Глава четвертая Театр одного актера

ЦРУ о контроле наружного наблюдения КГБ

КГБ, как показали события, не был в курсе всех технических возможностей американцев по перехвату и контролю радиопередач службы наружного наблюдения во время ареста Марты Петерсон (1977 год). Разработка обнаруженного КГБ у Марты Петерсон радиоприемника с кодовым названием SRR-100 началась в ЦРУ в первой половине 1970-х годов, после того как офицер-техник ЦРУ в Москве перехватил радиопереговоры КГБ на ранее выявленных частотах и сопоставил переговоры с перемещением американского персонала. После этого резидентура ЦРУ в Москве организовала серию выездов своих оперативников по заранее запланированным маршрутам, чтобы расшифровать радиопереговоры наружного наблюдения КГБ. Настраивая свои радиоприемники, сотрудникам ЦРУ удалось идентифицировать сигналы и сделать записи радиопередач, а затем отпечатать на принтере картину размещения частот КГБ.

Упаковки с радиоприемниками SRR-100 были достаточно маленькими, чтобы можно было спрятать их под верхней одеждой. Офицер мог фиксировать время в случае необходимости, нажимая особую кнопку, когда он выходил на улицу, затем пять минут спустя и когда поворачивал за угол. Анализ расположений офицеров в городе был сопоставлен с радиопереговорами наружного наблюдения, чтобы определить, когда и за кем была слежка и какая частота при этом использовалась.

Через некоторое время была составлена картина интенсивности и типа слежки, с которой сталкивались американцы, а также представление о том, как КГБ координировал свои усилия. Так появилась модель определения стандартной процедуры КГБ и был проведен детальный анализ типов поведения американцев, которые привлекают к себе внимание КГБ. Перехват показал, что в радиопереговорах КГБ было совсем не много комбинаций терминов и чисел. Например, произносимое в эфир число «двадцать один» означало, что «объект в моем поле зрения», в то время как другие кодовые выражения обозначали определенных людей или их действия. Короткие радиопереговоры и даже отдельные слова могли указывать на слежку, в то время как продолжительная тишина в эфире являлась надежным признаком ее отсутствия.

ЦРУ обнаружило, что служба наружного наблюдения может следовать за объектом, разбившись на несколько бригад. Одна бригада вела наблюдение открыто и даже демонстративно, в то время как вторая бригада действовала противоположным образом. Иногда сотрудники службы наружного наблюдения использовали переодевание, чтобы избежать расшифровки, иногда меняли цвет и модели автомобилей.

Наблюдение могло быть организовано со стационарных постов, расположенных в жилых домах или учреждениях. Существовали «теплые комнаты», обогреваемые в зимние месяцы, где свободные от слежки сотрудники наружного наблюдения могли переодеться и где находилась резервная группа офицеров. Это означало, что наружное наблюдение могло появится или исчезнуть практически в любое время. Главным условием для проведения оперативного мероприятия ЦРУ было уверенное определение того, кто и когда был свободен от слежки хотя бы на короткий период.

Теперь для того чтобы использовать результаты радиоперехвата, оперативно-технической службе ЦРУ необходимо было сконструировать закамуфлированное скрытое устройство радиоперехвата — так появился радиоприемник SRR-100. Первые модели SRR-100 могли контролировать только одну частоту. Затем появился двухканальный кварцевый приемник, а вслед за ним было сконструировано многоканальное устройство радиоперехвата, чтобы держать под контролем все известные частоты радиосвязи службы наружного наблюдения КГБ. Сканирующий приемник БЯК-100 сделали достаточно маленьким, чтобы его можно было носить скрытно под одеждой и зимой и летом, не привлекая к нему внимания.

Для обеспечения скрытного использования прибора ученые сконструировали «индукционную петлю», которая размещалась вокруг шеи под одеждой и соединялась с приемником, висевшим на плечевом ремне под мышкой. Петля служила антенной для приемника перехвата частот наружного наблюдения КГБ и одновременно работала как передающая антенна для крохотного приемника наушника, размещавшегося в ухе. Для маскировки наушника на основе фотографий ушей оперативных сотрудников изготавливались силиконовые уши. Каждый оперативный сотрудник ЦРУ получал по два комплекта ушей, окрашенных в его индивидуальный цвет кожи, — два для правого и два для левого уха.

Сотрудникам московской резидентуры пришлось вооружиться терпением, чтобы изучать обстановку неделями и месяцами, подготавливая основу для планирования и проведения мероприятий. В итоге американцы научились не только контролировать наличие наружного наблюдения, но и идентифицировать местоположение и действия бригад. Теперь оперативный сотрудник мог, двигаясь по улице, контролировать радиопереговоры КГБ и точно знать, действительно ли он под наблюдением.

Главный вывод, который американцы для себя сделали, — система слежки КГБ несовершенна, и, даже находясь под наблюдением, они иногда могли исчезать ненадолго, не вызывая беспокойства «наружки». Например, оперативник, одетый как типичный советский гражданин, мог без труда смешаться с толпой на несколько минут, а затем снова появиться в поле зрения наружного наблюдения. Но для таких опасных маневров оперативный сотрудник должен был двигаться по заранее отработанному маршруту так, чтобы короткое исчезновение служба наружного наблюдения сочла собственным недосмотром.

«Чистая щель» и глубокие прикрытия

Операция «Чистая щель» — детище Бартона Ли Гербера, возглавлявшего резидентуру ЦРУ в Москве с 1980 по 1982 год. Гербер обратил внимание, что его офицеры практически лишены возможности покидать здание посольства незамеченными. Каждый раз за ними следовали сотрудники КГБ. Зато несколько человек, занимавших невысокие посты в Госдепартаменте, могли ходить, куда им вздумается. Одна из причин, почему КГБ всегда знал за кем следить, заключалась в том, что сотрудники Управления, будучи старшими офицерами, уже успели послужить где-то за рубежом, при этом нередко занимаясь вербовкой советских граждан. У КГБ имелись на них толстенные досье еще до их приезда в Москву.

Гербер решил, что новичка с Фермы (учебный Центр ЦРУ), никогда не бывшего за границей, будет вычислить намного сложнее, особенно если он будет занят полный рабочий день в Госдепартаменте и ему прикажут избегать помещения резидентуры ЦРУ в посольстве США в Москве. В довершение ко всему о нем будут знать лишь коллеги из Управления и сам посол. Использовать же его станут только при крайней необходимости — когда шефу резидентуры понадобится, чтобы кто-то покинул посольство без «хвоста».

Начальство отнеслось к предложению Гербера со скепсисом. Они не желали посылать в Москву новичков. Более того, им была ненавистна сама мысль о том, что сотрудник ЦРУ будет работать полный рабочий день на Госдепартамент. Однако в результате Гербер одержал победу, и в конце 1981 года в Москву был направлен офицер в соответствии с проектом «Чистая щель».

В начале 1982 года московская резидентура начала менять традиционную тактику работы оперативных сотрудников, предполагавшую отработку всех деталей операций. Стал реализовываться план Гербера. Для этого резидентуре потребовались новые люди — «глубоко законспирированные» оперативники, находящиеся полностью вне поля зрения КГБ. Им следовало оставаться «невидимками» на протяжении всего времени службы. Нужного эффекта предполагалось добиться, определив этих сотрудников на незначительные должности с таким ежедневным расписанием, которое не могло привлечь внимания КГБ.

У большинства оперативников ЦРУ было какое-то прикрытие. Они могли быть в ранге дипломатов или военных атташе, но при этом они проводили много времени в резидентуре и занимались оперативной работой. «Глубоко законспирированным» оперативникам, напротив, следовало держаться от резидентуры на расстоянии. Им там не полагалось своих столов, они не могли печатать там отчеты и участвовать в важных и оживленных обсуждениях в кабинете Гербера.

Несмотря на высокие ставки и постоянный риск, это должны были быть новоизбранные сотрудники ЦРУ, для которых это было первое задание и которых агенты КГБ не могли прежде видеть ни в одной точке мира. Ради конспирации им следовало появляться в резидентуре очень редко и очень ненадолго, заходя через отдельный вход. Резидентура намеревалась поддерживать с ними связь, используя тайники, растворимую в воде бумагу и посредников. Все эти неудобства перевешивало одно большое преимущество: такие сотрудники могли избежать слежки.

Операции под «глубоким прикрытием» начались в Москве лишь после продолжительной подготовки и бюрократических препирательств в Вашингтоне. ЦРУ нужно было договориться с другими ведомствами, прежде всего с Госдепартаментом, о «чистых вакансиях» — должностях, которые прежде не использовались разведкой. ЦРУ и Госдепартамент как ведомства часто конфликтовали. Дипломаты традиционно возмущались присутствием среди них шпионов, и в Госдепартаменте терпеть не могли отдавать ЦРУ драгоценные заграничные ставки. Информация о тех, кто будет работать под «глубоким прикрытием», была доступна очень узкому кругу лиц, куда входили посол и шеф резидентуры.

Первого «глубоко законспирированного» сотрудника штаб-квартира отправила на дипломатическую учебу, чтобы он выглядел как обычный работник Госдепартамента (речь идет о Роберте Моррисе). Он приехал в Москву летом 1981 года, и после нескольких месяцев подготовки Гербер решил опробовать с ним новую схему. 15 февраля 1982 года Гербер направил Морриса на встречу с Толкачёвым, которая завершилась удачно.

Так, «глубокое прикрытие» стало главным методом оперативной работы ЦРУ в Москве. Законспирированные сотрудники дистанцировались и от резидентуры, и от агентов. Они работали в одиночку, со сверхнапряжением и риском.

Роберт Моррис был одним из лучших на учебных курсах ЦРУ. Он приехал в Москву с портфелем-дипломатом, по документам он был всего лишь чиновником Госдепартамента и стал неприметным административным служащим, необходимым в посольстве. Эту роль он выполнял со всем усердием, но прибыл ради другой. Моррис стал вторым глубоко законспирированным сотрудником московской резидентуры.

После того как Моррис несколько месяцев старательно занимался своей бюрократической работой, КГБ клюнул на его легенду и потерял к нему интерес.

Перед каждой встречей с Толкачёвым и Гуилшер, и Рольф по многу часов планировали ее в резидентуре.

Но что касается Морриса, то он, как глубоко законспирированный разведчик, был предоставлен сам себе. Набросав свой маршрут ухода от слежки, он должен был передать его в резидентуру, используя грубое подобие тайника. Обычно он писал на быстро растворимой бумаге и оставлял листок в каком-нибудь укромном месте, например прикреплял магнитом к огнетушителю в коридоре посольства, откуда его забирал другой оперработник. Таким же способом он получал ответ из резидентуры. Когда предстояла операция, Моррис через потайную дверь приходил в резидентуру для короткого инструктажа, не более чем на 10–15 минут. Он запоминал инструкции и, если передача была замаскирована под кирпич или деревяшку, клал ее в свой дипломат, унося к себе в посольский офис, где было полно советских сотрудников. Там он плотно сидел на месте, не спуская глаз с дипломата, пока не наступал конец рабочего дня.

Ему почти ничего не перепадало отдуха товарищества, царившего в московской резидентуре. Ему не надо было писать письма или инструкции агентам. Он не готовил им передачи. Он просто доставлял их. Идеальный курьер — вот какова была его роль.

КГБ не обращал внимания на Морриса, месяцами перемещавшегося по Москве и закладывавшего тайники для различных операций резидентуры. Поскольку его прикрытием была работа чиновника Госдепартамента, он не носил с собой радиосканер, который помогал прослушивать переговоры КГБ: было бы слишком трудно объяснить наличие у него такого аппарата, если бы его на чем-то поймали. Не имея радио, Моррису приходилось судить о наличии слежки, опираясь только на собственный инстинкт и наблюдательность.

Как-то раз вечером весной 1983 года он был особенно занят. Он проявил невероятную ловкость, заложив сразу два тайника в разных концах города и нигде не попав в поле зрения КГБ. Но ему приходилось контролировать каждое свое слово и каждый жест. Он чувствовал себя изолированным, и у него не было возможности расслабиться. Верный своей легенде, он и дома не мог ни о чем говорить, хотя его жена участвовала в большинстве его вечерних вылазок.

«Джек из коробочки»

Офицеры московской резидентуры ЦРУ, ответственные за мероприятия, проанализировали тактику ведения наружного наблюдения в Москве и пришли к выводу: во время слежки бывают моменты, когда автомобиль выходит из поля зрения бригады наружного наблюдения и пассажир может надолго (или ненадолго) выйти. И если его силуэт в окне автомобиля останется неизменным, бригада наблюдения ничего не заметит. Таким образом оперативный офицер мог бы уйти от слежки.

Метод «выброски» из автомобиля был одним из основных методов шпионажа, и для решения этой проблемы Оперативно-технической службе ЦРУ нужно было создать муляж-двойник пассажира автомобиля, находящегося под наблюдением.

Два молодых инженера Службы получили задание посетить магазин интимных товаров на Четырнадцатой улице в Вашингтоне. Там инженеры осмотрели товары для сексуальных развлечений и нашли то, что нужно: три надувные секс-куклы, пригодные для создания муляжа пассажира. Основным требованием для нового специального изделия было то, чтобы куклы надувались быстро и сидели прямо. Такой фиктивный пассажир должен был появиться за доли секунды после того, как оперативник покинет автомобиль, например при повороте автомобиля за угол.

Техники решили, что для быстрого надувания манекена потребуется что-то вроде контейнера со сжатым воздухом. Первое тестирование показало, что манекены рвутся при быстром надувании — швы расходились от сильного давления воздуха. Куклы продолжали рваться даже с укрепленными швами, изготовленные из других материалов и с меньшим давлением воздуха. Надутые манекены сидели криво и были не похожи на живого пассажира. Когда манекен наконец удалось усадить так, как нужно, за счет медленного поддува, начал шипеть клапан.

Последующий контроль качества кукол от разных изготовителей показал, что все манекены не выдерживали быстрого надува. После серии неудач разработчики проекта стали искать более изящное решение. Так ли было необходимо создавать манекен, который был бы как живой? Обычно бригада наружного наблюдения следовала сзади или впереди. Редко когда слежка велась «бампер в бампер». Может быть, трехмерный манекен и не требовался? А что, если обойтись двумерным туловищем с трехмерной головой?

И сразу появилась идея альтернативной фигуры из дерева, металла или пластмассы, которая должна быстро «выскакивать» на месте пассажира. Был сделан макет, который позволил обойтись без резиновых кукол, воздушных насосов и постоянных поездок в секс-шопы. Эта новая спецтехника получила название «Джек из коробочки» (Jack-in-the-Box) — иначе ее еще называли «Черт из табакерки», сокращенно JBL.

В окончательном варианте изделие помещалось в портфеле среднего размера на пассажирском месте. Никакой предварительной установки не требовалось. Водитель одной рукой открывал портфель, и JBL немедленно занимал свое место. Когда пассажир должен был вернуться обратно в автомобиль, JBL одной рукой убирался в портфель, который скидывали с сиденья на пол.

К началу зимы 1982 года ЦРУ на некоторое время потеряло контакт с Толкачёвым. Пять назначенных встреч были пропущены, офицеры резидентуры, посылавшиеся на контакте Толкачёвым, не смогли оторваться от слежки. Встреча была крайне необходима, и ее должен был провести новый куратор Толкачёва Билл Планкерт, прибывший в Москву под прикрытием второго секретаря политического отдела посольства США летом 1982 года.

Вечером 7 декабря четыре нарядных человека, договорившиеся накануне по телефону, стоявшему на контроле КГБ, отпраздновать день рождения, выехали из посольства. За рулем автомобиля находился резидент ЦРУ в Москве Бартон Ли Гербер, рядом с ним на пассажирском сиденье расположился Планкерт, сзади были их жены, причем на коленях у жены резидента была большая коробка с тортом, в которой и находился «Джек из коробочки». До этого дня это хитроумное устройство ни разу в Москве не использовалось.

Пока машина колесила по Москве, Планкерт снял американскую верхнюю одежду и сложил ее в небольшую хозяйственную сумку. Затем он надел полнолицевую маску и очки, что сделало его похожим на русского старика. Когда он был готов, машина повернула за угол. Резидент приостановил автомобиль с помощью ручного тормоза, чтобы не включились задние огни. Планкерт распахнул дверцу и выскочил. В то же мгновение жена резидента поставила торт на переднее сиденье, где до этого ехал Планкерт, а жена Планкерта потянулась вперед и нажала рычаг. С громким хлопком верхняя часть торта раскрылась, выбросив наружу голову и торс. Машина продолжала движение дальше.

Планкерт успел сделать несколько шагов по тротуару, когда из-за угла выехала машина слежки. Сотрудники наружного наблюдения увидели на тротуаре медленно бредущего старика, и они продолжили слежку, догоняя преследуемый автомобиль посольства США, не подозревая о том, что в автомобиле осталось лишь три человека.

Подмена личности как театр одного актера

Персональный контакт с Толкачёвым, инициативно предложившим свои услуги американской разведке, действительно начался с театра. 5 марта 1978 года, через пять дней после того как Толкачёв передал очередной пакет резиденту ЦРУ Хэттавею, заместитель резидента Джон Гуилшер с женой Екатериной (ее в посольстве ласково называли Киса) направились в Большой театр на балет «Анна Каренина».

Они разместились в ложе для дипломатов, вместе с ними в ложе была и служащая посольства из числа граждан СССР Галина Муравьева. В первом же антракте, как только дали свет, Гуилшер быстро покинул ложу и, выйдя из театра, из заранее подобранного им телефона-автомата установил первичный контакт с Толкачёвым, сообщив ему, что все его письма получены и что с ним свяжутся в ближайшее время. Галина попыталась вместе с Джоном Гуилшером также покинуть ложу, но Киса под благовидным предлогом ее удержала, создав тем самым условия для мужа остаться вне контроля.

12 мая 1980 года Гуилшер первый раз «перевоплотился», тщательно загримировавшись, прежде чем покинуть здание посольства США. Американцы исходили из того, что КГБ, хотя и тщательно проверял всех сотрудников посольства США, не мог установить наблюдение за каждым. Так, КГБ не следил за теми, кого считал обычными служащими, не связанными с разведкой. И сотрудник ЦРУ мог загримироваться под одного из тех работников посольства, кем КГБ не интересовался, и выйти с территории посольства, не привлекая внимания.

Трюк сработал, и Гуилшер покинул посольство неузнанным. Этим трюком заместитель резидента ЦРУ в Москве Джон Гуилшер пользовался неоднократно.

Очередная уловка ускользнуть от КГБ выглядела следующим образом. Гуилшер предупредил советские власти, что планирует ненадолго выехать из страны. Он, следуя плану, вылетел из Москвы, но вернулся раньше, чем предупреждал. Он надеялся встретиться с Толкачёвым до того, как КГБ поймет, что он уже здесь. Однако когда Гуилшер проходил паспортный контроль, он заметил, что ему уделяют слишком пристальное внимание, и решил не проводить встречу.

Сотруднику ЦРУ Дэвиду Рольфу ни разу не пришлось срывать встречу с Толкачёвым благодаря разработанной московской резидентурой уникальной технике маскировки и подмены личности, позволявшей ему регулярно уходить от слежки.

Перед встречей Рольф с женой демонстративно приходили как бы на вечеринку на квартиру заместителя резидента по оперативной технике, который, что было известно КГБ, никогда не проводил тайниковых операций. Там Рольф маскировался так, что становился неотличим от хозяина квартиры. У того была длинная лохматая шевелюра. Рольф надевал парик с такой же шевелюрой. У технаря была длинная борода — Рольф приклеивал такую же. Хозяин квартиры помогал Рольфу приладить и закрепить маскировку, а затем снабжал его сканером радиочастот, антенной и наушником, чтобы отслеживать переговоры КГБ на улице. После этого Рольф выходил в город вместе с другим техническим специалистом — заместителем человека, внешность которого он только что позаимствовал. Поездив по городу в течение часа на микроавтобусе «Фольксваген» и убедившись в отсутствии слежки, Рольф снова менял маскировку (снимал парик и бороду), чтобы сойти за обычного советского рабочего.

Выезжая из посольства в гриме, Рольф преследовал только одну цель — обман: ему надо было ни в коем случае не привлечь к себе внимание КГБ. Последующие два часа он шел сложным проверочным маршрутом по московским улицам, прежде чем выйти в район встречи с Толкачёвым. На этой пешей части маршрута он вел себя более открыто, почти дразня своих противников. Он пытался выманить КГБ из засады — менял городской транспорт, заходил в магазин, фойе театра, где изучал афиши, приобрел билеты на спектакль, побывал в комиссионном магазине. Незадолго до назначенного времени встречи Рольф вошел в жилой дом, взобрался по лестнице на последний этаж и стал ждать и слушать, не идет ли кто-либо за ним. Главной его задачей было раствориться, стать «невидимым» для наблюдения и убедиться, что он «чистый». Это были два часа изматывающего напряжения. А тем временем его жена и заместитель резидента по технике молча сидели в квартире, чтобы слуховые контролеры КГБ не могли заметить, что на самом деле заместитель резидента по технике все это время оставался дома.

В 1980 году, когда Лэнгли поручило резиденту ЦРУ в Москве Хэттавею предупредить агента «Федору» (сотрудника СВР КГБ Кулака) об утечке в прессу информации, указывающей на принадлежность «Федоры» к агентуре американской разведки, Хэттавей в очередной раз использовал «подмену личности». Чтобы гарантированно уйти от наблюдения, он «позаимствовал» внешность у своей секретарши, которая раз в неделю вместе с мужем ездила кататься на коньках. Хэттавей воспользовался ее одеждой, загримировался под нее, надел лицевую маску, взял коньки и сел в автомашину, за рулем которой был муж его секретарши. Милицейская охрана у ворот посольства подмены не заметила. Как только машина отъехала достаточно далеко от посольства, Хэттавей сорвал маску, некоторые средства маскировки и выскочил из машины.

Он несколько часов петлял по городу, пытаясь обнаружить слежку. У него с собой был фотоаппарат, так как он планировал предложить Кулаку эвакуацию из СССР, для чего ему были нужны свежие фотографии «Федоры». Убедившись в отсутствии наружного наблюдения, Хэттавей пришел по адресу проживания Кулака, поднялся по ступенькам дома, чтобы позвонить в квартиру «Федоры», но ему преградила путь дежурная консьержка, и он был вынужден прекратить операцию.

На следующий день Хэттавей повторил попытку выйти на контакт с «Федорой», и ему удалось переговорить с ним по телефону, но Кулак от тайной эвакуации из СССР отказался. Связь с ним была навсегда прекращена.

От автора

Выявлению наружного наблюдения со стороны контрразведки КГБ московская резидентура ЦРУ всегда придавала первостепенное значение. Ведь только полная уверенность в отсутствии слежки служила основой для принятия американским разведчиком решения о начале операции по закладке тайника или выходе на место личной встречи с агентом. Но личного опыта выявления наружного наблюдения и отрыва от слежки для ЦРУ, как оказалось, было недостаточно. На помощь пришла спецтехника.

Эксперты ЦРУ достаточно откровенно рассказали об истории создания прибора, отвечавшего их потребностям организации персонального контроля в городе за бригадами наружного наблюдения. История создания американцами прибора БЯК-100, позволившего разведчикам ЦРУ контролировать работу в эфире бригад наружного наблюдения КГБ, весьма примечательна.

Оставим на усмотрение технических специалистов, насколько сложно было создать такой сканирующий прибор, поговорим о другом. Разведчиками резидентуры, «технарями» и аналитиками был проделан, несомненно, большой объем кропотливой работы по внесению ясности для себя, как работает в Москве наружное наблюдение и какой аппаратурой вооружены его сотрудники.

Мы, безусловно, фиксировали и контролировали длительные многочасовые и внешне бесцельные поездки разведчиков по Москве и в одиночку, и несколькими офицерами ЦРУ на своих автомобилях в разные стороны города, но твердый и окончательный вывод о предназначении тех поездок нами в то время сделан не был. До задержания Марты Петерсон контрразведка действительно не держала в руках подобного прибора и не располагала его техническими характеристиками. Заполучив приемную станцию SRR-100 и определив, какую частоту она контролировала, российскими техническими специалистами были приняты меры по замене собственных рабочих частот, добавлению других дополнительных рабочих частот, зашифровке переговоров бригад наружного наблюдения.

И американцы, в свою очередь, пошли на совершенствование своей техники, создав сканирующие варианты перехвата работы в эфире на разных частотах приборов сотрудников наружного наблюдения КГБ. Безусловно, наличие у разведчиков резидентуры приборов SRR-100 серьезно затруднило работу, пришлось искать новые варианты организации наружного наблюдения, маневрируя силами и средствами.

Если говорить о личных встречах, то их идеология и описание американцами полностью совпадают с представлением контрразведки о них. Мы всегда исходили из того, что личные встречи разведчика с агентом необходимы при всех обстоятельствах, какими бы сложными ни были условия оперативной обстановки в стране пребывания. Через тайник невозможно решить такие вопросы, как личное знакомство с агентом, выяснение его морального и психологического состояния, поддержка в трудных ситуациях, передача ему спецтехники или громоздких посылок по просьбе агента (книги, журналы, предметы экипировки), продолжение его обучения и т. д. И именно в процессе проведения личных встреч с агентами в Москве в 80-е годы были задержаны с поличным сотрудники посольской резидентуры ЦРУ Питер Богатыр, Луис Томас, Пол Стомбаух, Майкл Селлерс и Эрик Сайтс.

«Отец-основатель» операции «Чистая щель» Бартон Ли Гербер был моим персональным подопечным, и я вел его разработку с 1980 по 1982 год, присвоив ему рабочий псевдоним «Гебхард». По странному стечению обстоятельств в 1982 году его заменил новый резидент — Карл Гебхардт, фамилия которого отличалась от псевдонима Гербера всего лишь на одну последнюю букву «т». Гербер прослужил в ЦРУ 39 лет, и основным направлением его безусловно плодотворной деятельности были разведывательные операции против Советского Союза и бывших стран Варшавского договора.

По словам Милтона Бирдена, Гербер очень гордился тем, что при нем Советский отдел ЦРУ имел больше высокопоставленных советских агентов, чем когда-либо за всю историю существования ЦРУ. Бирден на советском направлении в ЦРУ был заместителем Гербера и хорошо знал, что жизнь его шефа никогда не была легкой. Гербер ему рассказывал, как еще юношей (его детство проходило в Колумбусе, штат Огайо) во время Второй мировой войны он следил за продвижением войск союзников по военным картам в местных газетах, которые в качестве разносчика доставлял подписчикам. Он заинтересовался мировой политикой и надеялся отличиться в следующей войне. Но поскольку крупные войны, как он высчитал, случались нечасто, один раз на протяжении жизни поколения, Гербер осознал, что достигнет зрелости лишь в мирное время и не сможет принять участие в боевых действиях.

В этих условиях карьера на тайном фронте холодной войны и сдерживания советской угрозы стала для него привлекательной альтернативой. Гербер сам финансировал свое образование в колледже штата Мичиган, работая в ночную смену на автомобильном заводе, и каждый вечер ездил на другой конец города в университетский городок, чтобы готовиться к зачетам. После окончания колледжа он отслужил в армии и поступил в ЦРУ.

Гербер был женат, но детей не имел. Его жена также работала в ЦРУ. Она хорошо понимала требования, которые предъявляет к человеку работа в Управлении, и этим способствовала его карьере. Как и многие другие жены работников ЦРУ, она часто принимала участие в оперативных мероприятиях, которые проводили ее муж и его агенты.

Гербер был в авангарде нового поколения разведчиков, начинавших преобразовывать ЦРУ в профессиональную разведывательную службу, и одним из первых прошел оперативную закалку за «железным занавесом». До приезда в Москву он возглавлял резидентуры ЦРУ в Софии и Белграде. После Москвы Гербер в течение восьми лет руководил подразделением ЦРУ по Советскому Союзу и странам Восточной Европы.

Гербер был педантичным, нелюдимым и глубоко религиозным человеком. Его любимыми темами разговоров были обсуждения результатов бейсбольных матчей и события за рубежом. Стены его кабинета и в Лэнгли, и в московской резидентуре были украшены фотографиями волков. Волки были его страстью. На карточках с обратным адресом, которые он прикреплял к письмам личного характера, были напечатаны их изображения. Волчьи морды красовались и на его галстуке. Он читал про волков книги, во время отпуска ездил в заповедники, чтобы изучать волчьи повадки, восхищался их хитростью, смелостью и жизнестойкостью.

В 1995 году Гербер вышел в отставку, был награжден тремя высшими ведомственными наградами ЦРУ. «Глубокие прикрытия» — это «детище» Гербера. Будучи однажды у него в гостях в московской квартире, мог ли я тогда подумать, что передо мной человек, который полностью изменит почерк работы посольской резидентуры в Москве на все последующие годы? Интересно, а подумал ли в то время Гербер о том, что он принимал на своей квартире в качестве гостя оперработника КГБ, своего персонального разработчика?

За Гербера я ответить не смогу, но о себе скажу определенно — все 80-е годы мы не просто чувствовали, но и были уверены, что почерк работы московской резидентуры кардинально изменился, но что родоначальником этих изменений был лично Гербер, мы, конечно, не имели представления. К знанию о существовании «глубоких прикрытий» мы пришли сами путем анализа и сопоставления имевшихся в нашем распоряжении материалов.

Простой пример. Все до одного известные нам, документально и достоверно установленные сотрудники резидентуры находятся под контролем, и именно в это время происходит личная встреча с агентом, или звонок агенту по телефону, или закладывается для него контейнер в тайник, который мы контролируем, или у нас на глазах изымается передача от агента в резидентуру, но кто же исполнитель этих операций?

Несколько выводов напрашивались сами собой:

— это или некачественный контроль силами наружного наблюдения за посольством и резидентурой;

— или слабое знание нами персонала резидентуры;

— или хитроумные уловки разведчиков, о которых мы не осведомлены;

— или же это работают сотрудники ЦРУ, вычислить которых обычными методами не представляется возможным в силу их глубокой зашифровки и линии поведения в посольстве, не позволявшей обратить на них внимание как на сотрудников ЦРУ.

Все эти версии прорабатывались одновременно, но самый весомый вклад в распознание уловок ЦРУ по введению КГБ в заблуждение относительно своих оперативных мероприятий и обнаружение наличия глубоких прикрытий внутри посольства США в Москве внесли наши оперативные игры.

Помимо прочих мероприятий, именно оперативные игры позволили вскрыть некоторые механизмы проведения резидентурой операций на каналах связи со своей агентурой и нащупать, определить ряд разведчиков глубокого прикрытия. Но вся сложность заключается в том, что выставление за таким разведчиком наружного наблюдения привело бы к неминуемой расшифровке нашей осведомленности о его принадлежности к ЦРУ, так как сотрудники наружного наблюдения не невидимки и им просто невозможно сохранить конспирацию, если разведчик на автотранспорте, а затем пешком предпринимает серьезные, квалифицированные, а иной раз и дерзкие меры по выявлению слежки и отрыву от нее.

Это в современных условиях вся Москва увешана камерами фиксации обстановки в городе, на всех магистралях, трассах, маршрутах передвижения автотранспортных средств, всюду и везде организован фото- и видеоконтроль. А в 80—90-е годы прошлого столетия на вооружении КГБ и МВД камер слежения в городе вообще не было, и только человеческий фактор, то есть разведчики бригад наружного наблюдения, позволял худо-бедно отслеживать перемещения транспортных средств посольства США по Москве.

Что касается «Джека из коробочки», то, безусловно, надо отдать должное смекалке и выдумке технических специалистов ЦРУ. Как я сказал в одном из своих интервью, об этом изделии КГБ поведал Эдвард Ли Ховард, обучавшийся в США на Ферме (учебный центр ЦРУ) применению в последующем этого изобретения в Москве, а в книге Хоффмана «Шпион на миллиард долларов» подробно рассказано, как с помощью «Джека» сотрудник ЦРУ Уильям Планкерт «убегал» от наружного наблюдения для встреч с Толкачёвым.

В силу моих функциональных обязанностей все материалы наружного наблюдения за составом посольской резидентуры ЦРУ ежедневно докладывались мне, но не в одной из сводок наружного наблюдения не было указания на то, что разведчики ЦРУ использовали данное изделие, или хотя бы подозрения на это. Но это отнюдь не значит, что американцы не работали с «Джеком из коробочки», просто речь может идти о том, что они это делали чрезвычайно искусно и так, что наружное наблюдение ничего не замечало. К тому же чтобы это увидеть своими глазами, надо вплотную приблизиться к автомобилю разведчика, а это противоречит инструкциям в связи с неминуемой расшифровкой наблюдения.

Ну а операции по подмене личности просто достойны восхищения. Так ловко выдавать себя за «чистых» дипломатов или же и того лучше — за их жен или секретарш — это смело, отчаянно, иной раз безрассудно, но все для достижения главной цели — уйти из-под контроля КГБ. Невозможно сосчитать, сколько раз разные разведчики числились у нас находящимися дома или в посольстве, а затем неожиданно для всех они появлялись буквально из ниоткуда и возвращались домой как ни в чем не бывало. Мы ломали голову над тем, как это происходит, уповая в большинстве случаев на то, что разведчик незаметно на заднем сиденье был вывезен из посольства или из дома, а затем в укромном месте покинул автомобиль, но, как оказалось, была еще и подмена личности, которая теперь объяснила нам многое.

Как долго это длилось? Хороший вопрос! Ответ находим у самих американцев. Еще в 1980 году резидент ЦРУ в Москве Хэттавей, замаскировавшись под свою секретаршу, в ее обличии покинул посольство США для телефонного контакта с агентом «Федорой». В том же году сотрудник московской резидентуры Дэвид Рольф практически поставил на поток подобные операции с переодеванием и маскировкой под другого американца для организации личных встреч с Толкачёвым. Так же действовал разведчик ЦРУ Майкл Селлерс. В своем интервью он достаточно подробно описывает весь процесс маскировки и проверки перед встречей с Сергеем Воронцовым, состоявшейся в 1987 году.

Другой пример — летом 1983 года при выезде двух американок, якобы жен американских дипломатов, на автомобиле из жилого дома для иностранцев на Кутузовском проспекте под одну из них, как оказалось, был загримирован сотрудник ЦРУ, который после длительной проверочной поездки по Москве «этих двух дам» был опознан при покидании припаркованного у Битцевского лесопарка автомобиля как Луис Томас. Тем же летом Луис Томас был задержан советской контрразведкой за шпионскую деятельность и выдворен из СССР.

В 2015 году по каналам Центрального телевидения была продемонстрирована оперативная съемка ФСБ, где были запечатлены две американки, одна из которых после посещения дамского туалета в одном из московских кафе «превратилась» в сотрудника ЦРУ Тимоти Флэннигена. Так что, по большому счету, прошли десятилетия, но в Лэнгли продолжают готовить искусных исполнителей для «театра одного актера», и эти исполнители проходят до сих пор оперативную практику в Москве.

При знакомстве с откровениями американских исполнителей операций по подмене личности в интересах агентурной разведки, меня не покидало ощущение, что эти сотрудники ЦРУ испытывали восторг от своих собственных воспоминаний и рассказов, испытывали гордость за то, как они ловко вводили в заблуждение КГБ, под носом у контрразведки проводя шпионские операции, оставаясь при этом «невидимками». И я их прекрасно понимаю! Надо отдать им за это должное… да, они, безусловно, действовали в ущерб нашей стране, но осуждать профессионалов за то, что они очень ловко и качественно делали свою работу, неуместно и бессмысленно.

Уверен, вдумчивый читатель поймет, что то, о чем рассказали сотрудники ЦРУ, это лишь вершина айсберга, но об этой вершине ФСБ уже осведомлено, поэтому ущерба для ЦРУ в придании гласности некоторых методов своей работы нет. Основная же информация о том, как работает ЦРУ в настоящее время, сокрыта, как я полагаю, за семью печатями. Остается только догадываться, какие еще ухищрения имеются на вооружении ЦРУ в его борьбе против ФСБ. Но я уверен, что и ФСБ не стоит на месте, ведь любому действию всегда найдется противодействие, но каждая из сторон умеет хранить свои тайны…

Милтон Бирден, с 1989 по 1992 год возглавлял отдел по Советскому Союзу и странам Восточной Европы Оперативного директората ЦРУ

 Бирден — резидент ЦРУ в Пакистане, 1978 год

Бирден (второй справа) в Лэнгли, Вашингтон, с российской делегацией, 1991 год

Бирден вместе с автором и Джоном Макгафеном, назначенным в тот год резидентом ЦРУ в Москву, на экскурсии в Кремле, 1992 год

Бирден в Культурном центре КГБ, 1992 год

Роберт Фултон, первый секретарь посольства, резидент ЦРУ в Москве в 1975–1977 гг.

Под его руководством проходили операции по связи с агентом ЦРУ Огородником. Через него Толкачёв несколько раз пытался установить связь с ЦРУ

Гарднер «Гэс» Хэттавей, первый секретарь посольства, резидент ЦРУ в Москве в 1977–1980 гг, на фоне посольства США, Именно он убедил Лэнгли в необходимости начать работать в Москве с Толкачёвым

Хэттавей в помещении посольства сразу после пожара. Для личного участия в оперативных мероприятиях покидал здание посольства в женской одежде в облике своей секретарши и неопознанным возвращался в диппредставительство, 1977 год

Хэттавей перед въездом в жилой дом иностранцев на Кутузовском проспекте. На его головном уборе — боевой советский Орден Красной Звезды

Бартон Ли Гербер, первый секретарь посольства (с супругой), руководитель московской резидентуры в 1980–1982 гг., автор долговременной операции «Чистая щель» по внедрению в резидентуру в Москве разведчиков под глубоким прикрытием

Роберт Моррис, атташе посольства США в Москве в 1982–1984 гг., наиболее успешный разведчик ЦРУ, действовавший в составе московской резидентуры под глубоким прикрытием. Специалист по тайниковым операциям и техническому мероприятию СК TAW.

 Конференц-атташе посольства США, заместитель резидента ЦРУ Джон Гуилшер. Его в ЦРУ считали мастером перевоплощений. При выходе на личные встречи, Гуилшер перевоплощался из лощеного дипломата в смокинге, белоснежной рубашке и галстуке в «неряшливого советского работягу» от которого попахивало чесноком и водкой

Гуилшер в домашней обстановке

Сотрудник ЦРУ Дэвид Рольф, в первой своей командировке в 1979–1982 гг. — гражданский помощник атташе по вопросам обороны посольства США в Москве, успешно работал после Гуилшера с Толкачёвым.

В 1980 году организовал «исчезновение» из Москвы сотрудника КГБ Виктора Шеймова

Дэвид Рольф во второй командировке — советник по региональным вопросам посольства в 1991–1993 гг. в салоне самолета вместе с Полом Рэдмондом, руководителем контрразведывательного центра ЦРУ, и Милтоном Бирденом. На заднем плане — переводчик ЦРУ

Рольф, чтобы исчезнуть из здания посольства США, полностью менял свой внешний вид, принимая облик технического сотрудника резидентуры, за которым наружное наблюдение никогда не выставлялось

Сотрудник ЦРУ Луис Томас, атташе службы безопасности посольства США. В 1983 году захвачен с поличным на личной встрече с агентом (на снимке его заводят в здание КГБ). Для проведения операции ЦРУ СК TAW (замене техники съема информации с кабельной линии связи) покидал здание в женском платье под видом подружки жены сотрудника ЦРУ Рейнольдса

 Офицер ЦРУ Олдрич Эймс, несколько лет сотрудничал с советской разведкой, был арестован ФБР, приговорен к пожизненному заключению

Спецгруппа ЦРУ, занимавшаяся поиском «крота» в Лэнгли, что в итоге привело к разоблачению Эймса как агента КГБ. Стоит крайний слева — руководитель группа Пол Рэдмонд, сидит рядом с ним Сэнди Граймс, курировавшая с позиций Центра агента ЦРУ Леонида Полещука

Сотрудник ЦРУ Эдвард Ли Ховард, в 1983 году был уволен со службы, бежал из США в Европу, а затем в СССР и стал сотрудничать с КГБ

Сотрудник ФБР Роберт Хансен, на территории США инициативно установил контакт с КГБ, несколько лет работал на советскую разведку. Был разоблачен ФБР в 2001 году и приговорен к пожизненному заключению

Сотрудник ЦРУ Джин Койл, второй секретарь секции закупки литературы в политическом отделе посольства. Последний из сотрудников резидентуры, участвовавший в операции СК TAW

Сотрудник ЦРУ Майкл Селларс, второй секретарь посольства США в Москве.

В 1977 году был задержан КГБ на личной встрече с агентом ЦРУ Воронцовым и выслан из страны

 Резидент ЦРУ Майкл Сулик, советник по региональным вопросам посольства США в Москве в 1994–1996 гг. До ноября 2004 года — помощник заместителя главы ЦРУ. В сентябре 2007 года был назначен руководителем подразделения агентурной разведки ЦРУ

Джон Сайфер, сотрудник московской резидентуры в 1993–1995 гг.

Рольф Моуэтт-Ларрсен, сотрудник московской резидентуры в 1988–1991 гг., а затем в 1994 году исполнял обязанности заместителя резидента ЦРУ

Роберт Даннинберг,

в 1996-1998 гг. заместитель резидента ЦРУ в Москве, в 2004–2006 гг. — руководитель подразделения ЦРУ по Восточной Европе

Директор ЦРУ Майк Помпео. Январь 2018 г.