Четвертый день рождения полковника Бочарова
Четвертый день рождения полковника Бочарова
Пуля ударила сзади. Вошла в голову пониже уха. Обожгла и вырвала из сознания всего два слова: «Все, отвоевался».
Он упал на пол посреди школьного коридора, засыпанного пылью, штукатуркой, стреляными гильзами. Пахло гарью. Боль куда-то отступила, и только далеко-далеко в темноте еще грохотал пулемет. Но грохот катился в конец коридора и словно немел, превращался в глухие постуки. И он уже не понимал, то ли это стучал пулемет, то ли его сердце, которое почему-то скакало не в груди, а в виске.
Сознание уходило. И напоследок словно кто-то шептал ему в ухо: «Не шевелись, убьют». А он и не мог шевелиться.
Прошел, может, час, может, день, когда он вновь в темноте услышал стрельбу. Мысль едва теплилась. Гулко выстрелил танк, где-то в вышине затрещали балки перекрытия, и кровля рухнула наземь, придавив его.
Вновь вспыхнуло и угасло сознание, будто сгоревшая свеча.
Когда опять он пришел в себя, вокруг было тихо, не строчил пулемет, не ухал танк, и воздух не вонял гарью и пеплом, не залезал в легкие приторной сухостью штукатурки. До слуха долетели слабые, приглушенные голоса. Он пошевелился, сжал пальцы и почувствовал, как кто-то подсовывал ему лист бумаги и вставлял в затекшую руку карандаш.
Никогда раньше не приходилось писать вслепую. Стрелять ночью, в темноте, на звук – учился. И стрелял. А вот писать… Он еще не знал, что теперь многое придется делать впервые – заново учиться есть, пить, говорить, ходить. Но это будет потом. А сейчас ему надо было написать главное. Ибо, судя по всему, люди, которые подают бумагу и ручку, не знают о нем ничего. Документов-то при нем никаких.
Нащупав середину листа, он вывел на нем как можно тщательнее и яснее: «ЦСН ФСБ. Бочаров». Что означало: «Центр специального назначения Федеральной службы безопасности», а он не кто иной, как полковник Вячеслав Бочаров.
Далеко, конечно, не здоровый, точнее, здорово раненый, но живой. И это главное. Ведь его, признаться, уже записали в мертвые. Нет, не командиры, не товарищи, но, как говорят, молва людская.
Кто-то скорый и торопливый вывесил в Интернете фамилии погибших в Беслане спецназовцев. На самом деле их было десятеро – трое из «Альфы» и семеро из «Вымпела». Одиннадцатым в списке почему-то оказался он – полковник спецподразделения «Вымпел» Вячеслав Бочаров.
Еще не одну неделю он будет находиться между жизнью и смертью. Ранение, полученное в бою, в бесланской школе, оказалось тяжелейшим. Его с трудом опознали боевые товарищи, которые служили с Бочаровым не один год. По сути, у него не было половины лица – выбита челюсть, вырвана щека, отсутствовало нёбо, первоначально из-за контузии потеряно зрение на оба глаза.
Две недели он находился в реанимации Центрального военного госпиталя имени Бурденко. Он не мог самостоятельно дышать, есть, пить. Полтора месяца его кормили через зонд, введенный в желудок. И все это время операции, операции…
Потом настал день, когда ему сказали: учись говорить.
«А как учиться, – вспоминает Вячеслав Алексеевич, – как звуки произносятся, даже представления не имею. Попытался потихоньку первые звуки издавать, говорить что-то.
Начал ходить. Тяжко было, по?том обливаешься. Два шага сделаешь, сил нет. Но дня через три стал приседать, отжиматься».
Все это время рядом с ним была жена. Когда в госпитале пришел в себя, открыл глаза, первой увидел ее. Сидит у постели. Потеплело на сердце, появилась уверенность: раз она рядом, он все выдержит, выдюжит, поднимется.
Когда Вячеслав стал выздоравливать, жена однажды спросила: «Там, в Беслане, ты о нас думал?».
Она, наверное, и не подозревала, какой сложный вопрос задает. Правду сказать – значит, наверняка обидеть жену. Соврать? Как-то не привык он врать, даже если это неправда во благо. Только во благо ли? Вот вопрос.
Он сказал тогда правду, честно признался:
– Нет, родная, не думал. Иначе меня бы там не было. А вот теперь лежу здесь и думаю только о вас.
Не знаю, согласилась ли супруга с Вячеславом Алексеевичем. Думаю, согласилась. Потому как, действительно, идя в бой на террористов, невозможно думать сразу и о семье, и о боевой задаче.
Потом, после Беслана, после госпиталя, многочисленных операций, находились люди, которые с сожалением спрашивали: «И это надо тебе, Вячеслав, под пули лезть? А что случись, семье кто поможет?».
«Что же вы отвечали?» – спрашиваю Бочарова.
«Знаете, я рассказывал им, как провожу беседы с молодыми офицерами, которые стремятся, несмотря ни на что, попасть в „Вымпел“.
Сначала я показываю на себя: смотрите, может случиться такое. А бывает и еще хуже, съездите на Николо-Архангельское кладбище. Там лежат наши ребята. Подумайте. Может, кому-то покажутся излишне жестокими мои аргументы. Но что поделаешь, служба у нас такая.
Потом спрашиваю: осмысленно выбираете место службы? Да. Семья согласна? Согласна.
После этого у них еще не менее года есть подумать: пока отбирают, проверяют. Не поздно отказаться. Никто не осудит.
Но когда уже сделал выбор, пришел, стал бойцом группы антитеррора, двойного подхода не дано. Должен быть полностью заряжен на задачу».
Вячеслав Алексеевич смотрит на меня и, словно подводя итог сказанному, ребром ладони проводит по столу невидимую черту:
«Я с детства был заряжен на одну задачу – стать военным. Выполнил ее. Так что пострадавшим себя не считаю…»
* * *
Теперь полковнику Бочарову кажется, что он всегда хотел быть военным. Сколько помнит себя, столько и хотел. Ни о чем другом и думать не смел. Впрочем, это и неудивительно. Многие мальчишки в эту пору бредили армейской жизнью. Время такое. Отцы их были фронтовиками. Да и не только отцы. В стране был культ военных. Что смотрели тогда в кинотеатрах, что читали? Военное кино, книги про наши победы, про героев-фронтовиков и их подвиги.
Человек с орденом на груди – в глазах мальчишек фигура почти монументальная. Никакие киноактеры, певцы, спортсмены с ним тягаться не могли.
А ежели Герой Советского Союза, так эта встреча – память на всю жизнь. Вячеслав Алексеевич до сих пор до мельчайших подробностей помнит, как впервые встретил на улице родного города человека с Золотой Звездой.
Для него это было настоящее потрясение. Сразу забыв про все дела, он повернул и пошел следом. Внешне Герой ничем не отличался от других людей, обычный человек, и Славке даже казалось, он смущается оттого, что каждый прохожий провожает его взглядом.
Хотелось быстро обогнуть квартал, чтобы скорее выйти навстречу Герою и опять увидеть сверкающую в лучах летнего солнца Золотую Звезду. Славка прикинул расстояние и уже было решил рвануть окольными путями, да стало как-то неловко. Судя по всему, Герой Советского Союза и так заметил увязавшегося за ним мальчишку. «Что же он подумает, если я, обежав квартал, вновь столкнусь с ним нос к носу», – засмущался Славка и решил, что лучше он еще пройдет за Героем чуть поодаль.
Он потом не раз будет рассказывать друзьям во дворе, как видел живого Героя Советского Союза. А мальчишки наперебой станут спрашивать, как выглядит настоящая Золотая Звезда. Ведь видели они ее только на картинках.
Славка понимал: чтобы стать военным, надо быть здоровым, сильным, выносливым. Занимался спортом, любил легкую атлетику, особенно бег на 800 метров. На районных соревнованиях на этой дистанции ниже второго места не опускался.
А соревнования какие были! Настоящий праздник! На их стадион съезжался, почитай, весь район. Болели так, что участники чувствовали себя настоящими звездами спорта. Пусть и в отдельно взятом, небольшом городке, районе.
А теперь он приезжает в отпуск, к матери в то же Синельниково, что в Днепропетровской области, на Украине, и не узнает городка. Утром приходит на стадион, где ставил свои первые рекорды, и с горечью видит: покрылось бурьяном футбольное поле, заросли травой беговые дорожки, прогнили и обрушились трибуны.
Выходит, иные интересы у нынешней синельниковской молодежи. А тогда они не мыслили себя без спорта.
…После восьмого класса Славка собрался поступать в суворовское военное училище, но тут подстерегала его первая неудача – не успели оформить документы, и он, как модно теперь говорить, «пролетел». Однако это не смутило Бочарова. За два последующих года он подрос, возмужал и еще больше укрепился в правильности своего решения. Теперь твердо знал: хочет стать не просто военным, но офицером. Более того, офицером-десантником.
В десятом классе у него состоялся разговор с матерью. Он объявил, что после окончания школы собирается поступать в Рязанское воздушно-десантное училище.
Мать пыталась образумить сына. «Хорошо, – сказала она, – я согласна, чтобы ты стал военным. Но поступай в какое-нибудь военно-инженерное училище. Закончишь, профессия в руках будет. А то что это за профессия – десантник».
«Есть такая профессия», – пытался убедить мать Вячеслав, но та стояла на своем.
Они даже повздорили в тот день. Хотя Слава никогда прежде не перечил матери. Но тут решилась его судьба, и отступить он не мог.
– Если пойдешь в десантники, не послушаешь меня, уходи из дома, – в запале бросила мать.
Вячеслав проглотил обиду, как можно спокойнее и тверже сказал:
– Как скажешь, мама. Я уйду из дома, но в десантное поступлю.
Мать, конечно же, поняла и простила сына. После десятого класса он, как и мечтал, подал документы в Рязанское высшее воздушно-десантное училище. И началось ожидание. Сроки уже поджимали, надо было отправляться в дорогу, а вызов из училища так и не пришел.
Помог военком, добрая душа: он на свой страх и риск без вызова выписал проездные документы на имя Вячеслава Алексеевича Бочарова.
Поразительно, но уже в поезде будущие десантники каким-то образом узнавали друг друга. В Рязани ведь располагается не только десантное училище, но и связи, автомобильное… Но именно они, «десантура», как утверждает полковник Бочаров, угадывали в соседях по купе будущих «голубых беретов». «Привет!» – «Привет!» – «В училище?» – «Да». – «В десантное?» – «Спрашиваешь, куда же еще».
В дороге выяснилась весьма неприятная ситуация – оказывается, у всех в кармане лежали вызовы, и только он ехал вроде как самозванцем. Виду Вячеслав, конечно, не подал, но волновался крепко.
У КПП училища все доставали документы, вызовы, а он стал в конец очереди. Дождался своей минуты и доложил дежурному: «У меня нет вызова». «Фамилия?» – невозмутимо спросил дежурный. Вячеслав назвался. Офицер пробежал глазами колонки фамилий и улыбнулся: «Бочаров! Будь здоров! Проходи».
И он прошел.
* * *
С этих пор Рязанское воздушно-десантное станет для него родным, а десант – делом жизни. Но тогда, радостно переступая порог КПП, ничего этого кандидат Бочаров не знал. Не знал он, что на каждое место, кроме него, претендуют еще 24 (!) человека.
И потому их вскоре собрали и объявили: «Товарищи кандидаты! Желающих поступить в училище так много, что вся процедура поступления будет разбита на три этапа: сначала мы проведем конкурс личных дел, потом проверим вас на физо, и только после этого вы сдадите экзамены».
Признаться, это заявление нисколько не взволновало Бочарова. В своем личном деле он был уверен – в школе учился хорошо, избирался председателем Совета дружины юных дзержинцев, с дисциплиной все в порядке. Что еще надо от семнадцатилетнего паренька?
Действительно, по личному делу он прошел. Физподготовка его тоже не подвела. На экзаменах письменную математику написал хорошо, а на устную вообще без подготовки вызвали. Тем не менее сдал успешно и стал курсантом первого курса.
Казалось бы, можно вздохнуть с облегчением, но не тут-то было. Первокурсников первым делом вывезли в учебный центр, в Сельцы, под Рязанью, и показали, что есть десант. Зарядка, марш-броски, занятия по физподготовке. Словом, нагрузка идет с нарастанием. Всюду быстрее, бегом, а почва в центре песчаная, тяжелая, ноги вязнут. Портянки снимешь – ноги в кровавых мозолях.
Как-то командир взвода Иван Панков увидел его ноги: «Бочаров, да ты членовредитель!». «Никак нет, – ответил Вячеслав, – я не жалуюсь, просто портянки перематываю, а ноги привыкнут, притрутся».
И вправду притерлись. Но не у всех. После сельцовского курса молодого бойца по собственному желанию из училища ушел добрый десяток человек. Не выдержали нагрузок. Что ж, значит, ребята сели не в ту лодку.
Однако и после окончания курса молодого бойца не стало легче. Пошли первые парашютные прыжки. А ведь, как известно, для десантной подготовки не каждый, даже самый здоровый, подходит. Так было и у них на курсе. Покидали ребята училище и после первых прыжков.
У Вячеслава были свои трудности. В родном Синельниково из самолетов он видел только «кукурузники», да и то издали, а уж о парашюте слышал только теоретически.
Самым трудным оказался третий прыжок. К дверям Бочаров, почитай, гнал себя силой. И только после шестого прыжка вздохнул свободно, почувствовал – это его.
Курс, надо признаться, у них был знатный. И прежде всего знатный командирами. Взводный – лейтенант Юрий Попов, будущий генерал-майор, потом депутат Мосгордумы. В соседней роте взводом командовал Александр Лебедь, командиром роты служил Павел Грачев.
Первый курс пролетел быстро, а в начале второго на построении объявили, что несколько сержантов приказом начальника училища от должностей отстранены, и на их место назначены… Ротный назвал фамилии, и среди них – курсанта Бочарова.
Вот этого, откровенно говоря, он никак не ожидал. Пришлось с левого фланга, где он обычно находился из-за своего далеко не высокого роста, перейти в голову отделения. Но это, пожалуй, оказалось самым легким – просто стать впереди своих товарищей. А вот как быть впереди? Вопрос.
Теперь у него в подчинении – девять человек. Ребята непростые, каждый со своим характером, амбициями. Вот тогда-то он и понял, что значит руководить своими товарищами – посылать убирать туалет, когда все смотрят телевизор, или разгружать уголь в котельной.
Так он постигал нелегкую командирскую науку.
В 1976 году, после окончания 3?го курса, их всех послали на стажировку в Прибалтику, в 44?ю учебную воздушнодесантную дивизию. Сержант Бочаров стажировался в разведроте. Там впервые почувствовал: кое-что знает и умеет.
Ему, курсанту-третьекурснику, полностью доверяли проводить занятия. Если по расписанию должна быть тактика, он проводил тактику. Шел в парк, получал боевые машины десанта, выводил их на тактическое поле и организовывал занятие по теме «Действия воздушно-десантного взвода в наступлении».
Езди выпадали занятия по огневой подготовке, он руководил стрельбой на своем участке. И это была обычная практика в те годы.
Однако через 15 лет, когда он уже возглавлял штаб парашютно-десантного полка, к проведению занятий не допускали не только курсантов, но и лейтенантов – выпускников его родного Рязанского училища ВДВ. Для начала им устраивали месячные сборы, и только потом они получали добро на самостоятельное проведение занятий.
Справедливости ради надо сказать, что стажировка – это не самый сложный экзамен, который устроила судьба для их курсантского батальона.
В мае того же 1976 года при десантировании из самолета Ил?76 разбились четверо ребят-курсантов. Двое из их роты, двое – из соседней. Они были уже не зеленые первокурсники, многое умели, но обстоятельства порою бывают сильнее нас.
В тот день ничто не предвещало беду. Погода стояла вполне обычная для прыжков, штормового предупреждения не было. Первые курсанты прыгнули, спуск шел нормально, но у самой земли неожиданно налетел ветер. Порыв был столь мощным, а парашютистов с такой скоростью тащило по земле, что их не могли догнать на автомобиле ГАЗ?66.
Бочаров все видел, он в этот момент уже подлетал к земле и, к счастью, успел среагировать. Расстегнул, как учили, грудные, ножные обхваты и, едва коснувшись почвы, сумел освободиться от парашюта. И тут же бросился помогать своим товарищам гасить купола.
Погибших похоронили, а в учебный центр приехал командующий воздушно-десантными войсками легендарный генерал Маргелов. Собрали всех, кто совершал прыжки в тот день.
«Дядя Вася», как звали командующего в войсках, пристально вглядывался в лица курсантов. Попыхивая своей традиционной «беломориной», спросил: «Как настроение, орлы?». В ответ услышал то, что ожидал услышать: «Все нормально, товарищ командующий».
И тогда Маргелов заговорил с присущей ему грубой прямолинейностью. Он не стеснялся в выражениях, и смысл речи сводился к одному: десантник – мужчина, боец, и никакие трудности не должны его сломить. Даже такая трагедия, как гибель товарищей.
А они и не собирались ломаться. Бочаров знал настроения ребят, например, в своей роте. Да, смерть однокурсников на твоих глазах – тяжелейший удар, но никто, ни один человек не написал рапорт об уходе из училища. Да и конкурс летом того же года при поступлении в Рязанское десантное меньше не стал.
В 1977?ом состоялся их выпуск. В ту пору настроения десантников были таковы: подавляющее большинство молодых лейтенантов желало начинать службу там, где труднее. Вячеслав Бочаров наметил себе два места – либо Кировабад, либо Каунас. Почему именно эти места? Да потому, что всем известно: Кировабад – район тяжелый, прежде всего условиями жизни и службы, а в Каунасе дислоцировалась воздушно-десантная дивизия, которая входила в состав войск Варшавского Договора. Тут уж если учения, так учения – широкомасштабные, максимально приближенные к боевым. Поднимают в Каунасе, а десантируют в Германии.
Сержант Бочаров имел право на выбор места службы – учился отлично, был младшим командиром, участвовал в общественной жизни. Но случилось то, что часто случается в армии, – право его осталось нереализованным.
Начальник отдела кадров Жук (Вячеслав до сих пор помнит эту фамилию), выслушав сержанта, отрезал: «Вы поедете командиром взвода – преподавателем в школу прапорщиков. Решение принято, обсуждению не подлежит».
Так лейтенант Бочаров попрощался с мечтой о Кировабаде или хотя бы о Каунасе. Службу пришлось начинать, где приказала Родина, – в Литве, в Гайжунае. Школа прапорщиков воздушно-десантных войск располагалась именно там.
* * *
В первый день, после личного знакомства со взводом, Вячеслав Алексеевич надолго задержался в канцелярии роты. Он был еще холост, дома его никто не ждал. Да и дома, собственно, не существовало. Определили его в гарнизонную гостиницу, в одну комнату вместе с таким же лейтенантом – корреспондентом из дивизионной газеты.
Так что спешить было некуда, и комвзвода Бочаров листал личные дела своих подчиненных, будущих прапорщиков.
В их школе, насколько он успел разобраться, по штату две роты. Одна готовила старшин – командиров взводов, другая – инструкторов парашютистов и старших техников рот. Его назначили обучать и командовать старшинами – командирами взводов. Срок обучения 6 месяцев.
Вот это и смущало молодого комвзвода. Ведь в случае войны прапорщик, которого Бочарову предстояло подготовить за полгода, получал под свою команду парашютнодесантный взвод. Стало быть, за несколько месяцев надо научить будущего прапора тому, чему его самого учили в военном училище четыре года. Да еще в каком училище – лучшем в стране!
Пока это не укладывалось в голове. Ну да ладно, со временем он разберется со всем подробнее – с распорядком дня, расписанием занятий, расчасовкой по предметам и многим другим, что положено знать преподавателю.
Хотя он не стерпел, глянул краем глаза в расчасовку. Запомнилась строчка. Тема: «Действия парашютно-десантного взвода в обороне». И в соседней графе стояло – 6 часов. Шутка сказать. О чем с ними говорить 6 часов? Как построить занятие, чтобы и интересно было, и напряженно, и продуктивно? Н-да. Предстояло многому научиться.
Забегая вперед, скажу: уже через полгода лейтенанту Бочарову не хватало этих 6 часов для освоения темы. Но это будет через полгода, а пока только что испеченный преподаватель и одновременно комвзвода, как шутили в ВДВ, «чесал репку» и строил планы на будущее.
А будущее совсем не казалось радужным. Нет, за свою профессиональную подготовку он не боялся, а вот житейского опыта двадцатиоднолетнему офицеру явно не хватало. Да и откуда ему быть, если за спиной средняя школа да военное училище.
А подчиненные, как назло, все до единого старше своего командира. Самому опытному 32 года, в прошлом офицер милиции, старший лейтенант.
Чем Бочаров мог завоевать авторитет у этих людей? Только знанием дела и уважительным отношением к подчиненным.
На поверку такой подход оказался верным. Служба в школе прапорщиков дала молодому офицеру многое – умение работать с людьми, знание программы обучения, опыт ведения ротного хозяйства. Помнится, уставы он выучил назубок. На занятиях любую статью выдавал навскидку, курсанты сверяли по книжке и удивлялись.
В 1979 году неожиданно начался ввод войск в Афганистан. В соседней учебной дивизии, в школе прапорщиков офицеры рвались, как тогда говорили, «за речку». Написал рапорт и комвзвода Бочаров. Только из «учебки» никого брать не хотели, хватало и боевых дивизий.
А из Афгана то и дело приходили вести: его сокурсники уже вовсю воевали, защищали южные рубежи нашей Родины.
Это потом, позже, им раскроют глаза и расскажут, что они ненароком стали «оккупантами» и «воевали с афганским народом», а тогда, в начале 80?х, для каждого офицера ВДВ Афганистан был Испанией. Сегодня почему-то об этом стыдятся говорить, но большинство офицеров-десантников ехало туда добровольно, по собственному желанию. Счастье, что у нашего Отечества были такие офицеры.
Как-то Вячеслав в эту пору ехал в автобусе в Каунас с одним из своих сокурсников – Александром Шишкиным. Тот склонился к Бочарову и негромко сказал: «Я уезжаю в Афган, Слава». – «Когда?» – «Сейчас. У нас был строевой смотр, обратился к командующему с просьбой отправить меня в Афганистан. И получил добро».
Заныло, засосало под сердцем: как же так, вот и Саша Шишкин в Афган, а я тут, в тылу…
Правда, месяца через два – три пришла скорбная весть – погиб Саша Шишкин. Пуля попала ему в грудь, и он умер в вертолете от потери крови, не долетев до госпиталя.
Что ж, у каждого своя судьба. И как тогда, в училище, трагическая гибель четверых товарищей не заставила его свернуть с заданного пути, так и теперь – он по-прежнему хотел в Афган.
В конце 1981 года просьбу старшего лейтенанта Бочарова удовлетворили. 12 декабря он прибыл в Кабул. Назначение получил в 317?й парашютно-десантный полк, на должность заместителя командира роты.
* * *
Вячеслав Бочаров постучал в кабинет с табличкой на двери: «Командир полка». Переступив порог, отрапортовал:
– Старший лейтенант Бочаров прибыл для дальнейшего прохождения службы.
Навстречу ему поднялся крепкий, подтянутый майор.
– Ну, здравствуй, Бочаров. Помнишь, как ты у меня огневую подготовку проверял?
Перед Вячеславом собственной персоной стоял комполка майор Владимир Рыбкин. Да, было такое, угораздило его попасть в число проверяющих. Рыбкин тогда командовал одним из полков 7?й воздушно-десантной дивизии, которая располагалась в Каунасе. Из штаба ВДВ приехала комиссия для инспекции дивизии. Разумеется, старшими были штабные офицеры из Москвы, а членов комиссии набрали из местных частей. Так он попал в инспекторы. Майор Рыбкин сдавал проверку, а старший лейтенант Бочаров принимал ее. Случалось и такое.
Видать, Рыбкин не забыл своего проверяющего. А Бочаров только руками развел:
– Так ведь объективно проверял…
– Объективно. – усмехнулся комполка.
Из кабинета майора Рыбкина Бочаров вышел уже с назначением – путь его лежал в населенный пункт Лашкаргах, или, как переименовали его на свой лад десантники, в «Лошкаревку».
Вячеслав обошел полковые службы, встал, как и положено, на все виды довольствия – «прод., вещ., фин.» – и ждал отправки к месту службы. Но отправки не произошло. Через неделю его вновь вызвал командир полка и сказал: «Будешь у меня в полку заместителем командира разведроты».
Полковая рота разведки базировалась здесь же, в Кабуле, и занималась в основном охраной аэродрома.
И вновь Бочаров оказался в роли новичка. Ситуация чем-то напоминала события четырехлетней давности, когда он, молодой, «зеленый» лейтенант, попал во взвод «старичков». Теперь он не был столь юн и «зелен», но в боевом опыте, увы, не мог посоревноваться со своими подчиненными. Они уже потерлись на войне, побороздили афганские дороги, обмялись, обстрелялись и с нескрываемым интересом присматривались к новому замкомроты.
А замкомроты вел себя привычно и естественно, как и в прошлой, мирной жизни: панибратства не допускал, «Петями» и «Васями» солдат и сержантов не называл, только по званию и фамилии, как и предписывает устав. Однако и чванства не проявлял: во время приема пищи не уединялся, приходилось, делил кусок сухпая с солдатами, надо было, камни для укрытия таскал на собственном горбу, не перекладывая их на спины подчиненных. Словом, жил и командовал, как подсказывала ему совесть, опыт, профессионализм.
В феврале 1982 года 103?я дивизия ВДВ проводила боевую операцию в провинции Тагаб. Начало операции 26?го числа, а за день до этого начальник разведки поставил боевую задачу: разведчикам полка предстояло ночью, скрытно выдвинуться к горной развилке и оседлать хребет. Когда подразделения дивизии погонят боевиков по ущелью, встречать огнем и уничтожать, вносить в их ряды панику. Эта роль отводилась двум разведгруппам по 16 человек.
Уже тогда Бочаров понимал: роль их разведгруппы преувеличена и задача поставлена непосильная, но приказ есть приказ. Тем более на войне.
В ту пору командир роты у них отсутствовал, а два зама как раз и возглавляли эти группы.
Выдвинулись на четырех боевых машинах, и, когда стали преодолевать сухое русло реки, БМД сели на брюхо, завязли. Ориентировались офицеры по карте – и ошиблись. На карте дорога есть, а на местности ее нет.
Словом, их ждала неудача – две машины засели, а две другие не могли их объехать. Однако задачу надо выполнять. Утром начнется операция, а они еще не вышли к горному хребту.
Было принято решение: замкомандира Игорь Поташев остается с одной группой у машин, а Бочаров со своими разведчиками идет в горы.
Сказано – сделано. Они двинулись через лес. Прошли его, и, когда стали подниматься в гору, уже начинало светать. На окрестности опускался туман.
Вячеслав шел впереди, за ним боец с радиостанцией и дальше все остальные.
В тумане едва разглядели очертания дома, как вдруг по ним ударила пулеметная очередь, потом другая. Залегли. Командир группы выяснил: раненые есть? Нет. Раненым оказался он один, в ноги. К счастью, кости не были задеты. Но чуть повыше возьми прицел пулеметчик, и считай, конец.
Однако о ранении своем он никому не сказал. Надо было думать о группе. Сколько «духов» вокруг, никто не знает.
В тумане Бочаров все-таки успел разглядеть «духовский» пулемет. Стоит на камнях. Дал целеуказание снайперу, послал разведчиков в обход. К счастью, туман к тому времени совсем загустел. Скрыл их передвижения.
Бойцы зашли моджахедам в тыл, троих уничтожили, снайпер Михаил Еремин снял пулеметчика одним выстрелом, прямо в сердце. С этими покончили. Но кто станет утверждать – последние ли это «духи» или впереди ждут новые засады.
Бочаров выходит на связь с начальником разведки, докладывает о бандитской засаде, боестолкновении, а тот преподносит сюрприз: «Операция отменяется».
Командира разведгруппы просят обозначить себя, да какое там, туман таков, что с трудом видишь собственную вытянутую руку.
Разведгруппа начинает спуск в долину. Находиться на горе опасно, да и бессмысленно. Опять их обстреливают, пуля пробивает бронежилет одного из разведчиков, и он получает тяжелейшее ранение живота. Его выносят по очереди, сначала на плащ-палатке, потом находят какую-то дверь, кладут и тащат через сухое русло реки.
Однако к тому времени туман рассеялся, и стало ясно – дальше идти нельзя. Бочаров рассредоточил людей, укрыл за камнями, организовал охранение.
По рации передали: на выручку вышел наш батальон. Часа через четыре разведчики увидели танк, обозначили себя ракетой. Батальоном командовал будущий генерал Солуянов, а заместителем у него был брат Александра Лебедя – Алексей Лебедь.
Прибывшие на выручку десантники сняли «с мели» БМД, раненых погрузили в бронетранспортер, доставили в медпункт, а утром отправили в госпиталь в Джелалабад. Бочарову сделали операцию, но пулю из ноги достать не смогли. Ее вынули уже при повторной операции в Кабульском госпитале.
Он валялся на госпитальной койке, а в это время дивизия проводила отложенную боевую операцию. Трудно сказать, как и откуда, но в родной гарнизон в Гайжунае, где оставалась его семья, дошли слухи: Бочаров то ли тяжело ранен, то ли убит. Официального подтверждения либо опровержения не было, жене ничего не сообщали, но гарнизон есть гарнизон. Шушукались женщины, волновалась жена.
Потом в отпуске в школе прапорщиков ему так и сказали: мол, к нам дошла информация, что вы погибли. Он усмехнулся: «Рано меня хоронить».
За ту операцию старшего лейтенанта Бочарова наградили орденом Красной Звезды.
Орден, как положено, обмыли. А вскоре он возвратился в Афганистан и служил еще больше года. Стал командиром 5?й роты, получил звание капитана, вывел свое подразделение в передовые.
Его рота охраняла резиденцию руководителя страны Бабрака Кармаля, главного военного советника и военный госпиталь. Что и говорить, объекты государственной важности.
В роте три взвода, и они, что называется, «через день на ремень» – заступали в наряды через сутки.
Кто когда-либо ходил в караул, понимает, сколь сложна и ответственная эта служба. А тут еще не родина, чужбина, да к тому же война. Но солдат – всюду солдат. Днем жара, занятия, работы, устают люди, а ночью – в караул, на пост. Ночью тишина и прохлада, клонит ко сну. Что греха таить, бывало, и засыпали.
Он столкнулся с этим явлением через много лет, уже в Чечне, когда на посту засыпали не молодые солдаты-срочники, а контрактники. «Из-за тебя, храпуна, нас всех вырежут», – сказал он тогда часовому. Да толку-то что.
Еще тогда, в Афгане, Бочаров осознал непреложную истину: ночью командир не спит. И он не спал. Выезжал на посты, выставлял засады, охранение. Сам ползал среди колючек и взводных заставлял ползать.
Именно поэтому в караульной службе у него не было «проколов». Что касается дедовщины, за все время случилась одна попытка «постариковать», но он ее пресек на корню. Вывел из строя этого самого «деда» и сказал: «Я не боюсь пятна на роту, еще одно шевеление, и твое дело – в прокуратуре. Будешь заканчивать службу в штрафбате».
«Дед» в штрафбат не захотел.
Своей заслугой ротный капитан Вячеслав Бочаров считает и отсутствие инфекционных заболеваний (особенно гепатита) в его подразделении – истинного бича солдатских коллективов на войне.
Первым помощником, правой рукой ротного был его замполит – Александр Бевза. Росточка небольшого, боксер-мухач, возьмет гитару, и душа замирает. Все поражения и победы делили они на двоих.
…В конце 1983 года пришла пора Бочарову заменяться в Союз, на родину. Написал рапорт: прошу оставить в Афганистане. Рапорт рассмотрели, но в просьбе отказали: порядок есть порядок, ты свое на войне оттрубил. Укладывай чемоданы.
Вскоре пришел приказ: убыть по замене в Тульскую воздушно-десантную дивизию, в 51?й полк, на ту же должность командира роты.
* * *
С войны возвращаться тяжело. Да-да, и тут нет никого противоречия. Сколько боевых, героических офицеров, орденоносцев сломали себе шею здесь, в мирных полках. Потому что командир роты на войне нужен один, а в мирное время – совсем другой. Вроде и должность, и задачи те же, и солдаты, и командиры не лучше, не хуже, такие же, а ты должен стать совсем другим.
Выходит, забудь, как в страшном сне, все, чему ты научился на войне? Парадокс. Ведь армия в конечном итоге и готовится для войны. Все так. И знания, и опыт твои применимы в какой-то мере в ходе боевой учебы. Однако этого мало. Тут, прежде всего, порядок должен быть в казарме, дисциплина, чтобы солдат красивым, опрятным и подтянутым выглядел. Наглядная агитация нужна на высшем уровне, а также ротное хозяйство. Оружие должно быть выдраено, вычищено, в ружпарке заперто.
А еще техники целый парк – десять боевых машин, системы десантирования многокупольные, парашютные, реактивные. И все должно ходить, летать, ездить, быть в исправности и порядке.
Что же, в налаживании всего этого хозяйства Бочарову крепко помог опыт, приобретенный в школе прапорщиков. Он ведь сам эту науку старшинам преподавал.
Словом, положил Вячеслав Алексеевич боевой орден в коробочку и впрягся в ротные, рутинные, беспросветные дела и заботы. Вспоминая о том времени, он рассказывает так:
«Как поднять ротное хозяйство, я знал. Это дело тяжкое, муторное, трудоемкое, но иного не дано.
Многие офицеры из училища попадали сразу в Афганистан. Там, на войне, совсем другое. А после возвращения в Союз не знали, за что хвататься.
А ведь на что обращает внимание командование, проверяющие? Все ли складировано, все ли пришито? Как висит обмундирование, чистенько ли, аккуратно ли? На противогазах клапана есть? Есть. Оружие почищено? Котелки надраены, нет там никакой заразы?
Краны не текут, на кранах есть барашки? Смешно? Нет, не смешно. Это и есть армейский порядок. Но чтобы его сделать таким, надо пахать день и ночь».
И он пахал. Всего за год свою роту сделал лучшей в полку. Однако на лаврах почивать не удалось. Его перевели в Гайжунай, только не в школу прапорщиков, а в соседнюю учебную дивизию.
Думается, тут командование поступило по-человечески. В Туле у Бочарова ни кола, ни двора и перспектив получить жилье никаких, а в Гайжунае – хоть и маленькая, однокомнатная, но своя квартира, где ждали его жена и маленький сын.
Кстати, когда он ушел в Афганистан, сыну исполнилось всего 11 месяцев, а теперь уже, почитай, 4 годика. Почти вырос без отца, пока папка воевал, служил.
Однако вернулся Вячеслав Алексеевич пусть и в другую часть, но на ту же должность – ротным командиром. Это уже была его третья рота.
«Служебный рост у меня в ту пору, – шутит Бочаров, – шел по горизонтали – рота, опять рота, снова рота».
Но он не пенял на судьбу. Опять впрягся, и три года рота под его командованием была отличной. А тогда действовал приказ министра обороны: если рота три года отличная, можно рекомендовать в академию.
Рекомендовали. Уже собрался в академию, а из Москвы приказ: «Отставить! Назначить заместителем командира батальона».
С этой должности Вячеслав Бочаров на следующий год и поступает в академию имени М. В. Фрунзе.
Учился, как и прежде, на «хорошо» и «отлично». Иначе не привык. Занимался спортом, выполнил норматив кандидата в мастера спорта по гиревому спорту. Успешно выступал за факультет на соревнованиях.
В академии ему присвоили звание подполковника, хотя поступил он с майорской должности. В ту пору это была большая редкость.
Закончил академию в 1990 году. Время было лихое. Многие сокурсники написали рапорты, уволились в запас, а он вернулся в войска, в свой родной полк в Гайжунае. Только теперь уже в новом качестве – начальником штаба полка.
Должность начштаба полка напряженная, хлопотная, вся организация боевой подготовки на нем. А в подчинении уже не рота и не батальон, а 1500 человек.
В тот период, по сути, шел полный развал армии, солдаты бежали из частей, офицеры уходили, кто в Белоруссию, кто на Украину.
В 1993 году подполковника Бочарова переводят в Москву, в управление командующего ВДВ. Поручили заниматься военным образованием. Дел хоть отбавляй, однако вся эта тихая, штабная жизнь была не по душе боевому офицеру.
«Отработал свое, переложил бумаги, ушел со службы и все… Никаких звонков. Состояние такое, будто ты никому не нужен», – вспоминает о том времени Вячеслав Алексеевич.
Трудно сказать, чем бы кончилось его штабное сидение, но однажды ему позвонил бывший сослуживец, подчиненный. Бочаров знал: тот ушел в боевое подразделение ФСБ России «Вымпел» и теперь занимается настоящей работой.
– Вячеслав, – сказал он, – тут у нас место есть. Ты не хочешь попробовать пройти собеседование?
– Еще как хочу! – ответил тогда Бочаров.
Так он впервые приехал в Балашиху, в Центр специального назначения.
С ним беседовал начальник Центра.
– Вообще-то мы полковников не берем, – нахмурился генерал. – Но у вас хорошие рекомендации, боевой опыт, академия. Вы нам подходите.
И десантник, полковник Вячеслав Бочаров стал заместителем начальника отдела спецподразделения ФСБ России «Вымпел».
* * *
Случилось так, что, придя в «Вымпел», он пришел на войну. На свою вторую войну.
Первый выезд в Чечню – осенью 1999 года. У «вымпеловцев» обычное дело – работы хоть отбавляй. Это теперь, как говорят в подразделении, преобладает городская тематика, а тогда в основном была горно-лесистая. С гор, из леса не вылезали. Схроны, склады, базы боевиков – главная специализация в те годы.
«Вымпел» – подразделение сравнительно небольшое, поэтому действовать разведгруппам приходится под руководством то десантников, то пехотинцев, а то и морпехов, которые в данном регионе в этот период осуществляют общее руководство и координацию.
Поэтому поначалу было чему удивляться.
Как-то вызывает Бочарова, как старшего от «Вымпела», к себе начальник от ВДВ. На столе карта района.
– Вот что, товарищ полковник, есть информация, что в лесном массиве крупная база боевиков, – говорит десантный начальник и обводит карандашом этот самый массив. – Надо вылететь и доложить результаты работы артиллерии.
Оказывается, артиллеристы ухнули туда полбоекомплекта. Результаты, надо думать, ожидались впечатляющие.
«Причем тут „Вымпел“, – подумал про себя Бочаров, – это совершенно не наши задачи». Но спорить не стал.
Группа погрузилась в вертолет, добралась до леса, пропахала участок вдоль и поперек. Следы обстрела действительно были обнаружены, но результатов никаких – ни убитых, ни раненых, ни даже следов крови или какого-либо присутствия противника. Судя по всему, оперативные данные оказались ошибочными и артиллеристы били по пустому месту.
По возвращении Бочаров доложил о результатах рейда старшему начальнику от ВДВ. Тот долго не мог поверить и успокоиться: «Вы плохо искали. Придется отправить вас назад».
Чтобы успокоить неугомонного десантника, который никак не мог признать собственный просчет, Бочаров пригласил его самого слетать обратно вместе с ними. На этом беседа закончилась.
Что и говорить, война богата на сюрпризы. И если уж сюрприз не преподнесут свои, то от противника его надо ждать постоянно.
…В 2000 году, в мае месяце, вызвал Бочарова командующий восточной группировкой генерал-майор Александр Попов.
Как положено, прибыл, доложил. Попов принял его тепло, по-дружески, как-никак они однокашники по Рязанскому десантному училищу. Но дело есть дело. Тем более дело военное. Вячеслав Алексеевич получил приказ: вылететь в один из районов Чечни, где якобы находится брат террориста № 1 Шамиля Басаева – Ширвани. «Вот твой район, вот место засады», – указал генерал Попов.
Группа Бочарова ночь провела в засаде, но что-то у десантников не сложилось. Над селом начали кружить вертолеты, а это означало только одно – даже если и был там Ширвани Басаев, он успел выскользнуть из кольца.
Самое интересное, что после ночных бдений уже никто не собирался забирать разведгруппу «Вымпела». Бочарову приказали выбираться самому в сторону Хатуней. А это без малого два десятка километров по горам, по лесам. Но выбора не было. По пути еще предстояло встретиться с разведгруппой десантников.
Но, как шутят в спецназе, профессионализм не пропьешь. Бочаров прошел со своими ребятами добрую часть дороги пешком, встретился с десантниками, а потом им повезло – подхватила их на броню проходящая колонна.
В Хатунях Вячеслав встретил своего бывшего подчиненного Андрея Лебедева – теперь начштаба полка, позвонил от него командующему восточной группировкой. Тот обещал прислать вертолет.
Действительно, слово свое сдержал, вертолет вскоре прибыл, и «вымпеловцы» взлетели. А вот посадка в тот день у них оказалась очень жесткой. Я бы сказал, смертельно жесткой.
Когда на стене служебного кабинета полковника Бочарова видишь снимок большой груды металла – обломков упавшего вертолета, понимаешь: разведгруппа выжила чудом.
Более того, как ни странно это звучит, но чудес было несколько. На окраине Ведено, когда «раненый» вертолет сначала сделал круг, а потом, клюнув носом, стал закручиваться и врезался в землю, никто не погиб. Да, восемь человек с переломами отправились в госпиталь. Но что значит перелом в сравнении с реальной опасностью погибнуть всем разом.
После удара машина развалилась, но не взорвалась. Это еще одно чудо. И наконец, выжившие «вымпеловцы» узнали от местных саперов еще одну приятную новость: вертолет упал на минное поле.
«Здесь всегда было минное поле, – развел руками один из офицеров, – и только сегодня утром нам приказали его снять». Он усмехнулся: «Наверное, вас ждали, мужики».
А Бочаров тогда подумал: «Придется третий день рождения праздновать. Первый 17 октября, когда мать родная родила, второй – 25 февраля, когда „духовский“ пулеметчик прошелся огненной очередью по ногам. Возьми он чуть выше прицел, и… Но этого „и“, к счастью, не случилось. А третий сегодня, 14 мая».
Вячеслав еще раз оглянулся на искореженный остов вертолета. «Так у меня скоро вообще рабочих дней не останется, одни праздники», – пытался он пошутить над собой, отгоняя тяжелую волну нервного напряжения.
Конечно, для любого самого опытного воина сюрприз подобного рода – глубокий стресс. Ведь даже самый подготовленный и психически устойчивый сотрудник спецподразделения – не машина, не робот, а человек. Вячеслав Алексеевич помнит по себе: еще долго он боялся летать в вертолете. И это при его-то десантной подготовке, двух сотнях прыжков. Да каких прыжков – днем, ночью, на лес, на землю, на воду.
Видел, и у ребят из его разведгруппы на взлете «вертушки» каменели лица и расширялись зрачки, но никто не сказал: не могу, не хочу, не буду.
Война – это тяжкий, повседневный труд. Наверное, потому у Бочарова осталось стойкое ощущение, что вне зависимости от чинов и званий они были чернорабочими войны.
В те дни, когда в Москве случился террористический захват театрального центра на Дубровке, получившего широкую известность под названием «Норд-Ост», полковник Бочаров со своими разведчиками как раз и занимался той грязной, черной и кровавой работой.
Он с пятью подчиненными на этот раз оставался в группе резерва на базе псковских спецназовцев ГРУ.
Совместная группа спецназа ГРУ и «Вымпела» ушла в поиск с задачей обнаружить крупную базу чеченских бандитов и передать ее координаты в штаб.
«Прошли сутки, как разведгруппа выдвинулась в горы, – рассказывает сам Вячеслав Бочаров. – Потом вторые сутки. Они вели разведку, обнаружили установленные мины, растяжки. Работы проводились медленно, дело опасное, да и погода мерзкая, шел дождь. Ночью на тебе все обмерзает, схватывает, словно ледяным панцирем.
На исходе вторых суток разведгруппе поступает приказ: оставаться в горах. А еда, вода уже заканчиваются, аккумуляторные батареи садятся. Я беру с собой пять человек и иду по тому маршруту, где двое суток назад прошло 60 бойцов. Идти неприятно и, откровенно говоря, страшно. В любой момент можно наступить на такое, что от тебя останутся одни обрывки, да и очередью накроют из засады. Ведь два раза по одному маршруту не ходят, но если искать другой, вообще неизвестно, когда доберешься. Пришлось рисковать.
В общем, дошли благополучно – воду, еду, батареи передали, и вниз. Только спустились, слышу – взрывы. Радист разведгруппы выходит со мной связь: „Унас два двухсотых и два трехсотых. Нужна помощь“.
А дело было так. Они шли по тропе, передние наступили на замыкатель мины, а взрыв произошел в середине колонны. Командиру взвода перебило сонную артерию, погиб от ранения в живот пулеметчик. А дождь не стихает. Холодно, грязь, кровь…»
Решение было единственное – надо выручать ребят. Они уже четверых тащат. А до места базирования группы по лесу, в горы восемь километров.
И опять полковник Бочаров берет пятерых и в третий раз идет по тому же маршруту. Через четыре часа пути они встретились. Мокрые, грязные, уставшие разведчики и группа резерва.
Бочаров со своими бойцами подхватили носилки, и вниз. Несколько километров спускались по лесу к тому месту, где их ждала бронегруппа.
А базу боевиков уничтожили. Артиллерия нанесла мощный удар.
Вообще на войне в Чечне чем только не приходилось заниматься. Порой, казалось бы, самая будничная, ничем не примечательная работа дает такие результаты, что диву даешься.
Помнится, по всем ведущим телеканалам страны прошли поистине сенсационные сюжеты – найден архив Масхадова. Показали контейнеры, набитые видео– и аудиокассетами, различными документами. Даже не сведущему в делах спецслужб человеку понятно – это очень ценная находка.
Так вот, Бочарову и его подчиненным как раз и пришлось заниматься поиском масхадовского архива.
Как известно, чеченские бандиты – изощренные строители подобных тайников и схронов.
«Это было недалеко от Центороя, – вспоминает Вячеслав Бочаров. – Мы приехали по указанному адресу. Дом большой, сложенный из красного кирпича, но нежилой, строящийся. Разумеется, никто в селе не знает, чей дом. А оперативная информация была, что здесь находится тайник с архивом Масхадова.
Миноискателями, щупами проверили – ничего. Рядом с домом подсобное помещение, доверху забитое тюками прессованного сена. Пришлось сено разгружать. Ребята, конечно, недовольны, но что поделаешь.
Когда очистили сарай, стали копать под порогом. Нашли двадцать автоматов. Аккуратно завернутые лежат. Значит, информация верная, надо искать дальше.
А боевики ведь хитро устраивают: во дворе устанавливают металлические опоры, которые поддерживают крышу. И уже миноискатель реагирует – металл. Но мыто эти уловки знаем. Продолжаем искать.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.