Глава IV Между «демократическим» и регулярным флотом (1917–1918 гг.)
Глава IV
Между «демократическим» и регулярным флотом (1917–1918 гг.)
Рассказ об организационных метаморфозах центральных органов управления Морского ведомства в годы революций и Гражданской войны следует начать с истории его реорганизации после русско-японской войны.
В 1905–1906 гг. под влиянием первой российской революции подвергаются серьезной перестройке высшие государственные учреждения, в том числе происходят и такие важные изменения в структуре центрального военно-морского управления, как создание Морского Генерального штаба (МГШ), восстановление поста морского министра и появление должности товарища морского министра[448]. После окончания войны с Японией в центральный аппарат пришло несколько десятков сравнительно молодых честолюбивых офицеров, которые группировались вокруг МГШ. Они считали себя носителями передовых взглядов и полагали, что радикальное следование предлагаемым ими рецептам приведет к возрождению флота и возвращению России ранга великой морской державы. При этом они, как правило, не видели прямой связи между экономической базой и военной мощью страны, игнорировали объективные условия геополитического положения России и назревающую революцию. Эти «младотурки» МГШ обладали весьма высокой самооценкой, которая не всегда была беспочвенной. К «первому поколению» офицеров МГШ относились такие известные личности, как будущие участники белого движения – А. В. Колчак (полный адмирал, «верховный правитель» России в 1919–1920 гг.), М. М. Римский-Корсаков (контр-адмирал, начальник штаба Черноморского флота в 1919 г.), М. И. Смирнов 3-й (контр-адмирал, управляющий Морским министерством колчаковского правительства), О. О. Рихтер (контрадмирал, главноначальствующий санитарно-эвакуационной частью колчаковской армии); будущие высокопоставленные руководители РККФ – А. В. Шталь (вице-адмирал советского флота, профессор Военно-морской академии), Б. И. Доливо-Добровольский (капитан первого ранга, начальник Штаба командующего морскими силами Республики в 1922 г.), М. И. Дунин-Барковский (капитан первого ранга, начальник Иностранного отдела МГШ в 1918 г.); погибшие в 1917 г. М. И. Каськов (контр-адмирал, начальник штаба Черноморского флота в 1917 г.), П. П. Владиславлев (контр-адмирал, командир дивизии подводных лодок Балтийского флота в 1917 г.); а также офицеры, достигшие достаточно высоких постов, но не участвовавшие в Гражданской войне – Л. Б. Кербер (вице-адмирал, первый командующий флотилией Северного Ледовитого океана) и И. А. Черкасов (капитан 1 ранга, неудачливый командир крейсера «Жемчуг», потопленного немцами в Пенанге в 1914 г.).
Основным вопросом, дискутировавшимся внутри Морского министерства того периода, был выбор принципиальной схемы организации центральных органов управления. Этот вопрос был тесно связан с личными и групповыми интересами морских офицеров, занимавших высокие посты. Так, например, начальник морской походной канцелярии царя А. Ф. Гейден предложил полностью скопировать устройство высшего морского управления с Германии, что лично для него означало возможность занять пост фактического руководителя флота и морского ведомства в качестве начальника Морского штаба его императорского величества. Другим примером может служить столкновение начальника МГШ Л. А. Брусилова и морского министра И. М. Дикова. Оба отстаивали идею разделения ведомства на несколько независимых друг от друга частей, связанных лишь общим подчинением императору или генерал-адмиралу. Единственным существенным различием их проектов являлось то, что по И. М. Дикову руководящую роль в ведомстве должен был играть ГМШ, а по Л. А. Брусилову – МГШ. Точно так же и спор между начальником МГШ А. А. Эбергардом и морским министром И. К. Григоровичем шел о положении МГШ в системе центрального управления.
В результате была реализована схема, в которой МГШ занял место лишь одного из равноправных подразделений министерства. Такой исход можно было предвидеть заранее, так как слишком большой объем власти начальника МГШ, предоставление ему права личного всеподданнейшего доклада неизбежно умаляло влияние морского министра. В самом МГШ, по-видимому, вполне искренне увлекались германской организацией флота и морского ведомства, так что нельзя приписывать упорное отстаивание начальниками этого учреждения идеи разделения ведомства на три равноправные части лишь их своекорыстным расчетам. Восхищение молодых штабных офицеров немецким флотом подпитывалось еще и явной англофобией некоторых из них. Регулярные жалобы представителей МГШ на притеснения, «гонения» этого органа со стороны министров нельзя понимать слишком буквально: даже И. М. Диков, остро полемизировавший с Л. А. Брусиловым, относился к штабу вполне корректно. Более того, возможно, если бы министр меньше прислушивался к мнению МГШ, то реорганизация пошла бы энергичнее, но затянувшийся спор с Л. А. Брусиловым стал фактором, отсрочившим проведение преобразований в жизнь.
В 1905–1914 гг. своеобразным антиподом МГШ в Морском министерстве являлся ГМШ. Его руководителей отличало стремление сохранить в своих руках максимальное влияние на ход дел в ведомстве, тогда как офицеры МГШ вынашивали планы полного упразднения этого органа. Естественно, что по мере обострения конфликта с МГШ морские министры начинают опираться на Законодательную часть ГМШ, которая и разрабатывает в 1910–1911 гг. «Положение об управлении флотом и морским ведомством» и «Наказ Морскому министерству».
В 1911 г., было окончательно определено место морского ведомства в системе государственного управления, произошла реорганизация структуры самого Морского министерства. Были отвергнуты проекты разделения министерства на три автономные части и предложения усложнить структуру центрального аппарата за счет создания новых отделов и раздробления их функций. Надежды МГШ занять руководящее положение в министерстве не оправдались. За основу были взяты существовавшие «Положение» и «Наказ», разработанные в предшествующий период. Недостаток финансирования сказался и здесь: введенные в октябре 1911 г. временные штаты министерства укладывались в старую сумму, отпускавшуюся на центральный аппарат до преобразования. В полном объеме новые штаты были введены только с 1 января 1917 г., всего за несколько недель до Февральской революции и за несколько месяцев до начала новой реорганизации морского ведомства летом 1917 года[449].
Логическим завершением внутриведомственных преобразований после русско-японской войны должно было стать создание органа, координировавшего всю деятельность по обороне государства: не только военного и морского ведомств, но и МВД, МИД, Министерства финансов, Государственного контроля, Министерства торговли и промышленности и т. д. 8 июня 1905 г. создается Совет государственной обороны (СГО)[450].
Подавляющее большинство членов этого органа представляли сухопутную армию (из восьми «непременных членов» моряками были только двое – управляющий Морским министерством и начальник ГМШ, из шести «постоянных членов» только один был моряком, и лишь в 1908 г. моряков было назначено двое)[451], в итоге из четырнадцати членов СГО флот представляли только трое – четверо, что вполне соответствовало «удельному весу» флота в системе вооруженных сил, но не удовлетворяло амбиций флотского начальства. Фактически СГО так и не превратился в эффективный орган координации деятельности военного и морского ведомств и прекратил свою деятельность в июле 1908 г., когда его председатель, великий князь Николай Николаевич Младший, был освобожден от своей должности. Формально СГО был упразднен в августе 1909 г.[452] Взаимоотношения морского и сухопутного ведомств вернулись к тому положению, в котором они были до войны с Японией.
Необходимость согласования усилий все же осознавалась, особенно в морском ведомстве, возможно, потому что моряки остро чувствовали слабость флота по сравнению с армией, особенно до выполнения судостроительной программы. В результате довольно длительных переговоров, согласование операций армии и флота приобрело форму командирования морских офицеров в штабы сухопутных армий для связи[453], а также совещаний представителей МГШ и ГУГШ. Следует отметить, что в деле организации взаимодействия названных ведомств Россия не отставала от ведущих мировых держав, ни в одной из которых в то время не существовало отработанной системы координации стратегического планирования армии и флота. Более того, если в России признавалась возможность подчинения части морских сил сухопутным войсковым объединениям, то в Великобритании, Германии, Франции ничего подобного не было, и действия флота мыслились только как абсолютно самостоятельные. Впрочем, в эту эпоху среди офицеров МГШ господствовали теоретические взгляды на флот как самостоятельную силу, которая должна действовать в открытом море. О координации усилий с сухопутной армией вопрос не ставился, а береговые крепости воспринимались лишь как «убежища» для флота, не имеющие самостоятельного значения. Эти взгляды позднее нашли яркое выражение в работах М. А. Петрова[454], считавшего глубоко ошибочным и прямо пагубным использование флота для обороны Севастополя в Крымскую и Порт-Артура в русско-японскую войну. Этим взглядам была суждена долгая жизнь, борьба вокруг них велась еще на рубеже 20–30-х годов.
Во время Первой мировой войны органы координации управления морскими и сухопутными вооруженными силами были представлены прежде всего Военно-морским управлением (ВМУ) при штабе VI армии (ее задачей была оборона побережья Финского залива, прежде всего, Петрограда), сформированным при мобилизации во главе с капитаном 2 ранга В. М. Альтфатером. На третий день войны началось формирование ВМУ при штабе верховного главнокомандующего во главе с контр-адмиралом А. В. Ненюковым[455]. Балтийский флот был подчинен командующему VI армией, а Черноморский – непосредственно верховному главнокомандующему. МГШ, вчерашний «мозг» флота, оказался «вне игры» и сосредоточился на управлении невоюющими морскими силами. В конце лета 1915 г. Балтийский флот был переподчинен командующему армиями Северного фронта, в штаб которого перешло ВМУ из штаба VI армии. К октябрю 1915 г. созрела идея создания Морского штаба его императорского величества, который должен был объединить деятельность МГШ и ВМУ на высшем уровне[456]. В январе– феврале 1916 г. был сформирован Морской штаб Ставки (МШС), причем его начальник, адмирал А. И. Русин, приобрел большой вес. ВМУ Северного фронта и ВМУ при Штабе верховного главнокомандующего были расформированы. Балтийский, Черноморский флоты и только что созданная флотилия Северного Ледовитого океана стали непосредственно замыкаться на МШС. При этом речные и озерные флотилии не подчинялись МШС, а находились в заведывании контр-адмирала великого князя Кирилла Владимировича.
Каков же был итог деятельности Морского министерства и МГШ в дореволюционный период? Морское ведомство между Русско-японской и Первой мировой войнами развило весьма бурную деятельность. Что касается роли МГШ, то, по нашему мнению, она была, в целом, положительной. Однако, оценивая «органическую» деятельность штаба, нельзя забывать о той саморекламе, которой с успехом занимались сотрудники МГШ как во время существования своего подразделения, так и после его ликвидации, уже в советское время. В результате в историографии сложился приукрашенный образ штаба, представавшего как средоточие военной мудрости и образец целесообразной организации. Светлый образ МГШ создавался за счет других подразделений министерства, особенно ГМШ, которые представали средоточием «доцусимских порядков», воплощением косности и отсталости. Одним из «фирменных методов» создания благоприятного впечатления от деятельности МГШ уже после революции стало представление объективных сдвигов в технике и тактике как заслуга сотрудников МГШ. Стратегическое руководство флотами во время войны зачастую подвергалось критике, однако ради объективности надо заметить, что неконкретность в постановке задач и общая стратегическая пассивность были характерны для высшего руководства не только русского, но и других флотов начала ХХ в. Ошибки и просчеты, которые, конечно, имели место, коренились не столько в деятельности самого ведомства, его отдельных руководителей, а в глубоком кризисе, поразившем Российскую империю. Выход из этого кризиса в одном отдельно взятом министерстве был, разумеется, невозможен. Когда в итоге многолетних споров, дискуссий, столкновений интересов, закулисных интриг, бесконечных совещаний и согласований, сотен записок в 1905–1914 гг. Морское министерство нашло свое место в изменившейся системе государственных учреждений Российской империи, дни существования самой империи были сочтены. Февральская, а затем Октябрьская революции открыли новую главу в истории страны и в истории «мозга» русского флота.
После Февральской революции произошло значительное обновление руководства морского ведомства. Многие адмиралы и генералы были уволены в отставку, среди них высшие руководители ведомства – морской министр И. К. Григорович, начальник Главного морского штаба К. В. Стеценко, начальник штаба Балтийского флота Н. М. Григоров, а командующий Балтийским флотом А. М. Непенин был убит. А. И. Русин лишился постов первого помощника морского министра и начальника МГШ, оставшись ненадолго начальником МШС[457]. Морским министром впервые в истории России стало гражданское лицо – лидер партии октябристов А. И. Гучков, вскоре смененный А. Ф. Керенским. Не обошлось без совсем удивительных назначений: 13 июня 1917 г. исполняющим обязанности управляющего Морским министерством был назначен лейтенант В. Лебедев[458]. Он был членом партии эсеров, эмигрировал во Францию, в начале Первой мировой войны вступил во французскую службу и выслужил чин лейтенанта сухопутной армии. Вероятно, А.Ф. Керенский хотел приобрести в его лице хорошего оратора для выступления на митингах перед матросами, но, как свидетельствуют мемуаристы, успехи В. Лебедева были скромными[459]. Следует отметить, в списках офицеров русского флота того периода значится лишь один человек, который может быть идентифицирован как «лейтенант В. Лебедев» – прапорщик по Адмиралтейству Всеволод Лебедев, произведенный 17 октября 1917 г. в подпоручики[460].
Совершенно новым явлением в организации морского ведомства стали многочисленные представительные органы, появившиеся на флоте и в береговых базах весной 1917 г. В частности, 28–30 апреля по инициативе матросов-большевиков был создан Центральный комитет Балтийского флота (Центробалт), высший выборный революционно-демократический орган Балтийского флота. Его председателем был избран большевик П. Е. Дыбенко. С 25 мая по 15 июня в Гельсингфорсе проходил Первый съезд Балтийского флота, который принял устав Центробалта. Ему поручалось контролировать «все приказания, постановления и распоряжения, касающиеся общественной, политической и внутренней жизни флота, откуда бы они ни исходили»[461]. Естественно, что немедленно после появления Центробалта начинается его противостояние командованию флота, а позднее и Временному правительству. Это противостояние завершилось только после Октября.
Авторитет новых представительных органов был велик. Например, 13 июня 1917 г. командующий флотом Балтийского моря контрадмирал Д. Н. Вердеревский должен был разъяснять Первому съезду Балтийского флота, почему после русско-японской войны пришли к необходимости назначения самостоятельного и ответственного командующего флотом со штабом при нем[462]. Адмирал пытался убедить членов Центробалта не вмешиваться в решение оперативных вопросов и так избавиться от их опеки. Д. Н. Вердеревский предложил разбить Центробалт на секции применительно к отделам штаба флота. Эти секции, по мысли командующего, могли совместно с отделами штаба вырабатывать решения, а командующий флотом должен был их утверждать. Если командующий флотом принимает другое решение, то проводится в жизнь оно, а Центробалт может апеллировать в «Морской совет» (Центрофлот), решение которого является окончательным. Командующий единолично решает оперативные вопросы и вопросы боевой подготовки. Совместно решаются распорядительные, санитарные, интендантские, юридические и технические вопросы. Центробалт единолично решает бытовые вопросы, принимает жалобы и заявления, занимается научно-просветительской деятельностью, расследует злоупотребления[463]. Никакого решения по предложениям командующего тогда принято не было. Объем реальной власти Центробалта колебался в зависимости от общей политической обстановки.
Второй съезд Балтийского флота (25 сентября–5 октября 1917 г.) принял обращение к морякам других флотов, в котором выдвигались требования передачи земли крестьянам, демократического мира, рабочего контроля над производством и созыва Всероссийского съезда Советов. На этом же съезде был утвержден новый устав Цен-тробалта и назначены его перевыборы, избраны делегаты на II Всероссийский съезд Советов. Делегаты съезда утвердили «Инструкцию для комиссаров», предусматривавшую контроль матросских комитетов над командованием, и потребовали от Временного правительства освобождения арестованных участников июльских событий[464].
Центральные комитеты других флотов и флотилий и близко не приближались к Центробалту по своему политическому влиянию. Если на флотилии Северного Ледовитого океана (Целедфлот) и в Мурманском отряде судов (Центромур) этой флотилии комитеты были еще достаточно активны, то на Каспийской военной флотилии (Центрокаспий) или на Черноморском флоте (ЦКЧФ) они проявили себя в 1917 г. очень слабо, тем более что ЦКЧФ был создан значительно позднее своих собратьев – 30 августа.
На Черном море остро стоял национальный вопрос, практически не проявившийся на Балтике. Осенью 1917 г. начиналась постепенная «украинизация» кораблей флота. 12 октября 1917 г. «украинизировался», как сказано в справке, крейсер Черноморского флота «Светлана»: на нем были подняты украинские стеньговые флаги. Одновременно на миноносце «Завидный» команда подняла вместо Андреевского украинский флаг и постановила не спускать его до Учредительного собрания[465]. 17 октября в Севастополе появилась местная украинская рада, объявившая о том, что она подчиняется Центральной раде[466]. Капитан 2 ранга Акимов (вероятно, С. С. Акимов) был назначен Центральной радой уполномоченным при штабе Черноморского флота[467].
В июне 1917 г. на Первом Всероссийском съезде Советов был создан другой представительный орган – Центральный исполнительный комитет военного флота (Центрофлот) – из делегатов – представителей флотов и флотилий. Большинство в Центрофлоте принадлежало эсерам и меньшевикам, председателем был правый эсер М. Н. Абрамов. Большевистская фракция Центрофлота была немногочисленной. Вполне естественно, что Центрофлот попытался поддержать мероприятия Временного правительства, но 27 октября 1917 г. он был разогнан матросами-большевиками.
Изучение выборных революционно-демократических органов флота не является нашей темой, и мы касаемся его лишь для того, чтобы подчеркнуть, насколько изменились условия деятельности традиционных органов управления флотом после Февральской революции.
Пожалуй, основным организационным вопросом, продолжавшим беспокоить руководителей морского ведомства после проведения реформы 1911 г. была проблема полномочий и положения ГМШ. Некогда главный распорядительный орган, в свое время (при Николае I) даже подменивший собой Морское министерство, фактически занимался лишь кадровыми вопросами, и только по традиции сохранял тень былого престижа. К 1 февраля 1917 г. разработана новая организационная схема Главного Морского штаба (ГМШ). В нем предусматривалось иметь следующие отделения[468]: Офицерское; Матросское; Гражданских чиновников и специалистов; Мобилизационное; Организационное; Учебное (делопроизводство по морским учебным заведениям и по инспекциям, зачисление во флот вольноопределяющихся, прохождение ими службы, производство их в офицеры, распределение выпущенных офицеров); Распорядительно-строевое (церемониальные вопросы, дисциплина, внутренний порядок, форма одежды, дела о государственных и других тяжких преступлениях); Отделение общих дел.
10 апреля 1917 г. исполняющим обязанности начальника ГМШ капитаном 1 ранга В. Е. Егорьевым была подписана записка, направленная в Адмиралтейств-совет[469], в которой говорилось, что главным препятствием в работе ГМШ является то, что чины штаба всего лишь «делопроизводители», а не начальники в той или иной области. Предлагалось упразднить штат ГМШ, введенный 30 ноября 1916 г. и ввести новый, предлагаемый. Необходимо «создать новую конструкцию ГМШ, положив в ее основу:
1. полную самостоятельность каждого чина штаба в сфере своей деятельности и всяческую ответственность его за работу порученной ему части;
2. ясное соединение дел в отделы Штаба по ясным признакам соединения самих дел;
3. установление наименьшего количества самостоятельных отделов Штаба;
4. установление определенной подчиненности должностных лиц, причем каждое лицо должно иметь только одного своего начальника»[470].
Отсюда вытекала предлагаемая им структура штаба.
1-й отдел – учет прохождения службы офицерами, чиновниками и священниками
отделение офицерского личного состава
отделение денежных дел офицерских чинов
2-й отдел – учет прохождения службы матросами и кондукторами
отделение комплектования и мобилизации
отделение учета личного состава
отделение пенсий и наград
3-й отдел – дела распорядительные и общие
распорядительное отделение
канцелярия ГМШ.
Один из начальников отделов должен был стать помощником начальника штаба (по выбору самого начальника штаба). При начальнике штаба должен состоять штаб-офицер для особых поручений и «особый орган», который должен заниматься направлением общих вопросов, входящих в компетенцию всех отделов, организационными вопросами по штабу, сношением с флотами по профессиональным и политическим вопросам, внешними сношениями штаба со всеми организациями и учреждениями. По идее В. Е. Егорьева при ГМШ должна была состоять редакция журнала «Морской сборник» и книжный склад морского ведомства. Других центральных управлений (ГУК, ГМХУ, ГГУ) изменения пока не коснулись.
В центральном морском управлении продолжали создаваться новые подразделения. 29 июля 1917 г. были утверждены Штат и Положение об Управлении морской авиации и воздухоплавания[471]. Одновременно рассматривался вопрос о замене мужского труда женским в учреждениях и частях морского ведомства. Оказалось, что практически нигде женщинами мужчин заменить было невозможно[472].
После Февральской революции Балтийский флот был вновь возвращен под руководство командующего Северным фронтом, а в штабе фронта было восстановлено ВМУ. Зато в подчинение МШС вошли речные и озерные флотилии – ранее пост заведующего ими был создан специально для великого князя Кирилла Владимировича, уволенного со службы вместе с остальными великими князьями. После корниловского мятежа А. Ф. Керенский как верховный главнокомандующий упраздняет МШС и восстанавливает ВМУ при Ставке, просуществовавшее до 13 ноября 1917 г.[473]
В день победы Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде (26 октября 1917 г.) и принятия первых декретов Советской власти по инициативе В. И. Ленина на совещании моряков – делегатов II Всероссийского съезда Советов – в морском ведомстве был образован Военно-морской революционный комитет (ВМРК). В его состав вошли большевики: И. И. Вахрамеев, А. В. Баранов, В. П. Евдокимов, Д. Н. Марулин, В. С. Мясников, Н. М. Неверовский, Н. А. Ховрин, а также анархист А. Г. Железняков, беспартийные В. И. Пенкайтис, А. П. Попов и Т. М. Рыжков.
Член ВМРК Н.А. Ховрин в своих воспоминаниях рисует несколько другую картину. По его словам, инициатива исходила снизу. «Матросы – делегаты II Всероссийского съезда Советов собрались вместе, чтобы избрать новый полномочный орган взамен соглашательского Центрофлота. Назвать его решили Военно-морским революционным комитетом (ВМРК). Кто-то предложил на пост председателя кандидатуру Ивана Ивановича Вахрамеева. Предложение дружно поддержали»[474], – вспоминал Н. А. Ховрин. Из состава ВМРК Н. А. Ховрин назвал, кроме себя, И. И. Вахрамеева, В. С. Мясникова, Н. М. Неверовского, А. Г. Железнякова и В. И. Пенкай тиса.
Вновь созданный комитет принял решение о роспуске Центрофлота, представители которого вошли в состав «Комитета спасения родины и революции», пытавшегося организовать выступления против большевиков и левых эсеров в Петрограде[475]. Одновременно создавался Комитет по военным и морским делам в составе П. Е. Дыбенко, Н. В. Крыленко и В. А. Антонова-Овсеенко. В начале ноября 1917 г., Комитет был расширен и переименован в Совет народных комиссаров по военным и морским делам. Прежние три члена Комитета по военным и морским делам получили ранг наркомов, а в качестве рядовых членов в Совет дополнительно вошли Н. И. Подвойский, В. Н. Васильевский, К. С. Еремеев, П. Е. Лазимир, К. А. Мехоношин, Э. М. Склянский, с 23 ноября М. С. Кедров и Б. В. Легран, а также, по утверждению современного исследователя М. А. Молодцыгина, И. Л. Дзевялтовский, А. Ф. Ильин-Женевский, В. А. Трифонов и К. К. Юренев[476]. Совет народных комиссаров по военным и морским делам был высшим органом руководства вооруженными силами Советской России. Впоследствии он превратился в Коллегию наркомата по военным делам, а в состав учреждений морского ведомства не вошел.
Как известно, Временное правительство было арестовано в Зимнем дворце в ночь на 26 октября 1917 г. Среди других министров в Петропавловскую крепость попал и последний морской министр контр-адмирал Д. Н. Вердеревский. Товарищ морского министра капитана 1 ранга С. А. Кукель 1-й попытался взять власть в ведомстве в свои руки и в тот же день издал приказ о своем вступлении в управление министерством[477]. Надо полагать, что С. А. Кукель пытался организовать сопротивление новой власти в центральном аппарате морского ведомства, но делал это не слишком активно. А. С. Демьянов, возглавивший нелегальный состав Временного правительства, действовавший некоторое время после революции, не вспомнил о посещении его заседаний каким-либо представителем Морского министерства, хотя довольно подробно перечислял участников собраний[478]. Следовательно, ни С. А. Кукель, ни Д. Н. Вердеревский не приходили на эти встречи.
В это время матрос Н. А. Ховрин, по его свидетельству, был назначен «комиссаром в Морское министерство» с подчинением ему караула и принял участие в разгоне Центрофлота утром 27 октября и во взятии под контроль здания Главного Адмиралтейства[479]. Термин «комиссар» в данном случае, судя по кругу обязанностей, как их описывает мемуарист, скорее означал должность коменданта здания Адмиралтейства.
27 октября Д. Н. Вердеревский был освобожден из Петропавловской крепости под честное слово. В тот же день В. И. Ленин «в беседе с председателем Военно-морского революционного комитета И. И. Вахрамеевым одобряет привлечение к работе в качестве управляющего Морским министерством контр-адмирал Д. Н. Вердеревского»[480].
Последний морской министр Временного правительства Дмитрий Николаевич Вердеревский (1873–1947) окончил Морской корпус и Артиллерийский офицерский класс, совершил кругосветное плавание, но в 1900 г. неожиданно вышел в запас и занялся садоводством в Туркестане. С началом русско-японской войны в 1904 г. вернулся на морскую службу, командовал миноносцем № 255 на Черноморском флоте. Затем служил на Балтике, в основном на кораблях Учебного артиллерийского отряда, сотрудничал в журнале «Морской сборник», читал лекции в Николаевской морской академии, командовал эсминцами и крейсером, в том числе, новейшими «Новиком» и «Адмиралом Макаровым». В начале 1914 г. Дмитрий Николаевич снова увольняется с флота, но с началом войны возвращается на службу. К 1916 г. он становится кавалером Георгиевского оружия и командующим дивизией подводных лодок Балтийского флота. После Февральской революции контр-адмирал сделал быструю карьеру, будучи сторонником компромиссов с матросскими организациями. В 1917 г. Д. Н. Вердеревский занимал посты начальника штаба Балтийского флота, начальника 1-й бригады линейных кораблей, в которую входили четыре новейших линкора типа «Севастополь». С 1 июня адмирал стал командующим Балтийским флотом. Во время июльских событий в Петрограде попытался сохранить нейтралитет (под лозунгом отказа от вовлечения флота в политическую борьбу), сообщив Центробалту о полученном приказе направить в столицу корабли на помощь Временному правительству. Вполне естественно, что за это он был снят с поста командующего, арестован и отдан под суд. Однако во время корниловского мятежа Д. Н. Вердеревский был не только освобожден, но и назначен морским министром – членом Директории, что было одним из проявлений политического маневра А. Ф. Керенского влево. Д. Н. Вердеревский понимал, что принуждать матросскую массу уже невозможно и выступал за «добровольную дисциплину» и выход России из войны. Чтобы оказать давление на правительство в этом направлении, Дмитрий Николаевич 24 октября написал прошение об отставке вместе с военным министром А. И. Верховским, однако в связи с началом вооруженного восстания в столице не подал его и остался в Зимнем дворце из солидарности со своими коллегами по правительству.
Мнение о Д. Н. Вердеревском в среде матросов-большевиков было скорее положительным. Н. А. Ховрин вспоминал, что он – «хитрый и умный человек… после свержения самодержавия Вердеревский повел себя весьма осмотрительно. Он никогда не позволял себе резких выпадов против революции и демократии, избегал конфликтов с матросскими массами. В то же время стремился показать, что верой и правдой служит новому правительству»[481]. Когда же Н. В. Крыленко спросил у Н. А. Ховрина в первый день Всероссийского съезда военного флота, «как отнесутся матросы к тому, чтобы привлечь к работе адмирала Вердеревского. Я ответил, что Вердеревский – человек знающий и очень опытный. Если он согласится сотрудничать с Советской властью, то лучшей кандидатуры, пожалуй, не сыскать. Тем более что с ним рядом будут работать наши товарищи, которые обеспечат правильную политическую линию. Если же он откажется, то можем выдвинуть кого-нибудь из своих. Дыбенко, например»[482].
Это предложение о сотрудничестве Д. Н. Вердеревскому было не последним. Между 16 и 25 марта 1918 г.[483] его посетил Ф. Ф. Раскольников, который «настаивал» на принятии адмиралом командования Балтийским флотом. Д. Н. Вердеревский отказался и на следующий день в письме Е. А. Беренсу объяснял свой поступок тем, что «военное значение Балтийского флота, даже при условии вывода его из Гельсингфорса, равно нулю», что флот находится в «отчаянном стратегическом положении» и что политические страсти слишком разбушевались. Несмотря на свой отказ, он советовал Е. А. Беренсу вывести из Гельсингфорса хотя бы боевые суда и привлечь для разработки плана спасения флота капитанов 1 ранга А. М. Щастного, П. В. Вилькена 1-го, К. В. Шевелева 1-го и старшего лейтенанта Б. А. Сокольникова 1-го[484].
Д. Н. Вердеревский отказался от заманчивых предложений большевиков, но и в белом движении не участвовал. В мае 1918 г. он эмигрировал, жил в Лондоне, занимаясь торгово-промышленной деятельностью. В 20–30-е гг. адмирал был видной фигурой в масонских кругах. Во время Второй мировой войны адмирал негативно относился к фашистской Германии. После войны Д. Н. Вердеревский принял советское гражданство, стал одним из организаторов Союза советских граждан во Франции, входил в состав Ассоциации друзей Движения Сопротивления. Умер в Париже и похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Отношение к Д. Н. Вердеревскому позволяет сделать вывод о том, что даже бескомпромиссно настроенные матросы – большевики уже в первые дни после победы Октябрьской революции были готовы привлекать на свою сторону не просто военных специалистов, а даже лиц, прежде занимавших высшие посты. Что касается личности Д. Н. Вердеревского, то он мог бы оказать определенное влияние на смягчение трений между офицерством и матросами во время перестройки флота осенью 1917–1918 гг., способствовать сохранению остатков боеспособности военно-морских сил. Очевидно, что его фигура на посту главы ведомства не вызвала бы такого негативного отношения офицеров, как личность П. Е. Дыбенко. Видимо, отказ Д. Н. Вердеревского поступить на службу Советской власти был продиктован не принципиальным неприятием революции, а какими-то случайными соображениями, возможно, солидарностью с остальными членами последнего Временного правительства.
4 ноября 1917 г. выходит постановление СНК «О назначении М. Иванова товарищем морского министра с исполнением обязанностей председателя Верховной коллегии Морского министерства»[485]. Имеется в виду капитан 1 ранга М. В. Иванов (1875–1942), вскоре произведенный в контр-адмиралы. Участник обороны Порт-Артура, начальник Партии траления, удостоенный золотого оружия с надписью «За храбрость». В Первую мировую войну был командиром крейсера «Диана» (1915–1917), начальником 2-й бригады крейсеров (1917). Кстати, 2-я бригада крейсеров считалась более пробольшевистски настроенной, чем 1-я[486]. Впоследствии М. В. Иванов служил в РККФ, был инспектором морских сил ВЧК, после увольнения в отставку в 1924 г. служил в торговом флоте СССР капитаном ряда судов, консультантом в научно-исследовательских учреждениях. Согласно семейной легенде, отец М.В. Иванова был незаконным сыном знаменитого вождя декабристского движения П. И. Пестеля[487].
Постановлением СНК для того, чтобы взять Морское министерство под контроль, 7 ноября 1917 г. была создана Верховная морская коллегия (ВМК), которая равнялась по своим правам Главнокомандующему флотом. Во главе ВМК стоял П. Е. Дыбенко, в нее вошли капитан 1 ранга М. В. Иванов (управляющий Морским министерством) и В. В. Ковальский (черноморский матрос, делегат II Съезда Советов)[488]. Название нового органа не сразу стало устойчивым – вплоть до января 1918 г. он именовался то «Верховной коллегией Морского министерства», то «Военной коллегией управления Морским министерством», то «Военно-морской коллегией».
Возможно, что смысл назначения М. В. Иванова управляющим министерством заключался в попытке взять под контроль Морское министерство «изнутри», без формального введения в высшее руководство ведомства большевиков из числа матросов или штатских. Существование такого плана подтверждается и сравнительно длительными переговорами с Д. Н. Вердеревским о принятии им поста руководителя морского ведомства – впервые его кандидатура возникает еще 26 октября, и она продолжает обсуждаться по меньшей мере до 18 ноября (разговор Н. А. Ховрина с Н. В. Крыленко в первый день работы Всероссийского съезда военного флота). Этапом борьбы вокруг фигуры главы ведомства стало издание специального приказа об уходе со своего поста Д. Н. Вердеревского и новый приказ о вступлении в управление С. А. Кукеля, вышедший 11 ноября[489].
Если такой план и существовал, то он спустя некоторое время показал свою несостоятельность. Упорное неприятие предложений большевиков Д. Н. Вердеревским привело к необходимости принятия других мер по овладению аппаратом центральных флотских учреждений.
ВМК смогла подчинить себе центральный аппарат морского ведомства к 14 ноября 1917 г., что ознаменовалось началом нумерации приказов по флоту и морскому ведомству заново[490]. В приказе о вступлении в управление флотом Коллегии ее состав не совпадает с первоначальным. Вместо В. В. Ковальского в составе ВМК фигурирует начальник Военно-политического отдела (с декабря 1917 г. – Управления политической частью Морского министерства) и председатель Военно-морского революционного комитета машинный унтер-офицер большевик И. И. Вахрамеев. В тот же день были утверждены комиссары и их помощники при отделах Морского министерства[491], а при «Военной Коллегии управления Морским министерством» (как назвали в приказе Верховную морскую коллегию) был утвержден Военно-политический отдел в составе И. И. Вахрамеева (член РСДРП(б) с весны 1917 г.), К. Я. Зедина (член РСДРП с 1904 г., прапорщик по морской части), А. Г. Железнякова (матрос-анархист), а также Шерстобитова и Максимовича[492].
Последовал период калейдоскопических кадровых перетасовок, представление о которых дают первые приказы ВМК по флоту и морскому ведомству. Вполне естественным было увольнение в отставку прежних руководителей ведомства, которые оказывали сопротивление новым властям и назначение новых на их место. 14 ноября полковник В. П. Лебедев[493] стал начальником Главного управления кораблестроения[494]. На следующий день, 15 ноября, был уволен «от службы контр-адмирал граф [А. П.] Капнист», последний дооктябрьский начальник МГШ. 16 ноября капитана 1 ранга Е. А. Беренса назначили временно исполняющим должность начальника штаба[495]. 17 ноября сменился целый ряд руководителей морского ведомства: вместо В. П. Лебедева начальником ГУК стал генерал-майор С. О. Барановский, а В. П. Лебедева откомандировали в распоряжение ВМК (на следующий день он стал начальником грузовых перевозок Балтийского моря[496]). Капитан 2 ранга Яковлев[497] был назначен начальником ГУЛИСО, главный инспектор морской строительной части статский советник Толмачев был заменен полковником А. Л. Дубовым[498] (правда, 19 января 1918 г. издали еще один приказ об отстранении Толмачева от руководства Управлением морской строительной части[499], что может быть следствием вполне естественной неразберихи при смене власти). В тот же день, 17 ноября 1917 г., старшего лейтенанта С. Н. Унковского назначили генералом для поручений при морском министре[500], а уже через десять дней он стал временно исполняющим должность начальника походного штаба морского министра[501]. Надо сказать, что А. Л. Дубов был избран депутатом Кронштадтского совета военных депутатов еще весной 1917 г. По свидетельству Ф. Ф. Раскольникова, он «пользовался большим авторитетом и довольно часто выступал» в совете[502].
18 ноября популярный среди матросов вице-адмирал А. С. Максимов стал вторым помощником морского министра[503]. Андрей Семенович Максимов (1866–1951) прошел стандартный служебный путь русского морского офицера начала ХХ в. Он участвовал в подавлении боксерского восстания в Китае, в обороне Порт-Артура, причем после боя в Желтом море 28 июля 1904 г. проявил совершенно своевременную инициативу, и прорвался в Киао-Чао на своем миноносце «Бесшумный», тем самым спас корабль от гибели или сдачи японцам при капитуляции Порт-Артура. После войны он командовал эсминцем, дивизионами миноносцев, крейсером «Громобой», бригадой крейсеров, бригадами линейных кораблей. В 1915 г. был исполняющим обязанности начальника Минной обороны Балтийского моря. После убийства адмирала А. И. Непенина во время Февральской революции, А. С. Максимов вступил в командование Балтийским флотом, как старший по чину, а затем был избран матросами командующим флотом. В начале апреля 1917 г. А. С. Максимов вызвал подозрения у А. И. Гучкова (военного и морского министра первого Временного правительства) в том, что он «стал на сторону матросни… в то время если бы мы его уволили, тогда мы опасались, что он поведет Балтийский флот на борьбу с Временным правительством, а так как мы на петербургский гарнизон рассчитывать не могли, то появление эскадры могло кончиться тем, чем это кончилось при большевиках»[504], то есть свержением Временного правительства. В конце концов, Временному правительству в начале июня 1917 г. удалось снять А. С. Максимова с поста командующего флотом. Действия части матросов после его смещения подтвердили подозрения Временного правительства. Матрос-большевик Н. А. Ховрин вспоминал, что А. С. Максимова «на кораблях уважали за человечное обращение с нижними чинами»[505]. «Иначе отнеслись к Вердеревскому матросы некоторых кораблей Гельсингфорсской базы. Так, когда на “Кречете” появился его контр-адмиральский флаг (Вердеревского. – К. Н.), команда линкора “Петропавловск” демонстративно подняла вице-адмиральский флаг Максимова. Матросы заявили, что Максимов избран всенародно и не может быть кем-либо сменен. Пришлось самому Максимову ехать на корабль, уговаривать моряков»[506]. Спустя несколько месяцев, уже в сентябре, А. С. Максимов был назначен на несамостоятельную должность начальника Морского штаба Верховного главнокомандующего. После Октября он сразу стал на сторону Советской власти и после недолгого пребывания помощником морского министра служил старшим инспектором Реввоенсовета Республики (1918), командовал Черноморским флотом (1920–1921), находился в распоряжении Военно-морской инспекции, состоял для особых поручений при командующем Морскими силами Республики. В 1923 г. А. С. Максимов командовал посыльным судном «Воровский» во время его перехода из Белого моря на Тихий океан. Для делающего первые шаги Красного флота этот поход был серьезным достижением. По некоторым сведениям, после выхода в отставку (в 1924 г.) во времена НЭПа бывший адмирал содержал молочную ферму под Москвой на станции Лосиноостровская. Г. К. Граф в своих мемуарах с ненавистью пишет об А. С. Максимове и крайне низко оценивает его деловые качества[507]. С другой стороны, советский адмирал Ю. А. Пантелеев, ходивший в молодости на «Воровском» под командой А.С. Максимова, высоко отзывался о его профессиональных качествах[508]. Все мемуаристы как любопытную черту А. С. Максимова отмечали его неожиданный для человека с русским именем и фамилией финский акцент – Андрей Семенович родился и провел детство в Финляндии. Этим же объясняется и прозвище А. С. Максимова – «Пойка»[509].
В ноябре 1917 г. последовали увольнения в отставку: контрадмиралов Д. Н. Вердеревского и Б. П. Дудорова, капитанов 1 ранга С. А. Кукеля и В. Е. Егорьева, капитана 2 ранга В.В. Романова, действительного статского советника Зверева[510]. Они были уволены по причине отказа сотрудничать с Советской властью, однако само увольнение было оформлено по существовавшим правилам, «с мундиром и пенсией». Нами был обнаружен только один приказ ВМК об увольнении от службы в форме наказания – «О лишении чина и исключении навсегда из флота капитана 2 ранга Безкровного»[511]. Б. С. Безкровный, будучи военно-морским агентом в Дании, выполнял там функции руководителя русской морской разведки[512].
Далеко не всегда новой власти сразу удавалось провести свои решения. Фактически речь шла о том, что лишь те решения центра реализовывались на местах, которые удовлетворяли местные власти и лишь в той степени, в которой они их удовлетворяли. Так, 2 декабря 1917 г. П. Е. Дыбенко пытался уволить контр-адмирала А. В. Развозова с поста командующего Балтийским флотом. П. Е. Дыбенко отдал соответствующее распоряжение в телеграмме, адресованной управляющему Морским министерством М. В. Иванову. Несмотря на распоряжение, А. В. Развозов не был уволен, а продолжал находиться на посту фактического командующего Балтийским флотом до своего ареста 23 марта 1918 г.
С октября 1917 г. дело шло к отмене чинов и орденов, но награждение ими офицеров некоторое время продолжалось. Так 22 ноября ВМК издала приказ «Об утверждении пожалованных орденов лейтенантам [Ф. Г.] Керну, [Б. В.]фон Брискорну и др.»[513], а спустя шесть дней вышел приказ «О приостановке производства и наград впредь до выработки положения о прохождении службы офицерами и чиновниками морского ведомства»[514].
После того как бразды правления ведомством перешли к ВМК, начинаются организационные преобразования. 29 ноября походный штаб морского министра был переименован в Канцелярию ВМК[515] с отделениями: Юридическое и общих дел; Законодательное и Кодификационное[516]. Правда, 21 декабря вышел приказ о переименовании Штаба ВМК в управление делами ВМК[517]. Следовательно, либо Канцелярия ВМК была переименована в Штаб ВМК между 29 ноября и 21 декабря, либо, что вероятнее, название Канцелярия ВМК не употреблялось, а это учреждение называлось Штабом ВМК, тем более, что слово «штаб» звучало явно весомее, чем слово «канцелярия».
ВМРК продолжал формально оставаться высшим чрезвычайным органом управления флотом. 5 ноября произошла реорганизация комитета, с расширением его состава. Десять человек, первоначально входившие в ВМРК, составили его Коллегию. Члены комитета отныне были разделены на секции – военную, контрольно-техническую, хозяйственную, следственную, редакционную и личного состава. Важнейшей задачей ВМРК было не управлять морским ведомством, а обеспечивать мобилизацию матросов для решения конкретных задач. Например, 15 ноября СНК предписал ВМРК выделить десять «энергичных товарищей» в распоряжение комиссара Государственного банка В. В. Оболенского (Осинского) для «исполнения весьма ответственных поручений»[518].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.