Поместное войско

В первые годы княжения Ивана III ядром московского войска оставался великокняжеский «двор», а также «дворы» удельных князей и бояр, состоявшие из «слуг вольных», «слуг под дворским» и боярских «послужильцев». По мере присоединения к Московскому государству новых территорий росло число дружин, переходивших на службу великому князю и пополнявших ряды его конного войска. Необходимость упорядочения этой массы военного люда, установления единых правил службы и материального обеспечения вынудила власти начать реорганизацию вооруженных сил, в ходе которой мелкий княжеский и боярский вассалитет превратился в государевых служилых людей – помещиков, получавших за свою службу в условное держание земельные дачи.

Так было создано конное поместное войско – ядро и главная ударная сила вооруженных сил Московского государства. Основную массу нового войска составляли дворяне и дети боярские. Только некоторым из них выпадало счастье служить при великом князе в составе «Государева двора», воины которого получали более щедрое земельное и денежное жалованье. Большая часть детей боярских, переходя на московскую службу, оставалась на прежнем месте жительства или переселялась правительством в другие города. Будучи причисленными к служилым людям какого-либо города, воины-помещики именовались городовыми детьми боярскими, организуясь в уездные корпорации: новгородские, костромские, тверские, ярославские, коломенские, калужские, кашинские, ростовские, переяславские, рязанские и другие. Впервые «дворовые» и «городовые» дети боярские по отдельности упоминались составителем Московского летописного свода при воспроизведении событий 1469 года – похода рати воеводы Константина Александровича Беззубцева на Казань[296].

Основная служба ратных людей проходила в территориальных полках, на время войны сводившихся в традиционные боевые части – Большой полк, Передовой полк, Полк правой руки, Полк левой руки, Сторожевой полк, с 1524 года – Ертаульный полк (впервые сформирован в этом году, во время похода на Казань). Формального деления на сотни в полках тогда не было. Такие подразделения, как низшая структурная единица поместной конницы, фиксируются источниками только с лета 1552 года[297]. Во второй половине XV – первой половине XVI века в боевых действиях – в составе полков или вне их – действовали воеводские отряды, в которых могло быть 100 детей боярских или же 60. Ими руководили командиры, называвшиеся воеводами, и не иначе[298]. Так, при формировании в 1469 году в Великом Устюге походного войска Данилы Васильевича Ярославского, состоявшего из устюжских и вологодских отрядов численностью около 1000 ратников, в качестве младших воевод, по сути, сотенных командиров, в Устюг были отправлены 9 детей боярских из «Двора» великого князя[299].

Историки, изучавшие проблему формирования поместной конницы, разошлись во мнении, обсуждая проблему происхождения страты «дети боярские». Часть считала их изначально худородными слугами бояр, сопровождавшими господ в походах и сражениях (И. Н. Болтин, Н. М. Карамзин, Р. М. Зотов, Н. С. Голицын, Д. И. Багалей и Н. П. Павлов-Сильванский). Другие, вслед за М. М. Щербатовым, видели в них знатных молодых людей из боярских родов (А. Рейц, Н. Г. Устрялов, И. Д. Беляев, И. А. Порай-Кошиц, М. Т. Яблочков, М. Ф. Владимирский-Буданов, П. Н. Мрочек-Дроздовский, Д. Я. Самоквасов, Д. И. Иловайский, В. И. Сергеевич, М. А. Дьяконов, А. Е. Пресняков). Ситуация изменилась, по Щербатову, только при Иване Грозном, который стал жаловать чином сын боярский «многих из низкого состояния людей»[300].

С. М. Соловьев полагал, что в XIV–XV веках первоначально состоявшая из «слуг или дворян» младшая дружина расслоилась на детей боярских, слуг вольных (или людей дворных), слуг под дворским и холопов. Дети боярские отличались от старших дружинников тем, что не имели права заседать в княжеской Думе, от низших разрядов служилых людей – происхождением и привилегией, разрешавшей в любое время отъезжать от князя[301].

Н. П. Загоскин считал, что термин «дети боярские» стал заменой понятию «детские», обозначавшему один из разрядов младших дружинников. Эту точку зрения разделяли К. В. Базилевич и, отчасти, В. В. Мавродин[302].

Н. Е. Носов и А. А. Зимин отметили наличие среди служилых людей двух категорий детей боярских – дворовых, входящих в состав государева двора, на которых составлялся особый дворовый список в каждом городе, и городовых, состоящих из бывших «слуг по дворским», боярских послужильцев и потомков «захудалых княжеских родов» (Носов), то есть «рядовая масса русского дворянства» (Зимин)[303]. В этой связи неудачно лишь введение для этого периода обобщающего понятия русского дворянства, относившегося в то время лишь к первой категории служилых людей.

Ближе всех к определению изначального значения термина «дети боярские» подошел В. Б. Кобрин, увидевший в них «младших бояр»[304]. С нашей точки зрения, на первом этапе формирования данного разряда служилых людей он действительно находился по положению ниже боярского, что и отразилось в названии (в этом отношении прослеживается аналогия с Новгородской землей, где существовал подобный разряд, обозначавшийся «житьи люди»). Уже впоследствии ряды детей боярских активно пополнялись за счет выходцев из других категорий служилого населения – процесс, который был прослежен И. Б. Михайловой[305].

Важное уточнение к выводу о существовании двух разрядов детей боярских – дворовых и городовых – сделал недавно В. Н. Козляков. Он подчеркнул, что до середины XVI века дети боярские из городов могли «перейти в дворовый список и приобщиться к службе в Государеве дворе»[306]. Несмотря на это формальное право, в служебном и материальном положении двух основных подразделений самого многочисленного разряда служилых людей – дворовых и городовых детей боярских – уже в XV веке наметилось существенное различие. Оно сохранялось и в дальнейшем.

Ю. Г. Алексеев увидел в «детях боярских» прежних «слуг вольных» – служилых землевладельцев низшего ранга[307], но не объяснил, изменилось ли их положение в новом статусе.

* * *

При организации поместного войска, кроме великокняжеских слуг, были приняты послужильцы из распущенных по разным причинам московских боярских дворов (в том числе холопы и дворня). Их наделили землей, перешедшей на правах условного держания. Со временем раздача поместных дач служилым людям приобрела массовый характер. Но до середины XVI века обеспечение их земельными наделами происходило в основном за счет внутренних ресурсов[308]. Затем – благодаря освоению завоеванных территорий, в основном на востоке и юге страны.

Первые испомещения начались вскоре после присоединения к Московскому государству Новгородской земли и вывода оттуда местных землевладельцев. Они получили поместья во Владимире, Муроме, Нижнем Новгороде, Переяславле, Юрьеве-Польском, Ростове, Костроме «и в иных городех»[309]. По подсчетам К. В. Базилевича, из 1310 человек, получивших поместья в новгородских пятинах, не менее 280 принадлежали к боярским послужильцам[310]. По-видимому, правительство осталось довольно результатами этой акции, в дальнейшем повторяя ее при завоевании уездов, принадлежавших ранее Великому княжеству Литовскому. Из центральных районов страны туда переводились служилые люди, получавшие поместья на землях, конфискованных у местной знати, высылавшейся, как правило, из своих владений в другие уезды Московского государства.

В Новгороде в конце 1470-х – начале 1480-х годов включили в поместную раздачу фонд земель, составленный из обеж, конфискованных у Софийского дома, монастырей и арестованных новгородских бояр. Еще большее количество новгородской земли отошло к великому князю после новой волны репрессий, пришедшейся на зиму 1483/1484 года, когда «поимал князь велики б[о]льших бояр новогородцкых и боярынь, а казны их и села все велел отписать на себя, а им подавал поместья на Москве по городом, а иных бояр, которые коромолю дръжали от него, тех велел заточити в тюрьмы по городом»[311]. Выселения новгородцев продолжались и впоследствии. Имения их в обязательном порядке отписывались на государя. Завершились конфискационные мероприятия властей изъятием в 1499 году значительной части владычных и монастырских вотчин, поступивших в поместную раздачу. К середине XVI века в новгородских пятинах более 90 % всех пахотных земель находилось уже в поместном держании.

С. Б. Веселовский, изучая проводившиеся в Новгороде в начале 80-х годов XV века испомещения служилых людей, пришел к выводу, что уже на первом этапе ведавшие отводом земли лица придерживались определенных норм и правил. В то время поместные дачи «колебались в пределах от 20 до 60 «обеж», что в более позднее время составляло 200–600 четвертей (четей) пахотной земли[312]. Соответственно, в поход дети боярские выступали с несколькими боевыми холопами. Аналогичные нормы, по-видимому, действовали и в других уездах, где также началась раздача земли в поместья. Позднее, по мере увеличения численности служилых людей, поместные оклады сократились.

* * *

Образование поместного ополчения стало важной вехой в развитии вооруженных сил Московского государства. Их численность значительно возросла, а военное устройство государства получило, наконец, четкую организацию.

А. В. Чернов, один из самых авторитетных в отечественной науке специалистов по истории вооруженных сил России, был тем не менее склонен к преувеличению недостатков поместного ополчения, которые, по его мнению, были присущи дворянскому войску с момента возникновения. В частности ученый отмечал, что поместная рать, как и всякое ополчение, собиралась только при возникновении военной опасности. Сбор войска, которым занимался весь центральный и местный государственный аппарат, проходил крайне медленно, а к военным действиям ополчение успевало подготовиться лишь за несколько месяцев. С устранением военной опасности дворянские полки распускались по домам, прекращая службу до нового сбора. Ополчение не подвергалось систематическому военному обучению. Практиковалась самостоятельная подготовка каждого служилого человека к выступлению в поход, вооружение и снаряжение воинов дворянского ополчения отличалось большим разнообразием, не всегда соответствуя требованиям командования[313]. В приведенном перечне недостатков в организации поместной конницы много справедливого. Однако исследователь не проецирует их на условия построения новой (поместной) военной системы, при которых правительству необходимо было как можно быстрей заменить существовавшее сборное войско, представлявшее собой плохо организованное соединение княжеских дружин, боярских отрядов и городовых полков, более действенной военной силой. В связи с этим следует отчасти согласиться с выводом Н. С. Борисова, отмечавшего, что «наряду с широким использованием отрядов служилых татарских «царевичей», создание дворянской конницы открывало путь к немыслимым доселе военным предприятиям»[314]. В полной мере боевые возможности поместного войска раскрылись в войнах XVI века. Это позволило А. А. Строкову, знакомому с выводами А. В. Чернова, не принять их. «Дворяне, служившие в коннице, – писал он, – были заинтересованы в военной службе и с детства готовились к ней. Русская конница в XVI в. имела хорошее вооружение, отличалась быстрыми действиями и стремительными атаками на поле боя».

Говоря о достоинствах и недостатках дворянского ополчения, нельзя не упомянуть, что схожую систему организации войска имел в то время и главный противник Московского государства – Великое княжество Литовское. Почти на полстолетия позже рубежа рассматриваемого нами периода, в 1561 году, польский король и великий князь литовский Сигизмунд II Август вынужден был при сборе войска требовать, чтобы «князи, панове, бояре, шляхта во всех местах и именьях мают то брати на себе, абы тым можнен и способнен на службу Речи Посполитое выправовали ся и абы каждыи на воину ехал в одинаковои барве слуги маючи и кони рослые. А на каждом пахолку зброя, тарч, древо с прапорцом водле Статуту». Показательно, что перечень вооружения военных слуг не содержит огнестрельного оружия. «Нетство» (неявка на службу) стало сколько-нибудь значимым явлением лишь в более позднее время.

В частых войнах и походах второй половины XV – начала XVI века поместная конница, несмотря на существенные недостатки, в целом демонстрировала неплохую выучку и умение побеждать в самых сложных обстоятельствах. Поражения были вызваны, как правило, ошибками и некомпетентностью воевод – например, князя М. И. Голицы Булгакова и И. А. Челяднина в Оршинской битве 8 сентября 1514 года, князя Дмитрия Федоровича Бельского в сражении на реке Оке 28 июля 1521 года.

* * *

В составе русского поместного войска действовали и сохранявшие относительную самостоятельность дворы (полки) уездных князей, близких родственников государя (в том числе полк матери Ивана III, Марии Ярославны, под командованием ее собственного воеводы – Семена Федоровича Пешека Сабурова)[315] и полки служилых князей, в основном верховских (Мстиславских, Бельских, Воротынских, Одоевских, С. И. Можайского и В. И. Шемячича) и других. Значительную автономию сохраняли и перешедшие на сторону Москвы отряды служилых татар – касимовских, кадомских, позднее темниковских. Подчинялись они своим «царям» и «царевичам» и были задействованы в боях и походах московских ратей уже с середины XV века.

Касимовское ханство возникло в 1452 году на реке Оке, на принадлежавших Москве с 1392–1393 годов землях татар-мещеряков (мишарей)[316]. Здесь и раньше предпочитали селиться переходившие на русскую службу ордынские татары. Когда к великому князю Василию II выехал «царевич» Касим, один из сыновей хана Улуг-Мухаммеда, московский государь передал ему часть этой территории в удельное владение. Центром нового татарского анклава стал Городец-Мещерский, вскоре переименованный в Касимов. В состав ханства вошли некоторые мещерские беляки (бейлики), сохранившие при этом некоторую самостоятельность – Тялдемский (Кадом), Чепчерский (Старый Кадом), Темниковский (Темников), Коньяльский (Шацк), Керешинский, Кирдяновский. Их число со временем росло. К началу XVII века в Мещерской земле было уже 15 бейликов[317].

Удельное ханство на Оке стало местом поселения представителей знатных татарских родов, по тем или иным причинам покинувших свои родные улусы[318]. «Царями» и «царевичами» Касимовского ханства назначались, как правило, лояльные Москве члены династий, правящих в Крыму, Казани, Астрахани или Сибири. В случае благоприятного развития событий они становились там ханами, связанными прочными узами с Русской Державой, но при изменении обстановки вновь возвращались в Касимов. Так, известный казанский хан Шах-Али, трижды изгонявшийся своими подданными, был касимовским «царем» в 1516–1519, 1537–1551 и 1552–1567 годах.

Численность вооруженных сил Касимовского ханства определить сложно из-за постоянной ротации отдельных воинов и целых отрядов, то бежавших на Русь из многих ханств и орд, то уходивших обратно в степи. В рассматриваемый период она могла достигать 3–4 тысяч конных воинов и вряд ли опускалась ниже 1500 всадников «без учета мордвы и бортников»[319]. Следует согласиться с выводом А. Г. Бахтина о том, что увеличивать численность служилых татар было не в интересах московского государя, опасавшегося утратить контроль над ними[320].