Дальний Восток: забота № 1 для Сталина
Дальний Восток: забота № 1 для Сталина
Жуков вылетел из Москвы 25 мая 1939 года. Через несколько часов его самолет приземлился в Чите, где находилось управление Забайкальского военного округа. Он ничего не рассказывает о том, что делал во время этой своей остановки, только упоминает, что японская авиация проникала в воздушное пространство Монголии на большую глубину. За два или три дня, проведенные в Чите, Жуков обязательно должен был во всех деталях ознакомиться с состоянием тылового снабжения 57-го особого корпуса, маршруты которого начинались как раз в этом городе – крупном транспортном центре Транссибирской железнодорожной магистрали. Этот вопрос имел первостепенное значение. Ведение боевых действий на Халхин-Голе, в 1200 км от баз снабжения, было невозможно без налаживания безупречной работы транспорта и тыловых служб. Странно, что Жуков совершенно не упоминает командарма Григория Штерна, командующего Забайкальским военным округом, чье имя всего один раз появляется на 35 страницах «Воспоминаний и размышлений», посвященных операции на Халхин-Голе. Маленького роста, коренастый, с квадратными усиками, как у Гитлера, Штерн на всех фотографиях, сделанных на Халхин-Голе, выглядит незаметным, замкнутым и как бы отсутствующим. Он был комиссаром, затем военным советником в Испании. Видимо, к тому времени Штерн чем-то навлек на себя подозрения партии в нелояльности, что, возможно, объясняет его поведение. В Чите Жуков не мог не представиться ему, и во многом именно Штерна он должен был благодарить за отличную организацию снабжения, на чем основана его победа на Халхин-Голе. Он признает свой долг перед старшим товарищем много лет спустя и только один раз, в беседе с Симоновым[258].
27 мая 1939 года Жуков прибыл в Тамцак-Булак, монгольский городок, где находился штаб 57-го особого корпуса. Его там встретили командир корпуса комдив Н.В. Фекленко, комиссар корпуса М.С. Никишев и начальник штаба комбриг А.М. Кушев. В своих мемуарах Жуков переигрывает, описывая свою роль бульдозера:
«Из доклада [Кушева] было ясно, что командование корпуса истинной обстановки не знает. Я спросил Н.В. Фекленко, как он считает, можно ли за 120 километров от поля боя управлять войсками.
– Сидим мы здесь, конечно, далековато, – ответил он, – но у нас район событий не подготовлен в оперативном отношении. Впереди нет ни одного километра телефонно-телеграфных линий, нет подготовленного командного пункта, посадочных площадок.
– А что делается для того, чтобы все это было?
– Думаем послать за лесоматериалом и приступить к оборудованию КП.
Оказалось, что никто из командования корпусом, кроме полкового комиссара М.С. Никишева, в районе событий не был»[259].
Эту сцену следует оценивать очень осторожно. Жуков не мог так грубо наброситься на Фекленко. С одной стороны, Фекленко – его прежний сослуживец по Белоруссии, с которым он был близко знаком; с другой стороны – он кандидат в члены ЦК партии. И это последнее обстоятельство требовало от Жукова особой осторожности, тем более что за ним самим присматривал командарм Кулик, желтолицый карлик – типичный комиссар, друг и заместитель Ворошилова, приехавший вместе с Жуковым из Москвы. Таким образом, во время своей инспекции сам инспектор находится под присмотром старшего по званию. Такая перестраховка была распространенным явлением в сталинской системе. Как бы то ни было, Жуков 28 мая отправился на передовую позицию, откуда наблюдал за боем. 30-го он отправил Ворошилову рапорт, продублированный 3 июня еще одним, мало отличающимся от первого по содержанию: «…В течение 28 мая шел исключительно неорганизованный бой, управляемый только командирами подразделений. В течение 29 мая противник занимал высоту 2–3 км восточнее Халхин-Гола. Части группы, усиленные двумя батальонами 9-й мотобригады, наступая в лоб, пытались овладеть высотами; к исходу 29 мая части закрепились на реке, имея главную группировку западнее реки Халхин-Гол. В результате исключительно неорганизованного боя части в течение 28 и 29 мая понесли ориентировочно потери: убитыми – 71, ранеными – 80, пропавшими – 33. Среди причин потерь и неудовлетворительного боя отмечались: 1. Тактически неграмотное решение и легкомысленное отношение командования и штаба 57-го стрелкового корпуса к организации боя, отсутствие учета маневренной возможности и тактики противника. 2. Передоверие организации и ведения боя полковнику Ивенкову (начальник оперативного отдела штаба корпуса), выброшенному на командный пункт в единственном числе и без средств связи. 3. Незнание фактической обстановки на поле боя командованием корпуса». В рапорте от 3 июня Жуков хотя и демонстрирует некоторую деликатность, но повторяет свое суждение: «Фекленко, как большевик и человек хороший, и, безусловно, предан делу партии, много старается, но в основном мало организован и недостаточно целеустремлен»[260].
Нам неизвестна реакция Ворошилова на эти два рапорта. Похоже, что принять меры его побудил третий, направленный ему комкором Смушкевичем, заместителем командующего ВВС. Ввиду участия в действиях на Халхин-Голе значительных японских военно-воздушных сил, советское командование 29 мая направило в Монголию 48 пилотов и инженеров из числа самых заслуженных и награжденных. Половина из них даже имела уникальный опыт боевых действий против люфтваффе и региа аэронатика (франкистской авиации) в Испании и против японских ВВС (в Китае). Высокий, атлетически сложенный, отчаянный летчик-испытатель, Яков Смушкевич был тем самым легендарным «генералом Дугласом», который командовал советской авиационной бригадой на войне в Испании. Получивший звание Героя Советского Союза, невероятно популярный, Смушкевич, по возвращении в СССР, нашел ВВС обескровленными Большим террором: из 13 000 офицеров, служивших в них в 1937 году, были арестованы 4724, в том числе командующий ВВС Алкснис. В тюрьме сидели и знаменитые конструкторы Туполев и Поликарпов. Оценив за несколько дней ситуацию в Монголии, Смушкевич направил телеграмму Ворошилову: «Пришел к убеждению, что командование корпуса и лично Фекленко распустили части, совершенно не наладили тыл и очень низкая дисциплина. Бесспорно, что к войне командование корпуса не готовилось, или плохо готовилось. Поэтому при незначительных событиях командование растерялось, и это прямо сказалось и на авиации. Теперь тут наводит порядок Жуков. По-моему, целесообразно его хотя бы на время оставить командующим корпусом». Через несколько дней пришел ответ от Ворошилова: «Неподготовленность частей корпуса, в том числе авиации, недопустимую растерянность командования всех степеней, начиная с Фекленко, мы ежедневно чувствовали. Еще хуже выглядят авианачальники ЗабВО с Изотовым во главе. Обоих этих командиров на днях заменим»[261].
В дополнение ко всему, 9 июня шеф НКВД Берия переслал Ворошилову рапорт Панина, начальника Особого отдела 57-го корпуса: та же констатация полной дезорганизации. Через два дня Ворошилов обратился к Сталину с просьбой санкционировать отставку Фекленко. 12 июня 1939 года комдиву Жукову сообщили, что он назначен командиром 57-го особого корпуса.
Прежде чем перейти к описанию действий Жукова летом 1939 года, необходимо хотя бы коротко изложить стратегическую ситуацию в регионе, приведшую к необъявленной войне на Халхин-Голе. После унизительного поражения в Русско-японской войне 1904–1905 годов, в результате которой она была вытеснена из Маньчжурии, Россия боялась, что в руки Японии попадет и вся Сибирь. В 1918 г. Токио направил свои войска в Сибирь в рамках интервенции стран Антанты и оккупировал значительную часть Транссибирской железнодорожной магистрали. Японские войска эвакуировались с советской территории только в 1922 году и с крайней неохотой. В 1919 году, на китайском полуострове Квантун (Гуаньдун), находившемся под властью Японии, была создана Квантунская армия, имевшая широкую автономию от Токио. Очень скоро она стала крупной силой в регионе. Во всех планах и Квантунской армии, и имперского Генерального штаба СССР указывался как главный противник Японии. В сентябре 1931 года Квантунской армией был спровоцирован инцидент, получивший название Мукденского, после чего, в результате молниеносно проведенной операции, Япония захватила огромную китайскую провинцию Маньчжурия. В следующем году на ее территории было создано государство Маньчжоу-Го, находившееся под японским протекторатом. Так японские и советские войска оказались друг напротив друга вдоль общей границы протяженностью в 5000 км. Москва предложила заключить договор о ненападении, но Токио в декабре 1931 года отверг это предложение. Почти тотчас после этого обе стороны зафиксировали первые пограничные инциденты.
Для Сталина и Ворошилова Япония стала врагом номер один, опередив даже Польшу. Ее вторжение в Маньчжурию привело к значительным корректировкам первого пятилетнего плана в области производства вооружений. 13 июня 1932 года Комитет обороны, только что учрежденный Советом народных комиссаров, принял решение усилить военную группировку в Сибири и создать Тихоокеанский флот с базой во Владивостоке. С конца этого года было отмечено движение на Дальний Восток первых эшелонов с войсками и строительство укреплений. Все это проходило под эгидой вновь созданной Дальневосточной армии, командующим которой был назначен Блюхер. В 1934 году Москва перебросила на Дальний Восток 500 самолетов, в том числе 170 дальних бомбардировщиков ТБ-5, способных от Владивостока достичь Токио, который в то время был городом из дерева и бумаги. В Токио встревожились и начали разрабатывать планы превентивной войны. В июле 1937 года Япония начала войну с целью завоевания Китая – огромное по масштабам предприятие с непредсказуемым исходом, которое должно было бы охладить ее воинственный пыл в отношении СССР. Но этого не произошло, поскольку Квантунская армия, начальником штаба которой тогда был известный «ястреб» генерал Тодзио, после пережитой Красной армией масштабной кровавой чистки не считала ее серьезным противником. Результатом такой оценки стало наращивание сил обоих противников. Численность советских войск на Дальнем Востоке возросла со 100 000 человек в 1931 году до 531 000 в 1939-м, численность Квантунской армии за тот же период с 65 000 до 270 000. Полковник Феймонвилл, американский военный атташе в Москве, совершил поездку по Транссибу до Владивостока. В своем донесении он написал: «Весь советский Дальний Восток производит впечатление укрепленного лагеря. Всюду, даже на самых маленьких станциях и между ними, видны подразделения Красной армии. Особенно заметны летчики и танкисты»[262].
Дальний Восток
На фоне наращивания обеими сторонами в регионе живой силы и техники пограничные инциденты становились все чаще и жестче. В июне 1937 года японцы внезапно захватили два островка на реке Амур. После десятидневной перестрелки Блюхер отвел свои войска. Военный обозреватель «Нью-Йорк таймс» после этого счел возможным озаглавить свою статью от 3 июля: «Обнажилась слабость Советов». В этой ситуации Сталин проявил решительность и не позволил себя запугать. Дальневосточный военный округ был преобразован в Дальневосточный фронт, что означало перевод его в режим военного времени. В июле 1938 года, на границе между Кореей (японской колонией), Маньчжурией и СССР разразилась настоящая маленькая война, и на этот раз советская сторона ввела в дело крупные силы. В «инциденте у высоты Чжангуфэн», как называют этот конфликт японцы, или в «боях у озера Хасан», по советской терминологии, под командованием Блюхера, а позднее Штерна приблизительно 23 000 красноармейцев из 39-го корпуса сражались против 7000 японцев. После двух недель ожесточенных боев, в которых японская сторона потеряла убитыми 1500 человек, а советская – в два раза больше, Токио приказал отвести свои войска со спорной территории. Агентство ТАСС трубило о победе, Штерн получил звание командарма и звание Героя Советского Союза, но говорить о безоговорочной победе СССР нельзя. Имея трехкратное превосходство в живой силе, с поддержкой 200 самолетов (при отсутствии авиации у японцев) и мощной артиллерии, 39-й корпус так и не сумел выбить японцев с жалкого холма. Из 200 советских танков, бездарно введенных в бой, две трети были уничтожены. Подобные результаты пограничного столкновения, усиленные огромной яростью Сталина, вызванной делом Люшкова[263], решили судьбу маршала Блюхера: 18 августа он был вызван в Москву и 22 октября арестован со всей своей семьей. В начале ноябре он умер в тюрьме от побоев. Старшие офицеры, служившие под его началом, были уничтожены за «троцкистский заговор и шпионаж в пользу Японии»[264]. Комиссар Лев Мехлис, бывший главный редактор «Правды», а теперь начальник ПУРа, без устали прочесывал штабы разных уровней в поисках платных шпионов микадо.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.