Задачи, влияния и сопротивление

Задачи, влияния и сопротивление

Армии XVIII века были маленькие, а фронты, на которых они сражались, – узкие. Их военачальники могли обозревать почти все поле сражения. Им не нужны были помощники или советчики, они возглавляли свои войска самостоятельно. Даже Фридрих Великий не имел начальника Генерального штаба. И лишь французская революция принесла громадные перемены в ведение войны, ибо целая нация посвятила себя сражениям. Так родилась народная армия. Наполеон был пионером в искусстве войны; он, великий учитель того периода, покончил со старой линейной тактикой и знакомыми маневрами и показал, как надо наносить быстрые и повторяемые разрушительные удары, при этом не бросая тревожные взгляды через плечо на тыловые коммуникации и закрепленные на одном месте полевые склады с припасами. Рождение прусского Генерального штаба произошло во время быстрого развития искусства ведения войны; отсюда позднее вырос германский Генеральный штаб, который был порождением начала XIX века.

С 1821 года и далее германский Генеральный штаб – так его называли, чтобы отличить от штабов корпусов и дивизий, – подчинялся непосредственно королю, который также являлся главнокомандующим армией. Его глава имел право обращаться прямо к правителю без предварительного разрешения военного министра. Вначале влияние Генерального штаба было довольно слабым, однако после победоносных войн 1866 и 1870–1871 годов, успешное завершение которых главным образом приписывали начальнику Генерального штаба Мольтке, оно значительно возросло. Через Мольтке и Шлиффена, Гинденбурга и Людендорфа о германском Генеральном штабе узнали за пределами Германии. В 1916–1918 годах под руководством двух последних он также завоевал на некоторое время и политическое влияние. Когда же германская армия потерпела поражение в Первой мировой войне, победители потребовали роспуска Генерального штаба, что и произошло осенью 1919 года. С другой стороны, офицерам Генерального штаба при дивизиях и других соединениях было позволено остаться. Точно также было получено разрешение на занятие пяти должностей в армейском директорате в министерстве обороны офицерам Генерального штаба. Эти должности назывались Управлением войск. Однако в их распоряжении не было корпуса Генерального штаба, наделенного собственной властью и ответственностью. Офицеры Генерального штаба при дивизиях подчинялись командирам дивизий. Сферы занятости всех офицеров Генерального штаба постоянно варьировались между фронтом, штабом и Управлением войск. Между прочим, у них не было названия, и они проходили под именем контролирующие штабные офицеры. Естественно, они представляли собой элиту, так же как и в старой армии, и почти все, кто позже заняли высшие позиции, когда-то были офицерами контрольного штаба.

Между Управлением войск и Большим генеральным штабом старой армии существовали фундаментальные различия. Большой Генеральный штаб был центральной властью, на равных с военным министерством и подчинялся непосредственно кайзеру. Его руководители имели немедленный доступ к кайзеру по всем вопросам, касающимся Генерального штаба. Влияние, которое он мог распространить, было, таким образом, несравнимо большее, чем влияние начальника Управления войск. Последний представал перед главой армейского директората и был не чем больше, как его исполнительным инструментом. Таким образом, в республике тот, кто пришел после кайзеровского главы Генерального штаба, оказался на две ступени ниже военного министра. Сфера ответственности главы армейского директората была ограничена чисто военной работой армии. Любые вопросы, выходившие за рамки внутренней политики, поступали в ведение военного министра рейха, который отчитывался за них перед рейхстагом. Соответственно военный кабинет имел чисто военные задачи, такие как распределение человеческой силы, организация, обучение, снабжение, военный железнодорожный транспорт, наземные укрепления (фортификация), получение информации об иностранных армиях. Глава Управления войск также отвечал за обучение и набор офицеров контрольного штаба. Кабинет войск имел равные права с другими четырьмя управлениями армейского директората.

Когда 16 марта 1935 года Гитлер объявил о «свободе вооружения» для Германии, название Управление войск было изменено на Генеральный штаб армии, а его глава стал главой Генерального штаба армии. Офицерам контрольного штаба вернули их прежнее название офицеров Генерального штаба, что произошло чуть ранее. А больше никаких иных изменений не произошло. Генеральный штаб остался исполнительным инструментом главы армейского директората, который теперь стал называться главнокомандующим армией. Он продолжал заниматься чисто военными задачами, ограничиваясь теми же сферами, как при 100-тысячной армии. Однако он получил дополнительную ответственность за мобилизацию. При режиме Гитлера Генеральный штаб продолжал набирать рекрутов только из людей, которые проявили себя среди войск; их выбирали исключительно за их характер и военные способности. В мирное время они проходили обучение в военных академиях, а во время войны – на специальных курсах Генерального штаба. Потом их назначали в Генеральный штаб на испытательный срок и лишь затем окончательно принимали на работу, если находили, что они полностью пригодны. Ошибки случались редко. Старая практика регулярных взаимных обменов фронтовыми и штабными офицерами, которая препятствовала какой-либо изоляции от войск, по-прежнему проводилась и в мирное время. Однако от нее пришлось отказаться во время войны. Причины состояли в громадном увеличении численности армии, с одной стороны, и нехватке подготовленных офицеров Генерального штаба – с другой. Эта нехватка оставалась довольно острой повсеместно, хотя время обучения постепенно сокращалось. Никто не ожидал такого громадного увеличения армии, поэтому туда поступали недостаточно подготовленные кадры. Дефицит никогда не приводит ни к чему хорошему. Например, в последние годы войны в штабах дивизий был только один, а в корпусах никогда не было более двух офицеров Генерального штаба. Бремя работы, которое изо дня в день ложилось на плечи этих людей, часто превосходило их силы. Старый девиз – «Работай много, появляйся редко; будь больше, чем кажется» – отражался в работе офицеров Генерального штаба до самого конца. К ним со всей справедливостью можно отнести высказывание Зекта: «Офицеры Генерального штаба не имеют имени». Офицеры Генерального штаба были помощниками командующих, начиная с уровня дивизий и выше. В соответствии с их специальным даром обучения, они были ответственны за подготовку и размещение войск, снабжение продовольствием, оценку позиций и намерений врага, а также за контроль над военным транспортом. Офицеры Генерального штаба были объединены в группы Генерального штаба в армиях под началом глав секторов, а в корпусах – под началом Генерального штаба. Эти начальники были подотчетны своим командующим за правильное распределение обязанностей целого штаба. Германский Генеральный штаб не был, даже в Третьем рейхе, специальной «организацией», не говоря уже о том, что он не был «тайным обществом». Он не вносил никаких предложений относительно того, как следует вести войну; в его задачи не входила и подготовка к войне. Задачей его была, так же как и прочих генеральных ставок, совершать технические приготовления таким образом, чтобы в случае войны армия могла быть готовой. Генеральный штаб не имел ни желания, ни возможности оказывать политическое влияние. Он стоял, как и предшественник, кабинет войск, на две ступени ниже военного министра и главнокомандующего вооруженными силами. Для положения начальника Генерального штаба армии показателен тот факт, что первый человек, занимавший этот пост, генерал Бек, был принят Гитлером лишь дважды в течение пятилетнего срока его пребывания в должности. Даже военный министр фон Бломберг редко принимал Бека. В конце 1937 года Бек в моем присутствии пожаловался, что он уже три месяца не имеет возможности поговорить с Бломбергом. Единственное действие Бека, которое можно счесть как имеющее политический оттенок, состояло в дружеском визите к французскому генералу Гамелену в 1937 году по случаю Всемирной выставки в Париже.

Суд над военными преступниками в Нюрнберге доказал, что германский Генеральный штаб не принимал участия в политических решениях, которые принимались между 1933 и 1939 годами, и что его мнения не спрашивали до выхода из Лиги Наций. Генерал Маршалл, в то время глава американского Генерального штаба, в своем докладе президенту Трумэну 1 июля 1945 года высказал мнение, что общего плана Генерального штаба с нацистской партией не существовало, но были скорее острые разногласия во мнениях, между политическим и военным руководством. В этой связи следует упомянуть о следующем: в Нюрнберге среди остальных Генеральный штаб и ОКВ несли коллективную ответственность за то, что являлись организацией с преступными целями. Эта предполагаемая организация обвинялась в планировании и развязывании преступной агрессивной войны. Хорошо известно, что в отношении Генерального штаба вердикт гласил: «Невиновен», тем не менее под названием Генеральный штаб и ОКВ следователи и прокуроры объединили в одну группу[7] начальников Генеральных штабов армии и люфтваффе, трех офицеров из ОКВ, главнокомандующих тремя управлениями вермахта и всех армий, групп армий, военно-воздушного флота и соответствующих военно-морских организаций, в то время как сами офицеры Генерального штаба осуждены не были. За исключением начальников Генеральных штабов и членов ОКВ, вышеупомянутые люди не были офицерами Генерального штаба, но командующими войсками. Причина выбора смешанного наименования Генеральный штаб и ОКВ авторитетными прокурорами не могла быть иной, кроме как желанием нанести по обоим – руководству и его помощникам – один удар. Это намерение было выполнимо легче, потому что в других странах, например Франции, Англии и США, начальник Генерального штаба не подчиняется, как в Германии, главнокомандующему армией, но сам занимает этот пост, во всяком случае, de facto.

Начальник германского Генерального штаба был лишь советником главнокомандующего и не обладал исполнительной властью. Он мог только отдавать приказы от имени командующего. И лишь по этой причине влияние Генерального штаба и в особенности его шефа постоянно и нелепо переоценивалось. В отношениях между Гитлером и Генеральным штабом не было трений вплоть до лета 1934 года. Но вскоре после печально известного 30 июня 1934 года пошли слухи о том, что в партии растет недовольство Генеральным штабом. Говорили о нем как о реакционном, и, как утверждалось, адъютанты могли также хорошо исполнять свои обязанности. Несомненно, что тут звучал голос хозяина. Гитлер не упустил из виду царящее в армии отвращение к поведению многих партийных бонз, к недостойному обращению с евреями и растущий с каждым днем политический оппортунизм. Позднее Гитлер видел в Генеральном штабе «последнюю франкмасонскую ложу Германии». В своем недоверии его поддерживали и укрепляли Геринг и Гиммлер. Первый считал, что Генеральный штаб – отсталый, а также мешает его амбициям поставить люфтваффе в первую позицию. Последний справедливо отмечал, что Генеральный штаб – главный источник сопротивления в армейском руководстве продолжающемуся росту членов ваффен СС.

Зимой 1938/39 года Гитлер отдал приказ, имеющий огромное значение. В германской армии начальники штабов корпусов и выше имели право, в случае несогласия с решениями своих командиров, высказывать мнение в письменной форме. Хотя, даже вопреки абсолютному несогласию, они все равно со всей энергией выполняли приказы своих командиров, как только последние были отданы. Теперь Гитлер отдал приказ об отмене общей ответственности командующего и начальника ставки. Это также относилось и к Генеральному штабу армии. Причина такой меры была ясна как день.

Во время войны конфликт между Гитлером и Генеральным штабом обострялся все больше и больше. Почему это было так, мы подробно обсудим в третьей главе.

Но именно в результате этого непримиримого конфликта и сильной тревоги за судьбу Германии ряд офицеров приняли участие в попытке покушения на Гитлера 20 июля 1944 года. Заговорщики главным образом были членами Генерального штаба или когда-то принадлежали к нему. Большинство из них служили в резервной армии, некоторые уже ушли в отставку. Эти люди действовали вполне сознательно, они положили жизнь на кон ради Германии, и многие потеряли ее. Однако можно усомниться в том, просчитывали ли они последствия своих действий, в том числе и в случае удачи?

Многие солдаты пребывали в отчаянии из-за дилетантизма военного руководства наверху, разрушения доброго имени Германии, которое принесли с собой нацисты. По многим причинам они с радостью встретили бы смену режима. Однако о том, чтобы им самим привнести такие перемены, вопрос даже не стоял. Веками Германия никогда не подвергалась внутренней тирании, такой, какую часто испытывали другие страны, и прусско-германская армия никогда не отдавалась в распоряжение революции. Только один известный мятежник возник в ее рядах – генерал фон Йорк, но и он восставал только против иностранного господства. В любом случае преобладающее большинство солдат находились на фронте и часто участвовали в тяжелых боях, которые требовали от них всей энергии и самопожертвования. Вдобавок следует вспомнить, что систематическая агитация партии против генералов и генеральной ставки уже посеяла значительное недоверие среди войск. Более того, даже в 1944 году Гитлер имел еще множество сильных сторонников среди народа, большинство из которых ни в коей мере не рассматривали его как преступника. И аналогично, большая часть армии, вероятно, не последовала бы за вожаком повстанцев. По всем этим причинам даже лучше подготовленный и более удачный путч привел бы к крушению вермахта и к гражданской войне, а в результате возник бы хаос.

Нет никаких доказательств, что Германия получила бы лучшие условия, если бы она пала в результате революции в 1944 году. Недоверие союзников к нам и среди нас самих было очень велико. Разумеется, верно одно: германский народ претерпел бы дальнейшие страдания. В последние шесть месяцев войны рушились германские города, и среди них самый красивый; в течение этих месяцев в результате бомбежек произошли невосполнимые потери произведений искусства. Между тем похоже, что многие огромные преимущества более раннего окончания войны были бы вскоре забыты и вина за последующие суровые испытания народа была бы возложена на вермахт. Тем более что и без этого говорили, что вермахт предал отчизну в критический час, и эта легенда восторжествовала над правдой.

На самом деле давно можно было услышать такое: «Нас предали, в противном случае все могло быть иначе». На это я могу лишь сказать, что мне неизвестен ни один случай, когда командующий или офицер Генерального штаба на фронте вел себя предательски, ни о заговоре с врагом или какого бы то ни было рода саботаже. Насколько я знаю и верю, ни офицеры, ни даже командование резервной армии никогда не стояли в стороне от укрепления войск. Все, что было сказано, и до сих пор является измышлением, продуктом грязной кампании партии или плодом воспаленного воображения. И поскольку эти слухи якобы базируются на личных наблюдениях, они лишь могут быть результатом незнания всей правды и основываются на мнении, не обладающем достаточными доказательствами. Ближе к концу войны можно было постоянно слышать: «В том или ином месте находится большое количество топлива». Или: «В том или ином месте на взлетном поле в бездействии находятся ряды истребителей. Почему мы не можем получить бензин для наших танков? Почему самолеты не поднимаются в воздух?» Естественно, такие заявления следовали одно за другим. В каждом случае оказывалось, что бензобаки пусты или почти пусты, что «ряд истребителей» уже вышли из строя и их невозможно обслужить, или не было экипажа, либо не хватало топлива определенного типа.

Почему победа Германии была невозможна – это мы обсудим позднее.

А теперь я попытаюсь кратко коснуться взаимоотношений между армией и другими видами вооруженных сил. В период после Первой мировой войны отношения с морским флотом оставались хорошими даже после 1933 года, пока во главе флота стоял Редер. Позже это изменилось, когда интересы флота стали ущемляться из-за расходов на армию, на ведение войны в целом. Взаимоотношения с люфтваффе были не столь теплыми. Несмотря на то что большинство офицеров высшего ранга люфтваффе вышли из армии, было невозможно сохранять полное доверие между самыми старыми и самыми молодыми служащими. Причина этого – ни в коем случае не соперничество между соответствующими офицерами. Она лежала гораздо глубже. Дело было в личности главнокомандующего люфтваффе, самого Геринга. Прежде всего человек партии, Геринг видел в здоровом консерватизме офицерского корпуса препятствие целям режима. Для него ядром сопротивления этим целям в армии был Генеральный штаб. Даже в Нюрнберге он открыто выражал свою враждебность Генеральному штабу и зашел настолько далеко, что заявил, что, по его мнению, он (штаб) был заражен пацифизмом. Но помимо этих чисто партийных соображений существовали и другие. Армия придерживалась мнения, что исход любой войны, которую могла бы вести Германия, следует определять на земле, поэтому потребностям армии следует отдавать приоритет, а политика люфтваффе должна согласовываться с армейскими планами. Отстаивая этот тезис, армия с самого начала заявляла, что правильная задача люфтваффе состоит в непосредственной поддержке операций армии. Очевидно, германские люфтваффе имели как тактические, так и стратегические задания. Впрочем, если их сила будет недостаточной для обеих задач, тогда в поддержку их должна выступить армия. (В этой связи интересно отметить, что британский военный писатель генерал-майор Фуллер упрекал англо-американское командование за то, что оно пренебрегало наземной поддержкой стратегии воздушной войны и таким образом затянуло войну. Прежде всего Фуллер напал на политику стратегических бомбардировок, на которой лежит ответственность за систематическое разрушение германских городов в последней войне, и утверждает, что стратегические бомбардировки не ускоряют, но оттягивают победу. По этой причине военно-воздушные силы должны прежде всего сосредоточиться на тактической поддержке наземных войск.) Между тем Геринг сумел во многом утвердить собственные противоположные взгляды. Это привело к тому, что армия была плохо оснащена противовоздушной артиллерией и подразделениями воздушной разведки, и к тому, что степень тактической поддержки с воздуха была серьезно ограничена в пользу стратегической воздушной войны. Геринг также захватил парашютные войска, которые учредила армия. Конфликт между армией и военно-воздушными силами достиг кульминации в 1942 году, когда Геринг сумел заполучить согласие Гитлера на формирование полевых дивизий люфтваффе, к которым мы вернемся позднее. Взаимоотношения между двумя силами сделались менее напряженными после того, как люфтваффе был нанесен тяжелый удар с земли, и Геринг попал в немилость у Гитлера. Мне хотелось бы подчеркнуть здесь, что офицеры с обеих сторон всегда пытались работать вместе, в духе товарищества, чтобы, по крайней мере, уменьшить негативный эффект противостояния, природа которого была слишком фундаментальна.

Взаимоотношения с военным министром рейха также были напряженными. Как уже говорилось, армия не имела прямого выхода на правителей рейха, и ей приходилось полагаться на военного министра, который представлял ее интересы. Во многих случаях Бломберг сам не считался с мнением армии, в других случаях он, вероятно, был не способен сделать так, чтобы к нему прислушались правители рейха. А потому в армейских кругах сомневались, принимал ли он в действительности близко к сердцу армию и ее интересы и представлял ли он их на самом деле. Его несуразная женитьба[8]вылилась в скандал для армии и всего вермахта и имела неприятные последствия. Гитлер – по предложению Бломберга! – взял власть военного министра в собственные руки и таким образом получил немедленное превосходство над армией, флотом и люфтваффе. Кейтель, который также был рекомендован Бломбергом, стал начальником штаба Гитлера как Верховного главнокомандующего вермахтом.

Кейтель еще раз доказывает, какие роковые последствия могут возникнуть, когда человека ставят на важный пост, которому он совершенно не соответствует. В Первую мировую войну Кейтель показал, что обладает мужеством, и позже он погиб, как мужчина, однако ему не хватало нравственного мужества.

Уже перед началом войны постоянное подчинение армейского руководства приказам партии заставляло людей горько шутить, что ОКВ означало «Oben kein Widerstand» («Никакого сопротивления наверху»). То, что этот человек занимал свой пост более семи лет, было настоящим бедствием.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.