Трудности перевода

Убедившись, что за машиной не было «хвоста», Иванов свернул с шоссе налево. Подельники вышли у одного из тихих ресторанчиков немного в стороне от магистрали.

— Дай я тебя хоть расцелую теперь, Женечка, — выговорил растроганный Туполев и облобызал Иванова в обе щеки. — Ты даже не знаешь, дорогой мой, как ты моих охламонов выручил. Они с этими лопатками уже пятый месяц бьются, как рыба об лед, а толку никакого.

— Теперь толк будет, Андрей Николаевич, — заверил его помощник. — Скопируем эту лопаточку в лучшем виде и пустим в дело. Нужный результат я вам гарантирую, чтоб мне на этом месте провалиться, если этого не будет!

— Ты не проваливайся, а закажи нам лучше чего-нибудь выпить, чертова ты перечница! — цыкнул на него «Дед».

Помощник начал было кое-как объяснять бармену, чего от него хотят заглянувшие в ресторан иностранные посетители, но и в этом деле не преуспел. Молодой бармен за стойкой, несмотря на титанические усилия с его стороны, никак не мог понять непонятную ему речь московского инженера, явно не сумевшего в свое время освоить даже азы английского языка.

— Женечка, — попросил тогда своего сопровождающего Андрей Николаевич Туполев, — помоги ты этому неучу объясниться с официантом, не то он нас здесь до ночи продержит, упражняясь в английском.

Евгению Михайловичу пришлось вмешаться в застопорившиеся переговоры. Его соотечественник, пытавшийся найти общий язык с барменом, был в полном отчаянии от своей беспомощности.

— Я ему говорю, чтобы он нам по сто пятьдесят граммов «Смирновки» налил, а он не понимает, — с нескрываемым разочарованием в собственных лингвистических способностях оправдывался помощник Туполева. — Скажи ты этому англичанину, что нам нужно четыре раза по сто пятьдесят граммов водки.

— В Англии так спиртное не разливают, — попытался Иванов растолковать местные правила своему соотечественнику. — Здесь наливают или «сингл» или «дабл». «Сингл» — это одна унция, «дабл» — две. Две унции — это около полста граммов.

— Все ясно, Женя, — заверил его московский командированный и, показывая бармену на пустой стакан, четко скомандовал: «Дабл, дабл, дабл».

Англичанин на этот раз понял непривычный для него заказ и налил каждому из посетителей по тройной двойной порции водки «Смирнофф», которую гости тут же залпом осушили прямо у него на глазах. Бармен был поражен в самое сердце.

— А теперь repeter! — Андрей Николаевич Туполев вдруг заговорил по-французски. — За тебя, Женечка! Будь здоров!

Англичанин снова наполнил бокалы водкой. Он молча смотрел, как русские выпили и второй тройной, и взгляд его еще долго оставался странно задумчивым.

В Лондон вся компания вернулась в прекрасном расположении духа. Туполев, вконец разгулявшийся после выпитого, обещал представить Иванова к правительственной награде.

— Женечка, дорогой, — уверял его захмелевший «Дед», — твой главный шеф узнает об этом подвиге лично от меня, как только я приеду в Москву. Ивана Александровича я давно знаю, еще с войны. Он мне ни в чем не откажет. Орден получишь.

Никаких орденов Иванов, конечно, не получил. Ну да не беда. Зато авиаконструкторскому делу его воровской эксперимент действительно помог. Как Евгений Михайлович узнал уже в Москве, добытая им лопатка попала в знаменитое ОКБ Николая Дмитриевича Кузнецова, или попросту «Митрича», главного в нашей стране специалиста по авиационным и ракетным движкам. Ребята утверждали, что посылка из Фарнборо помогла значительно быстрее доработать новый авиационный двигатель.

Химики кузнецовского ОКБ сделали компонентный анализ сплава, из которого была изготовлена добытая в Фарнборо лопатка. В ту пору турбореактивные двигатели были еще на заре своего становления. Тогда авиаконструкторы по обе стороны «железного занавеса» — и в СССР, и в Великобритании, и в США — в поте лица трудились над усовершенствованием формы и компонентного состава лопаток, особенно для двигателей стратегических бомбардировщиков.

Задача перед разработчиками была достаточно сложной: увеличить жаростойкость, снизить вес и обеспечить стабильность размеров лопатки при различных режимах работы двигателя. Ключом к успеху здесь считали получение оптимального рецепта сплава. Ученые и специалисты пробовали самые разнообразные комбинации возможных составляющих материалов, придумывали наиболее хитроумные технологии литья. Результаты давались с трудом.

Лопатка из Фарнборо, как потом рассказали Иванову, содержала в себе компонентные материалы, до того времени еще не опробованные советскими конструкторами. Вроде бы это были соединения хрома с углеродом в сложном многокомпонентном сплаве. Они значительно повышали жаростойкость и гарантировали сохранение стабильных габаритов лопаток турбореактивного двигателя при любых режимах работы.

Сама лопатка, то есть ее состав, конечно, не раскрывала и не могла раскрыть секретов технологии получения сплава, но и знание одного лишь его компонентного состава в те годы было для наших разработчиков бесценной подсказкой.

По поводу своих «воровских замашек» сам Евгений Михайлович предпочитал не распространяться, зато любил вспоминать легендарного русского военного разведчика XIX века — Николая Павловича Игнатьева:

— Вот это был действительно клептоман от разведки! Не то что мы, грешные.

Будучи эмиссаром русского царя в Лондоне, полковник Игнатьев в 1856 году самым нахальным образом среди бела дня ограбил Британский музей. Там тогда выставлялся строго засекреченный новейший образец патрона. Русский разведчик подошел к стенду и, забрав патрон, пулей вылетел из музея, прыгнул в пролетку, примчался в посольство и скрылся в нем.

— Каков был чудо-молодец! — не переставал восхищаться Игнатьевым Иванов.

Это восхищение в компании друзей он обычно заключал философским выводом собственного разлива:

— Нет, тут спорь не спорь, а разведка была, есть и будет не что иное, как клептомания на секреты.

Чтобы подкрепить это заключение еще одним историческим примером, напомню об «английском грехе» выдающегося советского конструктора реактивных авиационных двигателей Владимира Яковлевича Климова, создателя знаменитых реактивных двигателей «ВК-1Ф» для истребителей «МиГ-15» и «МиГ-17».

Граф Николай Павлович Игнатьев (1832–1908)

В декабре 1946 года в рамках советско-британского контракта на продажу СССР двадцати реактивных двигателей типа «Метеор IV» и «Вампир III» шести советским специалистам было разрешено посещение заводов фирмы «Роллс-ройс», выпускавших эту продукцию.

В то время 54-летний В.Я. Климов возглавлял ОКБ знаменитого Ленинградского завода № 117. Его двигатели прослужили всю войну на машинах Петлякова, Яковлева, Лавочкина. Он был Героем Соцтруда еще с довоенной поры, носил погоны генерал-майора. Его включили в эту шестерку.

Генерал Климов знал, что наше реактивное авиастроение после тяжелейшей войны лишь только встает на ноги, а британцы уже не один год штампуют новые реактивные движки. Он внимательно вглядывался в оборудование завода, используемые производственные технологии, задавал вопросы, делал заметки в тетради. А когда сопровождающие нашу делегацию британцы на мгновение отвернулись от него, товарищ генерал-майор быстрым ловким движением поднял с пола металлическую стружку и сунул ее в карман. Потом состав сплава не без пользы для дела изучали литейщики и инженеры его ОКБ.

Нет, клептоманией от разведки страдал далеко не один Евгений Михайлович Иванов…