Глава 13. «Горе тебе, Германия!» Злодеяния находят свое продолжение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 13. «Горе тебе, Германия!» Злодеяния находят свое продолжение

Политорганы и командные структуры Красной Армии взывали к чувствам ненависти и мести советских солдат, чтобы добиться от них высшей меры боеготовности и боевых результатов. Методы, применявшиеся ими для фабрикации героизма, были столь же недостойными, как и рискованными, и неизбежные последствия разжигания низменных инстинктов не заставили себя долго ждать. «Необузданное, недостойное человека поведение» овладело красноармейцами и в мгновение ока вызвало распущенность и одичание таких масштабов, что «в ряде частей и соединений оказалось потеряно управление войсками».[827] Как утверждалось в приказе № 006 Военного совета 2-го Белорусского фронта от 22 января 1945 г., о котором еще будет идти речь, нахождение крупных запасов спиртного совратило солдат к «чрезмерному потреблению алкоголя», и, наряду с «ограблениями, мародерством, поджогами», – об убийствах умалчивалось – теперь всюду наблюдалось и «массовое пьянство», в котором, к досаде высоких командных структур, участвовали «даже офицеры». Приводится пример находившейся на передовой 290-й стрелковой дивизии, где солдаты и офицерский состав напились до такой степени, «что утратили облик бойца Красной Армии». На танках 5-й танковой армии, как сказано, стояли винные бочки. Машины для боеприпасов были настолько загружены «всевозможными предметами домашнего обихода, захваченным продовольствием, гражданской одеждой и т. д.», что стали «для войск обузой», «ограничивали свободу их передвижения» и уменьшали «ударную силу танковых соединений».

Отдельные примеры из советских приказов здесь, как и всюду, следует тотчас обобщить. Так, советские солдаты перешли к тому, чтобы «вместо предписанного головного убора надевать гражданские шапки» или, как отметил в своем дневнике Юрий Успенский, носить «наполеоновские шляпы, трости, зонтики, резиновые плащи», тем самым и внешне все больше приобретая облик грабителей и мародеров. Одновременно стало правилом неисполнение приказов. И, как констатировал Военный совет 2-го Белорусского фронта, «эти глупости не прекращаются в тыловых частях, а, напротив, приобретают еще большие масштабы». Крайне вредным являлся обычай, практикуемый рядовыми и офицерами: бессмысленно уничтожать «жилплощадь, необходимую для размещения войск, штабов, военной техники и т. д.», то есть найденные в Германии здания – «позорные явления», против которых войсковые командиры не только не выступали, но и еще поощряли их своим бездействием. Правда, в этой связи упоминались лишь прегрешения, наносившие ущерб боевой силе частей Красной Армии, но не бесчинства и преступления в отношении немецкого населения, которые, в сравнении с этим, носили ведь куда более тяжкий характер. Но все же необходимость восстановления своего рода военной дисциплины и, не в последнюю очередь, также озабоченность тем, что поведение быстро продвигавшихся в Центральную Европу советских войск, которое основательно использовали немцы, может в пропагандистском плане оказать негативное обратное воздействие на западных союзников, побудило командование Красной Армии к энергичным мерам уже через 10 дней.

Первым выступил командующий 2-м Белорусским фронтом маршал Советского Союза Рокоссовский. Еще 22 января 1945 г. появился подписанный им самим, а также членом Военного совета генералом Субботиным и начальником штаба генералом Богомоловым упомянутый выше приказ № 006, который многозначительным образом подлежал ознакомлению вплоть до командиров взводов.[828] Маршал Рокоссовский строгим тоном приказал командующим армий, командирам корпусов и дивизий, командирам отдельных войсковых частей своего фронта «выжечь каленым железом» во всех их соединениях, частях и подразделениях «эти позорные для Красной Армии явления», привлечь к ответственности виновных в грабежах и пьянстве и покарать их преступления «высшими мерами наказания вплоть до расстрела». Политуправлению фронта, военной прокуратуре, военному трибуналу и органу НКВД СМЕРШ было поручено принять все необходимые меры для исполнения этого приказа.

Маршал Рокоссовский потребовал теперь от всего офицерского состава установить «в кратчайший срок образцовый порядок и железную дисциплину» во всех войсковых частях. В этой связи нашло подтверждение, хотя лишь походя, распространенное явление убийства военнопленных, поскольку Рокоссовский счел уместным поучать офицеров и солдат о том, «что врага нужно уничтожать в бою, сдающихся брать в плен». Особая забота уделялась обстановке в тылу. И начальник политотдела фронтового тыла призывался незамедлительно навести должный порядок и в войсковых частях своего ведомства. Правда, в центре интереса находилось лишь сохранение материальных ценностей. Начальник тыла и интендант фронта получили специальный приказ: «принять все меры к выявлению и сохранению трофейного имущества», пресечь его «расхищение и сбыт на сторону». Командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Советского Союза Жуков, который только 12 января 1945 г. недвусмысленными словами призвал свои войска к совершению актов возмездия и «бесчеловечных насильственных действий», теперь, как уже было однажды зимой 1941/42 гг., также совершил крутой поворот, внезапно пожелав возложить на своих подчиненных приказом от 29 января 1945 г. персональную ответственность за все «действия, противоречащие международному праву».[829]

Если даже маршал Рокоссовский, по имеющимся сведениям – еще наиболее умеренный из четырех командующих фронтами, официально не проронил ни слова о хорошо известных ему нарушениях международного права в отношении немецкого населения своими войсками, вопреки некоторым утверждениям в литературе, то этот вопрос все же прозвучал открыто, по крайней мере, в нескольких исполнительных приказах. Например, сославшись на требования Военных советов фронта и 48-й армии, военный прокурор этой армии, подполковник юстиции Маляров 23 января 1945 г. издал предписание военным прокурорам подчиненных соединений, в данном случае – 194-й стрелковой дивизии (0134, 0135, 0137), в котором, правда, сохранение материальных ценностей пока еще также занимало ведущее место.[830] Ведь здесь был неприкрыто провозглашен противоречивший международному праву принцип, «что все имущество, находящееся на территории Восточной Пруссии, с момента захвата его частями Красной Армии, является собственностью Советского государства, подлежат охране и отправке в СССР». Различия между частной и общественной собственностью или собственностью Рейха не проводилось. Если, следовательно, военные власти сетовали теперь на «колоссальный материальный ущерб», нанесенный «из озорства и хулиганства» в городах и селах, то это проистекало только и исключительно из озабоченности тем, что захваченные у немцев трофеи могут уменьшиться.

Однако в то же время в предписании военного прокурора 48-й армии впервые ясно осуждались злодеяния в отношении гражданского населения и военнопленных. Так, Маляров обратил внимание на то, что были отмечены «факты» применения военнослужащими оружия «к немецкому населению, в частности, к женщинам и старикам» и далее «многочисленные факты расстрела военнопленных» при неоправданных обстоятельствах, только из «озорства». Подполковник Маляров поручил военным прокурорам совместно с политаппаратом разъяснить военнослужащим армии, что уничтожение захваченного имущества, «поджоги населенных пунктов» представляют собой антигосударственное дело, что далее «Красной Армии не свойственны методы расправы с гражданским населением и что применять оружие по отношению к женщинам и старикам преступно, и за такие действия виновные будут строго наказываться» и что, кроме того, в военных интересах следует брать немецких солдат в плен. Военным прокурорам было поручено немедленно организовать несколько «показательных процессов» над «злостными поджигателями» и прочими хулиганами, ознакомить войска с вынесенными приговорами и в остальном осуществлять строгий контроль, в необходимых случаях немедленно арестовывая виновных.

Недвусмысленно признанный в предписании военного прокурора 48-й армии, как и в приказе командующего 2-м Белорусским фронтом, факт нарастающей деморализации и одичания в рядах Красной Армии тотчас был вновь затушеван нижестоящим командованием и политаппаратом. Это проявилось, например, в том, как объяснялись подчиненным столь тревожные явления вандализма и алкоголизма. Так, в изданном 25 января 1945 г. приказе № 026 начальника штаба 174-й стрелковой дивизии полковника Романенко командирам частей (в данном случае – 508-го стрелкового полка) в качестве поджигателей фигурируют уже не мародерствующие военнослужащие Красной Армии, а агенты и провокаторы противника, «одетые в униформу Красной Армии», то есть немцы, пытающиеся задержать продвижение советских войск «поджогами населенных пунктов и отдельных зданий».[831]

А как звучало объяснение распространенного среди красноармейцев алкоголизма, названного Рокоссовским «массовым пьянством», при участии офицеров, со всеми его разрушительными последствиями? Политуправление, которое ведь было очень хорошо знакомо с позицией Военного совета 3-го [2-го?] Белорусского фронта, в памятке «товарищам бойцам, сержантам и офицерам» принялось возлагать и ответственность за безудержное пьянство на немцев, «гнусного, коварного врага», умышленно отравляющего запасы спиртного и продовольствия, «чтобы выводить из строя наших солдат и офицеров и наносить ущерб Красной Армии».[832] Итак, если, к примеру, красноармейцы из части старшего лейтенанта Климца или другие красноармейцы в больших количествах поглощали метиловый спирт или если большая группа красноармейцев офицера Никифорова выпила «бочку с жидкостью, которая по запаху могла быть спиртом», умерев от этого в мучениях, то они являлись жертвами «подлого врага», не брезгующего «самыми подлыми, низменными и мерзкими средствами борьбы», чтобы навредить Советской армии. Напрашивается вопрос: как можно было предотвратить преступления против населения и военнопленных, если инстинктивная разнузданность красноармейцев лживо выдавалась за результат немецкого коварства и встречалась призывом отомстить «фашистским зверям», «немецким извергам» и за эти «коварные методы» «новыми сокрушительными ударами»?

Итак, идущие сверху приказы советских командных структур были далеко не однородны. Правда, многие военнопленные подтверждали немцам, что в феврале 1945 г. получили информацию о новых правилах поведения. Так, например, гвардии майор интендантской службы Костиков из 277-го гвардейского стрелкового полка 91-й гвардейской стрелковой дивизии (39-я армия, 3-й Белорусский фронт) 17 февраля 1945 г. сообщил, что «были изданы строгие приказы не трогать немецкое гражданское население, ничего не грабить и не вступать в связь с немецкими женщинами».[833] Обычные до сих пор «расстрелы гражданских лиц и немецких военнопленных», согласно показанию красноармейца Шевчука, были с 6/7 февраля 1945 г. «настрого запрещены» и в 44-й мотострелковой бригаде,[834] и аналогичные запреты можно выявить и в других частях.[835] После того, как советские солдаты умышленно подожгли город Глейвиц [ныне Гливице, Польша], поджоги населенных пунктов были «строго запрещены» и на этом участке фронта.[836] А командир 1042-го стрелкового полка 295-й стрелковой дивизии подполковник Чайко велел объявить в своих частях, что действия вопреки существующему запрету на мародерство будут «строго наказываться».[837] В целом советские директивные органы не скупились на угрозы наказаний, а военные трибуналы, похоже, принимали от случая к случаю и меры. Однако это были исключения. Поскольку, по единодушным показаниям красноармейцев, решительные действия следовали лишь в редких случаях, на практике все оставалось по-старому.

Немецких гражданских лиц и военнопленных по-прежнему убивали, зачастую по распоряжению начальства, в основном «командиров соответствующих батальонов и полков», даже если, согласно показаниям некоторых военнопленных, имелись войсковые части, «где подобные нарушения не терпелись». Точно так же, вопреки существующим запретам, «офицеры и молодые красноармейцы» по-прежнему насиловали немецких женщин и девушек, а затем нередко убивали. Продолжались также поджоги и грабежи с участием офицеров. Все приказы, гласившие иное, должны были, в конечном счете, оставаться безрезультатными перед лицом того факта, что антинемецкая пропаганда ненависти не претерпела изменений. Один военнопленный младший лейтенант из 266-го гвардейского стрелкового полка 88-й гвардейской стрелковой дивизии показал, что и в феврале 1945 г. видел всюду у дорог плакаты с подстрекательскими фразами типа: «Убивайте фашистских извергов! Мстите фашистам! Помните об убитых фашистами женщинах и детях и отомстите за них!»[838] А вот что гласил агитационный лозунг к 27-й годовщине Красной Армии 23 февраля 1945 г.: «Отплатим немецко-фашистским нелюдям за разграбление и разрушение наших городов и сел, за насилие над нашими женами и детьми, за убийство и насильственную отправку советских людей в немецкое рабство! Месть и смерть фашистским извергам!» Поскольку могущественный политаппарат говорил совсем иным языком, чем командные структуры Красной Армии, действовавшие к тому же без особого рвения, то не удивительно, что нарушения международного права в отношении немецких гражданских лиц и военнопленных нарастали в феврале и марте 1945 г. в ужасающей мере.

Как исполнялись на практике приказы советского командования, показывает масса накопленных немецкой стороной сообщений о зверствах красноармейцев в отношении военнопленных и гражданского населения уже в феврале 1945 г. Имеющийся официальный материал, разумеется, неполон и, кроме того, может быть приведен в данном контексте лишь в широкой подборке, кратко и фрагментарно. Но поскольку соответствующие сообщения имеются со всей частично оккупированной врагом территории провинций Силезия, Бранденбург, Померания и Восточная Пруссия и всюду имеют своим содержанием один и тот же состав преступления – убийства, изнасилования, грабежи, мародерство и поджоги, то в целом они все же создают правдивую картину страшных событий. Итак, выбранные случаи показательны для бесчисленных подобных зверств, всюду совершавшихся в четырех восточных провинциях и в феврале 1945 г.

Силезия

Вблизи границы Рейха, западнее Велюни, советские солдаты 1-го Украинского фронта облили бензином повозки обоза беженцев и сожгли их вместе с пассажирами. На дорогах лежали бесчисленные тела немецких мужчин, женщин и детей, частично в изувеченном состоянии – с перерезанным горлом, отрезанным языком, вспоротым животом. Также к западу от Велюни 25 служащих (фронтовых рабочих) организации Тодта были расстреляны танковыми экипажами 3-й гвардейской танковой армии.[839] Все мужчины были расстреляны и в Хайнерсдорфе, женщины изнасилованы советскими солдатами, а под Кунцендорфом 25-30 мужчин из фольксштурма получили пули в затылок. Таким же образом в Глауше под Намслау погибли от рук убийц, военнослужащих 59-й армии, 18 человек, «включая мужчин из фольксштурма и медсестер». В Беатенгофе под Олау [ныне Олава, Польша] после повторного его занятия все мужчины были найдены убитыми выстрелами в затылок.[840] Преступниками явились военнослужащие 5-й гвардейской армии. В Грюнберге [ныне Зелёна-Гура, Польша] 8 семей были убиты военнослужащими 9-го гвардейского танкового корпуса. Ареной ужасных преступлений стало имение Танненфельд под Гротткау [ныне Гродкув, Польша]. Там красноармейцы из 229-й стрелковой дивизии изнасиловали двух девушек, а затем убили их, надругавшись над ними. Одному мужчине выкололи глаза, ему отрезали язык. То же самое произошло с 43-летней полькой, которую затем замучили до смерти.

В Альт-Гротткау военнослужащие той же дивизии убили 14 военнопленных, отсекли им головы, выкололи глаза и раздавили танками. Красноармейцы этой же стрелковой дивизии несли ответственность и за злодеяния в Шварценгрунде под Гротткау. Они насиловали женщин, включая монастырских сестер, застрелили крестьянина Калерта, вспороли живот его жене, отрубили ей руки, застрелили крестьянина Христофа и его сына, а также молодую девушку.[841] В имении Айсдорф под Мерцдорфом советские солдаты из 5-й гвардейской армии выкололи глаза пожилому мужчине и пожилой женщине, по-видимому – супружеской паре, и отрезали им носы и пальцы. Вблизи были найдены зверски убитыми 11 раненых солдат Люфтваффе. Точно так же в Гютерштадте под Глогау [ныне Глогув, Польша] были обнаружены 21 немецкий военнопленный, убитые красноармейцами из 4-й танковой армии. В деревне Хеслихт под Штригау [ныне Стшегом, Польша] все женщины были «одна за другой изнасилованы» красноармейцами из 9-го механизированного корпуса.[842] Мария Хайнке нашла своего мужа, еще подававшего слабые признаки жизни, умирающим в советском караульном помещении. Медицинское обследование выявило, что у него были выколоты глаза, отрезан язык, несколько раз переломана рука и размозжена черепная крышка.

Военнослужащие 7-го гвардейского танкового корпуса в Оссиге под Штригау насиловали женщин, убили 6-7 девушек, застрелили 12 крестьян и совершили аналогичные тяжкие преступления в Хертвиссвальдау под Яуэром [ныне Явор, Польша]. В Лигнице [ныне Легница, Польша] были обнаружены трупы многочисленных гражданских лиц, расстрелянных советскими солдатами из 6-й армии. В городке Костенблют под Неймарктом [ныне Сьрода-Слёнска, Польша], захваченном частями 7-го гвардейского танкового корпуса, насиловали женщин и девушек, включая и находившуюся на сносях мать 8 детей. Брат, попытавшийся заступиться за нее, был застрелен. Расстреляны были все военнопленные иностранцы, а также 6 мужчин и 3 женщины. Массового изнасилования не избежали и сестры из католической больницы. Пильграмсдорф под Гольдбергом [ныне Злоторыя, Польша] явился ареной многочисленных убийств, изнасилований и поджогов со стороны военнослужащих 23-й гвардейской мотострелковой бригады. В Беральсдорфе, предместье Лаубана [ныне Любань, Польша], 39 еще оставшихся женщин были обесчещены «самым низким образом» советскими солдатами из 7-го гвардейского танкового корпуса, одной женщине выстрелили при этом в нижнюю челюсть, ее заперли в погреб и через несколько дней, когда она была тяжело больна лихорадкой, три красноармейца друг за другом «изнасиловали ее, угрожая пистолетом, самым жестоким способом».

Бранденбург (преимущественно Неймарк и Штернбергер Ланд)

Общее представление об обращении с населением в восточных частях провинции Бранденбург дает донесение русских агентов Данилова и Чиршина, засланных 103-м отделением фронтовой разведки с 24 февраля до 1 марта 1945 г.[843] Согласно ему, всех немцев в возрасте от 12 лет и старше беспощадно использовали на строительстве укреплений, не использованную часть населения отправили на восток, а стариков обрекли на голодную смерть. В Зорау [ныне Жары, Польша] Данилов и Чиршин видели «массу тел женщин и мужчин… убитых (зарезанных) и застреленных (выстрелы в затылок и в сердце), лежащих на улицах, во дворах и в домах». По сообщению одного советского офицера, который сам был возмущен масштабами террора, «всех женщин и девушек, независимо от возраста, беспощадно насиловали». И в Скампе под Цюллихау [ныне соответственно Скомпе и Сулехув, Польша] советские солдаты из 33-й армии развернули «жуткий кровавый террор».[844] Почти во всех домах лежали «задушенные тела женщин, детей и стариков». Неподалеку за Скампе, у дороги на Ренчен [Бенчен, ныне Збоншинь, Польша], были найдены трупы мужчины и женщины. У женщины был распорот живот, вырван зародыш, а отверстие в животе заполнено нечистотами и соломой. Вблизи находились трупы трех повешенных мужчин из фольксштурма.

В Кае под Цюллихау военнослужащие той же армии убили выстрелами в затылок раненых, а также женщин и детей с одного обоза. Город Ной-Бенчен [ныне Збоншичек, Польша] красноармейцы разграбили и затем умышленно подожгли. У дороги Швибус [ныне Свебодзин, Польша] – Франкфурт красноармейцы из 69-й армии перестреляли гражданских лиц, включая женщин и детей, так что трупы лежали «друг на друге». У Альт-Древитца под Каленцигом военнослужащие 1-й гвардейской танковой армии расстреляли майора медицинской службы, майора и солдат-санитаров и одновременно открыли огонь по американским военнопленным, которых возращали из базового лагеря Альт-Древитц, ранив 20-30 из них и убив неизвестное число.[845] У дороги перед Гросс-Блюмбергом (на Одере) группами по 5-10 лежали тела около 40 немецких солдат, убитых выстрелами в голову или в затылок и затем ограбленных. В Реппене все мужчины с проходящего обоза беженцев были расстреляны советскими солдатами из 19-й армии, а женщины изнасилованы. В Гассене под Зоммерфельдом [ныне соответственно Ясень и Любско, Польша] танки 6-го гвардейского механизированного корпуса открыли беспорядочный огонь по гражданским лицам. В Массине под Ландсбергом [ныне Гожув-Велькопольски, Польша] военнослужащие 5-й ударной армии расстреляли неизвестное число жителей, насиловали женщин и малолетних и вывозили награбленное имущество. В неизвестном населенном пункте под Ландсбергом военнослужащие 331-й стрелковой дивизии расстреляли 8 гражданских лиц мужского пола, предварительно ограбив их.

Когда части советского 11-го танкового корпуса и 4-го гвардейского стрелкового корпуса в начале февраля внезапно ворвались в город Лебус, расположенный к западу от Одера, тотчас началось ограбление жителей, по случаю чего было застрелено определенное число гражданских лиц. Красноармейцы насиловали женщин и девушек, двух из которых прибили прикладами. Неожиданный прорыв советских войск к Одеру и местами за Одер стал кошмаром для бесчисленных жителей и немецких солдат. В Гросс-Нойендорфе (на Одере) 10 немецких военнопленных были заперты в сарай и убиты из автоматов советскими солдатами (видимо, 1-й гвардейской танковой армии). В Рейтвейне и Треттине военнослужащие (видимо, 8-й гвардейской армии) расстреляли всех немецких солдат, служащих полиции и прочих «фашистов», а также целые семьи, в домах которых, возможно, находили убежище военнослужащие Вермахта. В Визенау под Франкфуртом были найдены умирающими после многочасового изнасилования две женщины в возрасте 65 и 55 лет. В Цедене [ныне Цедыня, Польша] советская женщина в офицерской униформе из 5-го гвардейского танкового корпуса застрелила купеческую чету. А в Геншмаре советские солдаты убили землевладельца, управляющего имением и трех рабочих.

Ударная группа Власовской армии во главе с полковником РОА Сахаровым 9 февраля 1945 г. при поддержке немцев вновь заняла расположенные в излучине Одера населенные пункты Нойлевин и Керстенбрух. Согласно немецкому докладу от 15 марта 1945 г., население обоих пунктов «подвергалось самым жутким надругательствам» и находилось после этого «под ужасным впечатлением кровавого советского террора». В Нойлевине были найдены застреленными бургомистр, а также находившийся в отпуске военнослужащий Вермахта. В одном сарае лежали трупы трех оскверненных и убитых женщин, у двух из которых были связаны ноги. Одна немецкая женщина лежала застреленной у дверей своего дома. Пожилая супружеская пара была задушена. В качестве преступников, как и в близлежащей деревне Нойбарним, были установлены военнослужащие 9-го гвардейского танкового корпуса. В Нойбарниме были найдены мертвыми 19 жителей. Тело хозяйки гостиницы было изувечено, ноги связаны проволокой. Здесь, как и в других населенных пунктах, осквернялись женщины и девушки, а в Керстенбрухе – даже 71-летняя старуха с ампутированными ногами. Картину насильственных преступлений советских войск в этих селах излучины Одера, как и всюду на германских восточных территориях, дополняют грабежи и умышленные разрушения.

Померания

Из Померании за февраль 1945 г. поступило лишь относительно немного сообщений, так как бои на прорыв здесь по-настоящему начались только в конце месяца. Но донесение грузинского лейтенанта Беракашвили, который, будучи командирован грузинским штабом связи в юнкерскую школу в Позене [ныне Познань, Польша], там вместе с другими офицерами добровольческих частей участвовал в обороне крепости и пробился в направлении Штеттина [ныне Щецин, Польша], все же передает некоторые впечатления о территории к юго-востоку от Штеттина.[846] Так, всюду были расстреляны не только члены НСДАП и Гитлерюгенда, но и вообще гражданские носители униформы – железнодорожники и т. д. Дороги часто окаймляли убитые выстрелом в затылок солдаты и гражданские лица, «всегда полураздетые и, во всяком случае, без сапог». Лейтенант Беракашвили стал свидетелем жестокого изнасилования жены крестьянина в присутствии кричащих детей под Шварценбергом и всюду находил следы грабежей и разрушений. «Жутко разрушен» был город Бан [ныне Бане, Польша], на его улицах лежало «много трупов гражданских лиц», которые, как пояснили красноармейцы, были убиты ими «в виде возмездия».

Обстановка в населенных пунктах вокруг Пиритца [ныне Пыжице, Польша] полностью подтвердила эти наблюдения. В Биллербекке расстреляли владельца имения, а также старых и больных людей, насиловали женщин и девочек с 10-летнего возраста, грабили квартиры, угнали оставшихся жителей. В имении Бредерлов красноармейцы оскверняли женщин и девушек, одна из которых была затем расстреляна, как и жена бежавшего отпускника Вермахта. В Кёзелитце были убиты окружной начальник, крестьянин, находящийся в отпуске лейтенант, в Эйхельсхагене – руководитель низового звена НСДАП и крестьянская семья из 6 человек. Преступниками во всех случаях были военнослужащие 61-й армии. Аналогичное происходило в деревнях вокруг Грейфенхагена [ныне Грыфино, Польша], к югу от Штеттина.

Так, в Едерсдорфе военнослужащие 2-й гвардейской танковой армии пристрелили 10 эвакуированных женщин и 15-летнего юношу, добили еще жившие жертвы штыками и пистолетными выстрелами, а также «вырезали» целые семьи с маленькими детьми. В Рорсдорфе советские солдаты расстреляли многих жителей, включая раненого военного-отпускника. Женщин и девушек осквернили и затем частично также убили. В Гросс-Зильбере под Каллисом красноармейцы из 7-го гвардейского кавалерийского корпуса изнасиловали молодую женщину палкой от метлы, отрезали ей левую грудь и размозжили череп. В Прейсиш-Фридланде советские солдаты из 52-й гвардейской стрелковой дивизии расстреляли 8 мужчин и 2-х женщин, изнасиловали 34 женщины и девушки. О жутком событии сообщил командир немецкого инженерно-танкового батальона 7-й танковой дивизии.[847] В конце февраля 1945 г. советские офицеры из 1-й (или 160-й) стрелковой дивизии севернее Конитца загнали для разведки на минное поле нескольких детей в возрасте 10-12 лет. Немецкие солдаты слышали «жалобные крики» детей, тяжело раненых взорвавшимися минами, «бессильно истекавших кровью из разорванных тел».

Восточная Пруссия

И в Восточной Пруссии, за которую велись тяжелые бои, в феврале 1945 г. зверства продолжались с неослабевающей силой, невзирая, скажем, на приказы противоположного характера. Так, у дороги под Ландсбергом военнослужащие 1-й гвардейской танковой армии убивали немецких солдат и гражданских лиц ударами штыков, прикладов и выстрелами в упор и частично вырезбли. В Ландсберге советские солдаты из 331-й стрелковой дивизии согнали ошеломленное население, включая женщин и детей, в подвалы, подожгли дома и стали стрелять по бегущим в панике людям.[848] Многие сгорели заживо. В деревне у дороги Ландсберг – Гейльсберг военнослужащие той же стрелковой дивизии 6 дней и ночей держали взаперти в подвале 37 женщин и девушек, там частично приковали их цепями и при участии офицеров каждодневно насиловали много раз. Из-за отчаянных криков двое из этих советских офицеров на глазах у всех вырезали двум женщинам языки «полукруглым ножом». У двух других женщин прибили штыком к полу сложенные друг на друга руки. Немецким солдатам-танки стам в конечном счете удалось освободить лишь немногих из несчастных, 20 женщин умерли от надругательств. В Хансхагене под Прейсиш-Эйлау [ныне Багратионовск, Россия] красноармейцы из 331-й стрелковой дивизии расстреляли двух матерей, воспротивившихся изнасилованию своих дочерей, и отца, дочь которого в это же время была вытащена из кухни и изнасилована советским офицером. Далее, были убиты: супружеская чета учителей с 3 детьми, неизвестная девушка-беженка, трактирщик и фермер, 21-летнюю дочь которого изнасиловали. В Петерсхагене под Прейсиш-Эйлау военнослужащие этой дивизии убили двух мужчин и юношу 16 лет по имени Рихард фон Гофман, подвергнув жестокому насилию женщин и девушек.

В начале февраля 1945 г. советские войска неожиданно ворвались в западную часть Замланда, овладев большим числом населенных пунктов. Через несколько дней немцам удалось разбить и частично отбросить передовые силы и в ходе смелой наступательной операции крупного масштаба 19 и 20 февраля 1945 г. восстановить прерванную наземную и морскую связь с Кёнигсбергом. Командование армейской группы Замланд и Группы армий «Север» с помощью полиции провело расследования о судьбе населения на вновь освобожденной территории, результаты которых имеются, правда, лишь по нескольким населенным пунктам. Так, военнослужащие 271-го Особого моторизованного батальона (стрелки-мотоциклисты) 39-й армии убили в Георгенвальде 4-х гражданских лиц и бросили трупы в пламя подожженного имения. Офицеры и их красноармейцы жестоко оскверняли женщины и девочек. В Крагау военнослужащие 91-й гвардейской стрелковой дивизии изнасиловали и задушили двух молодых женщин, в Меденау военнослужащие 358-й стрелковой дивизии убили по меньшей мере 11 гражданских лиц. Здесь перед одним домом лежали трупы двух убитых женщин, маленького ребенка и грудного младенца. Двух пожилых мужчин и 14-летнего юношу забили, точно так же – двух женщин и двух девочек после изнасилования. Совершенно раздетое тело примерно 30-летней женщины имело колотые раны на груди, у нее был рассечен череп, она была изрешечена выстрелами. В Гросс-Ладткайме военнослужащие 91-й гвардейской стрелковой дивизии расстреляли 2-х немецких военнопленных и 4-х гражданских лиц, включая бургомистра и его жену. От их 18-летней дочери не осталось никаких следов. Однако был найден труп молодой девушки, которой после изнасилования отрезали груди и выкололи глаза.

Советская 91-я гвардейская стрелковая дивизия, прорвавшаяся через Тиренберг в район Краттлау – Гермау, 7 февраля 1945 г. была окружена и частично разбита в тяжелых боях. В захваченных ею населенных пунктах были установлены грубые нарушения международного права.[849] В Тиренберге был убит 21 немецкий солдат, согнанные туда из приюта для военных инвалидов под Зоргенау. Элизабет Хомфельд была изнасилована и вместе со своим зятем убита выстрелами в голову – так же, как Минна Коттке, пытавшаяся воспротивиться изнасилованию, и сын арендатора имения священника Эрнст Трунц.

Брошенной в сарай гранатой были убиты трое запертых там женщин и мужчина, а несколько человек тяжело ранены. В то же время советские офицеры и солдаты позднее признали в плену, что беспрерывно и «зверски» насиловали женщин и даже малолетних девочек. В Краттлау военнослужащие 275-го гвардейского стрелкового полка 91-й гвардейской стрелковой дивизии убили 6 мужчин и двух немецких солдат ударами штыка или выстрелами в голову. Всех женщин и девушек, включая 13-летних, беспрерывно насиловали, некоторых женщин «подвергали половому насилию по 6-8 солдат 5-8 раз в день». 3-4 самые молодые женщины были оставлены офицерам, которые после завершения преступного насилия передали их своим подчиненным. В Аннентале немецкие освободители нашли трупы двух женщин, которых осквернили (одну – на навозной куче) и затем задушили.

Детальные расследования удалось провести в Гермау, где как-никак располагались штаб 91-й гвардейской стрелковой дивизии и штаб с частями 275-го гвардейского стрелкового полка. В Гермау были обнаружены трупы 21 убитого – мужчин, женщин и детей. 11 человек не вынесли чудовищных пыток и сами покончили с собой. 15 немецких раненых убили, разбив им головы, а одному из них насильно затолкали в рот губную гармошку. Согласно заключению капитана медицинской службы д-ра Тольциена, одно женское тело имело следующие ранения: сквозной выстрел в голову, размозжение левой голени, широкая открытая резаная рана на внутренней стороне левой голени, большая открытая рана на внешней стороне левого бедра, нанесенные ножом. У другой женщины, как и у раздетой молодой девушки, был размозжен затылок. Убитыми были найдены супружеская пара Ретковских, супружеская чета Шпренгелей с 3 детьми, молодая женщина с 2 детьми и неизвестный поляк. В общей могиле лежали тела неизвестной беженки, Розы Тиль, урожденной Витте, и 21-летней польской девушки – все трое были жестоко убиты после изнасилования, далее тела двух местных кустарей, один из которых, мельник Магун, был застрелен, поскольку он пытался защитить от изнасилования свою малолетнюю дочь. У дороги Гермау – Пальмниккен [ныне Янтарный, Россия], возле 5-километрового указателя, были найдены две девочки. Обеим с близкого расстояния выстрелили в голову, у одной были выколоты глаза. Женское население Гермау, около 400 женщин и девушек, по приказу командира 91-й гвардейской стрелковой дивизии полковника Кошанова было заперто в церкви, якобы (так, во всяком случае, утверждал военнопленный майор Костиков), чтобы уберечь их от бесчинств. Тем не менее, советские офицеры и солдаты ворвались в церковь и на хорах вели «массовые изнасилования». И в окружающих домах в последующие дни женщин беспрерывно насиловали, в основном офицеры, молодых девушек – до 22-х раз за ночь; офицер и несколько красноармейцев 8 раз изнасиловали в церковной колокольне 13-летнюю Еву Линк на глазах отчаявшейся матери, которую затем постигла та же участь.

События в расположенном западнее Кёнигсберга курортном пригороде Метгетен, который в ночь с 30 на 31 января 1945 г. был захвачен частями советской 39-й армии (192-й, 292-й, 338-й стрелковые полки), а 19 февраля после кровопролитных боев вновь освобожден частями немецкой 1-й пехотной дивизии, 561-й дивизии народных гренадеров и 5-й танковой дивизии, уже не раз описывались в литературе, недавно – и в публикации русского журнала «Новое время» под заголовком «Преступления красноармейцев».[850] В этой связи следует упомянуть и американского специалиста по международному праву Альфреда М. де Заяса, который в своих исследованиях уделяет событиям в Метгетене особое внимание.[851] Немецкие солдаты совершили в Метгетене и ближней окрестности ужасающие открытия. Выжившие (например, бывший 3-й штабной офицер [1с – офицер разведки и контрразведки] в штабе коменданта крепости Кёнигсберг, майор запаса профессор д-р Г. Ипсен) находились «в состоянии, граничившим с безумием».

Уже на подходах были найдены трупы нескольких сот немецких солдат, отчасти изувеченных до неузнаваемости, почти во всех домах и садах лежали убитые мужчины, женщины и дети, у женщин наблюдались явные следы изнасилования, зачастую были отрезаны груди. В одном месте, как сообщил бывший офицер для поручений при штабе 561-й дивизии народных гренадеров К.А. Кнорр, две примерно 20-летние девушки были разорваны автомашинами. На вокзале стоял, по меньшей мере, один поезд с беженцами из Кёнигсберга. В каждом вагоне лежали тела «зверски убитых беженцев любого возраста и пола». Теннисную площадку в Метгетене битком набили немецкими военнопленными и гражданскими лицами, а затем был приведен в действие разрывной заряд. Части человеческих тел находили уже в 200 м от гигантской взрывной воронки. Еще 27 февраля 1945 г. капитан из штаба коменданта крепости Зоммер случайно обнаружил за одним домом в гравийном карьере у уличного и дорожного перекрестка перед Метгетеном трупы 12 совершенно раздетых женщин и детей, лежавших вместе «беспорядочной кучей»; они были растерзаны ударами штыков и ножей.

Помимо отдельных трупов, рассеянных по всему курортному поселку, которых насчитывались сотни, было обнаружено несколько больших земляных холмов, под которыми, как оказалось, были погребены сотни (согласно капитану Зоммеру и профессору д-ру Ипсену – 3000) убитых.[852] Дознание следственной комиссии, назначенной комендантом крепости, генералом пехоты Лашем, складывалось сложно, поскольку Советы облили кучи трупов бензином и попытались их сжечь. Тем не менее, удалось установить, что большинство жертв было не расстреляно, а зачастую жестоко убито рубящим и колющим оружием. К тому же значительная часть этих убитых являлась не немцами, а украинскими беженцами, которых насчитывалось под Метгетеном порядка 25000, а также членами так называемой украинской «трудовой службы», которые были мобилизованы принудительно (и с которыми немцы плохо обращались) и теперь, как многие из их соплеменников в других местах, пали жертвами советских актов возмездия.

Западнее Метгетена, как сообщил капитан Зоммер, у дороги вплоть до Повайена всюду лежали трупы гражданских лиц, либо убитых выстрелами в затылок, либо «совершенно раздетых, изнасилованных и затем зверски убитых ударами штыков или прикладов». У дорожного перекрестка перед Повайеном четыре раздетые женщины были насмерть раздавлены советским танком. Капитаном Зоммером, а также майором профессором д-ром Ипсеном засвидетельствована прямо-таки символичная гнусность советских солдат в церкви Гросс-Хейдекруга. Там была распята молодая девушка, а справа и слева от нее повешено по немецкому солдату. Все это происходило у ворот провинциального центра Кёнигсберга. Невыразимые зверства и преступления, совершенные подстрекаемыми[853] советскими солдатами позднее, после захвата города 7-9 апреля 1945 г., не поддаются никакому описанию и могли найти лишь схематичное отражение также в дневниках врачей Дейхельмана и графа фон Лендорфа.[854]

Нарушениями международного права, совершенными на немецкой земле, значительная часть Красной Армии поставила себя за рамки исконных солдатских традиций. Как массовое явление преступления против безоружных наподобие тех, что представлены выше лишь в качестве примера, совершенные по наущению и при участии военного командования, были неизвестны в армиях других европейских государств даже во время Второй мировой войны, да и никогда бы не могли быть терпимы командными структурами. И германский Вермахт не составлял при этом исключения. Грабеж и мародерство, не говоря уже об убийстве и изнасиловании, согласно императивным предписаниям военноуголовного кодекса, угрожали серьезными наказаниями. Для сохранения воинской дисциплины военные суды и на советской территории, как правило, карали правонарушения и преступления военнослужащих Вермахта в отношении гражданского населения строгими карами и зачастую решались выносить даже смертные приговоры.[855] Поэтому, если поставить вопрос об ответственных за военные преступления, совершенных в восточных провинциях Германии, то – следуя старому воинскому принципу, что командиры в любом случае несут ответственность за действия своих подчиненных, – большинство действовавших там командующих и войсковых командиров и многие военнослужащие среднего и низшего командного состава должны считаться «военными преступниками» также и в трактовке Нюрнбергского устава. Отдел иностранных армий Востока Генерального штаба сухопутных войск, который в силу своей компетенции принимал решающее участие в «поименном установлении вражеских военных преступников»[856], при составлении им «списков военных преступников», видимо – как и, к примеру, командование Группы армий «Центр» – склонялся к тому, чтобы заведомо связать соответствующих советских командиров с преступлениями их подчиненных. Однако в данном месте это понятие будет трактоваться более узко. И если в дальнейшем, исходя из документов, и без того сохранившихся лишь по чистой случайности, поименно называется ряд советских офицеров, то это делается только в том случае, если весомое участие или соучастие в нарушениях международного права является документально доказанным либо если для подозрения в этом имеется достаточно оснований.

В качестве ответственных за нарушения международного права в восточных провинциях Германии уже были названы: командующий 1-м Белорусским фронтом, маршал Советского Союза Жуков и ведущие офицеры его фронтового штаба – так, член Военного совета генерал-лейтенант Телегин, далее генерал-полковник артиллерии Казаков, генерал-полковник авиации Руденко и начальник штаба фронта генерал-полковник Малинин, а также – еще более однозначно – командующий 3-м Белорусским фронтом, генерал армии Черняховский, член Военного совета генерал-лейтенант Хохлов, начальник Политуправления фронтового штаба генерал-майор Разбийцев. Из группы ответственных далее были выделены следующие офицеры: командующий 31-й армией генерал-полковник Глаголев, члены Военного совета 31-й армии генерал-майор Карпенков, генерал-майор Лахтарин, а также начальник политотдела армии генерал-майор Ряпасов, кроме того – командир 43-го стрелкового корпуса генерал-майор Андреев, командир 72-й стрелковой дивизии генерал-майор Ястребов, командир 87-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майор Тымчик, командир 88-й стрелковой дивизии полковник Ковтунов, командир 153-й стрелковой дивизии полковник Елисеев, командир 2-го гвардейского артиллерийского дивизиона полковник Кобцев, начальник 7-го отделения политотдела 50-й армии подполковник Забаштанский,[857] к сотрудникам которого в качестве так называемых «фронтовых уполномоченных» Национального комитета «Свободная Германия» принадлежали и два немецких коллаборациониста – майор Бехлер и лейтенант граф фон Айнзидель, командир 611-го стрелкового полка 88-й стрелковой дивизии подполковник Сотковский, командир 14-го стрелкового полка 72-й стрелковой дивизии подполковник Королев, командир 3-го батальона 14-го стрелкового полка 72-й стрелковой дивизии старший лейтенант Васильев, адъютант 2-го батальона 919-го артиллерийского полка старший лейтенант Пугачев.