Глава четвертая Мученики девятого отсека
Девятый отсек… В этих двух словах присутствует некая мистика. Старшее поколение военных моряков помнит, как еще курсантами мы пели под гитару знаменитый и страшный своей безжалостной правдой «Девятый отсек». Эта была, наверное, одна из самых народных флотских послевоенных песен. Никто не знает, когда и кто ее сочинил. Ее никогда не пели со сцен и с экранов, зато ее пели в матросских кубриках и офицерских кают-компаниях, ее никогда не пели профессиональные певцы, зато ее знали и любили все — от матросов из учебок до седых адмиралов, ее переписывали друг у друга в «дембельские» альбомы увольняющиеся в запас и увозили затем домой, развозя по всей земле российской трагическую повесть о Девятом отсеке. Песня была посвящена трагедии печально знаменитой «Хиросимы» (К-19). Но «Девятый отсек» — это не только трагедия одной подводной лодки, это собирательный образ всех трагедий нашего подводного атомного флота. «Девятый отсек» — это предчувствие самой страшной катастрофы ушедшего века, «Девятый отсек» — это народный памятник всем, кто уже погиб и еще погибнет в море. «Девятый отсек» — это предостережение и наша боль… И пусть кто-то найдет слова песни слишком простыми, а рифму не профессиональной. Пусть так! И все же моряки вот уже несколько десятилетий пели и поют «Девятый отсек». Ныне песня обрела новый трагичный смысл.
Автономке конец, путь на базу домой.
Лодку тихо волною качает.
Спит 9-й отсек, спит 9-й жилой,
Только вахтенный глаз не смыкает.
Что он думал тогда, может, дом вспоминал,
О друзьях, о знакомых, любимой…
Только запах чужой мысли вдруг оборвал,
Что такое? Несет вроде дымом!
Доложить? Ерунда! Не уйдет никуда!
А в центральном ведь люди не боги.
Пламя рвет и ревет, но нажать он успел.
Перезвон аварийной тревоги…
Отзывается сердце на каждый удар.
Тщетно ищут спасенья в 9-м.
И открыли бы им. Смерть войдет и сюда…
И седеют от крика в 10-м…
Тишина… Тишина… Нет страшней тишины!
Так запомните, люди живые!
Двадцать восемь парней без беды, без войны
Жизнь отдали, чтоб жили другие!
Встаньте те, кто сейчас водку пьет и поет,
Встаньте все вы и выпейте стоя!
Наш ракетный подводный, наш атомный флот
Отдает честь погибшим героям!
* * *
Несмотря на множество публикаций о «Курске», многие подвиги курян почему-то до сих пор остались вне внимания общественности. На своем боевом посту остался весь расчет боевой смены пульта главной энергетической установки. Никто из них даже не предпринял попытки оставить свой боевой пост. Даже погибая, они исполнили свой долг и остановили реактор. Об этом стало известно после подъема «Курска». До сих пор не оценен по достоинству, на мой взгляд, и подвиг капитан-лейтенанта Рашида Аряпова. Именно он успел задраить переборку в 6-й отсек, выполнить целый ряд мероприятий по обеспечению безопасности ядерного реактора (причем часть из них даже не предусмотренных инструкциями!), организовать грамотную эвакуации личного состава в кормовой 9-й отсек. Возможно, что именно Аряпов и возглавил оставшихся в живых подводников в кормовом отсеке. Помнить об этих подвигах мы просто обязаны!
Наверное, никогда еще в истории нашего флота внимание всей страны не было так долго приковано к одному из отсеков подводной лодки. Ныне о девятом отсеке «Курска» в России знает каждый. С ним, с этим отсеком, связывали все мы свои надежды во время спасательной операции в августе 2000 года. За него молились, в него верили, как в некий оберег, который должен и обязан спасти попавших в подводный плен ребят. С девятым отсеком связывали мы свои вопросы относительно развития событий на аварийной лодке, вопросы о тайне происшедшей с ней катастрофы.
О девятом отсеке у нас писалось и говорилось так много и часто, что мне порой уже кажется, что сегодня в «девятом отсеке» находится сама Россия. Задыхаясь от нехватки кислорода, в холоде и огне, понимая, что помощи ждать не от кого, она все равно продолжает упорно бороться за собственное спасение, свято веря, что одолеет все трудности и напасти и снова увидит солнце в небе…
Что ж, как показало время, внимание к девятому отсеку было закономерным, ибо именно ему было суждено вписать последнюю и самую страшную страницу в трагедию «Курска».
Уже напечатав заголовок главы, я долго затем раздумывал над тем, писать или не писать мне эту главу. Может быть, лучше ограничиться несколькими фразами, потому что если писать, то получится, пожалуй, самая тяжелая часть всей книги. Ее, вероятно, будет трудно и больно читать всем нам, не говоря уже о родственниках и близких погибших подводников. Но с другой стороны, работая над книгой, я хотел лишь одного — рассказать правду о «Курске», какой бы тяжелой она ни была. Для этого, собственно говоря, я и начал работу над ней. Так останавливаться ли теперь на полпути? Говорить все или кое-что оставить за скобками? После долгих раздумий я выбрал первое. А потому заранее прошу прощения за те строки, где будет сказана, возможно, слишком страшная правда о девятом отсеке.
В техническом описании он так и зовется: кормовой отсек-убежище. Из всех отсеков «Курска» девятый самый маленький по размеру. Будучи на однотипном с «Курском» «Воронеже», я, естественно, побывал и в девятом. Сразу за межотсечным люком вправо находится «знаменитый» теперь АСЛ (аварийно-спасательный люк). К нижнему обрезу выходной шахты приставлен узкий вертикальный трап. Сам нижний люк открыт. На выходе в море он всегда задраивается, в готовности к использованию. Командир второго экипажа «Воронежа» Олег Якубина рассказывает о пользовании АСЛ так:
— Вначале необходимо задраить нижний люк и затопить замкнутое пространство между нижним и верхним люками. Затем сравнивается давление с забортным и только после этого отдраивается верхний люк.
Что и говорить, пользоваться АСЛ надо уметь!
Итак, к 13 часам в девятом отсеке собралось двадцать три человека. Это были все, кто к этому времени оставался в живых. Общее командование взял на себя, вероятнее всего, капитан-лейтенант Дмитрий Колесников. Почему вероятнее всего? Потому, что ни в одной из двух найденных записок об этом не сказано однозначно, однако бумаги, найденные в кармане Дмитрия Колесникова, позволяют предположить, что командовал именно он. Помимо записки, в его кармане оказался список всех двадцати трех остававшихся на тот момент в живых подводников. Возле каждой из фамилий стояли галочки. Скорее всего, Колесников время от времени проводил перекличку личного состава. По крайней мере, он это проделал дважды, в 13 и 15 часов.
Каково было моральное и психологическое состояние оказавшихся в девятом отсеке? Не надо быть провидцем, чтобы понять, что состояние было тяжелым. Будучи профессионалами, все прекрасно понимали всю трагичность ситуации. Однако паники не было. Сейчас об этом можно говорить уже с полной уверенностью.
Исчерпывающий ответ на этот вопрос дали врачи, производившие обследование поднятых на поверхность тел. Это неправда, что мертвые не говорят, ибо они могут очень и очень о многом поведать специалистам. Итак, что же обнаружили врачи?
А обнаружили следующее. Дело в том, что, как известно, в человеческом организме имеются определенные запасы гликогена (сахара и глюкозы). Наибольшее количество сахара и глюкозы находится в печени и в мышцах, меньшее в крови. Гликоген — это мощное энергетическое средство, своеобразный стратегический запас человека на случай стрессов. Произошел стресс, и организм расходует запасы сахара и глюкозы на его погашение. Так вот, обследование поднятых из девятого отсека подводников показало, что в их печени и мышцах ни глюкозы, ни сахара не было. Это означает лишь одно: все пережили сильнейший стресс. Да другого и быть не могло, что еще должен чувствовать человек, когда лодку сотрясает один за другим два взрыва, после чего тухнет даже аварийное освещение, лодка бьется о дно, а через носовые переборки хлещет вода? Кто бы мог воспринять это с ледяным спокойствием? Да никто! Ясно, что все оставшиеся в живых пережили сильнейшее нервное потрясение. Но врачи обнаружили и иное. В крови поднятых подводников гликоген присутствовал, причем его содержание было даже выше нормы! Для неспециалистов это ровным счетом ни о чем не говорит, для специалистов же, наоборот, говорит очень о многом. Наличие гликогена в крови означает, что запасы его не были израсходованы до конца, то есть стресс был, но он был кратковременным, а затем люди успокоились. Если бы оставшиеся в живых пребывали в состоянии паники, их организм бы «поглотил» и последние резервные запасы гликогена, но этого не произошло. Итак, наличие спокойной и деловой обстановки в девятом отсеке можно считать доказанным.
Чем занимались подводники? Прежде всего они «поддули» отсек, то есть создали в нем повышенное давление, чтобы избежать поступления воды. Во второй записке, найденной немного позднее первой, говорится, что давление в отсеке было повышено до 0,6 килограмма на сантиметр квадратный. Этот же показатель видели и водолазы на манометре девятого отсека. Вода в отсеке была, но ее уровень не превышал 15–20 сантиметров.
Аварийное освещение в отсеке отсутствовало. Аккумуляторные батареи на «Курске» размещались в трюме первого отсека, и поэтому после взрыва ни о какой электроэнергии не могло быть и речи. Однако в отсеке имелось штатное количество аварийных фонарей, которыми подводники и пользовались. Вследствие резкого падения температуры вскоре стало холодно, и всем пришлось одеть утеплители, костюмы, проложенные прошитым поролоном.
Размотанный шланг ВПЛ красноречиво говорит о готовности борьбы с пожаром, а подключенная к сети трубка аварийного межотсечного телефона — о попытке прозвонить все отсеки и попытаться определить оставшихся там в живых. Вполне возможно, что именно так была сразу же после взрыва установлена связь с личным составом шестого, седьмого и восьмого отсеков.
Судя по всему, подводники готовились покинуть отсек свободным всплытием. Для этого были проведены все необходимые мероприятия, приготовлены дыхательные аппараты. По мнению врачей-физиологов ВМФ, при всплытии со 108-метровой глубины сто процентов выходящих наверх получают декомпрессионную болезнь, а многие и сильную баротравму легких. Но при столь экстремальной ситуации вопрос стоит крайне жестко: жив или мертв, а потому к подобным сопутствующим неприятностям относятся как к неизбежности. Осложнения и болезни будут залечивать потом, первоначально же самое главное — спасти жизнь. На этом и концентрируются усилия спасателей. Но для того чтобы всплыть, подводникам надо вначале еще суметь покинуть подводную лодку.
Этого-то находившиеся в девятом отсеке моряки сделать и не смогли. Все их многочисленные попытки открыть АСЛ снизу успехом не увенчались. Подводники столкнулись с той же проблемой, что и пилоты спасательных подводных снарядов, пытавшиеся присосаться к зеркалу АСЛ. Что-то произошло с аварийно-спасательным люком, но что?
Оговорюсь сразу. До настоящего момента точная причина несрабатывания АСЛ так и не выяснена до конца. Существует мнение, что присосаться спасательным снарядам было невозможно из-за треснувшего зеркала. Однако многие специалисты в это не верят. Треснутое зеркало могло помешать присосаться подводному снаряду, но оно ни в коей мере не могло служить помехой для выхода людей из подводной лодки. «Сталь, из которого изготовлено зеркало, — говорят они, — просто не могла треснуть, а потому скорее всего стакан АСЛ, который жестко соединяет легкий и прочный корпуса лодки, просто “повело” (перекосило) в результате взрыва». Именно поэтому снаряды не могли присосаться, а люди выбраться. Открыть верхнюю крышку удалось только водолазам с помощью специально изготовленных ключей.
Невозможность самостоятельного выхода на поверхность, конечно же, осложнила, и без того достаточно тяжелое положение двадцати трех человек, находящихся в девятом отсеке. Но потеряно было далеко не все! Скорее всего, именно к этому времени относятся написанные Дмитрием Колесниковым слова: «…Не надо отчаиваться!» Когда текст записки прозвучал впервые, у многих сложилось впечатление, что эта фраза скорее всего обращена к родным и близким как призыв сохранять присутствие духа после получения трагического известия. Однако теперь более вероятным кажется, что в этих трех словах командир дивизиона живучести выразил свое собственное состояние: да, выйти из лодки нам не удалось, однако остается надежда на то, что нас найдут и спасут, а потому не надо отчаиваться, надо бороться за жизнь, надо выиграть время! То же самое он, по-видимому, говорил и собравшимся в отсеке товарищам.
И капитан-лейтенант Колесников, и остальные подводники прекрасно понимали, что после того как лодка не вышла на связь, по флоту уже объявлена тревога и их ищут. А потому теперь надо было всеми силами бороться за живучесть отсека, за сохранение собственной жизни и ждать, ждать, ждать. То, что после 15 часов Дмитрий Колесников пишет уже в темноте, тоже говорит в пользу этой версии. Сколько времени придется находиться в отсеке, не мог сказать никто, а потому надо было экономить батареи аварийных фонарей.
Вспомните теперь многочисленные заявления руководителей флота о расчетном времени, которое могли находиться в девятом отсеке подводники. Чаще всего фигурировал срок в десять суток. Сегодняшний анализ ситуации в девятом отсеке говорит то же самое: они могли и готовы были продержаться эти самые десять суток. Однако этого не произошло. Почему? Потому что случилось нечто страшное, то, что разом перечеркнуло все помыслы и надежды миллионов и миллионов людей. Теперь мы вплотную подошли к тайне девятого отсека.
Когда врачи приступили к обследованию извлеченных водолазами тел, им сразу же бросилось в глаза, что подводников можно сразу же по внешнему виду разделить на две категории. В первую категорию вошли те, чьи тела были совершенно не повреждены. Все они были абсолютно опознаваемы и узнаваемы. Лица и руки имели при этом характерный красноватый оттенок, что бывает обычно при отравлении угарным газом. При нажатии на грудь слышалось характерное похрустывание. Это было так называемое явление крепитации, присутствовали и подкожные эмфиземы, явные признаки того, что человек жил и погиб в атмосфере с повышенным давлением и его организм успел насытиться азотом. Из носа выделялась пенообразная жидкость, что тоже говорило о длительном нахождении под повышенным давлением. Таких тел было подавляющее большинство. По мнению врачей, смерть подводников могла наступить в районе девятнадцати — двадцати часов двенадцатого августа.
Вторую категорию тел составляли тела, подвергнутые термическим и химическим ожогам. Таких тел было по меньшей мере три. У одного из подводников было буквально стесано все лицо. На костях черепа остались только остатки мышц. У другого моряка полностью отсутствовала брюшная стенка, внутренние органы, однако, были целы. От пожара так сгореть люди не могли. Налицо было явное сожжение щелочью, причем воздействие было очень интенсивным и кратковременным.
Так что же все-таки случилось в районе девятнадцати часов вечера 12 августа в девятом отсеке? А произошло следующее.
К вечеру в отсеке стало ощущаться кислородное голодание, и было решено зарядить РДУ свежими пластинами регенерации. Эту операцию поручено было выполнить троим подводникам. Они подошли к РДУ, имея при себе банку с В-64, и начали ее перезаряжать. В этот-то момент и произошло непоправимое. Кто-то из трех уронил пластины регенерации, а возможно, и всю банку в воду, перемешанную с маслом. Почему так случилось, можно только предполагать. Скорее всего, сказалась усталость предыдущих часов, теснота и недостаток освещения. Раздался взрыв…
По характеру ожога возможно предположить, что в последний момент один из подводников пытался накрыть собой упавшую банку с регенерацией и принять всю силу взрыва на себя. Вне всяких сомнений, он совершил подвиг, который до сих пор, увы, так и остался неоцененным. Однако даже этот отчаянный смертельный бросок ничего уже не мог изменить… Находившиеся рядом с РДУ люди погибли почти мгновенно в результате взрыва. Остальные жили немногим дольше. Взрыв сразу же выжег весь кислород в отсеке, выделив огромное количество угарного газа. Никто не ожидал взрыва, а потому все подводники находились без дыхательных аппаратов, которые вполне обоснованно берегли на случай выхода из подводной лодки. А потому всем им было достаточно одного-двух вдохов угарного газа, чтобы потерять сознание. Это был конец. Люди молча попадали в воду, чтобы уже никогда из нее не подняться. Все произошло так стремительно, что вряд ли кто-то из находившихся в девятом отсеке подводников смог до конца осознать, что же произошло.
Большого пожара, однако, не произошло. Взрыв выжег весь кислород, и гореть больше было просто нечему. Понемногу в отсек продолжала фильтроваться вода, и к моменту открытия АСЛ норвежцами он был уже полностью затоплен, исключая лишь небольшую воздушную подушку у подволока с содержанием кислорода в семь процентов. Люди, как известно, могут дышать лишь до наличия двенадцати процентов кислорода в воздухе, после чего теряют сознание. Семь процентов — это результат интенсивного горения или взрыва. Люди до столь низкой концентрации кислорода никогда выдышать воздух не могут.
Не знаю, как другие, но я, узнав о тайне девятого отсека, несколько дней не мог прийти в себя. Было до безумия обидно, что нелепая случайность в одно мгновение унесла двадцать три молодые жизни, что спасательная операция, имевшая все шансы на несомненный успех, завершилась ничем. Если бы можно было хотя бы немного повернуть вспять время и хоть что-то изменить в прошлом! Хотя бы один раз! Хотя бы чуть-чуть! Увы, ничего подобного нам не дано. Время безжалостно и монотонно идет вперед, а прошлое не признает сослагательного наклонения. И все же склоним еще раз головы перед подвигом узников девятого отсека, тех, кто до последнего дыхания стоял на своих боевых постах и принял смерть тогда, когда спасение, казалось, было уже совсем рядом.
Девятый отсек — ты был последней надеждой для России, ты же стал крушением ее последних надежд. Порой мне кажется, что сегодня мы все узники девятого отсека и из последних сил удерживаем там свой последний рубеж. Выдюжим ли? Устоим ли? Поднимемся ли с колен? Господи! Дай нам только веру в себя, а остальное мы осилим сами!