреждении, которое подал инсульт, Курчатов жил и работал в том же режиме, что и раньше, до болезни. Борис Дубовский писал:
«Игорь Васильевич, к сожалению, особенно не оберегался. Когда ему товарищи говорили о том, чтобы он был осторожней, то отвечал:
— Не за такую работу взялся, чтоб мне беречься».
Дмитрий Переверзев:
«Один из маршалов советской армии как-то сказал ему:
— Слишком пережимаете, Игорь Васильевич, поберегите здоровье!
И услышал в ответ:
— Не та задача, чтобы беречь себя! Если бы жил второй раз, то постарался бы действовать ещё быстрее!».
К этому периоду относится и эпизод, который запомнился физику Георгию Гладкову:
«Идёт Игорь Васильевич Курчатов по третьему этажу главного здания в свой кабинет. Немного торопится на совещание. К нему подбегает экспериментатор:
— Можно по научному вопросу?
Курчатов слегка замедлил шаг:
— Я тебе уже говорил, что наукой не занимаюсь. А проталкиваю ваши заявки в промышленности!
И вошёл в кабинет..…».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.