Борьба в небе Севастополя
Борьба в небе Севастополя
Более пристального изучения заслуживает противоборство в небе над самим Севастополем. Хотя большее внимание в тот период уделялось действиям по непосредственной поддержке войск, командование IV авиакорпуса не упускало шансов нанести потери кораблям и судам Черноморского флота в ходе эвакуации из портов Крыма. Так, 30 октября немецкая авиация потопила в порту Евпатории транспорт «Ураллес» (2598 брт) и сторожевой катер СКА № 045, 2 ноября у м. Ай-тодор — тральщик «Т-504», 4 ноября в Керчи — гидрографическое судно «Гидрограф» и транспорт «Рот-фронт» (1148 брт). Наносились удары и по портам Кавказа, которые на тот момент средствами ПВО практически не обладали. 2 ноября в результате налета 15 «юнкерсов» на Новороссийск серьезные повреждения получил новый крейсер «Ворошилов», танкеры «Куйбышев», «Вайен Кутурье», транспорт «Чапаев». Подобная активность бомбардировщиков люфтваффе, с одной стороны, а также переключение находившихся в районе Севастополя зенитной артиллерии и основной массы истребителей на борьбу с наземными целями, с другой стороны, оставляли немцам неплохую возможность настолько затруднить работу севастопольского порта, что крах обороны мог бы наступить по причине нехватки боеприпасов и пополнений.
Как же организовывалось прикрытие севастопольского порта? Главную роль в нем практически до конца обороны города играла 4-я эскадрилья (с февраля 1942 г. — 2-я) 8-го иап капитана И. Г. Чеснокова, вооруженная самолетами И-153. Эскадрилья практически весь период базировалась на аэродроме Херсонесский маяк (за исключением периодов с 3 по 8 ноября и с 1 по 4 декабря). Достаточно сказать, что за период с ноября 41–го по июнь 42-го летчики подразделения провели 432 воздушных боя (в том числе 287 с «мессершмиттами»), в результате которых доложили об уничтожении 13 бомбардировщиков и 5 истребителей противника. Естественно, эти показатели могли бы быть много большими, если бы эскадрилья была вооружена истребителями новых типов. В промежутках между вылетами на сопровождение ударных самолетов ПВО базы усиливали 1 и 5-я эскадрильи 32-го иап на «мигах» и «яках». 1-й эскадрильей командовал капитан Дмитрий Кудымов, 5-й — старший лейтенант Михаил Авдеев, но в начале обороны Севастополя его во главе группы из 14 летчиков отправили в тыл для перегонки новой авиатехники. На долю истребителей новых типов, несмотря на то что они сделали гораздо меньше вылетов, пришлось около половины воздушных побед.
По разработанным правилам прикрытие севастопольского порта одновременно должны были осуществлять от двух до четырех пар истребителей, эшелонированных по высотам в диапазоне от двух до шести тысяч метров. Кроме того, для усиления патруля назначались еще одна — две пары, находившиеся в готовности к немедленному взлету на земле. На практике даже такой, прямо скажем, небольшой наряд сил удавалось выделить крайне редко. Очень часто получалось, что количество атакующих советских истребителей заметно уступало числу немецких бомбардировщиков. Поскольку «чайки» не имели радиостанций, управлять их действиями на первых порах пытались выкладыванием полотнищ на земле — так, как это было предусмотрено довоенными уставами. Этот способ показал свою полную бесполезность, поскольку если нижняя пара еще могла что-то разглядеть, то верхние — точно нет. В конечном итоге все И-153 были дооборудованы радиостанциями силами техников из авиамастерских. Практически бесполезной оказалась в тот период радиолокационная станция РУС-2. Данные от нее передавались в штаб ПВО, но он перехватчиками не командовал (все истребители подчинялись исключительно штабу сухопутной авиагруппы) и связи с ними не имел. Кроме того, в условиях активной деятельности своей и вражеской авиации по наземным целям на расположенной вблизи линии фронта выделить группы немецких бомбардировщиков, идущих именно на бомбардировку порта, оказалось совсем не просто. Плохим на первых порах было и взаимодействие с зенитчиками, которые зачастую открывали огонь в тот момент, когда истребители готовились к атаке. Все это привело к тому, что деятельность советской авиации по защите севастопольского неба оказалась не слишком успешной. Вот краткая хроника событий:
1 ноября немецкая авиация (до 40 самолетов, включая обеспечивающие истребители) днем и вечером дважды бомбила корабли в порту. Получили повреждения тральщик «Т-405» и сторожевой катер СКА № 0140, погибли 6 и получили ранения 38 человек. Истребители по непонятной причине не оказали никакого противодействия нападавшим, но зенитчики доложили о сбитии одного Ju-87 и одного Bf-109.
Днем 2 ноября с аэродрома Бельбек на Херсонесский маяк перелетела часть 9-го иап, укомплектованного истребителями новых типов. Это позволило резко увеличить эффективность воздушной обороны. В тот день немецкая авиация десять раз небольшими группами атаковала город и порт, разрушив малярный цех судоремонтного завода и пять жилых домов. Корабли не пострадали. Погибли 9 мирных граждан, 41 человек получил ранения. Это не осталось безнаказанным. Лейтенант Катров из 9-го иап доложил о сбитии одного Ju-88, совместно с лейтенантом Елохиным — одного Bf-109. Старший лейтенант Ципалыгин из 8-го иап, летавший на «чайке», сбил Ju-88, летчики Максимов и Менаев по одному Fw-200 (очевидно, под ними подразумевались Не-111), Спиров — один поплавковый самолет неустановленного типа. Немцы подтверждают потерю как минимум одного Ju-88 из эскадрильи 7/KG 51, причем два члена его экипажа пропали без вести, а два других — погибли.
Германское командование учло этот урок, вследствие чего на следующий день над Севастополем появилось только два «юнкерса», сбросивших бомбы с большой высоты на аэродром Херсонесский маяк. В дальнейшем при налетах на порт и аэродром немецкие бомбардировщики придерживались следующей тактики: заходы делались с разных направлений со стороны моря (т. е. начиная с северо-западного до юго-западного). Высота бомбометания в хорошую погоду составляла 3000—4000 м, в пасмурную — до 1000 м. Следует отметить, что наибольшую активность немецкая авиация проявляла именно в пасмурные дни, причем большинство налетов осуществлялось не более чем составом одной эскадрильи и строилось на принципе достижения внезапности. Если раньше немцы атаковали базу последовательно идущими эшелонами ударных машин, что весьма упрощало организацию противодействия, то теперь интервалы между ударами могли быть любыми.
4 ноября германское командование предприняло попытку подавить советскую авиацию на аэродроме Херсонесский маяк сравнительно сильным ударом. В 11.39 над аэродромом появились девять Ju-88, которые были встречены воздушным патрулем, к которому быстро присоединились поднятые по тревоге истребители. В результате воздушного боя и преследования десять советских пилотов доложили о сбитии двух «юнкерсов» и подбитии еще трех. Немецкая сторона этих потерь не подтверждает, но в течение двух последующих дней налетов на Севастополь не было. Летали только разведчики, причем один из них 7 ноября был перехвачен и сбит парой «мигов» (ст. лейтенант Карасев и мл. лейтенант Иванов).
Советская сторона оценивала общий итог первого периода боев в свою пользу. В уже цитировавшемся донесении Н. А. Острякова С. Ф. Жаворонкову действия авиации СОРа характеризовались следующим образом:
«С 1 по 6 (ноября. — М. М.) сожгли и уничтожили на аэродромах 44 самолета. Все ответные атаки противника по нашим аэродромам не повредили ни одного самолета. Есть несколько человек убитых и раненых. Все наши действия по войскам и аэродромам противника и прикрытие транспортов встречают сильное сопротивление со стороны истребительной авиации противника.
В произошедших воздушных боях с 1 по 6 нашими истребителями сбит 21 самолет, наши потери — 15 самолетов.
Большое количество вылетов произведено на разведку, по задачам армейского командования. Авиация, базирующаяся на Кавказе, действует по войскам противника в районе Керченского полуострова. Последние дни большая часть вылетов всей авиации ЧФ производилась на бомбометание и штурмовые действия по войскам противника».
Как бы ни был доволен Остряков действиями своих подчиненных, обстановка требовала принятия целого ряда мер разного плана. В первую очередь было необходимо приспособить авиацию СОРа к требованиям длительной обороны базы. 8 ноября из-за приближения войск противника к юго-восточным рубежам обороны Севастополя и начавшегося артобстрела в очередной раз пришлось перебазировать авиацию. Все легкомоторные самолеты, ранее находившиеся на аэродроме Байдары, перелетели на новую летную площадку Куликово поле. Она находилась на юго-западной окраине города, причем при ее создании пришлось разбирать трамвайную линию Севастополь — Балаклава. Истребители 62-й авиабригады, действовавшие с аэродрома Чоргунь, перелетели на Херсонесский маяк, которому суждено было стать главным аэродромом СОР. Михаил Авдеев так вспоминал сложившуюся там обстановку:
«В начале войны Херсонесский маяк можно было разглядеть в хорошую погоду далеко с моря и воздуха. Взлетал я с аэродрома для барражирования над главной базой и видел на самом краю мыса выбеленный солнцем маленький столбик. Вернее, даже не столбик, а белый на фоне темного моря штришок. Столбиком он выглядел, когда мы подлетали к Севастополю. Теперь маяк в глаза не бросался, он был закамуфлирован — покрашен грязно-зелеными, бурыми и бледно-желтыми пятнами под цвет берега. Мы обратили на него внимание, лишь подлетая к Казачьей бухте, таким невзрачным выглядел он в маскировочном наряде, да еще в пасмурный день.
Аэродром на полуострове тоже назывался Херсонесский маяк. Собственно, аэродром — это громко сказано: обыкновенная посадочная площадка. По сторонам взлетного поля торчали в зарослях мелкого кустарника и бурьяна огромные глыбы камня. Вдоль Казачьей бухты и по берегу моря с севера я увидел рассредоточенные истребители самых различных типов. К югу от маяка, в направлении 35-й батареи, пристроились на побережье штурмовики и бомбардировщики. И всюду люди, люди. Бескозырки, белые и красные платочки. Платочков больше. Женщины Севастополя и краснофлотцы ворочали камни — расширяли летное поле, рыли для самолетов капониры, сооружали землянки для летчиков и техников, командные пункты, подземные хранилища».
Все эти земляные работы были развернуты только после назначения на должность командующего ВВС Н. А. Острякова. Особенно важное значение имело сооружение капониров — заглубленных и обвалованных с трех сторон земляной насыпью индивидуальных самолетных стоянок. Выходы из них располагались на северо-запад — в направлении, противоположном артиллерийскому обстрелу. Сверху каждый капонир затягивался маскировочной сетью. В таком укрытии самолет мог пострадать только в результате прямого попадания авиабомбы или снаряда. Даже несмотря на то что аэродром находился на самой удаленной к западу точке севастопольского района, расстояние до линии фронта от него составляло всего 20 километров. 9 ноября он впервые подвергся артиллерийскому обстрелу, который продолжался до последних дней обороны.
Периодически совершались и авиационные налеты. Особого ущерба они в тот период не наносили, но командующий ВВС ЧФ предусмотрел меры и на этот случай. Сразу после начала войны для защиты Севастополя от налетов со стороны моря на судоремонтном заводе взялись за изготовление плавучей несамоходной зенитной батареи. Ее корпусом стал учебный отсек линкора типа «Советский Союз» длиной 50 и шириной 30 метров. На нем установили четыре 76-мм и три 37-мм зенитных орудия, три крупнокалиберных пулемета, оборудовали жилые помещения для экипажа. 3 августа батарея вошла в состав Черноморского флота под названием «Плавучая зенитная батарея № 3». Первоначально ее установили в 4 километрах от берега, но практика показала, что в условиях волнения точность огня орудий оставляет желать много большего. 130 моряков экипажа скорей всего передали бы в морскую пехоту, если бы Остряков не предложил использовать батарею для защиты херсонесского аэродрома. Ее отбуксировали в защищенную от ветра и волн Казачью бухту, где батарея себя сразу же хорошо зарекомендовала и получила неофициальное название «Не тронь меня». За время обороны Севастополя она, по отечественным данным, сбила 22 немецких самолета.
Понятно, что в условиях постоянных бомбежек и артобстрелов любой самолет, не поставленный в капонир, подвергался риску немедленного уничтожения. Поскольку укрытий не хватало, в тот же день скрепя сердце Остряков распорядился отправить на Кавказ главные силы 32-го иап (пять МиГ-3, четыре ЛаГГ-3, один Як-1, восемь И-16 и три И-153) и два Ил-2 18-го шап. Часть наиболее зарекомендовавших себя летчиков части, переученных на новую технику, была временно причислена к 9-му иап. После этого численность авиагруппы СОРа сократилась примерно до 100 самолетов. Управление ею попрежнему осуществлял непосредственно штаб ВВС ЧФ, находившийся в Севастополе. Для управления частями на Кавказе еще в начале ноября был создан «походный штаб ВВС ЧФ», дислоцировавшийся в Новороссийске. Туда же к 18 ноября перебазировалось из Севастополя и большинство отделов штаба ВВС, за исключением части оперативного отдела. С этого момента авиация ЧФ фактически имела два штаба: один в Новороссийске, отвечавший за действия ВВС с кавказских аэродромов под руководством заместителя командующего генерал-майора В. В. Ермаченкова, и второй в Севастополе, руководимый самим Остряковым. Непосредственно за работу штабов отвечали начальник штаба ВВС ЧФ полковник В. Н. Калмыков и его заместитель майор Савицкий соответственно.
Севастопольский штаб ВВС находился по соседству со штабом и Военным советом СОРа, который отвечал за все вопросы, связанные с обороной города. За его оборону на суше отвечал штаб заместителя командующего СОРом по сухопутной обороне — командующего Приморской армией генерал-майора И. Е. Петрова. С ним Остряков тоже установил тесную связь и, хотя не был непосредственно подчинен по службе, с готовностью выполнял все заявки Приморской армии на непосредственную поддержку и воздушную разведку.
Поскольку к тому моменту в Севастополе скопилось множество эскадрилий от различных частей, возникла необходимость в организации единого управления ими. 7 ноября Остряков отдал приказ о создании управлений двух нештатных авиационных групп: сухопутной на базе управления 8-го иап (полковник К. И. Юмашев) и морской на базе управления Особой морской авиагруппы ВВС ЧФ (майор И. Г. Нехаев). Это мероприятие намного упростило вопросы организации совместной боевой работы самолетов из разных полков, задачи между подразделениями стали распределяться намного оптимальней.
Боевое управление стало осуществляться следующим образом: каждый вечер в севастопольском штабе ВВС составлялся план боевых действий на сутки, который в части касаемой доводился до штабов сухопутной и морской групп. В «Материалах по опыту боевой деятельности 6-го гиап за 1941 — 1942 гг.» (8-й иап был преобразован в 6-й гиап приказом от 3.4.1942) указывалось: «Все боевые распоряжения в штаб сухопутной авиагруппы поступали в виде боевой задачи на день, причем конкретно задача ставилась только истребителям и разведчикам и иногда бомбардировщикам, штурмовикам же с рассвета назначалась 20-минутная готовность к вылету». Их вылет производился либо по заявкам Приморской армии, либо по решению самого Острякова, принятому на основании данных воздушной разведки. Более тщательно готовились удары по аэродромам противника — для них в штабе ВВС детально разрабатывался план действий, включая мероприятия по достижению внезапности, состав выделяемых сил, проводился предполетный инструктаж ведущих.
Использование самолетов морской авиагруппы носило более стабильный характер. Фактически они решали только две задачи: вели ближнюю разведку в морском секторе днем и бомбардировали населенные пункты в районах сосредоточения немецких войск ночью. Гидросамолеты базировались на бухту Матюшенко в Северной бухте, которая была еще ближе расположена к линии фронта, чем Херсонесский маяк, и также периодически подвергалась артиллерийскому обстрелу. Из-за этого большая часть МБР-2 постоянно пребывала в ремонте, а суточное количество их вылетов оставалось незначительным.
Раньше мы уже описывали проблемы, с которыми приходилось сталкиваться нашей авиации при попытке оказать поддержку войскам на линии фронта. Остряков энергично взялся за их решение. Во-первых, он заставил всех командиров и заместителей командиров эскадрилий, летавших в качестве ведущих групп, тщательно изучить начертание линии фронта и расположение основных наземных ориентиров вдоль линии фронта. Сделать это было не так уж сложно, поскольку к моменту окончания первого штурма периметр сухопутной обороны сократился примерно с 46 до 35 километров. Во-вторых, он добился того, чтобы требования летчиков стали выполняться наземными частями. Если в первых распоряжениях генерала Петрова по Приморской армии вообще не говорилось о действиях авиации, то в ночь на 16 ноября в отданном войскам СОРа боевом приказе впервые указывалось:
«… 11. ВВС с утра 16/XI-41 штурмовыми и бомбовыми ударами подавить подходящие резервы противника в районе Кучук-Мускомья, Варнутка и боевые порядки пехоты на рубеже 386,6— «родн», что южнее выс. 440,8.
12. Всем частям для обозначения своего переднего края при действиях нашей авиации выкладывать белые полотнища».
С этого момента авиация СОРа получила возможность оказывать наиболее действенную поддержку наземным войскам, нанося удары непосредственно по атакующим цепям противника.
В жестоких оборонительных боях огромное значение имела разведка. Только она могла помочь командованию определить, где противник собирается нанести очередной удар, где следует сосредотачивать резервы. К началу обороны в наших ВВС она находилась на весьма низком уровне. Числившиеся разведчиками гидросамолеты МБР-2 использовать по основному назначению над сушей было равносильно самоубийству — они становились легкой добычей «мессершмиттов». Авиация флота абсолютно не располагала сухопутными скоростными разведывательными машинами с фотооборудованием, что заставляло использовать для этих нужд обычные истребители. Качество такой разведки напрямую зависело от наблюдательности пилота, умения его правильно идентифицировать наземные цели и оказываемого противодействия, а оно, как правило, оказывалось весьма интенсивным. В результате противнику не раз удавалось наносить внезапные удары на неожиданных направлениях и теснить защитников. Прибывшие резервы пытались восстановить положение, что с учетом прекрасного взаимодействия немцев со своей авиацией и артиллерией удавалось довольно редко. В ходе контратак советская сторона несла серьезные потери. Такое положение дел становилось нетерпимым и заставило взяться за воздушную разведку всерьез.
Первыми для ее нужд попытались приспособить истребители новых типов, но их было очень мало, к тому же их старались использовать для воздушного боя. В конечном итоге решили так: разведку аэродромов, железнодорожных станций и шоссе в глубине полуострова будут вести обычные Пе-2 визуальным способом, а разведку позиций противника на тактическую глубину — оснащенные фотоаппаратурой И-16.
«В первых числах декабря, — писал в своих мемуарах К. Д. Денисов, — меня вызвал командир полка подполковник К. И. Юмашев и сказал:
— По моему предложению, утвержденному командующим ВВС, необходимо на двух И-16 установить аэрофотосъемочный аппарат «АФАИ-3» для фотографирования объектов противника. Подберите четыре-пять лучших летчиков, организуйте обучение их пользованию аппаратурой, методам аэрофотосъемки и подготовьте к вылетам на разведку до 6 декабря.
— Срок слишком жесткий, — усомнился было я. — Дело-то ведь для нас совершенно новое.
— На войне специального времени по нашим заявкам противник не выделит, — парировал командир полка. — Здесь кто быстрее отреагирует на изменения обстановки, тот и победит. А что касается новизны, то ведь, когда было нужно, научились вы и ваши подчиненные действовать по наземным целям, как заправские штурмовики. Так что начните с выявления людей, знакомых с аэрофотоаппаратурой у себя, а я узнаю, нет ли таких специалистов в других эскадрильях, в мастерских».
Задание командования было выполнено точно и в срок. Следует подчеркнуть, что все подобные вылеты были сопряжены с большим риском. Для успешного фотографирования аппаратом «АФАИ-3» высота полета не должна была превышать 200 м, причем пилоту приходилось лететь на такой высоте прямым курсом от 3 до 5 километров параллельно линии фронта в ближайшем тылу противника. При этом самолет подвергался обстрелу из всех видов оружия, исключая разве что пистолеты. Выполнение таких заданий требовало незаурядного мужества. Один из лучших пилотов-разведчиков 3-й эскадрильи лейтенант Николай Сиков писал во флотской газете: «При фотографировании нельзя маневрировать даже тогда, когда самолет получает пробоины. Если появляются истребители противника, съемку следует продолжать, пока они не займут положение для атаки. Только после этого можно вступить в бой или скрыться в облачности».
Таким образом, не приходится сомневаться в том, что в результате активной деятельности нового командующего ВВС ЧФ Н. А. Острякова эффективность действий советской авиации заметно выросла, даже несмотря на то, что ее численный состав заметно сократился.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.