11.1. Общие вопросы
11.1. Общие вопросы
При жизни Сталина не делалось серьезных попыток вскрыть и проанализировать коренные причины поражений советских войск, приведшие к оккупации огромной территории наиболее развитой европейской части страны. Все сводилось к тому, чтобы выделить его руководящую роль, когда сражения выигрывались.
В то же время причин ошибок и просчетов Сталина и высшего военного командования в первые три года войны множество и затрагивают они широкий круг проблем.
Причины поражений и побед советской и немецкой армий в период 1941–1945 гг. до сих пор остаются спорной темой многих исторических трудов отечественных и зарубежных авторов.
Что же нового познал я как непосредственный участник этих событий?
Только при углубленном знакомстве с состоянием этой проблемы в исторической науке мне представилось, насколько она сложна, противоречива, и что мне при формировании собственного представления о причинах ошибок советского и немецкого командования в отдельные периоды войны, предстоит столкнуться с определенными трудностями.
Это в значительной степени вызвано разной оценкой событий войны до смерти Сталина и после, в период хрущевской оттепели и горбачевской перестройки. К тому же в последнее время историки разделились на тех, кто поддерживает мнение писателя Владимира Суворова о причинах поражения советских войск в начальный период войны, и тех, кто с ним не согласен.
Чтобы разобраться в этом феномене, мне пришлось сопоставить издания о войне всех этих периодов. Особенно отличались мемуары советских военачальников, переизданных после смерти Сталина.
Характерным примером такого изложения материала об ошибках служат упрощенные и не очень достоверные оценки причин отступления советских войск, изложенные генералом армии С.М. Штеменко в книге «Генеральный штаб в годы войны» (книга первая, изд. 2-е, испр. и доп. М.: Воениздат, 1975).
Содержание его объяснений можно условно разделить на несколько частей.
В первой части, посвященной анализу оценки подготовки наших вооруженных сил, С.М. Штеменко утверждает:
«Теперь, когда от той роковой ночи нас отделяют десятилетия, появилось множество самых разных оценок тогдашнего состояния наших вооруженных сил. Иные говорят, что мы совсем не были готовы к отражению нападения противника, что армия наша воспитывалась в расчете на легкую победу. И хотя подобного рода высказывания принадлежат, как правило, людям невоенным, вокруг них громоздится обычно непроницаемый частокол мудреной специальной терминологии. Утверждается, например, что из-за неверного якобы понимания характера и содержания начального периода войны у нас неправильно обучались войска боевым действиям именно в этот период.
Утверждение столь же смелое, сколь и невежественное, ведь понятие “начальный период войны” — категория оперативно-стратегическая, никогда не оказывавшая сколько-нибудь существенного влияния на обучение солдата, роты, полка, даже дивизии. И солдат, и рота, и полк, и дивизия действуют в любом периоде войны, в общем-то, одинаково. Они должны решительно наступать, упорно обороняться и умело маневрировать во всех случаях. Независимо от того, когда ведется бой: в начале войны или в конце ее. В уставах на сей счет никогда не было никаких разграничений. Нет их и сейчас.
Довольно часты разговоры о том, что у нас-де недооценивалась опасность войны с Германией. В защиту этого неверного соображения выдвигаются подчас совсем смешные доводы о неудачной будто бы дислокации войск в военных округах, на которые возлагалось прикрытие и оборона западных границ. Почему неудачной? А потому, видите ли, что крупные силы, входившие в состав приграничных округов, были расположены не на границе, а на удалении от нее. Между тем и практикой, и теорией давно доказано, что в любом виде боевых действий главные силы обязательно эшелонируются в глубину. Где больше должно быть сил и как глубоко надлежит их эшелонировать — вопрос сложный. Здесь все зависит от обстановки и замысла военачальника. Элементарной неосведомленностью в военном деле объясняется, видимо, и то, что некоторые авторы объявляют ошибочным известное положение довоенных уставов Советской Армии о подчиненной роли обороны по отношению к наступлению. Таким приходится напомнить, что это положение действительно и поныне».
Одним словом, в ряде случаев люди, рассуждающие о войне, пошли, на мой взгляд, по неправильному пути, не дав себе труда как следует изучить суть дела, которое берутся критиковать. В итоге же похвальное их стремление разобраться в причине ошибок, постигших нас в 1941 г., перерастало в свою противоположность, порождало вредную путаницу.
Вторая часть посвящена укреплению военного производства страны до начала вторжения. Здесь рассматривается наличие в нашей стране потенциальной возможности воевать против сильного противника.
В этой части сравниваются развитие промышленности к началу сороковых годов в СССР и Германии. Одновременно показано какие предпринимались мероприятия для усиления Советской армии. Предлагаемый материал по этой части не очень критичен и, скорее всего, несет обычный пропагандистский характер. Единственно можно согласиться с утверждением:
«Однако к началу войны мы еще значительно уступали противнику в численности современных танков, не успели закончить перевооружение войск на новую технику, насытить мощными KB и Т-34 уже сформированные и еще формируемые механизированные корпуса даже в наиболее ответственных приграничных округах — Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском. Эти округа, принявшие на себя главный удар фашистской Германии, располагали весьма небольшим количеством современных танков. Старые же системы не могли оказать решающего влияния на ход предстоящих операций, да и их не хватало здесь до штата наполовину».
Третья часть показывает, допускали ли мы сами возможность нападения на нас Германии в 1941 г. и делали ли что-либо практически для отражения этого нападения? Ответ гласит следующее:
«Да, допускалось! Да, делалось! Договор о ненападении, заключенный в 1939 г. по предложению Германии, не вызывал иллюзий — было понятно, что это лишь отсрочка, что рано или поздно фашистская Германия, поощряемая империалистическими кругами западных держав, ринется на восток. Поэтому Коммунистическая партия и советское правительство предпринимали энергичные меры по укреплению обороноспособности».
В четвертой части воспоминаний раскрывается краткое содержание подготовки к войне с Германией. В ней сказано:
«Наш оперативный план сосредоточения и развертывания вооруженных сил на случай войны, который в обиходе Генерального штаба именовали планом отражения агрессии, называл наиболее вероятным и главным противником именно гитлеровскую Германию. Предполагалось также, что на стороне Германии выступят против СССР Финляндия, Румыния, Венгрия и Италия. Под руководством Б.М. Шапошникова над планом непосредственно работали Н.Ф. Ватутин, A.M. Василевский, В.Д. Иванов, А.Ф. Анисов, а впоследствии Г.К. Маландин.
5 октября 1940 г. план докладывался И.В. Сталину наркомом С.К. Тимошенко и новым начальником Генштаба К.А. Мерецковым. Имелось в виду, что будущая война с первого же дня примет характер очень напряженных и сложных операций всех видов вооруженных сил на суше, море и в воздухе. Ожидалось, что нападение мощных танковых и пехотных группировок противника будет сопровождаться авиационными ударами по советским войскам и объектам тыла, имеющим большое военное значение. План исходил из того, что советские войска полностью подготовятся к отражению противника и сумеют отбить его удары силами и средствами пограничных округов на территории, прилегающей к государственной границе. В последующем предусматривалось наше решительное наступление, в том числе войсками, подаваемыми из глубины страны. Все составные части плана были тщательно увязаны между собой и с работой народного хозяйства, транспорта и связи.
На основе плана Генштаба были созданы планы развертывания войск военных округов. Таким образом, в оперативном плане верно определялся характер возможной войны, правильно решался вопрос о вероятном противнике и направлении его действий. По свидетельству К.А. Мерецкова, И.В. Сталин высказал мнение, что Германия свои основные усилия направит не на западном направлении, как было записано в плане, а на юго-западном, с тем чтобы прежде всего захватить наиболее богатые промышленные, сельскохозяйственные и сырьевые районы Советского Союза. Нарком обороны, недавно прибывший с юго-западного направления, видимо, тоже придерживался этой точки зрения. Во всяком случае, ни он, ни Генштаб не возразили против этого заключения Сталина.
Генштабу было приказано исправить план, а это повлекло за собой сосредоточение главной группировки советских войск не на западном как предусматривалось ранее, а на юго-западном направлении».
Как показали события Великой Отечественной войны, данный прогноз оказался ошибочным. Главный удар Гитлер нанес все-таки на западном направлении, и советскому командованию пришлось исправлять группировку войск и сосредотачивать главные силы на западное, смоленско-московское направление. Это привело к известному замешательству, так как некоторые войска уже выгрузились не там, где им впоследствии пришлось драться, и потере драгоценного времени.
В последней части воспоминаний генерал пишет о просчетах и упущениях в начале вторжения немецких войск:
«Наконец, нападение Германии произошло раньше, чем ожидалось. В связи с этим войска западных приграничных округов не были еще полностью укомплектованы личным составом, автотранспортом, вооружением, особенно таким, как новые танки, самолеты, которых очень недоставало. Своевременно не были отданы единые для Вооруженных Сил распоряжения о полной боевой готовности. Войска (кроме флота и соединений Одесского военного округа) не успели поэтому занять предусмотренные планом оборонительные позиции, сменить аэродромы, поднять самолеты в воздух, осуществить другие необходимые в той обстановке мероприятия. Нельзя не сказать и об ошибках в определении порядка действий и силы первоначальных ударов врага.
Высшее советское командование предполагало, что противник не сразу станет вводить все силы на советско-германском фронте, и это позволит сдержать агрессора, используя войска так называемого прикрытия. Но война развернулась не так: гитлеровские захватчики ринулись вперед ударными группировками войск на всем протяжении западной границы нашего государства. Отбить этот удар силами, расположенными в пограничной зоне, к тому же не вполне готовыми к немедленным действиям, мы не смогли».
В наименьшей степени трудности с выяснением истины в отношении ошибок во время войны были связаны с выходом, начиная с 1978 г., книг бывшего сотрудника ГРУ СССР писателя Виктора Суворова (автор книг «Ледокол», «Аквариум» и др.) и существованием многочисленных историков, опровергавших предположения, что Сталин планировал агрессивную экспансионистскую войну с Европой и готовил внезапный удар по Германии.
Не вступая в исторический спор со всеми участниками обсуждения как с одной стороны, так и с другой, поскольку согласен со многими их утверждениями, хочу отметить, что в большинстве трудов по тематике войны 1941–1945 гг., с которыми я ознакомился, характер ошибок правительств и командования противоборствующих сторон не рассматривается комплексно. Они не увязывают вопросы взаимосвязи этих ошибок с внешней и внутренней политикой, состоянием экономики и общественно-социальных отношений участников Второй мировой войны.
В отношении книг Суворова и Никонова, в целом положительно отмечая проделанную ими огромную исследовательскую работу, обращаю внимание на такую практическую деталь, дающую повод для дискуссий, как, к примеру, их утверждение, что Гитлер всего лишь на несколько дней опередил вторжение советских войск на германскую территорию.
А что если взглянуть на обоснование этого предположения под другим углом зрения? Что война рано или поздно будет, знали все. Несомненно, лучше других знал об этом Сталин, которому об этом докладывала разведка. Но поскольку военная стратегия Советской армии предусматривала только ведение наступательных действий, и к тому же на вражеской территории, то можно предположить, что это было всего лишь подготовкой к наступлению, без учета конкретного времени его начала. Этот тезис подтверждает характер проведения приграничных сражений. Они были осуществлены действительно скверно, непродуманно, с традиционной российской расхлябанностью и неорганизованностью.
В этом плане мое возражение Суворову поддерживает замечание доктора исторических наук, старшего научного сотрудника ВНИИ документоведения и архивного дела М. Мельтюхова. Оно приведено в книге А. Никонова, писателя, ученика и хорошего друга Суворова, «Бей первым! Главная загадка второй мировой» (М.: «Издательство НЦ ЭНАС», 2009).
«Широко распространенное мнение о том, что СССР ждал нападения врага, а потом планировал наступление, не учитывает, что в этом случае стратегическая инициатива добровольно отдавалась бы в руки противника, а советские войска ставились в заведомо невыгодные условия. Тем более что сам переход от обороны к наступлению, столь простой в абстракции, является очень сложным процессом, требующим тщательной и всесторонней подготовки. Он должен был начинаться с оборудования четырех оборонительных рубежей на 150 км в глубину. Но ничего подобного до начала войны не делалось. Поэтому вряд ли стоит отстаивать тезис о том, что Красная Армия могла успешно обороняться на неподготовленной местности, да еще при внезапном нападении противника. Кроме того, советскими планами оборона вообще не предусматривалась».
Доказательств о намерении Сталина опередить Гитлера в упомянутых выше книгах приведено больше чем достаточно. Но то, что какие-то действия по расширению территории могли предусматриваться, например, в отдаленной перспективе, в работах авторы не рассматривают.
Не могу согласиться с писателем А.П. Никоновым, который в своей в целом очень интересной и полезной книге главным виновником всех отступлений советских войск считает Жукова. Виновато в этом было все руководство страны. Чего только стоит недельное отключение Сталина в самый ответственный момент, с 22 по 29 июня 1941 г., от руководства страной и другие его деяния как в мирной жизни, так и во время войны.
Очевидно, это единственное упущение этой книги, хотя она содержит довольно содержательный анализ роли Советского Союза и Германии, Сталина и Гитлера во Второй мировой войне и в истории двадцатого столетия в целом.
Особенно впечатляет описание автором процесса формирования на государственном уровне сознания населения в нужном направлении под воздействием пропаганды и агитации в газетах, журналах, радио, художественной литературе, кино и театральных постановках для увековечивания роли Сталина как высококлассного менеджера в развитии экономики и стратега в военном деле.
Наиболее подробно, содержательно и откровенно излагает все перипетии боевых действий и допущенные ошибки его участников огромный труд «История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг.». Из него я почерпнул много полезных ответов по спорам между историками.
Неоценимую помощь в составлении записок оказал мне сборник «Канун и начало войны; Документы и материалы» составитель Л.А. Киршнер (Л.: Лениздат, 1991). В сборнике помещены весьма интересные печатные публикации прошлых лет, воспоминания, документальные материалы ученых, политических деятелей, военных — как советских, так и зарубежных.
По материалам сборника выясняются причины временных неудач Красной Армии в начальный период войны. Рассказывается о мероприятиях Коммунистической партии и советского правительства по мобилизации сил советского народа на отпор врагу, о героической и самоотверженной борьбе наших людей с фашистскими захватчиками. В сборнике также содержится внушительная статья его составителя «Страницы нашей истории». Но поскольку он составлен в эпоху Горбачева, в нем постоянно проскальзывает некоторая неопределенность, попытка найти золотую середину в споре, что источником бед России были не принципы идей Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, а отход от них и их попрание.
К примеру, в прилагаемой статье к сборнику совершенно верно говорится о низкой квалификации высшей элиты и директорского корпуса: «На место репрессированных специалистов пришли так называемые “красные директора”, которые могли выкрикнуть лозунг и “толкнуть речь”, но не могли грамотно руководить хозяйством… Свыше 70% секретарей райкомов, горкомов и до 40% секретарей обкомов, крайкомов и ЦК компартий национальных республик имели начальное образование. А недостаточная компетентность толкала руководителей на волевые решения и приказные методы управления, что еще больше способствовало росту и закреплению бюрократической командно-административной машины».
В то же время сборник содержит целый раздел документов «Организация Коммунистической партией и Советским правительством отпора врагу», где к заслугам парторганизаций относят создание новых формирований, размещение новых дивизий, их вооружение, снабжение, обмундирование, обеспечение их командным и политическим составом. Помимо этого к заслугам парткомов также относят создание силами населения оборонительных сооружений — противотанковых рвов, окопов, огневых точек. Возникает естественный вопрос, а что конкретно тогда делали местные советские власти?
По моей личной версии, на неправильную оценку Сталиным разведданных о начале немецкого вторжения могли главным образом повлиять советско-германские соглашения, подписанные в 1939–1940 гг.
Очевидно, в этой детали кроется одна из многочисленных причин отступления наших войск на первом этапе войны. Ну а почему не начали наступление первыми, то в годы моей далекой боевой юности обычно объясняли, что Сталин ожидал, пока Англия и Германия в результате войны ослабеют и тогда можно будет «погреть руки у пылающего костра».
Первые дни войны вскрыли недостатки командно-административной системы управления народным хозяйством страны, несовершенство советской военной стратегии и тактики, организационной структуры во всех звеньях Советской армии, включая Ставку, Народный комиссариат обороны и все его управления, включая Генеральный штаб.
Сталин, и главное командование Советской армии прозевали начало войны и применение новой успешной стратегии из-за создания на границах страны «железного занавеса», преследования интеллектуалов, космополитизма и неуважительного отношения к талантливым личностям. Сюда же можно отнести действие в Стране Советов систем неэффективного механизма управления экономикой.
В отношении одной из грубых ошибок командования советских войск в области стратегии и тактики, в части преимуществ обороны перед контрнаступлением, достаточно вразумительно высказался маршал К.К. Рокоссовский в своем труде под названием «Солдатский долг» («Военно-исторический журнал», 1989, №6, с. 51–54):
«Войскам, ввязавшимся в бой с наседавшим противником, следовало поставить задачу: применяя подвижную оборону, отходить под давлением врага от рубежа к рубежу, замедляя этим его продвижение. Такое решение соответствовало бы сложившейся обстановке на фронте. И если бы оно было принято Генеральным штабом и командующими фронтами, то совершенно иначе протекала бы война, и мы бы избежали тех огромных потерь, людских, материальных, которые понесли в начальный период фашистской агрессии.
Не могу умолчать о том, что как в начале войны, так и в Московской битве вышестоящие инстанции не так уж редко не считались ни со временем, ни с силами, которым они отдавали распоряжениям и приказам. Сплошь и рядом такие приказы и распоряжения не соответствовали обстановке, сложившейся на фронте к моменту получения их войсками. Нередко в них излагалось желание, не подкрепленное возможностями войск.
Походило это на стремление обеспечить себя (кто отдавал такой приказ) от возможных неприятностей свыше. В случае чего обвинялись войска, не умевшие якобы выполнить приказ, а “волевой” документ оставался для оправдательной справки у начальника или его штаба. Сколько горя приносили войскам эти “волевые” приказы, сколько неоправданных потерь было понесено!
Очень убедительно оценил роль Сталина в войне У. Черчилль: “Война — это по преимуществу список ошибок, равную той, которую допустили Сталин и коммунистические вожди, когда они отбросили все возможности на Балканах и лениво выжидали надвигавшегося на Россию страшного нападения или были неспособны понять, что их ждет. До тех пор мы их считали расчетливыми эгоистами. В этот период они оказались к тому же простаками. Сила, масса, мужество и выносливость матушки России еще должны были быть брошены на весы. Но если брать за критерий стратегию, политику, дальновидность и компетентность, то Сталин и его комиссары показали себя в тот момент второй мировой войны полностью растяпами”».