Генерал от инфантерии граф Михаил Андреевич Милорадович

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Генерал от инфантерии граф Михаил Андреевич Милорадович

В изданной в Полтаве в царствование Александра III биографии Милорадовича содержатся следующие показательные строки: «Монархи русские считали Милорадовича лучшим перлом в своей короне: император Павел I в довод своего особенного благоволения к отличной службе Милорадовича, сопричислил его к чинам, состоявшим при своей особе; император Николай, в первые часы по воцарении, в собственноручном письме благоволил назваться его другом; император Александр II торжественно почтил вековой юбилей со дня его рождения».

И эти слова отнюдь не кажутся излишне пафосными – полководец, подобный Милорадовичу, стал бы гордостью любой страны. И это при том, что он явно не до конца раскрыл свой огромный полководческий потенциал. Если бы не предательский выстрел и удар штыком заговорщиков-декабристов, то генерал снискал бы лавры еще не одной славной победы.

Джордж Доу (1781–1829). Портрет генерала Михаила Милорадовича. Военная галерея Зимнего дворца

Род Милорадовичей принадлежит к одному из самых древних в Сербии – его корни уходят в начало XIV века. Прадед будущего генерала от инфантерии – Михаил Милорадович, поступил на русскую службу при Петре Великом и в 1715 г. за службу государю получает поместья в Малороссии и назначается гадяцким полковником. Супругой полковника стала дочь генерального есаула Ульяна Бутович, и у них родился сын Степан.

Так появился новый малороссийский род, представители которого внесли огромный вклад в дело защиты и обустройства родной земли.

Гадяцкий наказной полковой есаул Степан Михайлович Милорадович женился на дочери генерального есаула Марии Гамалее. Их сын Андрей прославился в войне с Турцией в 1771 г., когда он во главе 2-тысячного отряда после переправы через Дунай разбил 7-тысячный корпус неприятеля. Уже будучи генерал-поручиком, он долгие годы был губернатором Черниговского наместничества и очень много сделал для его развития. От брака Андрея Милорадовича с Марией Горленко и родился 1 октября 1771 г. в Санкт-Петербурге выдающийся полководец Михаил Андреевич Милорадович (лично участвовавший, как минимум, в 52 сражениях), ставший общей гордостью трех братских славянских народов.

С раннего детства Милорадович был записан отцом в лейб-гвардии Измайловский полк, но перед вступлением на военную службу он получил прекрасное европейское образование. Четыре года в Кенигсбергском университете юноша изучал право, архитектуру, ряд других наук (также и военные, включая артиллерию и фортификацию), потом совершенствовался еще в нескольких европейских университетах.

Свой боевой путь будущий герой Отечественной войны начал во время войны со Швецией 1788–1790 гг., в которой он принял участие в составе батальона измайловцев (входившего в сводный гвардейский отряд).

Когда на престол вступил Павел I, Милорадович одно время думал об отставке – слишком тяжело стало служить при непредсказуемом императоре, к тому же весьма не жаловавшем гвардию, которую он (впрочем, с полным основанием) считал для себя серьезной угрозой. Однако неожиданно для самого себя, без приложения каких-либо усилий, Милорадович оказывается в фаворе у недавнего гатчинского затворника.

Дело в том, что Милорадович был прирожденный (как говорили в императорской армии «отчетливый») строевик, и это сразу заметил царь, являвшийся большим любителем парадов, разводов и различных строевых упражнений. В 1797 г. новый императорский любимец становится полковником, а спустя год благодаря своему щедрому, как на наказания, так и поощрения, покровителю он – в 27 лет – уже генерал-майор и командир Апшеронского мушкетерского полка.

С полком Милорадович принял участие в 1799 г. в Итальянском и Швейцарском походах Суворова.

В первом же сражении – у Лекко Милорадович привлек к себе внимание Суворова своей доблестью и уверенным командованием.

Чтобы понять дальнейшее становление Милорадовича как полководца, стоит сказать несколько подробнее о его первом серьезном испытании на поле брани. Показательно, что хотя в сражении приняли участие сравнительно небольшие силы, Суворов оценивал его как одно из самых для себя тяжелых. Как он говорил: «При Лекко чуть было мою печенку не проглотили».

15 апреля события у города Лекко (на восточном берегу реки Адда возле озера Коммо) развивались следующим образом. Город был занят французским 5-тысячным отрядом в составе шести батальонов, четырех эскадронов и шести орудий (два батальона и вся артиллерия находились на западном берегу Адды) под командованием генерала Сойе.

Утром 3-тысячный отряд Багратиона начал атаку на Лекко и сумел вытеснить силы Сойе. Однако французы, отступив на северную окраину, быстро поняли, что численность русских войск невелика и начали проводить контрманевр на окружение. Их действия были разгаданы – русские войска успели вырваться из города до того, как кольцо окружения было замкнуто и заняли жесткую оборону недалеко от Лекко. Багратион надеялся продержаться до прихода подкреплений от Суворова, которые он просил прислать не медля ни минуты.

Сойе, понимая, что к русским вот-вот может подойти подкрепление, не прекращал ожесточенных атак, которые Багратиону все труднее становилось отражать. Ситуация изменилась, когда, выполняя приказ Суворова, подошли два батальона под командованием генерала Повало-Швейковского и батальон апшеронцев под командованием Милорадовича (последний фактически предвосхитил появление мотопехоты, посадив своих солдат для быстрейшего передвижения на подводы). Кстати, высокой мобильностью своих войск Милорадович широко прославился и в следующих войнах. Недаром, уже в 1812 г., сам Голенищев-Кутузов заметил генералу по этому поводу: «Ты ходишь скорее, чем летают ангелы».

Осажденные и пришедшие к ним на помощь три батальона подкрепления немедленно контратаковали французов (особо при этом отличились апшеронцы), и, понесший большие потери, Сойе был разбит и отступил в северном направлении.

О полном успехе русских войск свидетельствуют и сравнительные цифры потерь. В то время как Сойе потерял убитыми, ранеными и пленными около тысячи, потери русских были почти втрое меньше.

После победы у Лекко Суворов назначил Милорадовича (награжденного за сражение орденом Святой Анны 1-й степени) при себе дежурным генералом. Таким образом молодой генерал становится одним из самих приближенных к великому полководцу людей, и суворовская школа оказывает огромное влияние на его становление. Генералиссимус навсегда останется для Милорадовича образцом, поведению которого он всегда подражал на поле брани и неизменно применял в бою суворовскую тактику.

В связи с этим чрезвычайно интересна характеристика Суворова, которую дал (на основании анализа именно Итальянского и Швейцарского походов) автор бессмертного «евангелия полководцев» – книги «О войне» Карл фон Клаузевиц: «Мы не решаемся давать характеристику этого знаменитого человека, так как все черты его хорошо известны, и мы не чувствуем себя достаточно вооруженными для более подробного изображения его удивительной индивидуальности.

Упомянем только о том, с чем согласны все, что это человек пламенной воли, большой силы характера, отличавшийся крупным природным умом, прошедший хорошую школу в войнах против турок. Если эта школа и не была вполне достаточной для ведения войны с французской армией и грубая своеобразность его простого разумного руководства часто создавала затруднения в той сложной деятельности, какой является война между образованными народами, то всем известно, что его чудачества были лишь взятой им на себя ролью, которую его острый ум разыгрывал только по внешности, но он никогда не допускал их в решительных вопросах. Если даже принять во внимание в этих сложных отношениях и формах войны между образованными народами австрийский генеральный штаб, во главе которого стоял весьма образованный и выдающийся человек (генерал Шателер), то все же никоим образом нельзя умалять индивидуальных заслуг Суворова.

Самый превосходный генеральный штаб с правильными взглядами и принципами не может послужить к хорошему руководству армией, если отсутствует душа великого полководца; но направление взглядов и воли, свойственное натуре великого полководца, является превосходным коррективом против учености генерального штаба, вплетающейся в его планы там, где без него, как инструмента, обойтись нельзя. Если австрийцы под начальством Края одержали победу при Маньяно, что служит к чести их оружия, то без Суворова они не выиграли бы сражений при Кассано, Треббии и Нови. В этих победах нельзя не признать своеобразного характера энергии Суворова и меткости его взгляда».

В дальнейших сражениях этого похода Милорадович подтвердил утвердившуюся за ним высокую боевую репутацию. Со своими апшеронцами он участвует в сражениях у Бассиньяны, Треббии, Нови, во время перехода через Альпы командует авангардом русских войск.

И в каждом бою Милорадович неизменно проявляет решительность, полководческий талант и легендарную личную храбрость. Вот как описывает роль Милорадовича в бою у Бассиньяны изданная в 1892 г. официальная история Апшеронского полка: «Узнав о переходе русских у Бассиньяны, генерал Моро (имеется в виду командующий французской армией в Италии генерал Жан Виктор Моро. – Авт.) немедленно двинул туда части дивизии Виктора и Гренье и сам поехал на место сражения… Положение авангарда Чубарова с каждой минутой становилось все тяжелее и тяжелее, а помощи не являлось. Тогда великий князь Константин Павлович сам поскакал к переправе и приказал генералу Милорадовичу с одним батальоном своего полка идти на выручку Чубарова. Милорадович бегом повел свой батальон на поле сражения и, придя сюда, пристроился к правому флангу. Вслед за тем подошли еще 2 батальона. В это время неприятель обходил наш отряд с обоих флангов; кавалерия – справа, а пехота – слева. Войска наши, отступая, отбивали все атаки французов. Но вот на ближайших высотах показалась колонна генерала Виктора».

«В такое критическое мгновение генерал Милорадович, в голове двух рот, с правого крыла бросается в ту сторону, где угрожает большая опасность. Взяв в руки знамя, он сам устремляется вперед и еще раз отбивает атаку неприятельскую» (Д. А. Милютин) (цитата из труда будущего военного министра Александра II Дмитрия Милютина о суворовском походе, изданного в 50-е гг. XIX века. – Авт.)».

А вот строки из приказа самого Суворова, в котором говорится о действиях Милорадовича при переправе у Бассиньяны: «Мужественный генерал-майор Милорадович, отличившийся уже при Лекко, видя стремление опасности, взявши в руки знамя, ударил по штыках, поразил и поколол против стоящую неприятельскую пехоту и конницу, и, рубя сам, сломал саблю; две лошади под ним ранено».

Приведем также отрывок из донесения Суворова Павлу I о битве при Нови, из которого видна роль Милорадовича в этой значительной для успеха всей кампании битве: «Генерал-майор князь Горчаков во время своего на неприятеля нападения увидел вдруг целую неприятельскую колонну, тогда подкрепили его полки Молодо-Баденской и Милорадовича с генералом-лейтенантом Ферстером; вторая колонна подоспела к неприятелю, и тогда генерал от кавалерии Дерфельден подкрепил Ферстера и князя Горчакова полками генерала-лейтенанта Швейковского, Ферстера и баталионом Дальгейма. Неприятель, маневрируя беспрестанно то влево, то вправо, принуждал наши войски три раза переменять построения нашего фронта. Напоследок неприятель усилился против конца нашего левого фланга, где полк Милорадовича и Дальгеймова полку баталион Кастелия мужественно сражался. Когда генерал-майор князь Багратион поражал неприятеля, то из кустарников показалась густая колонна, которую он атаковал холодным ружьем, расстроил и рассыпанную уже колол; тогда два неприятельские гусарские эскадрона вышли на выручку. Сбитой неприятель подкреплен был второю колонною. К нашим войскам пришел на помощь генерал от кавалерии Дерфельден с полками Розенберга, Тыртова, баталионом Дальгейма и с левого флангу баталион Швейковского, полк Милорадовича и Молодо-Баденский, которые вступили в атаку. По ним открыт был жестокой из 20 пушек огонь, равно и ружейной; но несмотря на то колонна была сбита; рассыпанные [люди] взяты были в полон; малая часть спаслась. Сих подкрепил фронт неприятельской, засевший во рве на плоском месте при горе; к оному наши войски сближались. Тогда неприятель, собрав войски, усилил свой центр, которой уже стенал от жестоких ударов Дерфельдена; подкрепление не пособило. Когда в центр войска его были собраны, то правый его фланг обессилился; и тогда генерал от кавалерии Мелас, воспользовавшись сим, взял путь свой на высоту горы от стороны Сераваля и пришел вовремя, поражал неприятеля в левый фланг с решительным успехом. Нападение от каждого и всех вообще началось с беспримерною решимостию и мужеством; неприятель был повсюду опрокинут; замешательство его в центре и на левом крыле было свыше всякого выражения; он выгнан был из выгоднейшей своей позиции, потерял свою артиллерию и обращен в бегство. С центром и левым его крылом сражавшиеся войски могли тогда с тем большею удобностию возобновлять и усугублять свое нападение. Все соединенные войска, равно и генерал-фельдцейхмейстер Край с своею колонкою, гнали его, брали в плен, разили за восемь верст и далее от Нови. Таким образом продолжалось 16 часов сражение упорнейшее, кровопролитнейшее и в летописях мира, по выгодному положению неприятеля, единственное. Мрак ночи покрыл позор врагов, но слава победы, дарованная Всевышним оружию твоему, великий государь! озарится навеки лучезарным немерцаемым светом.

Все войски наши состояли из 38 000 человек, а по объявлению самих французов, потеря их простирается за 20 000; убитыми до 7000, раненых увезено ими свыше 5000, разбежалось за 4000. Нам в плен досталось 4 генерала, 3 полубригадных шефов, 81 штаб и обер-офицеров и нижних чинов 4520…

Главнопредводительствовавший генерал Жуберт вскоре по начатии сражения ранен и умер в Нови. Сей произвел Пиемонтскую революцию, и Бонапарт, при отправлении его, наименовал своим наследником. Также убит дивизионной генерал Ватрен и бригадной генерал Гаро. Пушек досталось победителям 39 и ящиков с снарядами 54.

Наш урон: российских убито – майор Корф, обер-офицеров 10, нижних чинов 337; ранено: генерал-лейтенант Тыртов в голову пулею, генерал-майоры: князь Горчаков от картечи контузией, Чубаров в ногу пулею; полковники: Ломоносов, Касаговский, Бредихин, Врангель и Санаев подполковник; майоры: Буланин, Козлютинов, Вердеревской и Розен; обер-офицеров 47, нижних чинов 1479. Императорокоролевских (имееются в виду австрийцы. – Авт.) убито 900, ранено 3200.

Все воинство вашего императорского величества от каждого генерала до последнего солдата подвизалось в сем сражении единым духом храбрости, мужества, неутомимости и неустрашимости; все они совокупно одушевлялись великими монаршими милостями и щедротами, вашим величеством к ним ниспосылаемыми, и охотно приносили на жертву служению престолу и живот и кровь свою.

Обязанностию верноподданическою поставляю я здесь в высокомонаршее вашего императорского величества благоволение припоручить:…Милорадовича, с храбростию и расторопностию поражавшего неприятеля, наступавшего на его атакою».

Добавим еще следующее. Когда мы говорим о Милорадовиче как ученике Суворова, то речь идет не только о полководческом искусстве, а и об отношении к солдатам, умении переносить с ними все тяготы наравне или даже в еще большей мере. Для подтверждения этого приведем только один пример времен перехода через Альпы, описанный суворовским биографом конца XIX века генерал-лейтенантом Александром Петрушевским: «Требовались большое внимание и осторожность, чтобы не сорваться со скользкого пути и не полететь вниз, а когда туман сгущался или над головою чернела туча, то опасность увеличивалась, ибо приходилось лезть ощупью, двигаться на авось. Еще труднее, почти невозможным делалось движение ночью, когда, при ненастье, не видно было ни зги и истощенные дневным походом силы солдат отказывались служить. Части войск останавливались на привал, где встречались площадки; но такие ночлеги служили больше утешением, чем на действительную пользу, потому что леденящий ветер гулял тут свободнее, пробирая насквозь, а голая, бесприютная высь не давала ни прутика для бивачного огня. Предшествовавший поход по дикой горной стране послужил, правда, школою для войск, но он перемежался упорными боями, а не отдыхами, и войска не имели досуга привести свое снаряжение в исправное состояние. Обувь солдатская, и в особенности офицерская, теперь в течение немногих часов совсем сбилась и пришла в негодность; у иных отодрались подошвы. О каких-нибудь приспособлениях, вроде, например, сандалий с железными шипами, не было и помину, ибо не имелось ни времени, ни опытности, как у Французов, искусившихся бойцов горной войны. В довершение бедствия нечем было подкрепить силы; вьюки с провиантом тянулись позади, а при себе или ничего не было, или очень немногое, и эту малость надо было расходовать бережливо. Кто был позапасливее, тот сохранил муку, розданную в Альторфе, в ожидании огня, чтобы спечь из нее лепешки. Другого харчевого подспорья не было; иные раздобылись в прежнее время картофелем или сыром, но это все уже вышло, да и большинство солдат употребляло сыр лишь в последней крайности, считая его гнилью. Офицеры и генералы бедствовали чуть ли не больше, и солдаты им охотно помогали, чем могли: чинили обувь на привале, делились харчами из последних скудных остатков. Милорадович на биваке съел у одного солдата спеченную из альторфской муки пригорелую лепешку, очень ее похвалил, поблагодарил хозяина и прислал ему взамен небольшой кусочек сыра, – половину всего, что имел сам. Солдат не взял сыру, а вместе с другими своего десятка или капральства составил складчину, по сухарику с брата, и все это с кусочком сухого бульона, взятого с убитого французского офицера, отнес в узелке к Милорадовичу, который поблагодарил и принял».

Отмеченный после окончания Итальянского и Швейцарского походов многими российскими и австрийскими наградами, Милорадович вновь скрестил шпагу с французами в 1805 г. Командуя отдельной бригадой (в составе трех пехотных и одного конного полка), он отличился в сражениях при Амштеттене и Креймсе, за что был награжден орденом Святого Георгия 3-й степени и получил эполеты генерал-лейтенанта.

Служивший под началом Милорадовича Федор Глинка рассказал о действиях своего командира под Амштеттеном, и его слова снова заставляют вспомнить о школе Суворова: «Мы стояли в две линии, вторая наша линия и резерв были у самого леса в лощине, так что неприятель не мог их хорошо видеть. Генерал Милорадович, помня наставления великого Суворова, что русский солдат должен доставить победу концом своего штыка, отдал приказание, чтоб гренадерский батальон его полка не заряжал ружей, а встретил бы неприятеля прямо грудью и холодным ружьем. В четыре часа пополудни дело началось: первая наша линия выслала стрелков против неприятельских, которые высыпали из лесу».

Не менее показателен и рассказ Глинки о сражении при Креймсе, в котором французы, благодаря действиям Милорадовича, были наголову разбиты и понесли огромные потери: «Мы несколько раз принуждены были отступать до самого города, и всякий раз генерал Милорадович, начальствовавший в сем деле, мужественно отражал неприятеля и по трупам его водил расстроенные полки свои вперед… На долине и в горах бой продолжался с равным жаром. Теснота места усугубляла жестокость сражения. Пули сновали туда и сюда, как рои пчел. Ядра и картечи, шумя по горам, ссекали деревья и дробили камни… Полк наш, сражаясь отчаянно, очевидно исчезал. Много офицеров было раненых, и многие, перевязав раны, возвращались в строй. Наконец уже к вечеру Уланиус с егерями, а генерал Дохтуров со своей колонной ударили на неприятеля с тылу, и он весь частью потоплен, частью забран был в плен».

Прославился своей отвагой Милорадович и в сражении при Аустерлице, где он командовал бригадами, входившими в состав колонны австрийского генерала Иоганна Коловрата-Краковского. Конечно, не имея возможности повлиять на принятие решений командования, он никак не мог изменить результат сражения, но его действия остались в истории примером выдающегося проявления воинской доблести. В рапорте Милорадовича (который никогда не был склонен к преувеличениям) содержится красноречивая оценка Аустерлицкой битвы: «Тут началось с четырьмя полками, имеющими под ружьем всего до 5 тысяч человек, и двумя австрийскими батальонами против 28 тысяч неприятеля (что потом известно было) самое упорное невероятное сражение, в коем Малороссийской гренадерский полк и Апшеронского мушкетерского полка гренадерский батальон два раза шли на штыки».

Если отвага и полководческий талант Милорадовича не могли повлиять на результат кампании против Наполеона, то в русско-турецкой войне 1806–1812 гг. он добился выдающихся успехов и снискал заслуженные лавры победителя.

Будучи командиром корпуса в составе Днестровской (Молдавской) армии знаменитого усмирителя пугачевского бунта генерала от кавалерии Ивана Михельсона, Милорадович одерживает победы при Гладени, Бухаресте, Турбате, Обилешти, Расевате.

Именно Милорадовичу Михельсон поручил освобождение Валахии от турок, и показательно, в каких выражениях он приказал это сделать: «Избираю к сему ваше превосходительство, яко опытность, храбрость и усердие ваше неоднократно отличались».

Милорадович спас мирное население Бухареста 13 декабря 1806 г., когда его корпус отбросил османов и вошел в город (турецким командованием был отдан приказ об уничтожении всех его жителей и страшная резня уже началась). За подвиг под Бухарестом Милорадович был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость и спасение Бухареста».

Не менее важным, чем взятие Бухареста, была и победа при Обилешти. Тогда только что захвативший трон султан Мустафа IV отправил для возвращения Бухареста 40-тысячное войско под командованием визиря, и в случае успеха его плана Михельсон вынужден был бы отступить из Валахии. После переправы через Дунай у Силистрии к туркам должен был подойти из Рущука Мустафа-паша во главе 13-тысячного отряда, и их объединение делало падение Бухареста неизбежным. Милорадович (у которого было всего 4 тысячи 500 солдат) форсированным маршем успел подойти у Обилешти к Мустафе-паше до соединения, стремительной атакой разбил его и вынудил отступить за Дунай.

За победу при Расевате (где русскими войсками командовал Багратион) Милорадович производится в генералы от инфантерии, что было заслуженной оценкой данного стратегического успеха. Тогда именно Милорадович сыграл решающую роль в достижении победы, и она явилась одной из важнейших в его полководческой биографии.

Небольшое местечко Расеват располагалось около Дуная в лощине между двумя крутыми скатами. Подходы к нему были сильно укреплены, и у турок был большой сектор обстрела для ведения концентрического огня по наступавшим. И действительно, когда к Дунаю подошли авангарды корпусов Милорадовича и Платова, то они сразу попали под плотный огонь. Одновременно османская конница попыталась нанести удар по правому флангу Милорадовича.

Все это заставило русские войска остановиться на высотах и занять оборону, не прекращая при этом перестроения войск из походного в боевой порядок (Милорадович разделил свой корпус на четыре каре, которые были выставлены на возвышенностях, а на фланги из авангарда поставил казачьи полки). Одновременно генерал с целью защиты своего правого фланга поставил туда гренадерский и гусарский полки, которые отбили кавалерийскую атаку и заставили турок отступить.

После отражения кавалерийской атаки османов Милорадович начал вести массированный артиллерийский огонь по турецким позициям, которым нанес противнику большие потери.

Багратион приказал Платову (выстроившему свой корпус в три колонны) занять вторую возвышенность и с этой позиции открыть артиллерийский огонь, а также направил войска с целью обойти город по дороге в Кузгун, что лишало османов единственного пути отступления.

После этого турецкая кавалерия начала поспешно отступать по горной дороге, а пехота – по низменности в направлении Силистрии.

Отступающих османов начала преследовать вся русская кавалерия. Остальные войска были направлены Багратионом для захвата турецких позиций у Расевата. Милорадович при этом находился в рядах Белорусского гусарского полка (его задачей было занятие укреплений на левом фланге), который действовал чрезвычайно энергично.

Турки уже, не оказывая никакого сопротивления, бежали, оставляя большое количество военного имущества и орудия.

В итоге 12-тысячное турецкое войско потеряло более четырех тысяч убитыми и более тысячи ранеными и пленными. В качестве трофеев было взято тридцать знамен и семь пушек. Русские потери составили всего менее двухсот человек.

В 1809 г. Милорадович берет штурмом Рущук, но вскоре покидает армию. Формально по состоянию здоровья, хотя существует версия, что у него начался конфликт с Багратионом (возможно, он был обижен тем, что после смерти князя Прозоровского не был назначен новым главнокомандующим).

В апреле 1810 г. Милорадович назначается киевским военным губернатором и пребывает в этой должности до конца лета 1812 г. Несмотря на то что в Киеве он был недолго, но, по единодушному свидетельству современников, сумел снискать искреннюю любовь и уважение всего местного общества, прославившись как губернатор лишь пышными балами.

После начала Отечественной войны император поручает Милорадовичу формирование резервных частей в районе Калуга – Волоколамск – Москва. С этим поручением он быстро и успешно справляется и со сформированным 15-тысячным корпусом, присоединяется 18 августа к главной армии в районе Гжатска.

Первым сражением Милорадовича в Отечественной войне была Бородинская битва, в которой он командовал правым флангом (заняв позиции, оставленные 2-й Западной армией), а затем арьергардом, прикрывавшим отступление основных сил.

Бородинская битва и действия в ней всех частей русской армии неоднократно подробно описаны и вряд ли имеет смысл делать это вновь. Лучше мы просто приведем, полное искренним восхищением свидетельство уже упоминавшегося Глинки о поведении Милорадовича в бою: «Вот он, на прекрасной, прыгающей лошади, сидит свободно и весело. Лошадь оседлана богато: чепрак залит золотом, украшен орденскими звездами. Он сам одет щегольски, в блестящем генеральском мундире; на шее кресты (и сколько крестов!), на груди звезды, на шпаге горит крупный алмаз… Средний рост, ширина в плечах, грудь высокая, холмистая, черты лица, обличающие происхождение сербское: вот приметы генерала приятной наружности, тогда еще в средних летах. Довольно большой сербский нос не портил лица его, продолговато-круглого, веселого, открытого. Русые волосы легко оттеняли чело, слегка подчеркнутое морщинами. Очерк голубых глаз был продолговатый, что придавало им особенную приятность. Улыбка скрашивала губы узкие, даже поджатые. У иных это означает скупость, в нем могло означать какую-то внутреннюю силу, потому что щедрость его доходила до расточительности. Высокий султан волновался на высокой шляпе. Он, казалось, оделся на званый пир! Бодрый, говорливый (таков он всегда бывал в сражении), он разъезжал на поле смерти как в своем домашнем парке; заставлял лошадь делать лансады, спокойно набивал себе трубку, еще спокойнее раскуривал ее и дружески разговаривал с солдатами… Пули сшибали султан с его шляпы, ранили и били под ним лошадей; он не смущался; переменял лошадь, закуривал трубку, поправлял свои кресты и обвивал около шеи амарантовую шаль, которой концы живописно развевались по воздуху.

Французы называли его русским Баярдом; у нас, за удальство, немного щеголеватое, сравнивали с французским Мюратом. И он не уступал в храбрости обоим».

Уже командуя арьергардом, Милорадович вступает в переговоры с Мюратом на аванпостах, чтобы добиться беспрепятственного отступления русской армии через Москву. Наполеоновский маршал был вынужден согласиться на это после следующего заявления Милорадовича: «В противном случае я буду драться за каждый дом и улицу и оставлю вам Москву в развалинах».

Воспользовавшись встречей, Мюрат попытался зондировать возможность заключения мира, но получил следующий ответ: «Сколько вы желаете мира, столько мы желаем продолжения войны; впрочем, если бы и император захотел, то русские не захотят, и вправду сказать, я на их стороне». Когда же король Неаполитанский сказал о необходимости «искоренения народных предрассудков», то услышал от своего визави следующие слова: «О, нет! Не в России, у нас народ страшен, он в ту же минуту убьет всякого, кто вздумает говорить о мирных предложениях».

Благодаря прикрытию со стороны Милорадовича, армия смогла потом перейти на старую Калужскую дорогу – постоянными нападениями на французские силы он не дал им возможности помешать этому главному кутузовскому маневру стратегического значения.

Когда армия Наполеона начала свой путь обратно из Москвы, Милорадович неоднократно проявлял свой полководческий талант. Так, он совершил, вызвавший восхищение главнокомандующего, молниеносный маневр на помощь Дохтурову и Раевскому под Малоярославец. В сражении под Вязьмой, благодаря Милорадовичу, французы были выбиты из города и понесли огромные потери.

Известный русский военный историк первой половины XIX века генерал-лейтенант Александр Михайловский-Данилевский (адъютант Голенищева-Кутузова во время Отечественной войны) так писал о действиях подчиненных Милорадовичу войск во время освобождения Вязьмы: «Милорадович… приказал Поль (генерал-майор Иван Поль, в то время шеф Каргопольского драгунского полка. – Авт.) атаковать одну французскую колонну. Пока вверенный ему Каргопольский полк, по чрезмерной усталости лошадей, медленно перебирался через рвы, Поль далеко опередил его, должен был один выдержать огонь всей неприятельской колонны. Лошадь его, пораженная многими пулями, упала: фуражка и шинель были во многих местах прострелены, но сам он остался невредим и успел сесть на другую лошадь, подведенную ему верным его конюшим. Все сие совершалось в нескольких шагах от неприятеля. Между тем подоспели каргопольцы, и французы, не выждав атаки, сложили оружие».

В итоге французы, благодаря действиям Милорадовича и Платова, потеряли в этом сражении более восьми тысяч человек, в то время как потери русских не превышали двух тысяч.

Прекрасно проявил себя Милорадович и в сражении под Красным, в результате которого отступающая наполеновская армия должна была сойти с главной дороги и идти по направлению к Днепру второстепенными дорогами. Это стоило ей значительных потерь военного имущества (в первую очередь брошенных пушек) и живой силы.

Согласно приказу Александра I, Милорадович самостоятельно освобождает от французов всю территорию Варшавского герцогства и овладевает Варшавой. За взятие Варшавы императором Милорадовичу были пожалованы вензеля на эполеты, в связи с чем главнокомандующий написал ему такие сроки: «Великие заслуги ваши столь много сблизили вас с всеавгустейшим императором нашим, что сие даруемое им вам преимущество находиться при особе его императорского величества сделалось необходимым для вас и для него».

В Заграничном походе Милорадович достигает не меньших успехов, за которые возводится императором в 1813 г. в графское достоинство.

После неудачного Лютценского сражения в апреле 1813 г. Милорадович три недели не давал возможности войскам Наполеона приблизиться к отступавшим русским и прусским войскам. В сражениях при Вальдгейме, Эндорфе, Носсене и Вильдсдруфе он неизменно отбрасывал наступавших французов, что так и не дало им возможности развить достигнутый при Лютцене успех и переломить в свою пользу ход кампании.

Отличился Милорадович и в мае 1813 г. в Бауценском сражении, где он командовал левым флангом. Хотя действия одного левого фланга, активно контратаковавшего наступавших французов, и не смогли повлиять на неудачный для русских войск исход боя, но позволили избежать полного разгрома.

С Бауценским сражением связана не только воинская доблесть Милорадовича, но и его высокое гражданское мужество. После Лютцена и Бауцена, когда стало очевидно, что главнокомандующий – генерал от кавалерии Петр Витгенштейн не справляется со своими обязанностями, он счел своим долгом лично поехать к своему боевому товарищу и прямо заявить ему об этом. Как об этом рассказывал сам Милорадович: «Я поехал поутру к графу Витгенштейну и сказал ему: зная благородный образ ваших мыслей, я намерен с вами объясниться откровенно. Беспорядки в армии умножаются ежедневно, все на вас ропщут, благо отечества требует, чтобы назначили на место ваше другого главнокомандующего. «Вы старее меня[2], – отвечал граф Витгенштейн, – и я охотно буду служить под начальством вашим или другого, кого император на место мое определит».

Император прислушался к мнению Милорадовича (у которого в этом деле не было и тени честолюбивых интересов, ибо он отказался от предложения Александра I самому возглавить армию), и новым главнокомандующим был назначен генерал от инфантерии Михаил Барклай-де-Толли.

Отличился Милорадович и в сражении под Кульмом в августе 1813 г., в котором наголову был разбит корпус под командованием дивизионного генерала Жозефа Вандама. В этом сражении, ставшим переломным моментом в Заграничном походе, Милорадович командовал войсками в ночь с первого на второй (он же и последний) день сражения.

Чтобы понять всю ожесточенность битвы и то, насколько непросто было русским войскам достигнуть победы, дадим ее описание непосредственным участником. Вот отрывок из дневника Павла Пущина: «Сражение под Кульмом. Французы атаковали наши аванпосты. С рассветом наша дивизия колоннами побатальонно отступила от Кульмских высот. Она остановилась при входе в ущелье, упираясь левым флангом в лесистые возвышенности. Здесь был получен приказ не отступать ни на шаг, так как главная армия, потерпев неудачу под Дрезденом, спешила нам на помощь через Теплиц. Этот приказ однако не так легко было исполнить. Мы имели дело с генералом Вандамом, у которого было 40 000 человек, а помощь, которую нам обещала главная армия, не могла скоро подоспеть, во-первых, потому что на нее наступал восторжествовавший неприятель, а во-вторых, ей нужно было пройти ущелье гор, отделяющих Саксонию от Богемии, 2-й корпус, сражавшийся в течение 5 дней, насчитывал уже очень мало людей, а наша дивизия в составе четырех полков тоже понесла большие потери. В общем наши силы не превышали 10000 человек.

Несмотря на это, мы немедленно перешли к нападению. Первая линия оборотилась лицом к неприятелю и налетела на французов, только что появившихся из ущелья на Кульмскую долину. Большая часть корпуса генерала Вандама находилась еще в ущелье, когда его авангард, не ожидавший вовсе этого нападения, был опрокинут и обращен в бегство. В то же время гвардейские егеря зашли в лес, находившийся от нас слева, и атаковали неприятельских застрельщиков с присущей им отвагой. Сначала они взяли перевес, но скоро их отвага должна была уступить численному перевесу. 3-й батальон семеновцев, находившийся во второй линии, послан был в подкрепление, он вошел в лес, вытеснил французов за мельницу, которую они занимали, но так как французские стрелки, стараясь захватить верхушку возвышенности, обходили наш левый фланг, то 1-я рота семеновцев его величества зашла в лес, и равновесие установилось настолько, что к 12 часам 3-й батальон мог снова выйти из леса и остановился на опушке в резерве.

В промежуток этого времени французы, оправившись от первой неожиданности, почти все вышли из ущелья на равнину и атаковали центр наших позиций превосходящими силами. С этого момента вся пехота была в деле. В резерве оставались только две роты имени его величества – одна преображенцев и одна семеновцев. Полки Кавалергардский и Конногвардейский, прибывшие в это время, заняли позиции на крайнем правом фланге и находились за оврагом, единственной защитой на этом крыле.

Это был ужасный момент.

После геройской защиты численный перевес французов начал брать верх. Егеря отступали по всей линии равнины, и неприятель завладел окончательно деревнями, которые занимал наш центр, наступал повсюду, кроме леса, где его успехи были не так значительны. В это время прибыл на поле сражения генерал Дибич и во главе нескольких эскадронов гвардейских уланов и драгун атаковал с беспримерной стремительностью неприятельские колонны. Французы побежали, наша пехота перешла в наступление и быстро кинулась вперед. Это был сигнал к полному расстройству неприятельской армии, которая бежала к своим резервам и не посмела больше наступать в течение всего дня.

В лесу, на нашем левом фланге, неприятель снова взял мельницу; меня послали с двумя ротами 3-го батальона в помощь егерям, чтобы отобрать мельницу. Я это скоро исполнил, лишившись тем не менее нескольких офицеров.

Было 6 часов вечера, я оставался в лесу до 10 часов, но французы даже не показали вида о намерении что-либо предпринять серьезное, довольствуясь тем, что время от времени давали несколько ружейных выстрелов ради забавы. Первым подкреплением нам явился генерал Пышницкий с несколькими батальонами пехоты и с 3-м корпусом. Они меня сменили в лесу. Я присоединился к батальону, который со всей дивизией направился на ночлег в Собохлебен.

18-го с рассветом опять раздались пушечные выстрелы. 3-й корпус занял 1-ю линию, а первая гвардейская дивизия – 2-ю. К 10 часам утра прибыла на поле сражения 2-я гвардейская дивизия, и, увидев Николая, я очень обрадовался. Венгерская пехота подоспела к ним почти в то же время. 3-й корпус атаковал французов, и ровно в полдень они бежали. Кавалерия их преследовала. Генерал Вандам, 80 пушек и много пленных были в наших руках. Победа была полная. Мы расположились бивуаками на поле сражения».

Следующим триумфом Милорадовича стала великая Битва народов под Лейпцигом в октябре 1813 г., о которой он сказал так: «Эта канонада громче Бородинской». Лучше ее трудно охарактеризовать – это было самое ожесточенное сражение Заграничного похода.

Интересное описание Битвы народов содержится в дневнике Пущина. Несмотря на свою краткость, оно позволяет ощутить саму атмосферу сражения, дух победоносных русских войск, гордостью которых был Милорадович (командовавший в битве гвардейскими частями): «5, 6 и 7 октября. Воскресенье – вторник.

Проснувшись довольно поздно на том же месте, я очень удивился. Действительно, наш корпус не двигался целый день, и французы не делали никаких попыток. Они готовились дать сражение, и все наши армии соединились в долинах Лейпцига. Армия наследного шведского принца и армия генерала Бенигсена вошли в первую линию и заняли позиции на правом фланге. В понедельник, в 10 часов утра, атаковали французов превосходящими силами. Они были совершенно уничтожены, ни одно их ядро не долетало до нас, находившихся в резерве. Мы наступали без выстрелов. О других нельзя того же сказать, им досталось-таки хорошо. Французы особенно ожесточенно сражались в деревне Конневиц, которую они обороняли для прикрытия своего отступления, так как они сражались уже не в целях одержать победу, а защищаясь. Огонь прекратился лишь с наступлением ночи. Наш корпус ночевал в недалеком расстоянии от Конневица.

В ночь с понедельника на вторник неприятель выдвинул все свои посты, занимаемые им между г. Лейпцигом и нашими линиями, а на рассвете его арьергард был атакован у ворот и в предместьях города. Наш корпус, помощь которого уже не была нужна, получил приказ двинуться на Пегау, но я, не имея батальона для командования, так как из 3-х батальонов мы сформировали только 2, лично отправился в Лейпциг и вступил в него с первыми нашими колоннами, разбившими арьергард Наполеона, армия которого совершенно отступала. Жители Лейпцига встретили нас восторженно с выражением неподдельной радости, и я долго бродил по улицам города в свое удовольствие, наслаждаясь ласковым приемом, нам оказанным.

Король саксонский, все верный Наполеону, признан военнопленным. Несмотря на насильственное завладение всего его королевства, он никогда не хотел примкнуть к союзу. Французский маршал князь Понятовский, командовавший наполеоновским арьергардом, был убит утром. Это было упование Польши.

Вторично французская армия уничтожена».

А о том, как действовала гвардия под командованием Милорадовича, свидетельствует доклад Милорадовичу будущего героя Кавказских войн генерал-лейтенанта Алексея Ермолова: «Огонь начался жесточайший. Лейб-гвардии Егерский и Финляндский полки, с неимоверной храбростью сражающиеся, уступали уже превосходному неприятелю. Стрелки уже угрожали артиллерии нашей. Сильный с батарей огонь загорелся с обеих сторон. Сквозь град ядер проводил я лейб-гвардии Гренадерский полк к деревне Госса и с удивлением видал равнодушие к опасностям молодых людей, большей частью полк сей составляющих. Генерал-майор Желтухин, впереди полка мужеством своим и хладнокровием ободряя, ударил в штыки. Лейб-гвардии Егерский и Финляндский полки стремительно ворвались в средину неприятеля. Санкт-Петербургский и Таврический гренадерские полки, с отличным мужеством им содействовавшие, много способствовали, и в мгновение деревня была во власти нашей. Ничто не остановило храбрые полки наши. По телам неприятеля дошли они до его линий. Уже свезены были его батареи. На полверсты вперед подались цепи стрелков наших. Приближающаяся ночь заставила меня отозвать стрелков ближе к деревне; расстроившиеся полки велел я собрать в резервы. Лейб-гвардии Гренадерский и Павловский полки расположить в деревне, и сражение кончилось».

Чрезвычайно показательный факт – Милорадович после Битвы народов обратился к императору с необычной просьбой. Кавалер высшей награды России – ордена Святого апостола Андрея Первозванного – попросил разрешения носить чисто солдатскую награду – простой серебряный крест на георгиевской ленте. Александр I согласился на это со словами: «Носи его, ты – друг солдат».

Дальше Заграничный поход приносил Милорадовичу одни победы – Арси-сюр-Об, Бриенн, Фер-Шампенуаз и, наконец, победное вхождение в Париж.

После возвращения в Россию Милорадович командует гвардией, а потом становится столичным генерал-губернатором.

И именно в Санкт-Петербурге, а не на полях многочисленных сражений настигла Милорадовича смерть от пули и штыка. В день мятежа декабристов он поскакал на Сенатскую площадь с целью уговорить выступивших прекратить мятеж и вернуться в казармы. Генерал-губернатор проскакал до середины площади и обратился к выстроившимся войскам с вопросом: «Скажите, кто из вас был со мной под Кульмом, Лютценом, Бауценом?»

Когда в ответ воцарилось напряженное молчание, то Милорадович воскликнул: «Слава Богу, здесь нет ни одного русского солдата!»

Главари мятежа поняли, что, еще немного и приведенные ими обманом, войска могут выйти из повиновения. Поэтому они решили подло расправиться с боевым генералом, популярность которого среди солдат была огромной. Подбежавший Каховский выстрелил ему в спину из пистолета (ярко характеризует мятежников то, что пуля была с насечкой и действовала как разрывная), а Оболенский, когда Милорадович упал на землю, нанес удар штыком. Тяжелораненого генерал-губернатора унесли с площади и отвезли в манеж Конногвардейского полка.

Умирая, Милорадович успел увидеть извлеченную врачом из раны пулю (пробившую легкое и застрявшую под правым соском), и у него с облегчением вырвались слова: «Слава Богу, это пуля не ружейная, не солдатская. Теперь я совершенно счастлив». Ничто уже не могло спасти героя многих сражений от смерти, и в три часа ночи генерала не стало.

Похоронен был погибший, как воин на посту, генерал-губернатор в Александро-Невской лавре. На надгробии его была помещена следующая надпись: «Здесь покоится прах генерала от инфантерии всех российских орденов и всех европейских держав кавалера графа Михаила Андреевича Милорадовича. Родился 1771-го года октября 1-го дня. Скончался от ран, нанесенных ему пулей и штыком на Исаакиевской (на Сенатской, но ближе к Исаакиевскому собору. – Авт.) площади декабря 14-го дня 1825-го года в Санкт-Петербурге».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.