Восстание в Париже

Восстание в Париже

Тем временем я все больше и больше убеждался в том, что акты саботажа, поначалу одиночные, становятся частыми и систематическими и что, наконец, они направляются и организовываются из одного центра. Противник проявлял себя все более открыто. На многих второстепенных улицах ночью были возведены баррикады – любимое занятие нескольких поколений парижан. Поскольку полиция больше не выполняла своих обязанностей, осуществлять патрулирование пришлось нашим солдатам. Случалось, что по ним стреляли. Связь между различными опорными пунктами была затруднена.

Несмотря на все эти трудности, ситуация не казалась мне угрожающей. Опорные пункты надежно охранялись и были в достатке снабжены продуктами питания и боеприпасами. Следует сказать, что до самого конца ни один из них не был атакован. Мобильный батальон мог беспрепятственно исполнять свои обязанности. Во время патрулирования экипажи бронеавтомобилей увидели, что баррикады никем не защищаются и что их можно беспрепятственно преодолеть. Бывало, что в бронемашины, проезжавшие по узкой улочке, бросали бутылки с бензином, но ни разу не причинили им вреда. Иногда наши солдаты отважно отвечали на эти нападения. Так, один молодой офицер, командовавший отрядом из нескольких легких танков, который он вел из ремонтной мастерской, стал мишенью для полицейских, охранявших Большой дворец. Он направил свой танк на здание, снес часть стены и, не довольствуясь пленением перепуганных полицейских, пытавшихся бежать, освободил нескольких немецких офицеров, удерживавшихся там в плену.

Таким образом, военная ситуация не вызывала никакого беспокойства. Мои потери были незначительными. Правда, я не мог точно назвать количество машин, которые, проезжая по городу в одиночку или отделившись от своего подразделения, стали за эти дни добычей боевиков Сопротивления. Гораздо бо?льшими были проблемы психологического плана. Всякому, кто хоть немного знаком с историей восстаний, отлично известно, что незначительные инциденты не раз становились началом страшных бунтов. Бывают моменты, когда ничтожного повода оказывается достаточно, чтобы вызвать взрыв ярости возбужденных масс, который исключает всякую способность к здравому размышлению. В таком случае германская армия прибегла бы к мерам законной самозащиты – но куда бы все это привело? Неужели руководители Сопротивления легкомысленно играли с такой опасностью? Солдат, окруженный вооруженными гражданскими лицами, защищается изо всех сил, и законы войны дают ему в этом свободу действий.

19 августа, во время новой встречи с генеральным консулом Нордлингом, я выразил свое разочарование создавшейся ситуацией и свою озабоченность судьбой города. Я попытался узнать степень его влияния на лидеров Сопротивления, обратил внимание консула на растущее возбуждение в наших войсках и вел себя во время беседы сдержанно. Наконец он высказал мысль о том, что, может быть, возможно заключение перемирия. Это предложение соответствовало данному мне поручению: «Территория Большого Парижа должна быть гарантирована от любых проявлений мятежа, подрывных действий или саботажа». Если бы силы Сопротивления взялись за ум, меня бы это только обрадовало. Но я поставил условием разборку баррикад. Я дал ему слово, что наши войска будут избегать любых действий, способствующих росту напряженности. Господин Нордлинг заверил меня в своей готовности сделать все, что в его силах, ради восстановления порядка и спокойствия.

Я настаиваю на том факте, что не вступал ни в какие контакты с противником, что не было заключено никакого официального соглашения о прекращении огня и я не брал на себя никаких обязательств. Кроме того, я не проявил интереса, по крайней мере официально, к изменениям в руководстве мэрии и других органах управления, изменениям, которые французы рассматривали в качестве первого шага к своему освобождению. В общем, я лишь старался установить modus vivendi[79] в русле полученных мною приказов.

Следует упомянуть о еще одной детали, показывающей, как легко история войны обрастает легендами и насколько бессовестно искажаются факты.

В документах, предоставленных генеральным консулом Швеции в распоряжение французской прессы в 1949 году, неоднократно мелькает имя некоего «капитана» Бендера, игравшего непонятную роль в окружении консула. Согласно данным высокопоставленного сотрудника разведки в Париже, этот самый Бендер был агентом разведслужбы, который в последнее время счел для себя полезным поставлять сведения также и противнику. Лично я совершенно его не помню, знаю только, что генеральный консул дважды приходил в компании абсолютно незнакомых мне мужчин, один из которых представился как фон Пош-Пастор. По словам моих адъютанта и секретарши, которая проработала в приемной коменданта несколько лет, Бендер ни разу не приходил без господина Нордлинга.

Этот «капитан» Бендер, который, впрочем, никогда не был офицером, будто бы передал господину Нордлингу от моего имени план Парижа с обозначенной мною приблизительно территорией, на которой силы Сопротивления могли не опасаться атак германских войск. Ответственно заявляю, что не имею никакого отношения ни к этому плану, ни к пометкам на нем. Меня можно упрекнуть во многом, но не в том, что я принимал своих противников за дураков, какими они выведены в этой истории, – а другого толкования у нее быть не может. К этому добавляются рассказы о будто бы отданном мною приказе прекратить сопротивление, если потери войск превысят 33 %. Любому мало-мальски сведущему человеку ясно, что в германской армии подобные приказы никогда не отдавались. В данном случае речь может идти, скажем так, о фантастических рассказах этого самого господина Бендера, по причинам, которые легко вообразить, представившего генеральному консулу Швеции фальсифицированные отчеты и документы. Коль скоро среди нас затесались подобные сомнительные субъекты, неудивительно, что противник имел совершенно иное представление о соглашении, чем я. Это отмечено в дискуссиях историков по парижским событиям.

Как бы то ни было, вскоре после моего разговора с Нордлингом в городе установилась тишина, не было сделано ни единого выстрела, с опорных пунктов также сообщали, что все абсолютно спокойно. Утром следующего дня по городу курсировали оборудованные громкоговорителями автомобили, из которых население призывали к спокойствию. Было очевидно, что большинство парижан удовлетворено прекращением стрельбы.