Транспортный и прочие вопросы

Транспортный и прочие вопросы

С неумолимым приближением дня испытания первой атомной бомбы всё больше ограничивалась свобода её создателей — поднадзорных физиков.

Если раньше им было строжайше запрещено летать самолётами, то теперь этот запрет распространили и на железнодорожный транспорт. Ведущим советским «бомбоделам», с которых разве что пылинки не сдували, следя за каждым их шагом, ездить в поездах вместе с остальными советскими гражданами было запрещено категорически. Ещё 6 января 1948 года на 49-ом заседании Спецкомитета Берия вместе с поддержавшим его Первухиным внёс предложение, которое было тут же принято:

«Обязать министра путей сообщения т. Ковалёва выделить один специальный пассажирский вагон (с передачей его на баланс Первого главного управления при Совете Министров СССР) для обслуживания руководящих научных работников».

С этих пор атомные спецработники стали передвигаться по стране только в спецвагонах.

Решив железнодорожную проблему, взялись за автомобильную. 15 сентября 1948 года на заседании Спецкомитета неожиданно всерьёз заговорили о нарушениях правил езды на автомашинах.

Может возникнуть вопрос: какое отношение имеют автомобили и правила езды на них к работе атомной отрасли?

Как оказалось, самое непосредственное! Особенно если за рулём вдруг оказывались ведущие научные работники Лаборатории № 2. Такие как Арцимович или Панасюк. Они и очутились в центре весьма бурного обсуждения.

Все выступавшие: Лаврентий Берия, Борис Ванников, Михаил Первухин, Анатолий Александров и Георгий Маленков (Игорь Курчатов на заседании не присутствовал) с осуждением говорили о возмутительных фактах, которые тут же были занесены в протокол:

«Научный сотрудник Лаборатории № 2 т. Панасюк взял у шофёра служебной машины управление автомашиной, не имея на то права. В результате произошла авария, при которой т. Панасюк получил тяжёлое ранение.

Зам. директора Лаборатории № 2 т. Арцимович также взялся управлять автомашиной, что привело к аварии, в результате которой сам т. Арцимович не пострадал лишь случайно».

И члены Спецкомитета приняли строгое решение:

«В целях предотвращения впредь подобных фактов:

1. Обязать руководителей организаций, институтов и лабораторий (по прилагаемому списку) категорически запретить сотрудникам подведомственных им учреждениям управление служебными автомашинами и принять меры, исключающие возможность передачи шофёрами управления автомашиной сотрудникам вне зависимости от их положения и наличия у них прав на вождение машин.

2. Вменить в обязанность уполномоченных Совета Министров СССР при важнейших институтах, лабораториях и других объектах следить за строгим соблюдением настоящих правил».

Анатолий Александров впоследствии вспомнил про ещё один запрет, касавшийся как его самого, так и Курчатова:

«Когда-то он решил поучиться ездить на лошади. Сел он на лошадь, где-то это было не в Москве. И тут же, через 20 минут, ему запретили. Позвонил Берия:

— А ну, слезайте немедленно!

Да, такое было.

А как-то нам со Славским запретили ездить на охоту, тоже было, на Урале нам запретили ездить на охоту. Тоже Берия запретил.

Там на Урале был такой ужасный режимный генерал, который буквально каждые пять минут звонил Берии, и очень трудно было с ним».

Доктор медицинских наук Ангелина Константиновна Гуськова рассказала про другой «автомобильный» случай, главным действующим лицом которого был уже Игорь Васильевич Курчатов:

«Однажды очень рано утром появился он у меня дома в сопровождении Д.С. Переверзева с ушибом и ссадиной на лице. Возвращались они домой после ночного бдения в Кремле, шофёр круто затормозил на переезде, и задремавший Курчатов ударился лбом о стекло. Он попросил придумать что-то, чтобы „ушиб был как можно менее заметен“, а происшествие не стало известно никому, кроме нас четверых.

Я помню, как по опыту спортивных травм сумела успешно помочь ему примочками с бодягой, избавив тем самым от неприятности водителя и Переверзева и заслужив тёплую признательность Игоря Васильевича».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.