Турецкий противник: планы и действия союзников по борьбе с ним

Турецкий противник: планы и действия союзников по борьбе с ним

На территорию Турции площадью 1760 тыс. кв. км приходилось только 5759 км железных дорог, причем все они были одноколейными и крайне слабо обеспеченными подвижным составом. К началу войны у турок было 280 паровозов, 720 пассажирских и 4500 грузовых вагонов. Железные дороги Турции могли обеспечить не более 100 поездов в сутки¹. Багдадская железная дорога от Конии до Таврского хребта проходила достаточно далеко от тылов турецкой армии, действовавшей в Закавказье. Кроме того, она еще не была завершена – в двух местах у Тавра и хребта Аманус не были готовы тоннели (тоннель под Аманусом был построен только в январе 1917 г.). Грузы там дважды приходилось перегружать на вьючный транспорт, чтобы за Аманусом снова двигаться по железной дороге к Багдаду. Следовательно, возможность использования речных путей в верхней Месопотамии также была ограничена.

Оставался только один путь снабжения – через Черное море, по линии Константинополь – Трапезунд. 24 октября (6 ноября) 1914 г. Черноморский флот потопил здесь три самых крупных турецких парохода, перевозивших войска к Энверу-паше: «Мидхат-паша», «Безми-Алем», «Бехр-Ахмер»². Это была большая потеря для турок, однако самым радикальным решением вопроса о срыве их военных поставок для России было бы полное закрытие Босфора или разрыв турецких коммуникаций в районе Проливов. Для решения первой задачи Черноморский флот с первых же дней войны активно приступил к минированию. В 1914 г. было поставлено 5500 мин, и таким образом израсходован весь минный запас, даже с учетом пополнения. Из этого числа только 910 были поставлены у Босфора³. Разумеется, полностью блокировать пролив не удалось. Лучшим способом решения вопроса в конечном итоге был признан прямой удар.

Капитан 1 ранга Г К. фон Шульц, русский представитель при британской Атлантической эскадре, предлагал ее командованию провести операцию на Балтике с целью освобождения самого прямого сообщения между Россией и союзниками⁴. Предложения русского офицера совпадали с довоенными предложениями первых лордов Адмиралтейства адмиралов Джона Фишера и Артура Вильсона⁵. Вернувшийся в Адмиралтейство Дж. Фишер вновь предложил свою старую идею относительно Балтики. В конце 1914 г. это предложение было поддержано У. Черчиллем, но правительство так и не приняло его⁶. Идею удара по Константинополю впервые предложил именно У. Черчилль, и его активно поддержали премьер-министр Г Асквит и Г Китченер⁷. Последний вообще был ярым сторонником действий на востоке, принципиально расходясь в этом с Ж. Жоффром⁸.

Г Китченер передал предложения великого князя в Адмиралтейство. 7 (20) января 1915 г. британское посольство в России информировало С. Д. Сазонова: «В настоящее время оно (то есть Адмиралтейство. – А. О.) пришло к заключению, что в добавление к второстепенной демонстрации, о которой лорд Китченер телеграфирует Вашему Императорскому Высочеству, общие интересы союзного дела требуют серьезного усилия, чтобы сломить турецкое сопротивление. В соответствии с этим Адмиралтейство решило попытаться путем морской операции форсировать проход через Дарданеллы. Предполагается, что эти операции, которые будут, как надеется Адмиралтейство, походить на способ, посредством которого германцы уничтожили внешнее кольцо антверпенских фортов, займут 3 или 4 недели для своего выполнения»⁹.

Подготовка плана операции на Проливах была поручена вице-адмиралу С. Кардену¹⁰. В Средиземном море собиралась эскадра. Первоначально в ее состав британцы предполагали ввести 12 линейных кораблей (из них только два дредноута), три легких крейсера, 16 истребителей миноносцев, четыре подводные лодки, одну базу для гидропланов, значительное количество тральщиков и вспомогательных судов. Кроме того, Лондон сделал предложение Франции поддержать операцию флотом. Начало ее планировалось на вторую половину февраля¹¹. Британские моряки, в отличие от военных, предпочитали атаковать слабейшую позицию. Главной проблемой была поддержка с суши. Исторический опыт убедил англичан в необходимости комбинированного удара по Проливам. Британский флот форсировал Дарданеллы без поддержки армии лишь в 1807 г., когда эскадра адмирала Дж. Дакворта прорвалась в Мраморное море, но ей пришлось уходить оттуда с большими потерями. Этот урок не прошел даром, и даже в Крымскую войну одним из первых актов тогдашних союзников была оккупация Галлиполийского полуострова.

С. Карден предлагал начать с медленного продвижения в Дарданеллах, систематически уничтожая форт за фортом и одну минную позицию за другой¹². Роль основной ударной силы в таком случае играл флот, но его успехи должна была удержать армия. Проблема состояла в том, что свободных сухопутных сил в распоряжении Лондона не было. Их требовалось собрать или создать. Однако к концу 1914 – началу 1915 г. обученных кадров у англичан не хватало, а французы еще не отошли от шока. В начале 1915 г. союзники даже просили у России выделить войска для этой операции, и Николай Николаевич согласился послать отборный отряд в составе четырехбатальонного полка, одной батареи и казачьей полусотни. Этот отряд предполагалось перевезти из Владивостока в район Проливов, где он должен был соединиться с союзниками. Так как собственного тоннажа у России для этого не было, его предложили обеспечить союзникам. В результате англичане отказались от русского участия в операции на первом ее этапе¹³.

12 (25) января 1915 г. Верховный главнокомандующий ответил на телеграмму Г Китченера. Великий князь придавал своему ответу особое значение и составил его лично. Он писал: «Обращение к союзникам в целях вызвать выступление против Турции имело целью оттянуть турецкие силы с Кавказского фронта в момент, когда на всем фронте Кавказской армии завязывалось сражение с превосходными силами. Это сражение могло закончиться для нас поражением. Действительно, намереваясь оказать всеми нашими силами содействие союзникам, мы решили никоим образом не ослаблять наших войск, сражающихся против немцев и австрийцев. Мы рассматривали также военные действия союзников против Турции как мощное средство оказать значительное моральное воздействие. В своем обращении мы не указали и не настаивали на том или ином способе выполнения, так как мы не имели возможности принять непосредственное участие в выполнении плана действий против Турции»¹⁴.

Эта невозможность, по мнению Николая Николаевича (младшего), объяснялась следующими причинами: 1) слабость на море (русский флот был равен по силе турецкому только в случае сбора всех кораблей в одной эскадре, при этом ввод в строй первого русского дредноута «Императрица Мария» ожидался не ранее мая 1915 г.); 2) русские корабли могли принимать запас угля только на четыре дня, перезагрузка в походе в зимнее время была невозможной; 3) при этом наша основная база находилась в 24 часах хода от Босфора; 4) сильные позиции береговой артиллерии противника; 5) требуемые для десанта силы (не менее двух корпусов) могли быть обеспечены только за счет европейского фронта. Последнее решение было явно неприемлемым для великого князя, который считал наиболее важной задачей сокрушение главного противника – Германии. «Такова ясная и правдивая картина нашего положения, – писал он. – Мы спешим изложить ее, дабы союзники считались с ней, когда им придется выбирать средства и определять характер действий против Турции для того, чтобы добиться наибольшего успеха при данных обстоятельствах. Нельзя надеяться на разгром Турции путем успехов на Кавказском театре войны. Даже взятие Эрзерума не будет иметь в этом отношении решающего влияния»¹⁵.

Позицию главковерха без всяких дипломатических ухищрений разъяснил его генерал-квартирмейстер. «Генерал от инфантерии Данилов, – сообщал С. Д. Сазонову в письме от 12 (25) января 1915 г. князь Н. А. Кудашев, – действительно высказался подробнее и определеннее, нежели Великий Князь. Он начал с того, что наше положение на Кавказе, после блестящих побед под Сарыкамышем, Караурганом и других, теперь прекрасно, но непрочно. Потери наши там громадны, и полнить их неоткуда. Между тем имеются сведения, что турки уже подтягивают подкрепления к нашей границе: 12-я дивизия, предназначавшаяся для действий против англичан на Шатт-эль-Арабе, направлена ныне на север; 2-й и 5-й корпуса (Адрианопольский и Смирненский) будто тоже готовятся к перевозке на наш фронт. При таких условиях месяца через полтора-два наша Кавказская армия будет в том же критическом положении, в котором она находилась до наших побед. Надеяться на повторение совершенных нашими кавказскими войсками подвигов можно, но рассчитывать на это не следует, и катастрофу на Кавказе необходимо по возможности предупредить. Ввиду этого всякая серьезная диверсия, совершенная нашими союзниками и направленная против Турции, только может быть нами приветствуема. Он (т. е. Данилов) подтвердил мне невозможность, даже при условии успеха английского предприятия, в какой успех он лично, безусловно, не верит, посылки нами каких-либо войск для десантной операции на Босфоре»¹⁶. Следует отметить, что в диверсии на Проливах были заинтересованы и сами союзники, прежде всего англичане.

Первой реакцией Лондона на вступление в войну Турции было завершение длительного процесса оккупации Египта и Кипра. Остров был присоединен к владениям Британской империи 5 ноября 1914 г.¹⁷, а 18 декабря объявлен британский протекторат над Египтом¹⁸. Еще ранее англичане приступили к занятию юга Месопотамии. Дальние подступы к Индии всегда были предметом особого внимания Лондона. Вслед за прибытием германских кораблей в Мраморное море правительство Британской Индии направило бригаду пехоты в Персидский залив, на остров Бахрейн. После объявления войны она немедленно начала действовать в устье Шатт-эль-Араба. В ноябре 1914 г. численность британских войск здесь была удвоена, достигнув дивизии. 23 ноября она заняла порт Басру, 9 декабря – город Курну, находившийся в 50 милях выше, у слияния Тигра и Евфрата¹⁹. Таким образом, к концу декабря 1914 г. небольшой экспедиционный корпус англо-индийской армии контролировал низовья этих двух рек, которые впоследствии стали основными коммуникационными линиями действий британцев в направлении на Багдад²⁰.

27 января – 11 февраля 1915 г. турки предприняли атаку на Суэцкий канал, в которой участвовали до 15 тыс. человек. Они планировали пересечь канал посредине, перерезать эту важнейшую для Антанты коммуникацию (хотя бы на время) и поднять в Египте восстание против англичан. С регулярными частями шли ополчения бедуинов Синая, друзов, курдов, черкесов и 2 тыс. беженцев из Триполи. Эти планы не удалось реализовать. Атака была отбита, при этом наступление сорвано относительно небольшими британскими силами, и турки побежали, оставляя пленных. Командовавший армией Джемаль-паша объяснил события в хвастливой телеграмме: его армия якобы достигла канала и разгромила англичан. Но внезапно началась страшная песчаная буря, славное войско султана увидело в этом волю Аллаха и поэтому с триумфом вернулось, потеряв пять человек и двух верблюдов, которые, кстати, потом нашлись²¹. Англичане исчисляли потери противника в 1 тыс. убитых, 2 тыс. раненых и 650 пленных, сам Джемаль-паша после войны привел данные, более близкие к этим, что и объясняет такое расстройство сил, находившихся под его командой²².

Именно эта атака, пусть и провалившаяся с треском, способствовала ускорению принятия решения об экспедиции на Дарданеллы. Первоначально предполагалось ограничиться исключительно морской атакой и не использовать войска ни под каким предлогом. Более того, в случае неудачи первой атаки морякам предлагали вообще ограничиться демонстрацией и уйти²³. Теперь планы изменились. Для экспедиционных сил было выделено три армейских корпуса, общая численность которых планировалась около 120 тыс. человек. Они состояли из АНЗАКа (Ausralian and New Zealand Army Corps), королевской морской дивизии, британской территориальной дивизии, англо-индийских частей и французской дивизии, составленной из колониальных частей и морской пехоты. Сбор этих сил затянулся, что обусловило разрыв между началом Дарданелльской операции – 19 февраля и высадкой десанта – 25 апреля 1915 г.²⁴

При формировании этих сил британское командование повторило почти все ошибки русского в 1904–1905 гг. Интересно, что командовать десантом поручили генералу Яну Гамильтону – столь остроумному когда-то критику А. Н. Куропаткина, находившемуся во время Русско-японской войны при штабе генерала Т. Куроки. Я. Гамильтон считался знатоком Востока. 14 марта 1915 г., находясь в поезде между Парижем и Марселем, он записал в дневнике свой разговор с британским военным министром лордом Г Китченером. Правда, тогда речь шла лишь о 80 тыс. человек, причем только 50 тыс. из них – активных штыков. Незадолго до начала войны он инспектировал австралийцев и нашел, что «лучшего материала не существует»²⁵. Однако этот материал еще должен был получить возможность превратиться в хорошие войска. Для этого силам Я. Гамильтона предполагалось придать 29-ю дивизию численностью в 19 тыс. человек – «extras – division de luxe», как назвал эту часть британский генерал в своем дневнике²⁶.

Но с самого начала Я. Гамильтона предупредили о том, что именно с отправкой этой части военный министр предвидит затруднения. Те, кто выступал против создания кадрового запаса в довоенный период, теперь не хотели делиться ничем. Все, что выделялось для Востока, воспринималось в командовании Британскими экспедиционными силами как некий вид похищения с Запада. С самого начала речь шла только о временной передаче дивизии. И даже это было непросто сделать. Г Китченер вынужден был предупредить Я. Гамильтона: «Вы должны сразу же понять, что Верховное командование во Франции не согласится. Они думают, что для того, чтобы выиграть войну, они должны всего только отбросить немцев на пятьдесят миль ближе к их базе»²⁷.

У англичан не хватало обученных резервов. Их недостача определила потерю Фландрии в 1914 г. «То же самое относится и к Дарданелльской операции, – отмечал Д. Ллойд-Джордж. – Роковая задержка в высадке войск позволила туркам подвести подкрепления; эта задержка объяснялась тем, что мы не могли выделить лишней дивизии для того, чтобы создать экспедиционный корпус, – одной (выделено автором. – А. О.) дивизии – до тех пор, пока не стало слишком поздно и нельзя уже добиться никаких результатов»²⁸. Задерживала союзников и еще одна проблема. Безусловно, с точки зрения дипломатических расчетов они хотели бы войти в Константинополь одни, но военные расчеты делали предпочтительным содействие русского десанта или на худой конец демонстрации на Босфоре.

Однако, как отмечалось выше, уже 24 января 1915 г. Николай Николаевич (младший) известил союзников о невозможности помочь им активными действиями. И он сам, и князь Н. А. Кудашев в разговоре с Дж. Генбери-Вилльямсом заявили о технической невозможности масштабных военно-морских русских действий у Босфора до мая 1915 г., то есть до ожидаемого ввода в строй линкора «Императрица Мария»²⁹. На 1 декабря 1914 г. готовность этого корабля составила уже 75,9 %, а однотипных «Императора Александра III» и «Императрицы Екатерины Великой» соответственно 71,7 % и 66,2 %. Пять строившихся эсминцев имели готовность 82–95 %, две подводные лодки – 88–97 % и еще две подводные лодки – 75–84 %. На корабли, заложенные по программе 1914 г., вообще не приходилось рассчитывать в ближайшее время: готовность по одному линкору составляла 7,7 %, а по двум легким крейсерам, восьми эсминцам и шести субмаринам шла только заготовка материала³⁰. На осуществление судостроительной программы самое серьезное влияние оказывала блокада, поскольку два судостроительных завода треста «Наваль-Руссуд» зависели от зарубежных поставок. За три года (1914–1916) из необходимых 997 вспомогательных механизмов они заказали за границей 738, а изготовили сами только 71³¹.

В начале войны специалисты по Босфору вице-адмирал В. А. Канин и капитан 1 ранга М. И. Каськов считали прорыв к проливу вполне возможным ввиду незначительной боеспособности «Гебена» и «Бреслау» после долгого плавания в Средиземноморье и низкого уровня готовности турецких укреплений на Босфоре отразить атаку. Даже весьма осторожный командующий Черноморским флотом адмирал А. А. Эбергард испрашивал разрешение на операцию – восстановление полной готовности немецких кораблей к действию ожидалось не ранее сентября 1914 г.³² Однако, по мнению русских моряков, за первые три месяца войны немцы привели укрепления Босфора в порядок и штурм их без поддержки войск был невозможен.

В это время изменилась и позиция русского МИДа: С. Д. Сазонов теперь отстаивал активные действия на Проливах, однако Ставка уже не проявляла колебаний. 15 (28) декабря 1914 г. директор дипломатической канцелярии Ставки Н. А. Базили сообщал министру о результатах разговора с генерал-квартирмейстером штаба главковерха «по возбужденному Вами вопросу».

Мысли Ю. Н. Данилова были просты – высадка вблизи Босфора невозможна. Когда этот вопрос обсуждался до войны, имелось в виду то, что она будет внезапной. Теперь ситуация изменилась, и успех стал маловероятен. В первый и второй эшелоны десанта Ставка не могла выделить более чем по одному корпусу. Разрыв между ними составил бы не менее недели, что дало бы туркам возможность разгромить их по отдельности в случае, если они будут высажены непосредственно у Босфора. Следовательно, высаживаться они могли бы вдалеке от турецкой столицы, в Малой Азии, что делало бы путь к Проливам чрезвычайно сложной задачей. Для занятия зоны Проливов, по мнению Ю. Н. Данилова, требовалось 8-10 корпусов, а такую армию Ставка могла выделить только после победы над Германией. Россия не могла самостоятельно справиться с десантом, ей была необходима поддержка болгар. Экспедиционная армия могла бы собраться в районе Бургаса и Варны и оттуда двинуться на Чаталджинские позиции³³. Интересно, что еще 14 декабря 1914 г. состоявший при султане генерал-фельдмаршал К. фон дер Гольц в письме к Э. фон Фалькенгайну указывал, что дальнейшее развитие кризиса зависит «в значительной степени от мелких балканских стран»³⁴.

В первую очередь это было верно в отношении Болгарии. Условие, поставленное Ю. Н. Даниловым относительно высадки экспедиционной армии, было явной отговоркой: уже 30 июля (12 августа) правительство Васила Радославова официально заявило о своем желании придерживаться строго нейтралитета вплоть до конца войны³⁵, а затем – о закрытии Бургасского порта в связи с началом его минирования. 9 (22) августа 1914 г. был заминирован Варненский порт, а 10 (23) августа завершены такие же работы в Бургасе. Поведение Софии с самого начала войны было исключительно двуличным, однако оно имело продуманную правовую базу. Гаагскую конвенцию 1907 г. о правах и обязанностях нейтральных держав в случае морской войны Болгария подписала, но не ратифицировала. Таким образом, выполнение ее для Софии было не обязательным, а минирование портов и тушение маяков не нарушало нейтралитета, хотя и противоречило принятым нормам³⁶. Как показали дальнейшие события, болгарское правительство относилось к ним весьма избирательно.

В частности, оно предпочитало закрывать глаза на проезд через свою территорию немецких военных. На протесты представителей Антанты 19 августа (1 сентября) последовало разъяснение: «В ответ на шаги, предпринятые представителями держав Тройственного согласия в отдельности по поводу проезда через Болгарию в Константинополь 600 германцев, состоящих будто бы офицерами и матросами германской службы, болгарское правительство удостоверило сегодня, что действительно недавно через

Болгарию проездом из Румынии проехали 600 германцев, но что они были одеты в штатское платье и имели при себе исправные документы. Они заявили, что направляются партией в Константинополь»³⁷. Стоит добавить, что эта группа ехала отдельным поездом, на что в Софии также было объяснение: «Согласно действующим в Болгарии законам и правилам, формирование специальных поездов зависит исключительно от начальников железнодорожных станций, они обязаны только уславливаться с главным железнодорожным управлением об установлении расписания такого рода поездов»³⁸. Все это, по мнению Софии, было свидетельством соблюдения строгого нейтралитета³⁹. Через Болгарию шла и интенсивная переброска военных грузов для Турции⁴⁰. Все это никак не позволяло рассчитывать на содействие властей этой страны, но эти проблемы военные оставляли решать дипломатам. На их повторявшиеся требования Ставка отвечала отказами.

12 (25) января 1915 г. директор дипломатической канцелярии при Ставке князь Н. А. Кудашев опять попытался вернуться к разговору о необходимости операции на Босфоре, но последовал отказ. «На это я ему напомнил слова Вашего Высокопревосходительства, – сообщал Н. А. Кудашев С. Д. Сазонову, – переданные ему после моей первой поездки в Петроград: что только то Вы считаете крепко приобретенным, что добыто нами самими, нашей кровью, нашими усилиями. Согласившись с этим, генерал Данилов прибавил, что мы и не думаем чужими руками жар загребать, что, впрочем, нам и не придется, так как англичане, если бы им и удалось овладеть Проливами, уничтожить турецкий флот и навести страх на столицу Оттоманской империи, то и тогда не смогут овладеть этою столицей: никакой десант, который они могли бы выслать, не в состоянии был бы одолеть турецкую армию, которая не отдаст же без боя столицу. Если принять во внимание это обстоятельство, то, по мнению генерала Данилова, мы ничем не рискуем, поощряя англичан к осуществлению их предположения. Что касается до общего вопроса завладения нами Босфором, то это не может быть сделано «между прочим». Он самым внушительным образом пояснил: завоевание Босфора потребует отдельной войны, а будет ли Россия способна вести эту отдельную войну, и захочет ли – в этом он глубоко сомневается»⁴¹.

В рассуждениях Ю. Н. Данилова была ссылка и на объективные сложности. Слабым местом русской стратегии на Черном море по-прежнему оставался транспортный флот. Его развитие не успевало за ростом потребностей страны. В 1906 г. грузооборот всех морских портов России составил 20 млн тонн, причем под русским флагом было доставлено только 8,7 % всех грузов. В 1913 г. грузооборот вырос уже до 30 млн тонн, в то время участие в их доставке русского флага увеличилось всего лишь до 9,8 %. Перед началом Первой мировой войны ежегодно на фрахт судов Министерство финансов вынуждено было выделять до 140 млн рублей золотом. При этом в составе торгового флота России в 1914 г. числилось 2600 парусных судов различной грузоподъемности. Естественно, они не могли быть использованы при десантной операции. Транспортным резервом флота были пароходы РОПиТа¹ (Русское общество пароходства и торговли) и Доброфлота – в 1913 г. их было 80. Кроме того, можно было использовать 330 пароходов общей вместимостью в 345 тыс. регистровых тонн, принадлежавших 20 основным пароходным компаниям страны. По численности они составляли треть, а по вместимости – две трети всего самоходного коммерческого флота⁴². Естественно, что далеко не все эти суда были сосредоточены в Черном море.

Недостаточность транспортного флота стала ахиллесовой пятой Босфорского проекта. Первым на это обратил внимание морской министр адмирал И. К. Григорович. 31 декабря 1914 г. (13 января 1915 г.) он обратился к Н. Н. Янушкевичу с призывом о необходимости готовиться к экспедиции в любом случае, независимо от того, как пойдут дела на австро-германском фронте: «Для подготовки транспортной флотилии в настоящее время необходимо назначить командующего флотилией, при котором по мере действительной надобности организуется штаб. На эту должность мною назначен капитан над портом в Кронштадте контр-адмирал Хоменко как выдающийся офицер, неоднократно проявивший себя как в отношении способности хорошо организовать порученное ему дело, так и в отношении находчивости и распорядительности, что он выказал во время осады Порт-Артура, так и при других возлагавшихся на него ответственных поручениях»⁴³. Базой флотилии был выбран Одесский порт.

Ставка не возражала, но выделять войска для экспедиции поначалу не собиралась. 1 (14) января 1915 г. Н. Н. Янушкевич вновь известил А. А. Эбергарда, что она может состояться только после победы на главном театре военных действий. Одновременно были сформулированы основные задачи флота: не допустить десант противника и сорвать его транспортные перевозки на Черном море⁴⁴. Последнее было особенно важным. По данным русской разведки, на середину января 1915 г. турки после поражения под Сарыкамышем спешно перебрасывали подкрепления из-под Константинополя на Кавказский фронт⁴⁵. Тем не менее моряки активно взялись за дело. Прибывший в Одессу А. А. Хоменко 31 января (13 февраля) 1915 г. дал первый отчет по транспортным средствам на имя капитана 1 ранга А. Д. Бубнова: «На Ваш запрос сообщаю, что в Черном море имеется 140 пароходов, могущих вместить после их приспособления приблизительно: 300 рот, 24 батареи и 12 эскадронов. Остается для обоза место, вместо соответствующего помещения 45 рот, что признается недостаточным. В настоящее время производится осмотр, частью приступлено к оборудованию. Прошу сообщить более точные сведения о возможном составе экспедиционного корпуса для расчета при оборудовании»⁴⁶.

Как оказалось позже, эти цифры были несколько завышенными: для того чтобы достигнуть этих показателей, пришлось бы отказаться от всех грузопассажирских перевозок на Черном море, а их уровень резко вырос с началом войны. Железнодорожная сеть в Предкавказье не справлялась со снабжением нового фронта, поэтому полностью рассчитывать на 140 транспортов, упоминаемых в докладе А. А. Хоменко, было нельзя. А. Д. Бубнов, получив этот документ, перечислил предполагаемые условия операции: базирование на болгарские порты и поддержка Румынии, Болгарии и Греции при условии отказа этих государств от активного участия в операции. Необходимо было еще раз выяснить количество десантных и транспортных средств (из расчета разовой перевозки), время их сбора и сбора сухопутных сил, размер которых гарантировал бы успех экспедиции. Следовательно, требовался план операции с окончательным решением проблемы места высадки и расчетом времени для перевозки войск от посадки на корабли до высадки⁴⁷.

Пока ни одна из этих задач не была решена, флоту предлагалось активизировать собственные действия. Турецкие форты на Проливах представляли собой земляные открытые укрепления, как правило, стоявшие у среза воды и хорошо видные с моря. Орудия на них были разделены траверсами. Правда, в апреле 1912 г. дарданелльские форты без особого успеха обстреливал итальянский флот, но на этот раз опасность была гораздо более страшной. На вооружении этих укреплений, охраняющих входы в Босфор и Дарданеллы, находились 85 орудий и 16 мортир. Среди устаревших были и вполне современные крупповские орудия калибром 10,2, 9,2, 10, 11 и 14 дюймов, при этом только 22 орудия были длинноствольными, а следовательно, дальнобойными и использовали современные снаряды.

Запас снарядов к дальнобойным орудиям был очень невелик: по 25 современных и 50 устаревших на ствол. Короткоствольные орудия и гаубицы использовали снаряды с черным дымчатым порохом весьма низкой разрушительной силы, и ценность их была невелика. Неудивительно, что 3 ноября 1914 г. союзная эскадра без каких-либо потерь обстреляла форты Дарданелл. Два английских линейных и два легких крейсера, два французских линкора, 12 эсминцев, три подводные лодки с маткой подошли к Галлиполийскому полуострову и за два галса вывели из строя форт Седд-эль-Бахр. В форте произошел взрыв арсенала – 360 снарядов и 10 800 кг пороха, в результате которого он превратился в руины⁴⁸.

Успех обстрела был, в частности, связан и с незначительной емкостью турецких арсеналов. Между тем удача союзников сразу же произвела большой резонанс на Балканах, что не замедлило сказаться на транзите военных грузов в Турцию. Еще 13 ноября 1914 г. А. фон Тирпиц отметил в своем дневнике: «Турки уже сейчас вопят о присылке боеприпасов, а нам нечего дать, не говоря уже о том, что Румыния ничего больше не пропускает»⁴⁹. Действительно, если ранее через эту страну под видом металлического лома и различного рода машин потоком шла военная контрабанда, то в конце октября в Румынии ее начали задерживать. Это вызвало оживленный обмен нотами между Бухарестом и Веной⁵⁰. Колебания Бухареста были связаны не только с демонстрацией силы англо-французского флота на Средиземном море и неясной обстановкой на Восточном фронте Германии и Австро-Венгрии. Обстановка на Черном море также складывалась тогда не в пользу германо-турецкого блока. В ноябре – декабре 1914 г. турецкий флот понес ряд чувствительных потерь.

На совместном заседании флагманов, капитанов и артиллерийских офицеров русского флота все его участники единодушно высказались против поиска столкновения с «Гебеном» (считалось, что линейные корабли не в состоянии противостоять дредноутам)⁵¹. Специалисты тогда единодушно считали, что «Гебен» несравненно сильнее нашей эскадры⁵². Несмотря на это, А. А. Эбергард практически немедленно приступил к поиску противника. 4 (17) ноября 1914 г. русская эскадра в составе пяти эскадренных броненосцев, трех крейсеров и эсминцев возвращалась в Севастополь после обстрела Трапезунда. В этот день была получена радиограмма с сообщением, что «Гебен» и «Бреслау» находятся в море. Поскольку запасы топлива у эскадры были уже на исходе, командующий принял решение продолжать движение на базу. Выполнить этот план не удалось. 5 (18) ноября шедший впереди русских кораблей крейсер «Алмаз» заметил по курсу два знакомых силуэта. Подав сигнал тревоги, он вернулся в строй за линкорами⁵³.

5 (18) ноября русские корабли встретились у мыса Сарыч, в 39 милях от Херсонесского маяка, с «Гебеном». В 14-минутном морском бою немецкий корабль получил три попадания 12-дюймового и одиннадцать – среднего калибра, были убиты 12 офицеров и 102 матроса, в результате «Гебен» на две недели был вынужден стать на ремонт⁵⁴. Противник воспользовался преимуществом в скорости и быстро оторвался от наших линейных кораблей⁵⁵. К сожалению, русские эсминцы не смогли преследовать «Гебен», поскольку эскадра находилась в море уже семь дней и запас топлива подходил к концу⁵⁶. Потери были и на «Евстафии», в который попал вражеский снаряд: были убиты три офицера и 29 матросов, один офицер и 24 матроса ранены, из них 19 человек тяжело. В бою ни один из кораблей русской эскадры ни на минуту не вышел из строя. После боя часть русских судов также прошла через ремонт, но десятидневный⁵⁷. В частности, вечером 5 (18) ноября по приходе в Севастополь в сухой док был введен «Евстафий» – линкор принял около 1 тыс. тонн воды⁵⁸. Этот бой убедительно продемонстрировал, как выучка и успешное командование могут компенсировать техническую отсталость⁵⁹.

13 декабря 1914 г. турецкий флот понес еще одну потерю. В этот день английская подводная лодка B-11 под командованием коммодор-лейтенанта Нормана Холбрука потопила в Дарданеллах турецкий эскадренный броненосец «Мессудие». Это был устаревший корабль постройки 1874 г., прошедший модернизацию в 1901 г. Его ценность была невелика, однако этот случай показал слабость обороны, в том числе и противолодочной, на Проливах. B-11 была также устаревшей, спущенной на воду в 1906 г. Тем не менее Н. Холбрук смог выполнить поставленную перед ним задачу. Активно действовали и русские моряки. 26 декабря на минах у Босфора подорвался «Гебен». Крейсер принял через пробоину около 600 тонн воды, но все же сумел вернуться к своей базе. «Имея особый опыт в минном деле, – вспоминал командир линкора «Хайреддин Барбаросса» капитан 2 ранга, – русские ставили мины на глубинах в 180 м (590 футов), что до тех пор считалось невозможным»⁶⁰.

Успехи союзников на море вызвали в Константинополе тревогу и уныние. Германское посольство начало эвакуацию архивов, в городе ходили слухи о переезде правительства в Бруссу, недовольство против немцев было столь сильным, что главная квартира германо-турецкого командования вынуждена была переехать на транспорт «Корковадо», стоявший под охраной миноносцев⁶¹. Русская разведка доносила, что в конце января – начале февраля 1915 г. турки активно укрепляли Принцевы острова, на Босфорские укрепления перебрасывались орудия, которые снимали с Адрианопольской крепости⁶². Это означало только одно: германо-турецкое командование не исключало возможности прорыва флота союзников в Мраморное море. Но перелом в ситуации не наступил. Ставка не была полностью удовлетворена действиями своих моряков.

О. Лиман фон Сандерс вспоминал, что ничего значительного на море в первый период войны, до декабря 1914 г., ни германо-турецким, ни русским флотом не было сделано, но это отнюдь не привело к недостатку внимания к потенциальной угрозе с севера: «Все оборонительные меры, которые казались необходимыми для отражения русского десанта, были приняты. Берега Черного моря по обоим сторонам Босфора были защищены батареями и летными подразделениями, и VI армейский корпус находился недалеко от Сан-Стефано в готовности встретить любой русский десант. Этот армейский корпус был специально подготовлен для этой задачи бесчисленными крупномасштабными маневрами»⁶³. С началом 1915 г. ситуация на Проливах изменилась, причем явно не в пользу турок. 2 января 1915 г. на русских минах подорвался турецкий крейсер «Берк» и вышел из строя до конца войны.

Успехи русской армии и флота, а также активизация союзников в районе Дарданелл, казалось, позволяли надеяться на близость перелома на турецком направлении. 10 марта 1915 г. адмирал Г. фон Узедом докладывал Э. фон Фалькенгайну: «Несмотря на сравнительно незначительный успех неприятеля, воспрепятствовать в течение длительного периода уничтожению всех укреплений Дарданелл не удастся, если заказанные уже много месяцев назад боеприпасы, мины, не будут быстро доставлены или если оборона не будет поддержана отечественными подводными лодками»⁶⁴.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.