Глава 1. Владыка морей?

Глава 1.

Владыка морей?

21 ноября 1918 года среди свинцовых волн холодного Северного моря примерно в 40 милях от одинокого острова Мэй, лежащего в устье Фёрт-оф-Форта, разыгралась величественная драма, имеющая огромное историческое значение. Это была самая грандиозная в морской истории капитуляция. Германский Флот Открытого Моря шел сдаваться британскому Гранд Флиту. Этот акт безоговорочного повиновения воле победителя стал звездным часом британской морской мощи, увенчавшим три века развития и почти непрерывных побед. Более того, он знаменовал собой пик могущества линейного корабля как верховного арбитра на море после столь же долгого периода эволюции морской войны.

В этот день фельдмаршал сэр Генри Уилсон написал адмиралу Битти: «Вы отдали нам их армии, мы отдаем вам их флот».

Не может быть и малейшего сомнения в том, что фельдмаршал сказал чистую правду. Именно успешное применение Королевским Флотом морской блокады поставило на колени Германскую империю. Тихо, но неотвратимо эта блокада свела на нет все блестящие победы, одержанные германскими армиями за 4 года самой кровопролитной войны в истории человечества. Немецкие армии глубоко вторглись на территорию Франции и России и закрепились там, успешно отбивая все попытки отбросить их назад. Многочисленные атаки обескровили армии союзников, но за линией фронта в немецком тылу постепенно поднимался призрак голода. И в конце концов, подточенный гибельными язвами немецкий тыл не выдержал и рухнул.

Немецкие армии были разгромлены на полях сражений фельдмаршалом Хейгом[1], но к этому времени здание Германской империи, построенное кайзером, насквозь прогнило изнутри, и лишь жалкие обломки остались вместо некогда горделивой и сильной нации[2].

Британская морская мощь сделала все это за 4 года. Если говорить более точно, Гранд Флит, хотя и не сумел жестко удержать противника в своих клещах, но уже самим фактом своего существования обрек на провал титанические усилия Германии, направленные на захват господства на континенте. Точно так же в минувшие века британские линейные корабли самым решающим образом влияли на исход борьбы с другими тираническими империями, проявлявшими такие же амбиции, — наполеоновской Францией и Испанией Филиппа II.

Величественная Германская империя была повержена в прах так же, как и ее предтечи. И причиной этому была сила, с которой все они пытались бороться, но так и не сумели одолеть — британское господство на море. Именно линейный корабль, Британский Линейный Корабль, обеспечил этот важнейший фактор в 1918 и 1805 годах, и не столь явно, но столь же действенно в 1588 году. В этот блестящий миг своей величайшей и самой полной победы, когда огромный вражеский флот сдался без единого выстрела, каким предстал линейный корабль Королевского Флота перед моряками других флотов, перед всем остальным миром?

В распоряжении адмирала Битти в тот памятный ноябрьский день 1918 года оказалось самое большое в истории количество британских кораблей. Там были 150 стремительных изящных эсминцев, 6 эскадр дерзких и быстрых легких крейсеров, эскадра тяжеловесных броненосных крейсеров. Но, конечно же, над всем господствовали огромные корпуса линейных крейсеров и линейных кораблей, 7 эскадр этих могучих гигантов.

Внушительная армада в составе более чем 200 военных кораблей (в их числе 5 американских и 3 французских) двигалась навстречу германскому флоту в едином боевом строю. На каждом корабле артиллеристы стояли у орудий, башни были развернуты на борт. Все моряки на боевых постах имели при себе противогазы и асбестовые костюмы.

В 9.30 показались «грязные и потрепанные корабли» некогда гордого Флота Открытого моря, которые вел навстречу Гранд Флиту легкий крейсер «Кардифф». Адмирал Битти выстроил свой огромный флот в две длинные кильватерные колонны, каждая из которых насчитывала более 2 дюжин линейных крейсеров и линкоров.

Германский флот, сдавшийся в этот день, состоял из самых современных немецких кораблей: 9 линкоров, 5 линейных крейсеров, 7 легких крейсеров и 49 эсминцев[3]. Хотя это была внушительная сила, она выглядела просто жалко на фоне исполинского Гранд Флита. Такое сравнение с предельной ясностью показывало безнадежность попытки Германии оспорить господство на море.

Когда Гранд Флит поравнялся с немецким флотом, адмирал Битти развернул обе длинные колонны британских линкоров все вдруг на 180 градусов внутрь, в направлении немцев. Этот сложнейший маневр был исполнен просто блестяще, с точностью часового механизма. Флагман Битти линкор «Куин Элизабет» оказался на траверзе корабля немецкого адмирала фон Рейтера. Вот так, зажатый между двумя британскими колоннами, германский флот пошел к месту своей последней стоянки.

Эффектным заключительным аккордом исторического дня стал сигнал сэра Дэвида, переданный в 11.00 фон Рейтеру:

«Германский флаг надлежит спустить сегодня на закате и более без особого разрешения не поднимать».

Спустя 7 месяцев большая часть сдавшихся немецких кораблей была затоплена собственными командами в тихих водах Скапа Флоу, что стало последней ступенью деградации флота. Этот финальный эпизод трагедии стал фактическим признанием того, что само создание германского флота оказалось бессмысленным. Когда последний из немецких кораблей скрылся под водой, работа Гранд Флита подошла к концу. Пусть это была не слишком зрелищная победа, однако она оказалась куда более полной и решительной, чем одержанная при Трафальгаре.

В 1918 году ни один из старших офицеров Королевского Флота не сомневался, что именно линкор, как уже много раз до этого, стал главным оружием, с помощью которого была одержана столь сокрушительная победа. Не было никаких сомнений, что именно он является «Владыкой морей», и ничто в обозримом будущем не может угрожать его господству.

В 1918 году, если говорить о линейных кораблях, Королевский Флот имел неоспоримое преимущество над всеми остальными флотами. В ноябре 1918 года гордый флаг Святого Георгия развевался на 71 линейном корабле и линейном крейсере. Ни одна другая страна не имела ничего похожего.

Да, следует признать, что многие из этих кораблей относились к устаревшему типу до-дредноутов или броненосцев, которые в годы Великой Войны почти не имели боевого значения. Сейчас они в самом ближайшем времени должны были отправиться на верфи для разборки на металл. Но даже без этих кораблей, к которым следует приплюсовать и сам знаменитый «Дредноут», также обреченный на слом, Королевский Флот имел в своем составе 32 линкора и 9 линейных крейсеров, всего 41 тяжелый корабль. Это давало ему огромное преимущество над любым соперником, особенно если учесть столь же внушительное превосходство в количестве современных крейсеров и эсминцев.

После полной ликвидации германского и австрийского флотов лишь немногие из остальных держав могли похвастаться тем, что имеют современные линейные корабли. Если перечислить все эти державы и привести количество имеющихся у них линкоров и линейных крейсеров, то мы увидим следующую картину:

Всего 49 современных линейных кораблей против 41, числящегося в составе Королевского Флота. Более того, превосходство Королевского Флота определялось не только количеством. Точно такое же значение, если не еще большее, имел высочайший уровень подготовки. Лишь британский флот в полной мере отвечал всем требованиям, которые выдвигала современная морская война, ни один из его соперников не мог похвастаться этим. Если учитывать количество кораблей, уровень подготовки и славные традиции, то в 1918 году Королевский Флот, вне всякого сомнения, являлся величайшей в истории боевой силой.

Эти цифры приведены с единственной целью — подтвердить безоговорочное господство британского флота в послевоенном мире и непоколебимость Империи, которая после окончания Великой Войны стала еще крепче. Ее единство стало прочнее, чем когда-либо, так как страны и народы сплотили общие жертвы, кровь лучших сыновей, пролитая во имя общего дела. Престиж Великобритании достиг максимума.

Но прошло всего лишь 5 лет, и это численное превосходство было утеряно навсегда. В течение 10 лет опыт и подготовка, полученные за время войны, были сведены к нулю техническими нововведениями, в области которых Королевский Флот начал быстро отставать от других. Через 20 лет совершенно раздавленная Германия оказалась в состоянии снова бросить вызов британскому господству на море. Как все это могло случиться? Причину следует искать в сложном переплетении многих факторов, которые привели к полному изменению ситуации, существовавшей в 1918 году. Упадок Королевского Флота и рост сил его противников были связаны с полной неопределенностью относительно роли линейного корабля в будущей войне.

Сила любого флота измерялась количеством находящихся в строю линейных кораблей. (Эта фраза стала штампом, однако в оборот она вошла только после 1918 года.) Эти цифры выглядели вполне благополучно, однако они могли только ввести в заблуждение.

Истинная картина открывается, лишь когда мы начинаем рассматривать количество линкоров, находящихся в постройке. И здесь положение было совсем иным, что стало страшным потрясением для британской общественности. Ведь для рядового англичанина британское господство на море было чем-то совершенно естественным, вроде дыхания или подоходного налога.

В действительности в 1918 году работы шли лишь на одном британском корабле — линейном крейсере «Худ». Первоначально предусматривалась постройка 4 кораблей такого типа: «Худ», «Энсон», «Хоу», «Родней». Однако заказ на последние 3 был отменен. Зато главные соперники Великобритании — Соединенные Штаты и Япония — ничего подобного делать не собирались. Обе страны приступили к реализации колоссальных кораблестроительных программ. Если бы они были выполнены, от британского господства на море не осталось бы и следа.

* * *

В 1916 году, когда произошла Ютландская битва, американский конгресс выделил огромные средства, которые позволяли значительно увеличить флот Соединенных Штатов. Лозунгом этого беспрецедентного рывка стала фраза: «Флот, не уступающий никому». В действительности Дядя Сэм хотел создать флот, превосходящий все остальные. Эту идею с огромным энтузиазмом подхватило сталелитейное и кораблестроительное лобби в конгрессе. Промышленники предвидели настоящий кораблестроительный бум и неслыханный рост доходов.

Целью американцев стало создание флота, который смог бы одновременно противостоять англичанам в Атлантике и японцам на Тихом океане. Великобритания и Япония были связаны союзным договором, хотя он и не имел четкой направленности, как договор 1902 года, подписанный с целью ограничения экспансии России в Китае и на Тихом океане. Однако существование этого договора служило постоянным раздражителем для фракции англофобов в американском флоте, которые постоянно размахивали этой бумажкой, чтобы убедить конгресс утвердить невиданную программу строительства флота[4].

Прямым результатом заседаний конгресса стало начало строительства на американских верфях 12 самых больших и самых мощных линейных кораблей того времени. Если бы они были построены, они по всем статьям превзошли бы существующие линкоры и свели бы на нет временное численное превосходство англичан. Кроме того, началось строительство 6 линейных крейсеров, характеристики которых также потрясали воображение. Полная программа выглядела следующим образом:

Линкоры (12):

«Колорадо», «Мэриленд», «Вашингтон», «Вест Вирджиния» 32800 тонн, 8–406-мм, 12–127-мм, 21 узел;

«Саут Дакота», «Индиана», «Монтана», «Норт Каролина», «Айова», «Массачусетс» 43200 тонн, 12–406-мм, 16–152-мм, 23 узла;

+ еще 2 корабля.

Линейные крейсера (6):

«Лексингтон», «Констеллейшн», «Саратога», «Рейнджер», «Конститьюшн», «Юнайтед Стейтс» 43500 тонн, 8–406-мм, 16–152-мм, 33 узла.

Линкоры типа «Колорадо» были заложены в период с 1917 по 1920 год, начало постройки линейных крейсеров типа «Лексингтон» было намечено на 1920 год, а линкоров типа «Саут Дакота» — на 1921 год.

Но при всей своей амбициозности эта программа еще не была окончательной. Американцы так рвались заменить Британию в качестве сильнейшей морской державы, пока эта страна увязла в тяжелейшей войне против Германии, что начали готовить проекты еще более сильных линкоров. Летом конгресс разрешил Комитету по военно-морским делам заняться разработкой проекта такого корабля, который получил подходящее название — «Террор». По словам конгрессменов, «максимальные размеры, максимальное водоизмещение, максимальное вооружение, максимальная толщина брони должны сделать его самым лучшим линейным кораблем или крейсером, который когда-либо видел мир». В своей обычной демагогической манере американцы утверждали, что этот монстр не является угрозой Британии или Японии, а станет «миротворцем во всем мире».

Работы начали продвигаться, и единственным ограничением для конструкторов являлись размеры шлюзов Панамского канала. К октябрю 1916 года был готов эскизный проект, корабль имел следующие характеристики:

70000 тонн, 12–406-мм, 21–152-мм, 31 узел.

Поэтому никто, кроме самих американцев, не удивился, когда Япония и Великобритания, глядя на гигантское увеличение американской морской мощи, увенчавшееся «Террором», увидели в этом чудовище не миротворца, а смертельную угрозу самому их существованию.

Если американские сенаторы могли продолжать легкомысленно убеждать себя, что малые нации безропотно подчинятся такому «инструменту» мировой политики, то Япония и Великобритания смотрели на вещи более трезво. В этом корабле они увидели только вызов. В результате создание нового американского флота привело к тем же последствиям, что и создание мощного германского флота перед 1914 годом. Великобритания владела колоссальной империей, раскинувшейся по всему земному шару. Она имела самый большой в мире торговый флот, который требовалось защищать. Страна целиком зависела от импорта продовольствия и сырья, и недавняя подводная война ясно показала уязвимость английских морских коммуникаций. Господство на море было жизненно важным для Британии. В то же время для Соединенных Штатов, обеспеченных всем необходимым, это был вопрос престижа и не больше.

Английские морские офицеры всех уровней в то время считали войну с Соединенными Штатами «немыслимой».

Однако на другой стороне Атлантики царили иные убеждения. Многие американские адмиралы видели в Великобритании наиболее вероятного противника в будущей морской войне. Главным поводом к такому конфликту считалось возможное столкновение торговых интересов.

* * *

Япония также была встревожена. Она преследовала свои собственные цели и расширяла экспансию за счет соседнего Китая. Когда Соединенные Штаты и Великобритания призывали ее к умеренности, это рассматривалось как оскорбление. Япония стремительно ворвалась в ряды первоклассных морских держав, причем в основном собственными усилиями. Поэтому вполне понятно, что она полагала, будто западные державы ущемляют ее достоинство, и действовала соответственно. В случае войны до Японии можно было добраться только морем, поэтому она немедленно приступила к выполнению собственной обширной кораблестроительной программы.

Хотя ранее между Великобританией и Японией существовали сердечные отношения, теперь они заметно ухудшились. Однако долголетние связи между флотами было не так просто нарушить, и влияние величайшей в мире морской державы на проекты японских кораблей все еще было заметно. В японском флоте господствовали корабли английской постройки и английских проектов, точно так же, как английские методы подготовки личного состава. Но даже в этом Япония становилась все более самостоятельной, как, впрочем, и во многих других отношениях. Это отразилось в ее кораблестроительных программах.

Еще в 1912 году Япония показала только что обретенную самостоятельность мышления, получив великолепные линейные крейсера типа «Конго». Головной корабль был заказан на британской верфи Виккерса в Барроу, а 3 остальных построены в Японии. Однако впечатление произвел именно сам проект. По мнению самих англичан, «Конго» настолько превосходил британские линейные крейсера типа «Лайон» из последней кораблестроительной программы, что «Тайгер», заложенный вскоре после спуска «Конго», был спешно перепроектирован. В его конструкции были использованы многие решения, примененные на «Конго», и в результате получился один из самых мощных линейных крейсеров в истории. Хотя Япония пока еще была учеником, она уже начала давать уроки своему учителю. В 20-х годах эта тенденция проявилась еще более отчетливо.

Япония, встревоженная огромной американской кораблестроительной программой 1916 года, теперь была готова противопоставить ей свою собственную. Хотя в 1914 году Япония вступила в войну на стороне Антанты, это было сделано без особой охоты. Военная каста в Японии имела гораздо больше общего с пруссаками, которые заявляли, что в Великой Войне они сражаются за честь и достоинство Германии, чем с демократическими нациями, хотя именно с ними ее связывали договоры. Поэтому Япония вступила в войну только чтобы занять одно из главных кресел на мирной конференции. Все ее действия были подчинены собственным интересам, а не общему делу. Например, Япония после недолгой осады захватила Циндао, главную немецкую базу на Тихом океане. Однако это было сделано не столько для того, чтобы устранить влияние Германии на территории материкового Китая, сколько для того, чтобы самой там утвердиться. Японцы опасались, что кто-нибудь другой захватит этот приз, и потому действовали стремительно. К ноябрю 1914 года все кончилось.

Япония охотно обещала Китаю, что станет гарантом его территориальной целостности, так как немцы уже начали переговоры о передаче порта Китаю, прекрасно зная, что в условиях господства Англии на море им не удержать этот изолированный пункт.

Однако, захватив Циндао, японцы совсем не торопились возвращать город законному владельцу. В 1920 году он все еще служил японской базой.

Более того, заполучив в свои руки столь надежный плацдарм, Япония увидела прекрасную возможность дальнейшего расширения своей экспансии, не имеющую ничего общего с крестовым походом против Германии. Союзники полностью увязли в Европе, в Америке царили безразличие и апатия, и Япония предъявила Китаю пакет требований, выполнение которых фактически накидывало удавку на горло национальной экономики Китая. В результате Япония могла получить безраздельное влияние на всей территории обширной империи, вытеснив оттуда все остальные державы. «Двадцать одно требование» было предъявлено тайно, однако когда британское и американское правительства осознали, к чему идет дело, они спешно объединились и довольно жестко потребовали от Японии умерить свои аппетиты. Но Япония игнорировала этот демарш и продолжала настаивать на своем. Китай в это время не мог рассчитывать на чью-либо помощь и был вынужден принять большинство из японских требований. Это совершенно ясно показало западным правительствам направление будущего курса японской дипломатии. Однако в период с 1914 по 1918 год у них просто не было физической возможности остановить ее.

Но все-таки в одном отношении Япония допустила роковую ошибку. Она превратила в своих потенциальных врагов две крупнейшие морские державы, которые до этого были ее лучшими друзьями. И теперь у нее просто не оставалось иного выбора, как резко усилить собственный флот. Это следовало сделать любой ценой. Американская программа 1916 года послужила законным оправданием любых усилий в области морских вооружений.

Вслед за линейными крейсерами типа «Конго» последовали несколько серий супер-дредноутов: «Фусо», «Хьюга» и «Нагато». Все они были спроектированы так, чтобы превосходить соответствующие американские корабли, построенные в 1912–16 годах. Однако после того как стали известны детали американской программы 1916 года, японцы разработали собственный план «8–8». Он предусматривал спешную постройку 8 линкоров и 8 линейных крейсеров, которые планировалось заложить с 1917 по 1927 год. И снова при сравнении «корабль против корабля» они должны были превосходить американские «Саут Дакоты» и «Лексингтоны».

Линкоры (8):

«Нагато», «Муцу»

39130 тонн, 8–406-мм, 18–140-мм, 25 узлов;

«Кага», «Тоса»

38500 тонн, 10–406-мм, 20–140-мм, 26,5 узлов;

13, 14, 15, 16 (без названий)

47500 тонн, 8–456-мм, 16–140-мм, 30 узлов.

Линейные крейсера (8):

«Амаги», «Акаги», «Атаго», «Такао»

40000 тонн, 10–406-мм, 16–140-мм, 30 узлов;

«Кии», «Овари», 11, 12 (без названий)

41400 тонн, 10–456-мм, 16–140-мм, 30 узлов.

Как легко видеть, появление на сцене этих монстров, вооруженных 456-мм орудиями против 406-мм у американских кораблей, означало, что Япония не только принимает вызов, но и вырывается вперед.

* * *

На фоне этих колоссальных кораблестроительных программ, «Худ», который один в 1920 году уцелел от кораблестроительных программ военного времени, выглядел жалкой пародией. Если смотреть на характеристики построенных ранее кораблей, то «Худ» был великолепным пополнением флота. Однако по сравнению с монстрами, заложенными в Японии и Соединенных Штатах, он устарел во всех отношениях. Его характеристики были следующими:

Линейный крейсер (1):

«Худ»

41200 тонн, 8–381-мм, 16–140-мм, 32 узла.

Хотя его некогда великолепные 381-мм орудия решительно уступали новым 406-мм и тем более 456-мм стволам противников, еще больше ухудшало положение то, что он был один против восемнадцати новых американских и шестнадцати японских кораблей. Также следовало учитывать и уже построенные этими державами корабли.

Совершенно понятно, что Адмиралтейство было просто обязано отреагировать на этот двойной вызов, и оно отреагировало. В 1921 году парламент утвердил новый морской бюджет, который предусматривал достойный ответ на вызов. Планировалось немедленно заложить 4 линейных крейсера, вооруженных 406-мм орудиями, за которыми должны были последовать 4 линкора с 456-мм орудиями.

Линейные крейсера (4):

1,2, 3, 4 (без названий, но предположительно «Инфлексибл», «Индомитебл», «Индефетигебл», «Инвинзибл»)

48000 тонн, 9–406-мм, 16–152-мм, 32 узла.

Линкоры предположительно имели водоизмещение 48500 тонн и были вооружены 9–456-мм орудиями, не считая более мелких. Скорость могла достичь 30 узлов. Приводимые иногда названия «Сент Джордж», «Сент Эндрю», «Сент Дэвид» и «Сент Патрик» следует считать крайне сомнительными.

* * *

Когда американские политики узнали характеристики новых кораблей, которые готовились строить Англия и Япония, они задумались. Одно дело — болтать с трибуны о «выполнении долга Соединенных Штатов как лидера демократического движения», и совсем другое — выбросить впустую огромные деньги. Американцы намеревались построить самый сильный в мире линейный флот, чтобы, орудуя им, как пресловутой «большой дубинкой», поставить на колени Великобританию, после чего весь остальной мир будет вынужден принять Pax Americana взамен существовавшего до сих пор Pax Britannica. Но все обернулось совсем по-другому. Потратив десятки миллионов долларов на постройку кораблей, американцы оказались бы с флотом, значительно уступающим английским и японским кораблям основных классов. Ситуация складывалась крайне неприятная.

Если Великобританию и Японию не удавалось обогнать в гонке морских вооружений, тогда следовало найти иной путь выполнения «военно-морского долга» Соединенных Штатов, причем более дешевый. Известный историк Оскар Паркс пишет: «При средней стоимости 7 миллионов фунтов за корабль, три главные морские державы готовились выбросить 252 миллиона фунтов на строительство одних только линкоров». Соединенные Штаты были самой богатой державой мира, но даже для них существовал предел, дальше которого они не могли зайти в военных расходах. Лоббистам «Большого флота» не удалось убедить рядового американца в том, что их страна действительно должна сменить Великобританию в роли мирового жандарма хотя бы ради национального престижа[5].

Новой политике помогли несколько важных факторов, которые начали действовать в это время. Прежде всего, экономика Великобритании, подорванная войной, стояла на грани банкротства. Англия начала войну в ранге самой богатой страны мира, но закончила ее в долгах по уши, причем задолжала, в основном, как раз Соединенным Штатам. Да, остальные державы были должны Англии больше, чем она была должна сама, но рассчитывать на возврат этих долгов не приходилось. А кредитор нажимал.

«Великобритания задолжала Соединенным Штатам большие деньги. Американские власти дали понять, что долг следует возвращать. Их совершенно не интересовало, что Великобритания обезопасила американский континент от германского флота, который в 1914 году уступал только английскому»[6].

И не только это повлияло на британских политиков. Например в марте 1920 года новый Первый Морской Лорд Уолтер Лонг адресовал палате общин меморандум, в котором намекнул, что традиционная британская политика морского господства может быть пересмотрена. «Я считаю, что морская политика всех прошлых правительств, какие бы партии они ни представляли, основывалась на одном общем принципе. Наш флот не должен уступать по силе ни одному иностранному флоту. Нынешнее правительство будет твердо придерживаться этого же принципа».

Однако он лукавил. Правительство Ллойд-Джорджа не собиралось поддерживать «двухдержавный стандарт», который большинство его предшественников считало совершенно обязательным. Когда сэр Дэвид Битти, ставший Первым Морским Лордом, представил на рассмотрение парламента проект флота, который он считал обязательным минимумом в послевоенное время, этот проект был встречен довольно холодно.

Сэр Дэвид намеревался создать Атлантический флот, состоящий из флагманского корабля, 2 эскадр линкоров, эскадры линейных крейсеров, 2 эскадр легких крейсеров, 4 флотилий эсминцев и 3 флотилий подводных лодок. Кроме него, Великобритания должна была содержать и мощный Средиземноморский флот, который планировалось воссоздать после длительного перерыва. В целом такой флот был вполне сопоставим по размерам со старым Гранд Флитом, но с точки зрения экономики это был полный бред. Держать в мирном 1920 году в строю 14 линейных кораблей всем, кроме адмиралов, казалось абсолютно непозволительной роскошью. Это количество было урезано до 6 линкоров Атлантического и 6 линкоров Средиземноморского флотов. Крейсерские и миноносные соединения были урезаны еще сильнее. Количество кораблей во флотилии эсминцев было сокращено с лидера, его помощника и 16 эсминцев до 8 эсминцев в общей сложности[7].

Экономические реалии вскоре начали давить на флот и с другой стороны. Резкое сокращение численности личного состава от максимальной цифры 407316 человек вызвало всеобщее возмущение, особенно учитывая бестактность и глупость, с которой оно было произведено. Эта операция, получившая название «Топор Геддса» по имени тогдашнего Первого Лорда Адмиралтейства, повторилась позднее. Очередному правительству потребовалось сократить размеры жалования, что в результате привело к мятежу в Инвергордоне. Тупость и полное непонимание специфики военной службы, как каиново клеймо, отмечают решения британского правительства в этот период, хотя можно было ожидать, что в 20-х и 30-х годах оно будет действовать более разумно и тактично. Хотя все это не повлияло на силу Королевского Флота, как иногда утверждают, эти события, несомненно, подорвали его дух. А в результате пострадала общая боевая эффективность флота.

Кроме экономических причин, существовали еще и психологические. Страна верила, что Великая Война действительно являлась «войной, покончившей со всеми войнами». Это ощущение было всеобщим, и пацифизм всесокрушающим ураганом несся по западному миру. Он был особенно сильным в Великобритании, и причины этого обнаружить несложно. В течение нескольких столетий страна возлагала защиту исключительно на флот. Маленькая профессиональная армия, разумеется, имелась, но она была просто крошечной по сравнению с армиями континентальных держав, резко увеличившимися в течение XIX столетия. Англия вообще не вела крупных сухопутных кампаний со времен Ватерлоо, то есть более века, и всегда обходилась без призывной системы. Даже Крымская война не убедила англичан, что сухопутная война становится тотальной и кровопролитной. Морская мощь была не только самым эффективным, но и самым надежным вложением наиболее драгоценного достояния страны — ее народа[8].

Обо всем этом пришлось забыть во время войны 1914–18 годов, на континент была отправлена огромная армия, сформированная на основе призывной системы. Она была вынуждена сражаться так, как это привыкли делать континентальные армии, и солдаты вернулись домой разочарованными и уставшими[9]. Чудовищная бойня Западного фронта глубоко и надолго травмировала всех, кто там сражался. Такой же сильный удар получили все, кто потерял родных и близких, а в 1920 году не было практически ни одной английской семьи, которая не пострадала бы за время войны. И теперь англичане были преисполнены твердой решимости не допустить повторения этой жуткой мясорубки.

Самым логичным способом добиться этого было бы возвращение к старой и проверенной системе обороны на море. Но естественная реакция на колоссальные потери, понесенные армией на полях Франции и Фландрии, автоматически распространилась на все виды вооруженных сил. Появлялось опасение, что страдания и жертвы 1914–18 годов были напрасны. Многие считали, что именно морское соперничество с Германией послужило причиной начала войны. А теперь его предлагали заменить другим соперничеством, только в еще более крупных масштабах, и народ не мог примириться с этим. А политики, разумеется, прислушались к мнению народа, и любые аргументы в пользу необходимости укреплять оборону Великобритании оказывались обращенными к глухому. Поэтому прошло совсем немного времени, и палате общин пришлось объяснять, почему Великобритания отстала в области постройки линкоров. В первый, но, к несчастью, далеко не в последний раз в качестве причин было названо «общее политическое и международное положение».

Соединенные Штаты не так пострадали от военных потерь, как Великобритания, однако и в них начало крепнуть всеобщее отвращение к войне и гонке вооружений. Причем общественный климат изменился настолько, что в 1921 году палата представителей урезала вдвое предложенный морской бюджет, разом покончив с реализацией мечты сторонников «Большого флота». Хотя Япония не разделяла общих стремлений, нет ничего странного в том, что обе ведущие западные державы начали сближение, пытаясь остановить новую гонку вооружений до того, как она раскрутится всерьез.

К несчастью, все эти люди доброй воли не избежали старых идеалистических заблуждений. Они забыли, что одностороннее разоружение бессмысленно и, более того, опасно. Они поддались всеобщей эйфории, царившей в то время, и вообразили, что Японию удастся уговорить присоединиться к ним на пути сокращения морских вооружений. Аргумент был прост. Как только Япония убедится, что ей не следует опасаться британского и американского флотов, она тут же бросится сотрудничать с этими странами, чтобы достичь всеобъемлющих ограничений. Это было прекрасно. Но оставался один неприятный вопрос. А что, если найдется держава, которая не подпишет этот пакт и возжелает установить собственное мировое господство? На сей случай было предложено создать международные силы на основе существующих армий, которые помешают таким устремлениям[10].

Может быть, поэтому приглашение президента Гардинга на конференцию по ограничению вооружений было тепло встречено в Великобритании. Лишь немногим меньший энтузиазм проявили второстепенные морские державы — Франция и Италия. А почему бы и нет? Любое соглашение по ограничению морских вооружений могло принести этим странам только выгоды, ведь, учитывая размеры существующих флотов, оно больнее всего било по главной морской державе — Великобритании. Именно Великобритания теряла гораздо больше других, и в конечном счете именно Великобритания, точнее — моряки ее торгового флота кровью заплатили за эти ограничения.

Когда в ноябре 1921 года в Вашингтоне эта конференция начала свою работу, было прекрасно известно, что другие страны дадут генеральное сражение английской делегации, которая будет отстаивать флот достаточно большой, чтобы защищать свою огромную империю. Хуже всего было другое. Английские делегаты понимали, что, пока они борются с внешним врагом за столом переговоров в Вашингтоне, дома внутренний враг в лице министерства финансов готовит им удар в спину. Положение было совершенно незавидным, но сэр Дэвид Битти принял на себя нелегкие обязанности с той же твердостью, которую он продемонстрировал в годы войны, стоя на мостике своего флагмана.

Характер Вашингтонской конференции задала вступительная речь американского президента. Вместо того чтобы приступить к дискуссии относительно наилучших способов ограничения морских вооружений, американцы, как заправский шулер, вытащили из рукава совершенно готовый план. Путем силового диктата они намеревались добиться как минимум равенства на море с Великобританией. Одним прыжком, не потратив при этом ни цента, Соединенные Штаты собирались выйти на первое место. Впрочем, Гардинг знал, что его смелые предложения имеют высокие шансы быть принятыми.

Британское правительство, несмотря на громогласные заявления, сделанные в 1919 году, окольными путями довольно ясно дало понять, что оно не будет слишком возражать против такого равенства[11].

Когда этот план был предъявлен ошеломленным делегатам, последовало новое, совершенно неожиданное и потрясающее предложение: разобрать все находящиеся в постройке линкоры и линейные крейсера прямо на стапелях. Строительство новых линкоров предлагалось заморозить по крайней мере на 10 лет. Уловка заключалась в том, что американцы предлагали учитывать строящийся тоннаж.

Здесь Соединенные Штаты несомненно занимали первое место, причем с большим отрывом. Они должны были разобрать новые линкоры общим водоизмещением 845 000 тонн против 583 000 тонн у Великобритании и 449 000 тонн у Японии. В это количество были включены и существующие корабли, которые также предлагалось отправить на слом. Разумеется, при этом американцы не упоминали, что их строящиеся корабли уже по всем параметрам уступают новым кораблям Англии и Японии, о чем мы уже говорили.

Но американские предложения шли дальше. После выполнения предложенной программы сокращений Королевский Флот все еще имел бы небольшое превосходство над остальными.

Не успели британские представители перевести дух, как на них обрушился новый удар. Американцы не собирались оставлять им даже этого небольшого превосходства и смотрели на данные цифры лишь как на промежуточный результат. По истечению 10 лет суммарное водоизмещение флотов следовало довести до следующих величин:

В результате становилось понятно, что англичанам предстояло идти на новые жертвы, тогда как Соединенные Штаты и Япония сохраняли свои флоты на прежнем уровне. Окончательное соотношение сил флотов главных морских держав задавалось соотношением:

Хотя британская делегация с самого начала ясно представляла, какое сражение ей придется вести, она должна была учитывать, что тылы у нее были крайне ненадежными. Хотя в 1919 году Ллойд-Джордж и заявил американцам, что Великобритания «потратит последнюю гинею», чтобы гарантировать превосходство своего флота над американским, на самом деле все обстояло иначе. Поэтому Битти оставил адмирала Четфилда и его штаб оспаривать американские предложения, а сам поспешил в Лондон. Один из современных историков высказывает свое мнение относительно несколько странного поведения перед лицом столь серьезной угрозы, возникшей за столом переговоров:

«Не приходится сомневаться, что в сложившихся обстоятельствах Битти взял правильный курс. Хотя ставки в Вашингтоне были предельно велики, в конечном итоге именно премьер-министру и британскому правительству предстояло принимать решение. Битти прекрасно знал, что в Уайтхолле имеется влиятельная партия, желающая раздеть вооруженные силы догола, и потому хотел быть в центре событий».

Сам Битти позднее писал: «Если так будет продолжаться, мы останемся без флота вообще, с Вашингтонской конференцией или без нее».

А теперь вернемся в Вашингтон, чтобы посмотреть, как другие государства отреагировали на инициативу американцев. Никто даже не попытался сделать вид, что эти предложения ему нравятся. Япония сочла оскорблением национальной чести предложение заморозить свой быстро развивающийся флот на уровне 60 процентов флотов двух потенциальных противников, поэтому японцы даже не стали скрывать раздражения. Однако японцы оказались достаточно расчетливыми и использовали кораблестроительную программу в качестве предмета торга, который принес им стратегически важные острова Бонин, Курилы, Формозу и Пескадорские. Они обязались не укреплять эти острова, но, давая клятву, наверняка держали фигу в кармане. Более того, американцам было запрещено укреплять Гуам и Манилу. Это означало, что линейный флот в случае войны с Японией сможет базироваться лишь на весьма удаленные от района боевых действий Гавайи. Это соглашение фактически поставило под полный контроль Японии всю западную часть Тихого океана, которую она так жаждала заполучить. Это позволяло японцам без всяких помех осуществлять «продвижение» в Китае.

Если Япония внешне резко протестовала против предложенных соотношений, но потом согласилась с предписанным тоннажем линейного флота, Франция была оскорблена ничуть не меньше. Более двух столетий она являлась главным соперником Великобритании на море, и буквально до конца XIX века ее флот оставался вторым по силе в мире. Конечно, следует признать, что в начале XX века ее опередили сначала Германия, а потом и Соединенные Штаты, но все-таки Франция хранила традиции великой (хотя не всегда победоносной) морской державы. Зато теперь ее хотели приравнять к Италии — стране, не имеющей столь обширной колониальной империи, которую требовалось защищать. Более того, в это время Франция имела самую большую в мире армию, отлично оснащенную и обученную, поэтому предложенные рамки больно ранили ее гордость. Однако она нашла утешение в том, что на Вашингтонской конференции не удалось добиться аналогичных ограничений на строительство малых кораблей, в частности подводных лодок[12]. А ведь Великобритания, памятуя плачевный опыт 1917 года, в этом была крайне заинтересована.

Однако один проницательный историк, капитан 1 ранга Гренфелл точно подметил, что ни одна из держав, несмотря на громкие протесты, реально в Вашингтоне не поступилась своими интересами.

«На самом деле проигравшей оказалась одна Великобритания. Приняв предложенные американцами соотношения, она пожертвовала долго лелеемым превосходством на море над всеми остальными странами. Она потеряла древнюю свободу защищать свои жизненно важные морские коммуникации так, как считает нужным. И она согласилась отказаться от ранее существовавшего превосходства над японцами».

Он добавляет:

«Ради фальшивого символа равенства на море с Америкой британское правительство упустило все шансы добиться равенства на Дальнем Востоке, что имело очень серьезные последствия».

Если дальнейшее развитие событий с виду подтвердило его мнение, то другой, не менее серьезный историк, Питер Пэдфилд приходит к прямо противоположным выводам. Он считает потерю Британией превосходства в линейных кораблях «...серьезным достижением. Она не сумела добиться ограничения в состязании по строительству подводных лодок или военных самолетов, которые были гораздо более важными системами оружия, чем линейные корабли. Но в 1922 году это было внутреннее предчувствие. В то время линейные корабли считались становым хребтом любого флота. Поэтому вполне разумно предположить, что удалось придержать раскручивающуюся спираль подозрений, выпадов и контрвыпадов».

Это звучало разумно и подлило бензина в пламя, раздуваемое пацифистами. «Линейный корабль уволен!»[13] Этот третий фронт против Адмиралтейства открылся сразу после окончания войны. Общественность знакомилась с кипящими на нем страстями, читая колонки «Таймс», посвященные спору «Линейный корабль против бомбардировщика». Более того, существовало ощущение, что британское правительство и измученная войной нация готовы отступить. То, что в 1945 году линкор был окончательно добит развитием авиационных вооружений, не должно оправдывать решения, принятые в 20-х годах, как это часто бывает. Информированные морские круги всего мира в то время были единодушны в мнении, что линкор все еще остается главным орудием морской мощи. Адмиралтейство постоянно было вынуждено отбивать эти наскоки в течение всего межвоенного периода, и моряков слишком часто представляли как узколобых ультраконсерваторов. Такие обвинения были абсолютно не справедливы, но повторялись с пугающей частотой. Причем они совершенно не подтверждались фактами.

Следует сказать, что Совет Адмиралтейства отстаивал столь упорно линейный корабль в условиях сокращения бюджета, потому что был убежден в необходимости этой системы оружия. Если бы выяснилось, что линкор к 1920 году решительно уступает самолету или какой-либо иной системе оружия, она, вне всякого сомнения, была бы с максимальной скоростью принята на вооружение всеми державами, претендующими на статус великих. Не только Великобритания, но и Соединенные Штаты, и Япония сохранили линкор. Когда Германия начала воссоздавать флот, она тоже вспомнила о линкорах. Для малых морских держав содержание линкоров всегда было тяжелейшим бременем, их линейные «флоты» безнадежно уступали в количестве и качестве ведущим флотам. Но даже они не имели ни малейших сомнений в том, что линкор продолжает господствовать на море.

Тот факт, что все эти страны пришли к аналогичным выводам практически одновременно, опровергает утверждение, будто сохранение линкора являлось не более чем «...англо-мэхэновской уловкой, которая еще ударит рикошетом по своим заблуждающимся адептам».

Свою позицию Адмиралтейство определило с самого начала этого затянувшегося и неприятного периода бумажных споров. Признав справедливость усилившейся критики за попытки сохранить в строю слишком большое количество линкоров, Их Лордства заявили: «Морской штаб изучил вопрос с предельной внимательностью, и в результате мы с полной уверенностью отвергаем эти взгляды. По нашему мнению, линейный корабль остается тем основанием, на котором строится морская мощь».

Однако критиков не устроило ни тщательное изучение, ни последовавшие выводы. Пресса день-деньской охаивала линкоры, чему сторонники бомбардировщика и пацифисты (странное сочетание) только радовались. Более тревожным было то, что к этой же точке зрения начали склоняться многие уважаемые люди, которые пытались обеспечить надежную защиту империи в новых обстоятельствах. Среди них были даже отставные морские офицеры. Громче других в Англии звучали голоса адмиралов Перси Скотта и Джона Фишера. Оба они приложили немало сил, чтобы создать флот дредноутов, но сейчас пришли к заключению, что с «all-big-gun» кораблями покончено. В Америке этот же вывод сделал адмирал Уильям Симс, старый друг Скотта, который много потрудился, чтобы повысить эффективность артиллерийского огня американских кораблей. Всех этих людей объединило разочарование в возможностях линкора, которое в 20-х годах получило новый толчок. Активно раздувать скандал принялись сторонники тяжелых бомбардировщиков, которые призывали к полному упразднению военных флотов.

Четфилду в Вашингтоне удалось добиться одной уступки. Так как остальные державы уже построили линкоры с 406-мм орудиями, Великобритании было разрешено построить 2 таких же корабля, чтобы восстановить равновесие, поскольку ее корабли с 381-мм орудиями уже числились в иной весовой категории. Эти 2 линкора получили названия «Нельсон» и «Родней» и были заложены в 1922 году. В строй они вошли в 1927 году. Так как Вашингтонский договор установил предел водоизмещения в 35000 тонн, эти корабли получались гораздо менее мощными, чем линейные крейсера первой английской послевоенной программы. Это признавали все морские офицеры, и досужие шутники уже прозвали непостроенные линейные крейсера кораблями типа «Вишневое дерево», потому что «их срубил Вашингтон». Характеристики новых британских линкоров были следующими:

Линкоры (2):

«Нельсон», «Родней»

33 900 тонн, 9–406-мм, 12–152-мм, 6–120-мм, 23 узла.

Как легко видеть, чтобы выполнить договорные ограничения при строительстве новых линкоров, пришлось пожертвовать скоростью ради брони, как это было раньше. По этой же причине было принято необычное расположение башен главного калибра: все 3 были сосредоточены в носовой части. Это позволило прикрыть толстой броней все жизненно важные части корпуса. Хотя эти корабли часто критиковали, они представляли собой наилучший возможный компромисс. Зарубежные специалисты, особенно американцы, оценивали их гораздо выше. Постройка «Нельсонов» считалась фактором, нарушающим равновесие, потому что они превосходили наиболее современные американские корабли.

Если составить таблицу «Боевых коэффициентов», которые вычислялись в американском флоте по запутанным формулам с учетом наступательных и оборонительных качеств военных кораблей, окажется, что эти линкоры возглавляют список.