Кризис в столице

Кризис в столице

Пока лидеры Временного правительства и Петросовета делили полномочия с украинскими коллегами в Киеве, их собственная власть в столице оказалась под угрозой. В городе, как вспоминал один из современников, «пахло порохом и кровью»¹. С вечера 3 (16) июля в Петрограде начали распространяться слухи о готовящейся в ближайшее время демонстрации. Рабочие большинства заводов начали забастовку, было парализовано движение транспорта. Около 18:00 остановились трамваи, на Выборгской и Петроградской сторонах стали собираться вооруженные люди. Они останавливали проезжавшие автомобили и реквизировали их².

Вечером 3 (16) июля главнокомандующий Петроградским военным округом генерал-майор Половцов докладывал Керенскому и в Ставку о том, что около 19:00 на улицы из казарм вышел 1-й пулеметный полк. Его солдаты были вооружены³. Министра не очень беспокоили эти сообщения: он был уверен, что в столице достаточно надежных войск для наведения порядка⁴. Между тем на улицах Петрограда сразу же оказалось 5–5,5 тыс. солдат, вооруженных винтовками и 20–25 пулеметами⁵. Они направились к Московскому, а затем и к Гренадерскому полкам, призывая их солдат присоединиться «к вооруженному выступлению с целью свержения Временного правительства». После некоторого колебания московцы и гренадеры вышли на улицу и вместе с пулеметчиками, перейдя через Троицкий мост, подошли к казармам Павловского полка. Примерно через час павловцы также вышли с оружием. Вооруженная толпа увеличивалась по принципу снежного кома: вскоре к ней присоединились 180-й и 1-й запасный полки и 6-й саперный батальон⁶.

И тем не менее склонить на свою сторону весь гарнизон у готовивших восстание не получилось. Часть солдат колебалась и возвращалась назад⁷. Так, в частности, поступили павловцы и гренадеры. Выйдя на Невский, при первых же выстрелах они рассредоточились и небольшими группками вернулись в казармы⁸. Впрочем, и имевшихся в распоряжении у организаторов демонстрации сил поначалу было достаточно, так как остальные оставались пассивными. 1-я и 3-я гвардейские дивизии остались в казармах⁹. Один за другим комитеты полков выносили резолюции о нейтралитете¹⁰. Вечером 3 (16) июля в городе появились грузовики с вооруженными людьми и пулеметами на крышах¹¹. Около 20:00 группа таких машин подъехала к Балтийскому вокзалу. Высадившиеся «вооруженные мирные демонстранты» под прикрытием пулеметов попытались остановить отъезд Керенского и арестовать его. Выяснилось, что они опоздали уже на 2 часа и поезд с министром отбыл¹².

Вслед за этим активность автомобильных сил вооруженной мирной демонстрации на время стихает. К 21:00 у дома Кшесинской собирается около 50 автомобилей, на которых, по данным большевиков, было установлено уже от 200 до 250 пулеметов¹³. Значительные расхождения в цифрах говорят лишь о том, что точным подсчетом оружия на улице уже никто себя не утруждал: огневая мощь мирных демонстрантов была весьма впечатляющей. В 22:00 грузовик с пулеметом подъехал к квартире князя Львова, где шло заседание правительства. Внутрь вооруженных людей не пустил швейцар, а когда к ним спустился Церетели, они ретировались¹⁴. Вечером в 23:00 группа мирных анархистов захватила типографию газеты «Новое Время», сотрудников которой заставили напечатать листовки. После этого налетчики покинули типографию. Ночью в разных районах города несколько раз начиналась беспорядочная стрельба¹⁵. В целом обстановка была относительно спокойной: все готовились к решающему завтрашнему дню, а ночь принадлежала уголовникам, которые провели несколько налетов на магазины в центре Петрограда¹⁶.

Вечером 3 (16) июля на Якорной площади Кронштадта собрался митинг, в котором участвовало от до 10 тыс. человек. Неизвестный представитель 1-го пулеметного полка заявил: «Мы решились лечь костьми на улицах Петрограда, но добиться своей цели»¹⁷. Рошаль и Раскольников, ведшие митинг, призвали поддержать пулеметчиков. Собравшиеся одобрили это предложение¹⁸. Позже Раскольников настаивал на том, что все произошедшее было результатом инициативы анархистов, а большевики в союзе с левыми эсерами выступили против этих планов¹⁹. Все его действия противоречили этим словам. Так называемая вооруженная мирная демонстрация, подготовленная большевиками, была явно рассчитана на повторение февральских и апрельских событий 1917 г. Подготовка к ней началась заранее и активно пропагандировалась на флоте большевистской прессой. «Движение пулеметчиков, – признавала большевистская газета, – является естественным порождением этой демонстрации»²⁰.

В ночь с 3 на 4 (с 16 на 17) июля исполком совета рабочих и солдатских депутатов Кронштадта принял решение в 6:00 4 (17) июля выступить «вооруженной силой для демонстрации в Петроград»²¹. К 6 часам утра на пристань стали подтягиваться представители большинства частей гарнизона, флотских команд и экипажей. По требованию Раскольникова, проведенному через исполком местного совета, для демонстрантов было получено 50 тыс. патронов для японских винтовок, 5 тыс. патронов – для драгунских винтовок, 5 тыс. – для винтовок системы Бердана и 500 – для револьверов Наган²². Подготовка переворота велась систематически, что тем не менее не сделало попытку осуществить его удачной. Прежде всего, это произошло по причине немногочисленности воинских частей, активно поддержавших выступление.

У вышедших на улицы не было явного превосходства, которое потянуло бы за собой других. Их противник был слабее, его действия ограничивались декларациями и призывами, действие которых зависело от желания солдат и рабочих выполнять их. 4 (17) июля Временное правительство приняло обращение, гласившее: «В виду выступлений некоторых воинских частей, происходивших 3 июля и в ночь на 4-е, в результате чего оказались раненые, всякие вооруженные демонстрации безусловно воспрещаются»²³. С утра 4 (17) июля на улицах появились грузовики с вооруженными людьми, раздававшими прокламации с призывом передать всю власть Советам за подписью ЦК РСДРП²⁴. Представители заводов и фабрик города и окраин принимали резолюции о присоединении к выступлению²⁵.

Демонстрации почти сразу же стали массовыми, их поддержали бастовавшие рабочие. Тем не менее утром в центре города было еще относительно спокойно²⁶. Волнения 3 (16) и 4 (17) июля не были поддержаны большей частью гарнизона Петрограда²⁷. Солдаты колебались. Впрочем, поначалу это не имело значения. По сравнению с предыдущим вечером, обстановка казалась еще не столь опасной. Все изменилось, когда в 11 часов на набережную стали высаживаться приведенные из Кронштадта Рошалем и Раскольниковым отряды матросов и рабочих. Шесть тыс. человек прибыли на 2 транспортах, 6 баржах и буксирах. Они были весьма решительно настроены на действия²⁸.

Вопреки ожиданиям, этому каравану даже не попытались помешать, хотя сделать это могли 1–2 батареи в устье Невы. «Без всяких препятствий, – вспоминал Раскольников, – мы спокойно проплыли Морским каналом и, наконец, вошли в устье Невы. На обеих набережных жизнь текла обычным будничным темпом, и ничего не обнаруживало происходящих в городе событий»²⁹. После высадки матросов все изменилось. Получив известие о приходе сил из Кронштадта торжествующий Луначарский заявил о том, что привел из крепости 20 тыс. «совершенно мирного населения»³⁰. От других митингующих оно отличалось организованностью: матросы в колоннах проследовали к дому Кшесинской, с балкона которого Ленин призвал их защищать революцию и сохранять верность большевикам³¹.

Вдохновившись этими призывами, хорошо вооруженные и почти абсолютно неконтролируемые, они двинулись в центр города, время от времени стреляя по его жителям³². Кроме матросов, из Ораниенбаума пришли солдаты 2-го пулеметного полка. На мирную демонстрацию они также явились вооруженными, с пулеметами³³. В этот момент на стороне правительства были лишь Преображенский полк, Владимирское юнкерское училище и казаки³⁴. Впрочем, учитывая состояние войск, можно утверждать, что в распоряжении Половцова практически не было надежной, готовой к активным действиям пехоты и артиллерии, кавалерия колебалась, а юнкера были немногочисленны и к тому же частично разоружены³⁵. В таком положении чрезвычайно важно было переломить в свою сторону симпатии колеблющихся, занявших нейтральную позицию частей.

Во второй половине дня Бюро Всероссийского ЦИК рабочих и солдатских советов вместе с тем же органом крестьянских советов издало обращение, осуждающее волнения. «Ни одна воинская часть, – говорилось в нем, – не имеет права выходить с оружием без призыва главнокомандующего войсками, действующего в полном согласии с нами. Всех, кто нарушит это постановление в тревожные дни, переживаемые Россией, мы объявим изменниками и врагами революции». Временное правительство немедленно запретило всякие демонстрации в столице³⁶. Активная деятельность представителей контрразведки, представивших представителям полковых комитетов документы о сотрудничестве большевиков с немцами сыграла весьма значительную роль в переломе настроений колеблющейся солдатской массы³⁷.

Тем временем Керенский метался между Ставкой и штабом Западного фронта. В 12:00 4 (17) июля он был в Молодечно, где принял доклад генералов А. И. Деникина и С. Л. Маркова о положении дел на фронте. В этот момент пришли телеграммы о том, что творится в столице. Он немедленно направился в Могилев, где провел встречу с Брусиловым и Лукомским³⁸. Керенский требовал от главы правительства энергичных действий: «Петроградские беспорядки произвели на фронте губительное, разлагающее действие. При таких условиях подготовлять наступление и нести за него ответственность невозможно. Категорически настаиваю на решительном прекращении предательских выступлений, разоружении бунтующих частей и предании суду всех зачинщиков. Требую прекращения всех дальнейших выступлений и военных мятежей вооруженной силой»³⁹.

В тот же день в 18:10 министр, очевидно, не ожидая быстрого ответа от Львова, направил Половцову телеграмму: «Приказываю немедленно прекратить появление на улицах Петрограда солдатских вооруженных банд. Ввести конные и пешие патрули. При новых попытках немедленно обезоруживать выступающие части, пулеметы сейчас же отбирать и высылать на фронт»⁴⁰. Исполкомы всероссийских съездов советов вновь обратились с воззванием. На этот раз оно имело целевой адресат – «К солдатам». Оно призывало подчиняться только советам, которые отказывались заменить органы правительства. Половцов, со ссылкой на приказ, полученный им от Керенского, также издал воззвание, извещавшее: «Воинским частям предложено приступить немедленно к восстановлению порядка на улице»⁴¹. Генерал уже мог рассчитывать, что его «предложение» будет принято если не как приказ, то все-таки как нечто, предполагавшее действия. Половцов находился в тяжелейшем положении. Выставив караулы на угрожаемых участках, рассредоточил свои и без того немногочисленные силы и нуждался в подкреплении. К вечеру в его распоряжении имелось около 100 преображенцев, 1 рота владимирцев, около 50 инвалидов и до 2 тыс. казаков. Генерал начала стягивать их к штабу округа, то есть к Дворцовой площади и формировать отяды для очистки улиц и захвата автомобилей⁴². Около 17:00 в районе Дворцовой площади патрули начали разоружать грузовики, прозвучали первые выстрелы, появились первые убитые и раненые⁴³. Приблизительно в это же время начался проливной дождь. Матросы, солдаты и рабочие, стоявшие более или менее отдельными колоннами, бросились искать укрытие от ливня где только возможно, превращалясь в толпу людей, которой все труднее было управлять. Это сказалось даже на самых организованных (относительно других) кронштадтцах⁴⁴.

Около 19:00 у здания бывшей Думы собрались участники мирной демонстрации, которые весьма решительно были настроены добиться своего и вручить власть Советам⁴⁵. Площадь перед Таврическим дворцом наполнилась вооруженными и агрессивно настроенными людьми⁴⁶. Между тем дворец было решительно некем оборонять: в здании почти не было солдат. С большим трудом удалось убедить команды броневиков выступить по приказу Исполкома Петросовета: они прошли через площадь и заняли позиции у входа. Толпа поначалу не знала, на чьей стороне машины, и приветствовала их⁴⁷. Наиболее активными в этой толпе были пулеметчики и матросы⁴⁸. В 17:00 они подошли к дворцу, изрядно разогретые своей воинственной прогулкой по городу⁴⁹. Многие начали проникать в здание дворца. У всех был единый лозунг – «Вся власть Советам!»⁵⁰ Они явно устали от бездействия и явно не знали, что делать. Массы явно не были готовы применить силу в отношении тех, кому они хотели (пусть и декларативно) вручить право распоряжаться собою. Одно дело – насилие в отношении министров частично буржуазного Временного правительства, другое – в отношении социалистов из руководства Всероссийскими Советами.

Между тем это руководство решительно не желало брать власть. Толпа, состоявшая из разных отрядов, явно не имела единого командного центра и не знала, что ей делать. Управление над ее отдельными частями, шумевшими и смешивавшимися на площади, постепенно утрачивалось. На захват здания идти никто не решался, и в результате начался стихийный митинг. К демонстрантам вышли Чернов и Чхеидзе. Они выступили с речами, которые стали немедленно обсуждаться. Казалось, возникал шанс заболтать опасность, но матросы, настроенные наиболее решительно, фактически захватили В. М. Чернова в заложники⁵¹. Короткая речь министра земледелия не пришлась по душе слушателям: те потребовали от него немедленно передать землю народу. Естественно, что «народный министр», как Чернова называли партийные товарищи, не смог выполнить требования вооруженной мирной общественности, и ее представители силой заставили его сесть в открытый автомобиль⁵². Там он и пребывал, окруженный преимущественно вооруженными матросами, с серым лицом, без шапки, трясясь то ли от холода, то ли от страха⁵³. Часть захвативших политика демонстрантов заявила, что он останется у них заложником до тех пор, пока Советы не пойдут навстречу их требованиям. Какой-то рабочий тряс перед его лицом кулаком и призывал пойти навстречу пожеланиям трудящихся: «Принимай, с. с. власть, коли дают!»⁵⁴ «Народному министру» грозил самосуд, толпе его судьба была явно безразлична, и лишь обеспокоенные эсеры пытались вывести на защиту однопартийца броневики⁵⁵. За Чернова попытался вступиться Раскольников, успокаивая словами: «Это недоразумение. Вы будете освобождены»⁵⁶.

Попытка выполнить обещание была безуспешной: очевидно, и Расколькников утратил контроль над моряками⁵⁷. Расправу остановил Троцкий, вступивший в спор с ними⁵⁸. Он назвал матросов «красой и гордостью русской революции», которая не может допустить насилия. Очевидно, эти слова поразили слушателей, и они отпустили своего заложника⁵⁹. «Чернов был ни жив, ни мертв, – вспоминал Раскольников. – Я помог ему сойти с автомобиля; с вялым измученным видом, нетвердой нерешительной походкой он поднялся по ступенькам и скрылся в вестибюле дворца»⁶⁰. О помощи, оказанной ему большевиками, Чернов никогда не вспоминал – ни в 1917 г., когда Троцкий и Раскольников сидели в тюрьме, ни в эмиграции⁶¹.

Так или иначе, но покинул он площадь как нельзя вовремя. К дворцу были вызваны 4 роты измайловцев и 2 роты семеновцев. Однако Половцов вряд ли до конца верил в решительность пехотных полков гарнизона. Из Павловска была вызвана конная артиллерия, ее сопровождали две сотни 1-го и 4-го Донских казачьих полков⁶². Был отдан приказ перебросить 2 орудия под прикрытием этих сотен к Таврическому дворцу.⁶³ На подходе к нему казаки были обстреляны демонстрантами из пулеметов⁶⁴. Большое количество оружия на руках рано или поздно должно было проявиться. Для того чтобы пробить себе дорогу, войска открыли ответный огонь⁶⁵. Одно орудие сделало несколько выстрелов: обстрел из пулемета был быстро прекращен⁶⁶. Пушечные выстрелы на улицах, ведущих к дворцу, мгновенно изменили обстановку на площади перед ним. Перелом кризиса, тянувшегося целый день, произошел почти мгновенно: «Этого оказалось достаточным: с первыми же выстрелами грянула паника, да какая… Толпа закачалась, загудела, люди бросились кто куда»⁶⁷. При первых же выстрелах вооруженные мирные демонстранты побежали, и это бегство стало сигналом для колеблющихся. Толпа митинговавших здесь была обстреляна войсками⁶⁸.

К 19:00 к дворцу прибыли Владимирское военное училище, 9-й кавалерийский полк, 1-й казачий полк и один взвод артиллерии⁶⁹. В конечном итоге нескольких частей, готовых действовать, оказалось достаточно для того,

чтобы удержать хрупкое равновесие сил, а затем и полностью переломить ситуацию в пользу правительства. Большое значение имело и то, что Переверзев решил действовать: он подготовил обращение в печати, в котором утверждал, что правительство обладает информацией о предательстве Ленина и большевиков⁷⁰. Таврический дворец был в восторге: наконец он получил оружие против своих противников⁷¹.

Произошло то, чего так боялись революционеры в феврале: армия не поддержала улицу. В тот же день делегаты Финляндского, Преображенского, Павловского, Московского, Гренадерского, Семеновского, Кексгольмского, Волынского, Егерского, Измалойвского, 6-го запасного саперного, 9-го кавалерийского, 1-го гвардейского стрелкового и 180-го запасного полков потребовали подчинения существующей власти и проведения следствия по событиям в городе⁷². В ночь с 4 (17) на 5 (18) июля к Таврическому дворцу прибыли измайловцы, семеновцы, литовцы, а затем и другие части гарнизона⁷³. Члены Исполкома приветствовали проходившие войска криками «Временное Правительство имеет сведения, что Ленин продался немцам!»⁷⁴. Полки расположились вокруг здания бывшей Думы, подступы к ней вновь приобрели вид военного лагеря. Проверить его на прочность никто не решился⁷⁵.

В ходе событий вечера 4 (17) июля было убито и ранено несколько сотен человек, вечером и ночью прочный порядок поддерживался только перед дворцом. В ряде районов, включая центр города, шел грабеж лавок и магазинов, отряд анархистов вновь занял типографию «Нового Времени», которую, впрочем, им вскоре пришлось оставить⁷⁶.

Прочного контроля над войсками еще не было. Вечером 4 (17) июля Половцов отдал распоряжение командиру гвардейского запасного артиллерийского дивизиона привести 8 легких орудий в столицу под прикрытием школ прапорщиков к 6:00 5 (18) июля⁷⁷. Этот приказ не был поддержан Петергофским советом, который 5 (18) июля отказался санкционировать предложенную меру на основании появившихся сомнений «в ее революционном характере». В том случае если распоряжение генерала, будет подтверждено ЦИК Всероссийского Совета рабочих и солдатских депутатов, в Петергофе обещали выступить всем гарнизоном⁷⁸.

Несмотря на подобного рода случаи, перелом все же состоялся. С утра 5 (18) июля на улицы вышли военные патрули, которые начали разоружать штатских. У «мирных» демонстрантов было изъято 4 броневика (!), попыток сопротивления не было. Вслед за этим перелом в настроении гарнизона стал очевидным, а части, поддержавшие большевиков, были вынуждены вернуться в казармы⁷⁹. В них были проведены митинги с принятием резолюций, нацеленных на снятие возможных обвинений. Так, в 1-м пехотном запасном полку 5 (18) июля был принят такой текст: «Выступление полка 4 июля являлось мирным. Происшедшее столкновение было печальным недоразумением, выяснение которого поручается Особой следственной комиссии»⁸⁰.

«Теперь, – сказал в этот день Ленин Троцкому, – они нас перестреляют. Самый подходящий для них момент»⁸¹. В городе начались аресты и разгон большевистских организаций, была разгромлена редакция газеты «Правда»⁸². До того как это произошло, газета успела выйти с текстом обращении ЦК и Петроградского комитета РСДРП (б), Военной организации ЦК РСДРП (б), комиссии рабочего сектора Петросовета, в котором большевики заявляли: «Цель демонстрации достигнута. Лозунги передового отряда рабочего класса и армии достигнуты внушительно и достойно. Отдельные выстрелы в демонстрантов со стороны контрреволюционеров не могли нарушить общего характера демонстрации»⁸³. Демонстрация была объявлена завершенной. «Выждем развития кризиса дальше», – призывала газета⁸⁴.

Выждать не удалось, во всяком случае, на тех позициях, которыми партия владела накануне этого «мирного» выступления. Большевикам пришлось сдавать их. С утра 5 (18) июля в городе наступило видимое спокойствие⁸⁵. Пытавшийся отстоять дом Кшесинской Раскольников в это время требовал прислать из Кронштадта несколько 4-дюймовых и три 47-миллиметровых орудия для броневиков⁸⁶. Эта помощь так и не была оказана.

Победа правительства над внутренним врагом была довольно явной. Большевики выступили без четкого плана действий, но получили ценный опыт подготовки государственного переворота⁸⁷.

Большевиков разгромили не только в столице. Досталось и митингующей вольнице Дзевалтовского. Для проведения разоружения постоянно бунтовавших гвардейцев 4–5 (17–18) июля к ним была направлена 1-я Забайкальская казачья дивизия. К счастью, она быстро справилась с поставленной задачей, так как уже 6 (19) июля ее пришлось перенаправить для прикрытия бегущего фронта⁸⁸. Сохранившая порядок и прочные офицерские кадры конница в это время часто использовалась для приведения комфортабельно расположившихся в тылу, часто среди бань и складов, профессиональных борцов за право дезертировать. Обычно после первых же выстрелов они сдавались и заявляли о готовности следовать на фронт⁸⁹. Что касается большевика штабс-капитана, то он был позже оправдан солдатским судом⁹⁰.

5 (18) июля Керенский вновь был на Западном фронте. Проведя разговор с товарищем военного министра генерал-майором Г А. Якубовичем, он убедился в том, что обстановка нормализуется, и полностью одобрил принятые меры. В его планах была поездка в Молодечно: министр все еще возлагал большие надежды на наступление. «Надеюсь, – заявил он в конце разговора, – если Петербург окончательно не предаст, сдвинуть Западный фронт»⁹¹. В тот же день, объезжая вместе с Деникиным и Марковым полки, стоявшие под красными знаменами и транспарантами «Да здравствует Керенский!», он призывал солдат идти в атаку: «Среди нас не будет предателей свободы и революции; верю, что, когда решается судьба свободы, земли и воли, полки Западного фронта пойдут вместе с полками 18 июня. Красные знамена, что в ваших руках, вы понесете туда, где их не признают, где над вами смеются. Идите смело вперед. Родина и революционный народ с вами»⁹².

Над всем происходящим витал душок абсурда. Потийский полк имел красно-черное (цвета анархистов) знамя с надписью «С нами Бог и спасение чести свободной России». Его солдаты клялись министру строго соблюдать порядок и дисциплину⁹³. Во время встречи Керенский опять получил сообщения о том, что происходило в Петрограде, и вновь поспешил в Могилев, где тем же вечером принял подробный доклад о развитии событий⁹⁴. С Северного фронта снимались прочные, сохранившие дисциплину полки. Среди них преобладала кавалерия: 14-я кавалерийская и уланская дивизии, 14-й Донской казачий полк, Малороссийский драгунский полк, 177-й Изборский, Митавский полки и другие части⁹⁵. В состав войск, был включен и 5-й броневой дивизион.

Первые эшелоны были направлены в столицу в 6:50 5 (18) июля⁹⁶. Один за другим они направлялись в Петроград, куда стали прибывать 6–7 (19–20) июля. Уже утром 6 (19) июля ситуация начала резко меняться в пользу Временного правительства. По распоряжению Половцова от большевиков были очищены Петропавловская крепость, дом Кшесинской, цирк Модерн⁹⁷. Город был спокоен, повсюду виднелись казачьи разъезды, на Невском толпы стояли уже только на тротуарах, повсюду говорили об измене и предателях⁹⁸. Перелом настроений стал очевиден. По требованию представителей верных правительству полков гарнизона была создана комиссия по расследованию событий⁹⁹. Днем глава правительства подписал постановление о безусловном запрете на «всякие самочинные действия, аресты и обыски» и о наказаниях за разбой, бандитизм и прочие насилия, а также за призывы к ним. Эти преступления наказывались заключением в крепость на срок не свыше 3 лет. Виновные в призывах к неисполнению приказов властей наказывались как за государственную измену¹⁰⁰. Несмотря на страшное звучание последнего наказания, на практике оно не представляло собой ничего страшного. В воюющей стране не было смертной казни, как, впрочем, и власти, которая могла бы гарантировать сколько-нибудь длительное заключение.

Керенский был явно доволен собой и удовлетворен результатами легкой победы в тылу. Многие в этот момент явно были склонны принимать желаемое за действительное. «Вооруженное восстание в Петрограде подавлено, – заявили, например, «Русские Ведомости». – “Подавлено”, впрочем, может быть, не совсем подходящее в данном случае слово, потому что восстание не столько разбилось о сопротивление оставшихся верными временному правительству войск, сколько угасло естественным путем вследствие внутреннего бессилия. Брошенных большевиками лозунгов оказалось достаточно, чтобы вызвать крупные беспорядки и кровопролитие на улицах столицы, но эти лозунги бессильны создать организованное движение»¹⁰¹.

Казалось, что большевиков можно уже не бояться. Первой жертвой этих настроений стал Переверзев, отправленный в отставку. Формально основанием для этого послужило обвинение в преждевременном предании гласности информации о большевиках¹⁰². Особенно раздражало Керенского и его окружение то, что их коллега решился на самостоятельные действия¹⁰³. Такое не прощалось, победитель должен быть один, и он должен был показать себя на поле победы, благо оно было уже безопасно. Керенский принял решение вернуться в столицу, куда он прибыл из Могилева вечером 6 (19) июля¹⁰⁴.

Толпы встречали спасителя революции с энтузиазмом, что не могло не радовать любившего аплодисменты и шумные представления министра¹⁰⁵. Практически сразу же по прибытии он издал приказ, объяснявший попытку переворота заговором немецких шпионов¹⁰⁶. В тот же день за подписью Львова и Керенского было отдано и другое распоряжение: «Воинские части, принявшие участие в вооруженном мятеже 3, 4 и 5 сего июля месяца 1917 г. в гор. Петрограде и его окрестностях, расформировать и личный состав их распределить по усмотрению военного и морского министра»¹⁰⁷. Поначалу, вопреки надеждам одних и страхам других, особого рвения в добивании врага победители все же не проявили. Весьма показателен тот факт, что они не стали развивать свой успех в обвинении большевиков в предательстве.

Между тем размах активности большевиков предполагал наличие средств. По окончании волнений у арестованных матросов и солдат было изъято большое количество фальшивых десятирублевых кредитных билетов, производство которых еще до войны было налажено в Германии¹⁰⁸. 6 (19) июля Исполком Совета рабочих и солдатских депутатов принял следующее обращение: «В связи с распространяющимся по городу и проникшими в печать обвинениями Н. Ленина и других политических деятелей в получении денег из темного германского источника, Исполнительный комитет доводит до всеобщего сведения, что им образована комиссия для рассмотрения дела. Ввиду этого впредь до окончания работ комиссии, И. К. предлагает воздержаться от разных позорящих обвинений и от выражения своего отношения к ним и считает всякого рода выступления по этому поводу недопустимыми»¹⁰⁹.

7 (20) июля Керенский отдал приказ по армии и флоту, которым обязал немедленно распустить и переизбрать вновь ЦК Балтфлота, изъять из состава береговых команд и экипажей судов подозрительных лиц и агитаторов. Особое внимание было уделено Кронштадту и командам линкоров «Петропавловск», «Слава» и «Республика». Они должны были в 24 часа арестовать зачинщиков волнений и выслать их в Петроград для проведения следствия. В случае неподчинения Керенский грозился объявить ослушников изменниками Родины и революции¹¹⁰. Навести порядок в Кронштадте правительству так и не удалось, но в столице ему было на кого положиться.

7 (20) июля был разоружен 1-й пулеметный полк. Его солдаты поначалу не хотели сдавать оружие, но, убедившись в том, что поддержки со стороны других частей гарнизона не будет, все же подчинились приказу¹¹¹. Деваться им было некуда: 6–7 (19–20) июля в столицу постоянно прибывали снятые с фронта и верные правительству полки¹¹². Центр города находился под прочным контролем патрулей, поддержанных бронеавтомобилями¹¹³. Победа над большевиками и все более явное падение авторитета представителей партий несоциалистической направленности привели к еще одному закономерному последствию. 7 (20) июля князь Львов покинул правительство, написав открытое письмо о своем несогласии (в частности, по вопросу о республиканском строе) с большинством министров¹¹⁴. Впрочем, разногласия правого порядка уже не имели значения: все решала сила.

В тот же день, 7 (20) июля, под Киевом приступили к разоружению полка имени гетмана Полуботка. Около 5 тыс. полуботковцев, которые вышли из-под подчинения и начали терроризировать город, были блокированы в деревне Грушевка силами школы прапорщиков, запасным саперным батальоном и 1-м украинским гетмана Богдана Хмельницкого полком. После небольшой перестрелки полуботковцы начали сдавать оружие¹¹⁵. Иногда разоружение завершалось неожиданными сюрпризами. Так, в запасном батальоне гвардии Гренадерского полка, стоявшем в столице, было найдено два орудия с большим количеством снарядов, о существовании которых не знали офицеры.

К счастью, активного сопротивления никто не оказывал: состояние солдат, лишившихся своих лидеров, скрывшихся после неудачного выступления, было явно подавленным¹¹⁶.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.