Л. Лянглэ. Жизнь Тимура[270]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Л. Лянглэ. Жизнь Тимура[270]

Тимур родился в Сябзе, местечке, находящемся близ стен Кеша, города Трансоксании, в ночь вторника, 7 мая 1336 года. Он родился со сжатыми и полными крови руками: то же самое рассказывается и о Чингисхане. Его отец, амир Тарагай, был незначительным князьком, зависевшим от Казана, 21-го хана Джагатайской области.

Ребенок Тимур был воспитан среди молодых вельмож своего племени и, хотя был равен им или стоял ниже их по положению, имел на них большое влияние, какое обыкновенно дает людям превосходство гения. С самого раннего возраста он только и говорил, что о коронах и завоеваниях; в этих беседах голос его оживлялся, его физиономия принимала выражение, совсем не подходящее к его возрасту: он обращался со своими товарищами, как с подданными, и обращал их в воинов; его игры состояли в битвах. Тело его укреплялось с каждым днем, а ум, развитый не по летам, внушал ему обширные проекты, и Тимур уже думал о способах их осуществления.

Однажды ночью, запершись в отдельном помещении, молодые друзья предавались развлечениям своего возраста. Тимур, которого слушали всегда с удовольствием, начал рассказывать товарищам следующую историю. «Моя бабушка, – сказал он, – имела дар отгадывания. Она увидела однажды во сне, что одному из ее сыновей или племянников предстоит завоевать царства и покорить народы, что он-то и будет героем своего века и что монархии мира будут повиноваться ему. Этот герой – я… Да время приближается: оно уже пришло. Клянитесь же, клянитесь мне, что вы никогда не оставите меня!»

Убедительный тон оратора, мрак ночи, всеобщее удивление увлекли слушателей; они поклялись Тимуру в неизменной верности, которую и доказали впоследствии.

Лишь только окрепло его тело и стало помогать силе его гения, он принялся за более трудные и более серьезные занятия: то он фехтовал на мечах или пиках, то на пылком коне охотился на диких зверей. Наконец, 12 лет от роду, Тимур поступил на военную службу, но в истории он становится известным только на 25-м году своей жизни при обстоятельстве, поистине интересном.

Уже давно Трансоксания страдала от анархии. Хан Джагатайский, Казан, сделавшись ненавистным вследствие своих притеснений, был убит. Три других хана, его преемники, потерпели ту же самую участь. Мелкие князья своими междоусобными войнами разорили государство, которым каждый хотел овладеть.

Хан Джете [Монголистан], по имени Туклук-Тимур, потомок Чингиса, только что объявил себя ханом Джагатайским, не испугавшись судьбы своих предшественников. Это новое достоинство давало ему права на Трансоксанию, и он решил успокоить ее, покорив под свою власть. Испуганные этим князья отступают и, убегая в Хорасан, оставляют свое государство без защитников. Тогда-то Тимур и выступил из мрака неизвестности; он появился как гений-хранитель своего отечества.

Сначала он заслужил расположение начальника неприятельского авангарда, затем отправился к Туклук-Тимуру, который принял его радушно.

В числе милостей Тимур получил от него управление Трансоксанией и был назначен командиром 10-тысячного корпуса. Удовлетворенный такой покорностью, Тимур возвратился в Джагатай, куда его призывали новые беспорядки.

Тимур умел оценить дар Туклука: его в особенности трогало то, что он сумел отвратить несчастие; но он недолго радовался своим успехам.

Один князь, по имени амир Хусайн, внук честолюбивого амира Казахана, который воспользовался оплошностью Джагатайского хана, чтобы объявить себя наместником Трансоксании, хотел наследовать своему деду. Его притязания вновь разожгли пламя раздора; мелкие тираны вновь появились, и гражданская война началась с большим ожесточением, чем когда-либо.

Туклук-Тимур, вызванный этими новыми распрями, возобновил свои завоевательные планы. Он снова привел армию в Трансоксанию; Хусайн был разбит, а жители покорены. Победитель назначил на трон сына своего Ильяс-Ходжу и дал ему Тимура в качестве первого министра и главнокомандующего.

Трансоксания, меняя правителя, переменяла только тирана. Ильяс-Ходжа не стремился прекратить бедствия государства и только увеличил их.

Тимур, предвидя продолжение ненавистного поведения Ильяс-Ходжи и не будучи в состоянии предотвратить бедствие, оставил своего нового начальника, чтобы отправиться к амиру Хусайну, на сестре которого женился. Этот султан обращался со своими союзниками, как с врагами, и открыто нападал на них. Последние, соединивши войска, выдержали войну и, наконец, изгнали из Трансоксании войска Ильяса, который был принужден сам перейти в Джете, чтобы занять трон, который оставался свободным по смерти его отца. Этот хан впоследствии еще сделал попытки, но все его войска были разбиты.

Во всех сражениях Тимур показал свою храбрость; войско, которое его любило, следовало за ним, не колеблясь в опасностях, и обеспечивало ему победу.

Хусайн, князь завистливый, недоверчивый и не знающий благодарности, не успел освободиться от страха, какой внушал ему его враг, сейчас же поклялся погубить своего союзника, но последнему удалось избежать сетей и перейти в оборонительное положение.

Хусайн выразил искреннее раскаяние и легко получил прощение. Однако новые измены заставили его шурина прибегнуть к оружию: ненавидимый солдатами и офицерами, Хусайн пал жертвой своего собственного вероломства. Он был убит двумя офицерами, которые ненавидели его.

Смерть его сделала Тимура неограниченным владетелем Джагатайской империи. Тотчас все губернаторы провинций собрались к нему, и он, среди многочисленной свиты, садится на трон, сам опоясывается царским поясом и возлагает на голову царскую корону. Затем представители империи, которые лежали ниц, встают, осыпают его золотом и драгоценными камнями, по обычаю монголов, и называют его «Сахиб-кырани», но он никогда не хотел называть себя ханом; этот титул принадлежал только преемникам Чингиса, и Тимур всегда придавал этот титул какому-нибудь князьку из этой фамилии, по отношению к которой он считал себя наместником.

Тотчас после обряда восшествия на царство новый правитель ввел порядок в делах империи, которая давно уже не пользовалась сладостями мира. В Самарканде, своей столице, он созвал общий совет, на который были приглашены главные представители. Это был мудрый способ узнать не расположенных к нему лиц. Один только осмелился уклониться от покорности, но скоро принужден был сдаться.

Первые шесть лет царствования Тимура были заняты экспедицией против Джете и в Хорезм, правитель которой хотел увеличить свои владения за счет своего соседа. Страшные ополчения Тимура смирили его врагов; женитьба на племяннице владетеля Хорезма служила залогом мира между этими двумя монархами. Многие другие правители, которые осмеливались делать нападения, были тотчас же разбиваемы наголову.

Но, среди своих триумфов, победитель перенес потерю, которая наполнила его сердце горечью. Он имел и печальные предчувствия и зловещие сновидения, что заставляло его опасаться за судьбу своего старшего сына Джигангира, оставшегося в Самарканде. Его опасения были очень основательны. Въезжая в свою столицу, он увидел законоведов и вельмож погруженными в скорбь, одетыми в черные и голубые одежды и с головами, покрытыми пылью.

Но гораздо более почетным для памяти Джигангира был траур народа: нужно было видеть, как жители Самарканда с непокрытыми головами, в рубищах, плакали, приговаривая: «Как жаль, что Джигангир, столь храбрый воин, мелькнул на земле, как роза, которую уносит ветер! Как жаль, что смерть низвергла в могилу такого справедливого принца».

Наконец, и войско, одетое в черное и голубое платье, спешилось, чтобы выразить этим чрезвычайную свою печаль.

При таком зрелище несчастный отец был поражен печалью. Он не сомневался более в своем несчастии; его щеки почти всегда обливались слезами, и его жизнь сделалась невыносимой.

Однако его дела начали приходить в упадок. Встревоженные начальники старались вывести своего царя из оцепенения, в какое повергло его горе. Ему были приятны заботы их, так как он знал всю их привязанность к себе. Мятежи, происшедшие в Джете, заставили его очнуться. Он уехал и тотчас заставил непокорных возвратиться на путь послушания.

При своем возвращении из этой экспедиции он встретил Тохтамыша, одного из потомков Чингисхана, который приехал просить у него помощи, чтобы возвратить трон Великой Татарии, на который ему давало право рождение и которым владел тогда другой князь, по имени Урус, также потомок Чингиса. Тимур согласился, и его обычное счастье помогло ему без затруднений возложить корону на голову своего протеже.

Поощряемый удачами, какими увенчивались все его предприятия, Тимур решил перенести войну в Персию, владения которой оспаривали друг у друга многие лица, столь же честолюбивые, как и сам Тимур. Победа повсюду сопровождала его, но он должен был часто возвращаться назад, чтобы укрощать уже побежденных поданных. Эти отпадения сильно замедляли его успехи. Тем не менее ему удалось покорить себе весь Хорасан.

Между тем этот монарх, до того времени избалованный счастием и постоянно одерживавший победы, испытал несчастия, которые ему напомнили, что и он человек. Смерть похитила у него дочь, сестру и одну из его жен. Эти три потери, скоро последовавшие одна за другой, были столь тяжелы для Тимура, что приостановили на некоторое время его честолюбие; он не хотел более заботиться о делах своего государства.

Но ученые богословы и духовные лица напомнили ему о религии, а вельможи – о славе, и Тимур был тронут; продолжая раздавать милостыни, которые при своей жизни расточали эти щедрые принцессы, он утешился в своем горе. Новые проекты завоеваний увлекли его к новым случайностям. Первою его заботою было отправить армию в Джете, где всегда находились недовольные и мятежники. Он сам повел более ста тысяч воинов в Мазандеран и в Систан, и эта экспедиция была из числа наиболее кровавых.

В одной крепости, в которой заперлись было мятежники, он взял в плен две тысячи человек, которые были сложены в кучу живыми одни на других и обложены были кирпичами на известковом растворе, и таким образом тела этих несчастных послужили для постройки нескольких башен. Возможно ли вообразить монументы, более приличные победителю?! Столица Систана была взята и разрушена, а жители были перебиты, без различия лет и пола.

Победитель совершил еще несколько подвигов в горах Кангарских, которые разбойники выбрали для своего убежища, и вернулся в Самарканд. Спустя три месяца после своего прибытия, он опять прошел Мазандеран, которым старался вновь завладеть бывший хан, Али. Но полное поражение показало этому сверженному монарху, что право всегда уступает силе.

Затем татары перенесли свое оружие в Ирак-Аджами и оставили эту страну, не имея там больших успехов. Тем не менее Тимур снова привел войска в следующем году в эти самые страны. Провинция Азербайджан была покорена первою, а Тавриз, столица, откупилась деньгами. Пробывши некоторое время в этом новом владении, победители, руководимые любовью к религии, которая повелевает вести войну с неверными, напали на Грузию, населенную христианами.

Грузины не долго сопротивлялись, царь Ипократ был взят в плен. Он был христианин, и Тимур, как говорит Шериф-эд-дин, «так просветил его сведениями о религии Мухаммеда, что по особому действию благодати призвание проникло в душу этого неверного, находившегося во мраке; Ипократ вышел из заблуждения и сделался мусульманином».

Тимур отпраздновал свои последние победы охотой, подобно персам; ибо Грузия, покрытая лесами и горами, – очень удобная страна для охоты.

Поражение Тохтамыш-хана [который имел неблагодарность напасть на своего благодетеля] и несколько других подвигорв, менее значительных, предшествовали въезду победителя [Тимура] в Ирак-Аджами и в провинцию Фарс, где правили Мазеферины. Эти владетели осмелились бросить в темницу одного из послов Тимура. Этот враждебный поступок был для Тимура прекрасным предлогом для объявления им войны: он продолжил свой поход и приблизился к стенам Испагани.

Губернатор города, видя, что не в состоянии сопротивляться Тимуру, отдал ему городские ключи, а жители приговорены были к кровавой мести за то, что один кузнец, с толпой народа во главе, умертвил комиссаров, назначенных для получения выкупа, и около трех тысяч татар. Тимур, возмущенный этим вероломством, поклялся отомстить, сделать на город общее нападение. Его солдаты, взяв приступом стены, вошли со всех сторон в Испагань и вступили в рукопашный бой с жителями.

В ярости они пощадили только квартал потомков Пророка, улицу богословов и дом одного великого проповедника, умершего за год перед тем. Воодушевленные местью и еще более корыстью к добыче, солдаты прибегли к самым страшным насилиям. Правда, что каждому татарину было дано приказание представить известное число голов, и, по спискам дивана, насчитывается около 60 000 человек, которые послужили материалом для воздвижения башен в различных местах города.

Это кровопролитие было совершено в ноябре месяце; в течение того же самого месяца сдался и Шираз. Наконец завоеватель, после трехлетнего отсутствия, возвратился в свой царственный город Самарканд. Ему было тогда 52 года. Увлекаемый то честолюбием, то возмущением народов, которых он покорил, Тимур не наслаждался ни одной минутой спокойствия. Только что он оставил Персию, как взбунтовался Хорезм. Эта провинция стоила ему уже многих трудов.

Чтобы предупредить новые смуты, он уничтожил ее столицу и переселил ее жителей в Самарканд; но через три года снова восстановил город в прежней красоте. Между тем хан Джагатай умер. Тимур, верный своей мудрой политике, возвел тотчас на ханский престол Джагатаева сына, но оставил за ним так же немного авторитета, как было и при его отце.

Между врагами своими Тимур имел несчастье считать хана Великой Татарии, Тохтамыша, которого он сам же посадил на трон. Этот неблагодарный хан осмелился напасть на страну, которая раньше послужила для него убежищем. Его многочисленные войска были разбиты и обращены в бегство. Тохтамыш получил уже несколько уроков в этом роде, но эти несчастья не могли его исправить.

Тимур хорошо понимал, что единственное средство быть в мире с этим врагом – истребить его, но чтобы успеть в этом, нужно было пройти огромные пустыни Великой Татарии. Благодаря своей опытности он основательно снарядился и отправился во главе сильной армии. Один только слух об этом походе заставил Тохтамыша удалиться в глубь пустыни.

Так как Тимур был намерен преследовать до последней возможности своего бегущего врага, то офицеры Тимура доложили ему, насколько важно отнять у каждого дурно расположенного к нему соседа средства вредить ему во время движения. Правитель Монголистана уже открыл неприятельские действия, и потому знамя Тимура сейчас же отправилось в эту сторону.

Чтобы действовать с большей энергией, войска, разделенные на пять корпусов, рассеялись по стране, которую они грабили. Большая часть воинов и обитателей Джете были перебиты, а их жены и дети уведены в плен. Тимур сам преследовал Монгольского хана, который отказался от короны, чтобы сохранить себе жизнь.

Сборным пунктом был назначен Юлдуз, прекрасное убежище, часто воспеваемое поэтами, в которых оно возбуждало восторг. Благодаря прозрачности своих источников это место и получило название «утренней звезды» [Юлдуз]. Воины Тимура, отягощенные добычею и покрытые кровью, осквернили своим присутствием эти места, достойные служить убежищем невинности.

Отдохнув на этих полях, цветы которых они измяли, воины Тимура возвратились в Самарканд, откуда уже отправились в свою большую экспедицию на Кыпчак.

Слух об их походе вселил ужас в сердце Тохтамыша; страх, а не раскаяние внушал ему идею примириться с рассерженным благодетелем, доверия которого он лишился.

Когда все предложения Тохтамыша были отвергнуты, он ясно увидел, что единственное его спасение заключается в бегстве. Так, он достиг неизвестных пустынь своего обширного государства, выказывая в своих походах и своих контрмаршах всю обширность военного таланта. Неприятельские войска преследовали его за полярный круг, до местностей, где день длится полтора месяца. У них был недостаток в съестных припасах, и они много страдали от голода и усталости.

Когда хан Татарский подумал, что они достаточны изнурены, то остановился и предложил битву. Лишь только две армии стали одна против другой, Тимур сошел с лошади, чтобы помолиться по своему обыкновению. Он имел тогда около себя одного из потомков Пророка, по имени Имам Береке, которого он очень любил и который некогда предсказал ему восшествие на престол. Этот праведный человек, сняв шапку, поднял руки к небу и просил у Всемогущего победу для своего хана. Затем, взяв земли, он бросил ее в глаза врагам со словами: «Пусть ваши лица будут очернены срамом поражения». А обратившись к Тимуру, он сказал: «Иди – и будешь победителем».

Битва была кровопролитная и продолжительная, и перевес оставался некоторое время неизвестным; но знаменосец Тохтамыша заранее был подкуплен врагом: бросив знамя, он заставил своего начальника проиграть сражение. Поражение было полное; бегущий хан удалился в глубину гор Грузии, а поля на протяжении сорока миль были устланы трупами побежденных.

Когда Великая Татария была завоевана, утомленная армия Тимура нуждалась в отдыхе; никогда она не совершала стол трудной экспедиции; полководец повел ее к берегам Волги, на приятную поляну, где она забыла о всех своих тягостях. 26 дней она провела в удовольствиях стола и любви. Офицеры пили вместе со своим повелителем; молодые девушки, длинные волосы которых, превосходно заплетенные, висели до земли, подносили им прекрасное вино в золотых кубках.

Музыка услаждала их своей гармонией. За военными песнями, которые, вследствие шумной гармонии, казались предназначенными прославлять сражение и победу, следовали чувствительные песни сладострастия; прелестные красавицы, образуя хор танцовщиц, услаждали зрение и возбуждали страсть в зрителях. Наконец, эти привилегированные смертные предвкушали в объятиях земных гурий небесное блаженство, обещанное их Пророком.

Эти удовольствия не отвлекали Тимура от забот о своем государстве; он знал, сколько беспокойства могло причинить его отсутствие, и ему хотелось видеть другие провинции своих владений. Слишком нетерпеливый, чтобы урегулировать свой ход по шагам армии, нагруженной добычей, он поручил вести ее опытным полководцам, а сам быстро вернулся в Самарканд.

Прибыв туда, он узнал, что новые распри рассорили Персию и Мазандеран; тогда он решил отдать Хорасан одному из своих сыновей, а Забюлистан другому; а сам собрал новую армию и, во главе 80 000 человек, предпринял поход, который должен был длиться не менее пяти лет.

Мазандеран вскоре подчинился Тимуру, и он оставил эту страну, чтобы вернуться в Персию, а свои удары направил на Шах-Мансура, губернатора Шираза; ибо среди мятежников, причинявших несчастия этому царству, Мансур был самым беспокойным. Он довел свою дерзость до того, что вышел из города, чтобы дать сражение Тимуру; но наказание не заставило себя ждать. Во время дела, второй сын Тимура, мирза Шахрух, 17 лет от роду, напал на мятежника и, отрезав ему голову, бросил ее к ногам своего отца со словами: «Попирайте ногами головы всех ваших врагов, как голову этого гордого Мансура!»

Овладев Персией во второй раз, Тимур приложил все свое старание, чтобы исправить зло, причиненное ей гражданской войною. Он восстановил там правосудие, умерил таксы и налоги и, наконец, отдал управление над этим могущественным царством своему четвертому сыну, Омар-Шейхху. Другому сыну своему, мирзе Миран-Шаху, он отдал царство Азербайджанское, чтобы наградить его за услуги, какие оказывал ему этот молодой князь.

Оставив Персию, Тимур сопровождал своих солдат к Багдаду, где царствовал тогда Султан Ахмед Джелаир. При слухе о прибытии татар, Султан убежал, и покорение Багдада решило участь Ирак-Араби. Тимур перешел Тигр, и вскоре все окрестные князья подчинились ему.

Среди военных своих трудов Тимур не забывал ни своей жены, ни своих детей; он пользовался всяким случаем, чтобы то подарками, то письмами показать им свою любовь. Однажды посланные им подарки были перехвачены амиром, другом Аззеддина, князем Месопотамии. Этот последний имел неосторожность принять в своем дворце вора вместе с покражей.

Он презирал все требования Тимура, который быстро направился к Месопотамии. Столица была осаждена, взята и разграблена. Армения не была пощажена; и татары, пройдя эти страны с быстротою потока, вернулись в Грузию. По своей религиозной ревности они перерезали всех неверных, чтобы искупить этим мусульманскую кровь, которую они пролили из-за своих собственных интересов; но холод и рождение молодого князя несколько изменили их жизнь, зима прошла в увеселениях со всей азиатской роскошью.

Лишь только настала весна 1395 года, как неутомимый Тимур приготовился совершить новые подвиги.

Тохтамыш, которого считали уничтоженным, причинил новые беспокойства; а труды последнего похода против этого врага не были настолько забыты, чтобы император не употребил все средства умиротворения. Великодушное и трогательное письмо, написанное его рукой, возбудило опасения и беспокойство его прежнего любимца; Тохтамыш готов бы был заключить мир, если бы военные, которыми он был окружен и которые желали войны, не заставили его решиться на это; ибо, хотя он искренне желал добра своим подданным, все-таки не имел силы исполнить его; он был из числа тех слабых монархов, которые берут на себя ошибки царедворцев и только представляют из себя орудие страстей тех, которыми, как им кажется, они управляют.

Когда война была открыто объявлена, Тимур сделал смотр своим войскам, число которых простиралось до 400 000 человек.

Расставленные в боевом порядке, они растянулись от подножия Эльбруса, близ Кавказа, до Каспийского моря, вдоль реки Семура, т. е. на пространстве 5 лье. Все офицеры, стоя на коленях и держа узды лошадей в своих руках, поклялись Тимуру в верности, а солдаты, с громкими криками, прошли перед ним церемониальным маршем. Обе армии встретились недалеко от Волги. Битва была не менее кровопролитна, чем предыдущая, а Тохтамыш был настолько же несчастен. Его поражение стоило ему короны, ибо Тимур заменил его сейчас же другим ханом.

Ожесточенные преследованием бегущих, победители углубились в Сибирь до берегов Ледовитого океана, до самых возвышенностей, которых они уже раньше достигали.

Наконец, обремененные громадной добычей, они вернулись к Тимуру, который оставался на берегах Волги. Он воспользовался деятельностью своих войск, чтобы сделать нападение на Европу.

Великая Россия выдержала ожесточение этих варваров, которые все предали огню и мечу. Тимур пошел прямо на Москву. Его приближение распространило ужас в этой столице, но он не взял ее, как говорит его историограф Шериф-эд-дин. Он остановился на границе Рязанского княжества и вдруг вернулся назад.

Причина перемены его намерений неизвестна. Некоторые из его полководцев отделились, чтобы произвести набеги на разные местности России и на Венгрию. Наконец, опустошив эту северную часть Европы, они вернулись в Азию, отягощенные добычей, ведя за собою бесчисленную толпу рабов.

Несчастные грузины снова подверглись их неистовству. Монгольский государь, который знал о всех наградах, обещанных защитникам религии, первый не побоялся никаких опасностей. Искали неверных даже на маленьких островах, где они укрывались во время суровой зимы. Там они почти все были избиты. Победоносная армия провела остальное время зимы в стране, в которой она только что избила жителей.

Тимур пожелал вернуться в свою столицу, подчинив своей власти Великую Татарию, Россию, часть Венгрии, Мидию и оба Ирака. Он прошел через Каспийские ворота и провел несколько дней на берегах Куры, где устроил празднества для своего войска.

По дороге он постоянно осведомлялся о поведении губернаторов и о положении народа. Угнетенные приходили жаловаться и добивались правосудия. Грабители предавались смертной казни. Так как он знал, что главный долг монарха состоит в защите народа против захватов и тирании людей могущественных и богатых, всегда готовых притеснять народ, то назначил окружных надзирателей в различных областях своего государства.

Тимур свернул со своей дороги, чтобы пройти через свою родину. Там он посетил гробницы святых, гробницы своего отца и своего любимого сына, мирзы Джехангира. Он раздал милостыню отшельникам и заплатил чтецам с тем, чтобы они читали Коран. Наконец он прибыл в Самарканд и совершил в него торжественный въезд. Снова разделом добычи, приобретенной в Европе и Азии, начались празднества. В то время, когда народ и войско, предаваясь восторгам удовольствий, благословляли своего монарха, он занимался управлением своего государства.

Во время этого короткого промежутка мира Тимур, желавший закрепить одну из своих корон за Шахрухом, своим наследником, провозгласил его монархом и самодержавным государем Хорасана, Систана и Мазандерана. В присутствии всех вельмож он вручил ему меч и нежно поцеловал его в лоб и в глаза.

Праздники продолжались до конца года. мирза Мухаммед-Султан вернулся, покоривши царство Ормуздское; а мирза Искандер, другой внук Тимура, женился по его приказанию, и сам Тимур также женился, ибо, сообразно с заповедью Корана, «он очень любил заключать священные узы брака».

Затем он стал объезжать некоторые из своих провинций для личного осмотра и для поддержания к себе преданности своих народов. Но он не мог удержаться от желания провести несколько дней в прекрасных лугах Кеша, которые ему напоминали невинные игры его темного детства.

Глубокий мир царил в Джагатае. Но неспокойный характер Тимура не мог довольствоваться этим. Границы его владений доходили до границ Индии. Уже давно эта страна, которой он был соседом, возбуждала его честолюбие. Его поддерживали в этом намерении постоянные раздоры между государями Индии. Их деспотизм и бесконечные войны сделали их ненавистными своим подданным, которые стонали под гнетом жестокого правления.

Тимур сообщил свой план военачальникам, указывая им на счастье, каким судьба их осыпала, выгоду и легкость этого завоевания. Последние, чтобы угодить ему, оказали большую деятельность в своих приготовлениях. Самый правдоподобный предлог, который был дан этому несправедливому предприятию, была слава религии.

Индийцы слыли за идолопоклонников, а, по словам Мухаммеда, самая высокая степень святости, которой можно было достигнуть, – это воевать со всеми неверными. Счастлив мусульманин, павший в этих священных битвах; он становится славным мучеником; вход в рай для него открыт!

Мирза Пир-Мухаммед, который управлял Кандагором и провинциями, смежными с Индостаном, получил приказание вторгнуться в эту страну; Тимур не замедлил выступить в сопровождении нескольких ханов Азии, которые явились предложить ему свои услуги.

Во время похода Тимура главной заботой его было уничтожить многочисленные шайки разбойников, которые наполняли дороги в Индию. Распространяя перед собой ужас и оставляя позади отчаяние, татары вступили в эту прекрасную страну.

Мирные гебры увидели с удивлением и ужасом этих мнимых апостолов, которые осмеливались утверждать славу Творца, убивая людей.

От берегов Инда до берегов Гангеса фанатичные мусульмане прошли с победоносным оружием и оставляли повсюду кровавый следы своей веры.

Самые цветущие города были обращены в пепел, и их защитники были погребены под развалинами или же убиты во время бегства. Женщины, дети, взятые в плен, шли посреди луж крови и трупов, которыми была усеяна вся местность. Несчастные индийцы падали тысячами под оружием жестокосердных приятелей. Но последние едва сами не сделались жертвами своего собственного варварства по причине трупных миазмы, распространившихся в воздухе.

Дели, столица Индостана, должна была испытать участь менее жестокую. Татары, подойдя к ней, приступили к ее осаде.

Ужасная сцена разыгралась тогда, как прелюдия той драмы, которую собирались представить в стенах самого города: 100 000 пленников, которые были обязаны своей жизнью не человеколюбию, и утомлению своих победителей, шли за победоносной армией. Стали бояться, чтобы они не воспользовались какими-нибудь затруднительными обстоятельствами, чтобы снова получить свободу и освободить свою страну.

Опасность была велика, и собравшийся совет рассуждал о способах избегнуть ее. Тогда Тимур высказал мнение, достойное завоевателя, а именно: убить всех пленников. Приказание тотчас же было отдано, и в один час погибли более 100 000 несчастных.

Через день после этой резни Махмуд, губернатор Дели, вышел из города во главе своих войск. Он осмелился вступить в битву.

Испуганные неожиданным видом слонов, татары едва не обратились в бегство, еще даже до начала боя; но благоразумные меры и твердость их начальника ободрили их: завязался рукопашный бой; индийцы, несмотря на свое мужество, не могли выдержать натиска своих врагов, так же привыкших побеждать, как и сражаться, и Махмуд бежал в город. Что же касается слонов, то с ними обошлись не лучше, чем с людьми: поле битвы было усыпано их хоботами.

К этому случаю, говорит Шериф-эд-дин, можно применить слова Корана: «Разве ты не видел, как твой начальник обошелся со слонами и вожаками его?»

Дели подвергся всем ужасам грабежа, продолжавшегося три дня.

Наконец, Гангес послужил границей их похода и их священного разбойничества. Пройдя некоторое время берегом этой реки, Тимур, как добрый воин Мухаммеда, вознамерился вести свою армию, отягощенную богоугодными подвигами и добычей. Он снова прошел по Индостану, незадолго перед тем столь цветущему и столь густо населенному, но который в то время представлял уже только печальную пустыню.

Довольный тем, что уничтожил идолопоклонство и идолопоклонников и совершил подвиги в священной войне, завоеватель вернулся в Самарканд, откуда вскоре отправился в экспедицию, продолжавшуюся 7 лет.

Новые смуты, начавшиеся во время долгого отсутствия Тимура, требовали его присутствия в Персии и Азербайджане.

Ахмед-Желаир, султан Багдадский, воспользовался небрежностью мирзы Миран-Шаха, чтобы расширить границы своих владений. Приближение победителя остановило вдруг тщеславные замыслы султана: он даже оставил столицу из опасения, что ему будут отрезаны все пути для отступления, и удовольствовался тем, что оставил губернатора в Багдаде.

Тимур напал на грузин, которые подверглись большой резне. Одним из самых крупных преступлений, в котором упрекали этих несчастных, было то, что они пили вино; поэтому татары не преминули истребить все виноградники страны; они даже содрали кору с плодовых деревьев и разрушили храмы, «где эти неверные поклонялись Всевышнему способом, который был Ему ненавистен».

Приближавшаяся зима приостановила на время эти благочестивые злодеяния, а весною они начались снова. Тифлис и главные города Грузии, подпав под власть победителя, были затоплены кровью жителей: пощадили только робких христиан, согласившихся променять Евангелие на Коран. Мусульмане показали чудеса храбрости и жестокости. Ревность к религии и усердие в резне делали их столь же искусными, сколь и неустрашимыми.

Они усаживались в нарочно приготовленные ящики, в которых их и спускали товарищи в пропасти Кавказа служившие убежищем для беглых христиан. Наконец, когда уже некого было избивать, нужно было покинуть обезлюдевшую страну. Тимур повел тотчас же свои войска на врага, достойного их храбрости. Гордясь своими великими владениями и еще более победами, одержанными над христианами, Баязид Громоносец [Ильдрим] напал на Азербайджан, где командовал губернатор, назначенный Тимуром. Последний не преминул уведомить своего начальника о нападении Отоманского властителя.

Другие писатели утверждают, что Палеолог, император Константинопольский, видя себя притесненным Баязидом, умолял и получил помощь от Татарского хана, предлагая признать себя его вассалом.

Как бы то ни было, татарский завоеватель, исчерпав тщетно все мирные средства перед смелым и непоколебимым противником, явился в Анатолию с армией в 800 000 человек. Себастия, столица провинции, выдержала 18-дневную осаду. Осажденные были принуждены сдаться. Жизнь всех мусульман была пощажена, но они должны были заплатить выкуп.

Но победитель не захотел простить армянскую кавалерию, которая храбро защищала город: 4000 человек были брошены в колодцы, которые тотчас же были засыпаны землей. Тимур предал город на разграбление, несмотря на то что дал слово не причинять никакого зла жителям.

Соседство Сирии напомнило Тимуру про жестокость, совершенную некогда над его послами последним государем Баркуком, который, кроме того, заключил в темницу одного татарского военачальника. Баркук уже умер, но сын его, Фаруж, не выказывал признаков покорности. Он не только не хотел удовлетворить справедливых требований Тимура, но еще арестовал послов, которых отправлял ему этот государь; ибо, по словам Мухаммеда: «Бог ослепляет ум и уничтожает разум всех тех, гибель которых он решил».

Это насилие недолго оставалось безнаказанным. Татары напали на Сирию и дали кровопролитное сражение военачальнику Фаружу и губернатору Алеппо, соединившимся под самыми стенами города. Полная гибель сирийцев повлекла за собой взятие Алеппо. Цитадель сопротивлялась некоторое время, наконец сдалась безусловно.

Там нашли большую добычу, ибо в ней большинство жителей сложили свои сокровища. В продолжение короткого времени, проведенного там, Тимур развлекался состязаниями ученых арабов и сирийцев с теми учеными, которые его сопровождали: и его самым большим удовольствием было ставить в затруднение схоластическими тонкостями этих робких диспутантов, уже смущенных его величественным видом. Когда последние просили у него пощады, то он сказал: «Клянусь вам, что я никого не заставляю умереть нарочно; вы сами себя губите, но не бойтесь ничего с моей стороны – ни за вашу жизнь, ни за ваше имущество».

Прежде чем отправиться далее, он приказал отрубить достаточное число голов, чтобы воздвигнуть башню по своему обыкновению; затем он отправился в Дамаск. Во время своего путешествия он встретил нескольких градоначальников, принесших ему ключи от своих городов. Благодаря этой покорности они были пощажены победителем.

Он продолжал свой путь к Дамаску и стал лагерем перед городом. Султан Фаруж, который там заперся, пожелал испытать счастье в битве; но он потерпел такое же поражение, как и его главнокомандующий; мрак ночи содействовал его бегству. Осажденные, получив через парламентеров позволение откупиться, отворили ворота города татарам.

Когда сумма была сосчитана, угрызения совести охватили Тимура, и он сообщил своим военачальникам о своих сомнениях относительно правоверия жителей Дамаска. «Они поддерживали, – сказал он, – калифов Оммаядов, преследователей Алия и семейства Мухаммеда. Каким образом можно следовать Пророку и являться врагом его семейства? Их преступление мне кажется тем более несомненным, что поражение их в моих глазах есть только небесное наказание за оное».

Этих слов было достаточно, чтобы дозволить войску вновь завладеть добычей, которую оно с таким сожалением выпускало из рук.

Один арабский автор приписывает разрушение Дамаска дерзкому письму, посланному Тимуру Фаружем. В письме этот неблагоразумный властитель не только не старался успокоить своего победителя, но еще и оскорблял и вызывал его. Посол считал себя очень счастливым, что ему не пришлось поплатиться головою за исполненное поручение.

Но жители Дамаска заплатили за своего монарха. Ибо тотчас же богачи были подвергнуты пытке, чтобы узнать, где они скрыли свое золото, и грабеж начался. Огонь показался в одной части города, и скоро весь город был охвачен пламенем. Пожар так быстро распространился, что не могли спасти мечетей; уцелел только один минарет, «на который должен сойти Иисус, когда придется судить живых и мертвых».

Из Дамаска Тимур перешел в Грузию, а оттуда снова направился к Багдаду. Его присутствие было необходимым в этом городе, чтобы усмирить бунтовщиков, которые, будучи осаждены многими из его сыновей, не пожелали сдаться.

Город был атакован в полдень, т. е. в тот час, когда никто не мог оставаться на городских стенах вследствие чрезмерного жара. Подавленные осаждающими и остановленные Тигром осажденные предпочли броситься в реку. Собрали, однако, еще достаточное число голов, чтобы воздвигнуть 120 башен. Одни только ученые были пощажены. Разрушительное бешенство победителей распространилось даже на дома. Они не тронули только мечетей, учебных заведений и госпиталей. «Таким образом, по словам Корана, дома нечестивых должны быть уничтожены по приказанию Бога».

Изгнанный зловонием, какое издавали трупы, Тимур поднялся вверх вдоль берегов Тигра и поклонился гробнице великого имама Абу-Ханифы, основателя одного их четырех правоверных толков мусульманской религии, а оттуда вернулся в Грузию.

Между тем Баязид, только что взявший город Арзенжам и воодушевленный этим успехом, приготовился к новым подвигам на востоке; когда же узнал он о приготовлениях своего врага, ужас овладел его душой, и он не замедлил просить мира.

Его предложение было тем более хорошо принято, что Тимуру неприятно было сражаться с государем, столь часто побеждавшим неверных и который всегда добивался украсить себя лаврами в священной войне.

Мир, казалось, был очень прочен; сам царь Грузии освободил свою страну от нового нападения, предлагая несколько подарков; но несчастный туркмен, по имени Кара-Юсуф, который грабил меккские караваны и в малом виде занимался завоеваниями, вновь возбудил раздор между двумя соперниками. Баязид имел неблагоразумие дать ему убежище и защитить его. Напрасно Тимур, который хотел наказать этого разбойника, приводил самые справедливые доводы; пришлось поддержать их мечом.

Его войска, которым наскучило столь долгое отсутствие из отечества, не были расположены к новой войне. Начальники ссылались на дурные предзнаменования. Но, поддерживаемый своим гением, Тимур скоро ободрил ослабевшее мужество и разрушил суеверие тем же суеверием.

Он призвал своего астролога, который вскоре изрек предсказания более благоприятные. «Появится, – вскричал он, – комета из созвездия Овна, и явится с востока армия, которая завоюет Анатолию». Это предсказание, одно из самых верных, которые когда-либо были сделаны, по свидетельству Шериф-эд-дина, вполне успокоило умы.

Оставляя зимнюю стоянку, Тимур сделал смотр своим войска в присутствии посланников, которых Баязид только что отправил к нему. Эти османы затрепетали при виде 800 000 воинов, глаза которых блистали на смуглых лицах и которые переносили с одинаковым терпением и суровые холода полюсов, и невыносимую жару тропиков.

Когда послы были отпущены, татары направились к Анкире, которую они осадили; но приближение османского государя, который расположился лагерем у них на виду, заставило их подумать о собственной безопасности. Тимур отступал некоторое время и затем решился дать битву. Вот каким образом он расположил свои войска. Оба крыла и центр войска были вверены трем его сыновьям, а сам он командовал резервом, составленным из 40 отборных полков, и усилил свой отряд слонами, нагруженными башнями, полными воинов, предназначенных бросать греческий огонь.

Баязид следующим образом расположил свое войско. Он вверил Песирласу, своему шурину, правое крыло, в котором находилось 20 000 европейцев, одетых в черное и покрытых железными доспехами. Этот вид удивил сначала татар, но не устрашил их. Баязид поставил своего сына Челеби во главе левого крыла, оставивши себе командование центром войска.

Нападение началось около 10 часов утра. Татары бросились с обычной пылкостью и были храбро встречены неприятелем; это сопротивление их разъярило, и они удвоили свои усилия. Оба крыла отоманов стали отступать; смерть Песирласа докончила их поражение. Баязид, видя их опрокинутыми, ретировался с главными силами на возвышенность. Атакованный внезапно Тимуром с 40 резервными полками, окруженный со всех сторон, он дрался, как лев, до самой ночи и воспользовался ею, чтобы бежать, потерявши около 200 000 человек.

После победы Тимур вернулся в свой лагерь, где он принес благодарность Всемогущему и принимал поздравления от своих военачальников.

Утомленный трудами этого дня, он лег в постель, когда привели в его палатку Баязида со связанными руками и ногами. При неожиданном виде этого государя взволнованный победитель не мог удержаться от слез; он пошел к Баязиду навстречу и, приказавши освободить его от оков, ввел его в приемную залу.

Тогда, посадив своего пленника около себя, Тимур сказал: «Баязид! Обвиняйте самого себя за свои несчастия: это – шипы того дерева, которое вы посадили. Я просил у вас только легкого удовлетворения, а ваш отказ заставил меня поступить с вами так, как я вовсе не желал. Я не только не хотел вредить вам, но я намеревался помочь вам в ваших войнах против неверных.

Ваше упорство все погубило. Увы! Если бы успех был на вашей стороне, то я знаю, как бы вы поступили со мной и с моей армией! Тем не менее будьте покойны: вам нечего бояться, спасением вашей жизни я хочу возблагодарить небо за свою победу».

После этих слов он приказал поставить для Баязида палатку возле своего помещения и оказать своему знаменитому пленнику все почести, какие оказываются несчастным.

Такое поведение не согласуется с тем, что приписывает Тимуру Арабшах, его заклятый враг, и греческие и турецкие авторы, которые не менее ненавидели Тимура за зло, причиненное их странам. Они рассказывают, что Тимур не только не освободил Баязида от оков, но, напротив, заковал его в столь тяжелые цепи, что последний с трудом мог их носить. Они прибавляют, что Тимур заключил своего пленника в железную клетку, столь низкую, что она служила этому бесчеловечному победителю подножкой для влезания на лошадь.

Наконец, Тимур, по их словам, заставил Баязида присутствовать на распутном пиршестве, на котором этот последний имел несчастье видеть своих жен и дочерей полунагими, прислуживающими за столом; оттого-де с этого времени османские государи не женятся более, а имеют только наложниц. Они опасаются, чтобы их законные жены не подвергались подобным же оскорблениям.

Чтобы нас не обвинили в том, что мы придерживаемся мнения писателя новейших времен, мы заметим, что один только автор, способный разрешить этот вопрос, столь интересный для чести Тимура, – это, по нашему мнению, Шериф-эд-дин Али, который следовал за своим героем в походе против Баязида и история которого была составлена по самым достоверным материалам.

Он не только не упоминает об этих ужасных жестокостях, но говорит, что Тимур отнесся с полным вниманием к монарху-пленнику, обращался с ним, как с равным, и всеми силами старался заставить его забыть о своей плачевной судьбе. Такое поведение нам кажется вполне согласным с мнениями автора «Уложения Тимура». Закончим это маленькое отступление примером, приведенным в мемуарах Акбара и рассказанным путешественником Бернье.

«Тимур, призвав Баязида в день его пленения, посмотрел на него очень внимательно и рассмеялся. Отоманский государь в негодовании сказал ему с гордостью: “Тимур! Не смейся над моим несчастьем. Бог раздает государства; Он может и у тебя завтра отнять то, что дал тебе сегодня”». Тимур, приняв тотчас же ласковый и серьезный вид, сказал: “Баязид! Я это знаю; не дай Бог, чтобы я захотел насмеяться над твоим несчастьем! Когда я увидел тебя, вот что заставил подумать меня твой вид: как видно, Бог ни во что не ставит государства, ибо Он их отдает таким уродливым существам, как мы с тобой. Ты – кривой, а я – хромой”».

Полководец, который умел побеждать и пользоваться победой, отправил несколько отрядов в разные части Анатолии. Вся страна была разграблена; в городе Брусе были взяты сокровища и жены Баязида.

Пока татары распространяли повсюду опустошения, их вождь, расположившись лагерем на берегу Анкиры, делал различные распоряжения. Он отпустил двух послов, которых Кастильский король, дон Генрих III, отправил к нему; Тимур позаботился присоединить к испанцам одного мусульманина, удостоенного также титула посланника к их королю.

Недовольный константинопольским императором, Тимур потребовал от этого государя дани, чтобы наказать его за то, что он не соблюл заключенных между ними условий тем, что дал убежище беглым туркам. Посреди этих занятий скорбь пленного Баязида печалила его; он изыскивал всякие средства, чтобы утешить его. Он даже вернул ему Анатолию и корону. Но Баязид, воспитанный так, что не умел страдать мужественно, умер от печали.

Тимур оплакал память государя, погубленного им. Детей Баязида он снабдил всем необходимым, чтобы отдать последний долг их несчастному отцу. Спустя несколько дней после смерти Османского султана Тимур потерял одного из своих внуков. Жизненное поприще мирзы Мухаммед-Султана окончилось на 19-м году жизни.

Он уже ознаменовал себя славными подвигами; и его дед сожалел о нем не только как о своем потомке, но и еще как о наследнике своих талантов и своего гения. Как бы ни была печальна для Тимура потеря родственников, он никогда еще не чувствовал более сильной скорби. Чтобы понять тяжесть этой печали, нужно иметь сердце 60-летнего деда, оплакивающего внука, в котором он видел самого себя. Двор ясно выразил свою скорбь.