Вновь о физике и политике

Вновь о физике и политике

Наступил год 1938-ой. Неугодные Сталину вожди продолжали падать в небытие. Их тотчас сменяли новые люди. Некоторым из них судьба готовила скорую встречу с загадочной наукой — физикой атомного ядра, но они об этом ещё не догадывались. Эти люди пока осваивали свои новые кабинеты и ожидали новых назначений.

В январе 1938 года после неожиданного, но по тем временам вполне закономерного ареста своего шефа В.И. Межлаука (он был объявлен «врагом народа» и через семь месяцев расстрелян) Госплан СССР возглавил Николай Вознесенский.

А самый молодой заместитель наркома тяжёлой промышленности Авраамий Завенягин в марте того же года был снят со своего поста и определён в одну из Лубянских камер. За бывшего замнаркома взялись заплечных дел мастера, и очень скоро он «чистосердечно» признался во всём, что от него требовали. И подписал всё, что велели. Сговорчивого «врага» уничтожать не стали, а отправили в заполярный Норильск — начальником возводившегося там горнометаллургического комбината.

На освободившийся пост заместителя наркома тяжёлой промышленности назначили Михаила Первухина.

В марте 1938 года в Москве состоялся очередной 10-дневный процесс по делу Рыкова, Бухарина, Крестинского (бывшего посла СССР в Германии), Ягоды и других. 13 марта все главные обвиняемые были расстреляны.

А накануне, 12 марта, Гитлер захватил Австрию, «присоединив» её к Великой Германии. Всем стало ясно, что на этом фашизм не остановится.

Человечество в тревоге замерло, ожидая самого худшего.

Все понимали, что мир стоит на пороге войны.

В тиши физических лабораторий тоже царила атмосфера напряжённого ожидания. Учёные, дерзнувшие заглянуть в глубины атома, давно поняли, что и они стоят на пороге — на пороге величайших открытий!

Предчувствия физиков выплескивались на страницы научных журналов. Количество публикаций стремительно росло. Так, если в 1931 году американский журнал «Physical Review» напечатал 27 статей об атомном ядре, а в 1934-ом «атомные» статьи составляли четверть от общего числа, то уже в первой половине 1938 года ядерной тематике было посвящено две трети от общего числа опубликованных материалов.

Физики-ядерщики спешили поведать всему миру о том, какие удивительные тайны природы они сумели раскрыть, какие головоломные загадки атомного ядра им удалось разгадать.

Славную когорту ядерных «разгадывателей» возглавляли нобелевские лауреаты: Нильс Бор в Дании, Джордж Томсон и Джеймс Чедвик в Великобритании, Ирен и Фредерик Жолио-Кюри во Франции, Гарольд Юри в Соединённых Штатах Америки, Вернер Гейзенберг в Германии.

В СССР Нобелевских лауреатов тогда ещё не было, зато физика (как, впрочем, и все другие науки) с гордостью называлась «советской».

В Германии она была объявлена «арийской».

В Италии учёных-ядерщиков тоже стремились окрасить в цвет фашистской идеологии — коричневый.

В сентябре 1938 года режим Муссолини принял жёсткие антисемитские законы, и очень многим итальянцам пришлось всерьёз задуматься о своей дальнейшей судьбе. К их числу относился и Энрико Ферми — он был женат на Лауре Капон, происходившей из известной в Риме еврейской семьи. Талантливейшему физику не оставалось ничего иного, как бежать из страны. Но сначала ему предстояла поездка в Швецию — для получения Нобелевской премии.

Премия имени знаменитого шведского промышленника Альфреда Нобеля (того самого, что в 1867 году изобрёл динамит), была присуждена Энрико Ферми «за доказательство существования новых радиоактивных элементов, полученных при облучении нейтронами, и связанное с этим открытие ядерных реакций, вызываемых медленными нейтронами».

На церемонии награждения, состоявшейся в декабре 1938 года, Ферми вместо того, чтобы приветствовать шведского короля фашистским салютом, обменялся с ним рукопожатием. Итальянские газеты тотчас подвергли поступок учёного жесточайшей критике. Но Нобелевского лауреата это уже не волновало — он плыл за океан.

В Соединённых Штатах (в соответствии с существовавшими тогда правилами в отношении эмигрантов) Ферми пришлось пройти процедуру проверки умственных способностей. Ему предложили сложить 15 и 27, а также разделить 29 на 2. Учёный, только что получивший самую престижную научную премию, с задачками на сложение и деление, конечно же, справился.

А в Советском Союзе в это время вынашивались грандиозные планы по строительству социализма в одной отдельно взятой стране. Крохотулечные атомы, которые невозможно было ни рассмотреть, ни пощупать, в планы этого эпохального строительства, разумеется, не входили. Поэтому советским учёным-ядерщикам, если им требовалось «сложить» какое-нибудь здание для своих хитрых приборов или «разделить» финансовый поток так, чтобы какая-то его часть пошла на научные цели, всякий раз приходилось обращаться за разрешением к властям.

Вот и сотрудники Ленинградского физико-технического института, решившие завести у себя ускоритель, вынуждены были обратиться к главе советского правительства Вячеславу Молотову.